Научно-исследовательское судно
"Космонавт Георгий Добровольский"

Сайт ветеранов флота космической службы

Том 1, Том 2, Том 3, Том 4


 

Хроника перехода

сентябрь 1994
пн вт ср чт пт сб вс
      1 2 3 4
5 6 7 8 9 10 11
12 13 14 15 16 17 18
19 20 21 22 23 24 25
26 27 28 29 30    

октябрь 1994
пн вт ср чт пт сб вс
          1 2
3 4 5 6 7 8 9
10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23
24 25 26 27 28 29 30
31            

ноябрь 1994
пн вт ср чт пт сб вс
  1 2 3 4 5 6
7 8 9 10 11 12 13
14 15 16 17 18 19 20
21 22 23 24 25 26 27
28 29 30        

 

 

Дни рождения, посиделки и политиков проделки.
Статья 52 Устава ММФ.
Нептун и Леонов – разговоры про океанские опоры.

 

20.10.1994 г. Курс 39°; φ=08°57N; λ=67°27,5'E; Море 1 балл; Р=759 мм рт.ст; V=14,5 узл; Твоз=28° Твод=29° S=343 мили; L=11 331 миль.

 

Небо в облаках. Солнце просовывает свои лучи в любую дырочку, и светлые пятна на тёмно-серой поверхности воды лежат, как блины на масленицу. Правда, погода не зимняя, но вот пришло в голову такое, и кажется мне находкой. Палуба мокрая, вода к шпигатам тянется ручейками. Из трубы идёт рыжий дым, значит,  в машинном отделении всё нормально. Всматриваюсь в горизонт в поисках присутствия кого-нибудь, кроме нас. Пусто.

На завтраке шли частные поздравления Владимира Степановича Кучеренко с днём рождения. Он был в хорошем настроении и, как мне показалось, уже врезал немножко. Направился на мостик. Там обычная картина: вахтенный 3-й помощник Слава и рулевой матрос Андрей. Происшествий никаких. Спросил Андрея про ласточку. Он ответил, что сегодня смотрел, но найти не удалось, наверное, улетела или погибла...

Последнее слово вызвало воспоминание о стоянке корабля «Маршал Неделин» на рейде Балтийска. Это было в сентябре 1984 г. Мы готовились к переходу в Петропавловск-Камчатский. Рано утром я вышел на палубу делать зарядку. Бегая вдоль надстроек и антенн, я обратил внимание на маленькие комочки, лежащие на палубе. Взяв один в руки, я понял, что это мёртвая маленькая птичка. Серая спинка, жёлтая грудка и чёрный клювик. Лежали они около надстроек. Наверное, это были перелётные птахи. Они летели на свет палубных огней и ударялись о белые конструкции корабля. Тогда и написал стихотворение:

 

Ой, ты птаха малая,

Ой, ты, птаха милая!

Залетела шалая

И упала стылая...

 

Что же ты, залётная,

Берега покинула?

Буря мимолётная

На корабль закинула?

 

Может, в края тёплые,

Ты от стужи рвалась,

Да вот ветру буйному

В сети и попалась?

 

Ну, а может, с весточкой

Ты к кому-то мчалась,

Но не долетела.

С ней тут и осталась.

 

Ничего не скажешь ты,

Не взмахнёшь крылами,

Никогда не встретишься

Снова с берегами.

 

Тогда я ждал весточку с берега, которая могла быть очень для меня горькой, но не было её, а птички были и тревожили, заставляли отвечать судьбе. Вот и теперь я почему-то подумал о ласточке, тревожной весточке и о старпоме. Он её встретил первым.

— Сегодня, как праздник революционный... В столовой украшения – плакат поздравительный, цветок на стол Владимира Степановича поставили. Девчонки новые передники надели, а шеф-повар колпак накрахмаленный приготовил, – сказал Андрей.

— А вы любите праздновать дни рождения? – спросил Слава.

— На этот вопрос, дорогой мой, ответить невозможно. Дни рожденья тоже засчитываются в срок жизни, а как сказал Сергей Довлатов:  «У Бога добавки не просят». Можно по-разному относиться к дням рождения, но когда они наступают, их надо прожить достойно. Когда у меня был юбилей – 50 лет в 1984 г., мне тоже задали такой вопрос, и я попытался ответить стихами. Тогда я их прочитал и хлопали. Когда прощались, кто-то сказал, что так думают многие. Я их помню, вот послушай:

 

Друзья мои! На удивленье,

Мы ждём, как праздник, день рожденья.

И забываем – каждый год

Ступенька в мир, где всё замрёт.

 

Когда наш мир – одни игрушки,

Одежду красят банты, рюшки,

Рожденья дни, услада тех,

Кто плод амуровых утех.

 

Растём. И вскоре понимаем:

Наш день рожденья – тортик с чаем.

Друзья по садику и школе

Придут на чай по доброй воле.

 

Подарки, сладости, цветы...

Дом полон счастья, теплоты!

Взрослеем быстро, гоним годы

И жаждем воли и свободы.

 

И вечно так! Не замечаем,

Что с каждым днём её теряем.

Младые годы – дни открытий!

Беспечны мы. С задором прыти,

 

Считаем – вечно будем жить!

Успеем многое свершить!

Тут дни рожденья лишь ступенька

Стать повзрослей ещё маленько.

 

Друзья, родители и деды

Сулят успехи и победы!

А сладость первых увлечений,

Любовных драм и приключений

 

Мир превращает в маскарад,

Где трубы медные звучат.

Друзья мои! И дни рожденья

Проходят, словно сновиденья.

 

А вот и даты сына, дочки!

Уже другие заморочки.

Вы рады, счастливы за них.

Но ваш восторг уже притих.

 

Вы привыкаете к словам,

Что говорят и им, и вам.

Подарки цените по ценам,

Гостей, по занятым ступеням.

 

А тосты, что потоком льют,

Вас жмут, как лошадей хомут.

Сонеты, гимны и поэмы,

Смешные спичи, в прозе темы.

 

И всё же — дни идут в зачёт!

Жизнь продолжается, течёт!

А день рожденья каждый ждёт,

Хоть и брюзжит, и чушь несёт.

 

— Вроде бы так, а незавершённость какая-то остаётся, – прокомментировал Слава. Я и сам-то бываю рад дню рождения. А иногда лучше бы его и не было! Вот только в море всегда хочется его отметить, и знаете почему?  Потому, что к нему готовишься ещё на берегу. На судне о нём знают, и этот день отмечает весь экипаж, а начальство молчаливо разрешает нарушить сухой закон. Чувствуешь, – твоё рождение кому-то интересно, его ждут. Ну, как артист ждёт выхода на сцену, так и я на судне жду своего дня рождения. Очень хочется аплодисментов.

— Он клонит к тому, что у него тоже скоро день рожденья, – заметил Андрей.  Он готовит подходы к вашим запасам.

— Брось ты, Андрей, чушь нести!  У меня день рождения в ноябре, и мы будем уже дома. Я тебе скажу так – на земле его можно просто замотать. Ну, сам понимаешь, если нет настроения. А на судне – никак! Здесь ты его не очень жалуешь, а твои сотоварищи на него какую-то надежду возлагают. На судне не так много праздников бывает: «Нептун», Новый год и дни рождения, пожалуй, когда начальство права человека вспоминает. Народу, который надеется быть приглашённым, очень желательно размагнититься почти официально. Они придумывают поздравления, хохмы, розыгрыши – у них есть на это время!... Мастер не отказывает выделить из представительских для разговения. И ещё – тосты в честь новорождённого здесь проще и честнее. Слава замолчал и как бы забыл о нас. Он смотрел в иллюминатор, как будто он должен был, что-то увидеть. Вдруг, он повернулся к нам и сказал:

— Вроде мы здесь все вместе, на глазах друг у друга, а ведь не знаем друг о друге почти ничего. Так, всякие приключения, да способности «школу» за хороший сармак[2] на барахолке закончить. А на дне рождения в море у меня разговоры были душевные и очень чувствительные. И друзья-товарищи внимательны, и слушают терпеливо, и посочувствуют, и покуражатся, если есть над чем. А что? Много не выпьешь, сбегать некуда, а времени, сколько хочешь. Вот и занимаемся травлей. Выговоришься до дна и чувствуешь, что изменения произошли в тебе – понятым товарищам становишься, да и себя поймёшь больше. Ведь я вам признаюсь, когда меня с моим ларьком кинули, а потом ещё и сожгли его, так мне было муторно:  все мои абудабийские капиталы ухнули. Ну, думаю, хана пришла! – Слава говорил искренно и увлечённо. Казалось, он ждал этой минуты и желал, чтобы его слушали:

А тут услышал клич, – на «КВК» опять народ набирают. Пришёл. Взяли. И в каюте собрал братанов по «КВК» и предложил отпраздновать мой день рождения, хотя он давно прошёл, а новый не наступил. Никто не стал выяснять истину – просто хотелось всем собраться, а если есть чудак, который берёт всё на себя, то давай! И выговорился им. И жалели, и ругали, и смеялись, а душевный покой вернули. Вот, думаю, заработаю за этот рейс и опять дело закручу. Плавать нынче устроиться без знания языка очень трудно! Пароходства-то нет уже. Одни долги остались.

— Я соглашаюсь со Славой, – заметил. День рождения в рейсе – это сцена из спектакля «Судьба», которая никогда не повторяется, но всегда изменяет твоё отношение к спектаклю. На судне общение в большинстве случаев происходит на посиделках с чаем, с кофе или с алкоголем различной крепости. Дни рождения – тоже посиделки, но уже с предсказуемым сюжетом и розданными ролями.

Статья 52 Устава службы на судах, Министерства морского флота Союза ССР гласит:

«Членам экипажа, а также другим лицам, на которых распространяются требования настоящего Устава, запрещается приносить на судно и употреблять спиртные напитки, а также появляться в нетрезвом виде. Член экипажа, вышедший на работу или заступивший на вахту в нетрезвом состоянии, подлежит немедленному отстранению от исполнения служебных обязанностей».

Для всех плавающих эта статья всегда была шарадой, которую каждый разгадывал по-своему. Приносить нельзя! А привозить и поднимать краном? Гости могут приносить или нет? А если пришёл выпивши или угостили на судне, в салоне капитана, каюте начальника экспедиции?

Рейсы на НИСах, как правило, длятся 6 и более месяцев. В экспедиции и экипаже, как минимум, несколько десятков дней рождений. Лишить такого атрибута жизни не может никакая сила – будь то устав, инструкция или моральный кодекс строителя коммунизма. И бурлили противоречия между начальниками и подчинёнными и в трезвом, и в нетрезвом виде. И в большинстве случаев, которые мне известны, начальники находили выход и решали вопрос — пить или не пить, можно или нельзя? Мудрые мужики поздравляли новорождённого, презентуя ему ёмкость с огненной водой, и, между прочим, напоминали, что организатор торжеств несёт полную ответственность за себя и своих гостей.

Многие начальники сами ходили на торжественные посиделки и получали не только удовольствие, но и много любопытной информации, а иногда удавалось разрешить личные вопросы кого-нибудь из присутствующих или понять те или иные события самому. Могу с уверенностью сказать, что чувство доверия и взаимопонимания после таких посиделок только укреплялось. На моей памяти нет плохих примеров по дням рождения, где присутствовали те или иные начальники. В это не могли поверить наши политработники из состава проверяющих комиссий. Некоторые не принимали никаких доводов и, узнав о присутствии руководителя на дне рождения и употреблении там спиртного, требовали наказания и отрицательно характеризовали состояние дисциплины. День рождения на НИСах был важной составляющей нашей жизни.

— Борьба с зелёным змием – вечный двигатель воспитательной работы эпохи застоя – раздался бодрый голос капитана. Он появился из штурманской рубки.

— Я просматривал место нашей будущей стоянки и слышал ваши рассуждения о проблеме празднования дней рождения на судах и недооценке политическими работниками полезных сторон этого дела. И вот что я вам скажу, дорогие мои:  хороший капитан, вернее правильный капитан, всегда ставил перед перпомом задачу  – ни одного дня рождения без контроля и участия со стороны командования. Правда, первые помощники, как и ваши замполиты, были разные – кто воспитывал, а кто информацию собирал. Спиртное на флоте считается злом с момента его появления, и борьба с ним ведётся непрерывно во всех странах, независимо от существующей в них политической системы.

— Пить моряки начали, когда появилось питьё. В Европе крепкие напитки стали употреблять в конце XVII века. В начале XVIII века пошли в ход ром, коньяк, джин и других напитки. Морская братва с таким рвением их осваивала, что адмиралы запаниковали – дисциплина на флотах стала рушиться. И чего уж тут не изобретали – запрещали, вводили нормы, жестоко наказывали, вплоть до смертной казни, изобретали специальные морские напитки. История показала, что борьба с пьянством всегда начинается там, где существующий строй терпит крах. Вы сами пережили борьбу Горбачёва за трезвую жизнь. В России водка госмонопольная стала мафиоподпольная.

Мастер в белом тропическом костюме был похож на пророка, явившегося к грешной черни. Его речь была неожиданна. Пока он говорил, в рубку вошли старпом, старший механик, радист, наш виновник торжеств и, конечно, неотделимый от него доктор. Они стояли у двери на крыло мостика правого борта и удивлённо слушали мастера. В глазах у них поблёскивали озорные искорки – видимо, «поздравились» они уже прилично.

— Что там вы, Владимир Львович, про специальные морские напитки сказали?  Это неизвестный нам способ борьбы с пороком.  Думаю, что в прошлом вы скрывали этот метод от партийного руководства? – стараясь чётко выговаривать слова, закончил доктор.

— Интересно бы нам опробовать этот метод, – подыграл старший механик. Тем более что команда испытателей готова.

Мастер уловил настрой и включился в эту игру.

— Если наш директор изыщет необходимое сырьё, то я готов организовать и произвести все действия для обеспечения испытания этого способа, а суть его в следующем:  Английский адмирал Джорж Вернон предложил заменить ром крепостью 60° на коктейль, состоящий из рома и ⅔ воды с добавлением лимонного сока и сахара. Поначалу изобретение получило одобрение адмиралтейства и моряков. Но дельцы всегда знали, что там, где есть спиртное по закону, можно делать незаконные деньги. Снабженцы и раздатчики коктейля начали красть – просто не доливать рома. Матрос мог перенести наказание, скудость пищи, недостачу воды, но недолив в пинту – оловянную посудину на пол-литра  рома, вызывал возмущение и недовольство. В отместку матросы прозвали адмирала «старым грогом». Адмирал носил неуставной плащ из ткани «грограм». Напиток стали называть не «коктейль Вернона», а «напиток старого грога». Потом первые два слова потерялись в дыме сигар и мраке таверн, и напиток стал называться «грогом» – вот так... Ну, рома у нас нет, а холодную водку можно сотворить. Испытатели готовы?

Коллектив хором подтвердил свою готовность. Капитан лукаво посматривал на меня,  он мне мстил за то, что все спиртные запасы, кроме тропического довольствия, хранились у меня в каюте. Но день был такой, что испытания с питьём проводить придётся.

— Давайте дождёмся обеда. Там столы готовят. А сейчас ещё раз поздравим Степаныча с днём рождения. Капитан поддержал моё предложение и тут же исполнил. После поздравления он собрал штурманов для занятий по организации стоянки судна. Оставалось 3 дня до прихода. Остальные, сделав озабоченный вид, разошлись по судну.

Работа над материалами для книги всё больше втягивала в процесс оценки прошедших событий. В то время чаще думали о том, как вписаться и не попасть в водовороты течения жизни. Боролись с ними, обходя мели или переползая через них, расходились со встречными и сходились с попутчиками, просто плыли по течению или пытались плыть по своему желанию. Теперь, оглядываясь назад, пытаешься разобраться в причинах и следствиях всего происходящего и запомнившегося. Читаешь дневники тех лет и понимаешь, как много мы пропускали мимо, часто выполняли то, чему нас учили, и не задумывались,  а чему нас учили? Так, наверное, живёт каждое поколение.

Разговор о цене дней рождения в нашей жизни заставил покопаться в дневниках и памяти. Стихотворение было написано значительно позже. Оно отражает моё отношение, но не даёт оценку. В дневнике я нашёл несколько тем, имеющих к этому отношение.

В сентябре 1970 г. «КВК» выходил в рейс из Ялты. В Одессе была холера, и въезд, и выезд были закрыты, короче, был карантин. В рейс шёл не штатный состав экспедиции «Комарова», а весь офицерский состав ещё строившегося на Балтийском заводе в Ленинграде НИС «Космонавт Юрий Гагарин», во главе с начальником экспедиции Валиевым и замполитом Пузыней. Многие гагаринцы шли в рейс впервые – это были выпускники академий, училищ и офицеры наземных измерительных пунктов.

В задачи рейса входили: обеспечить полёт космического аппарата «Зонд-8» в рабочей точке порт Гавана, провести рекогносцировку мест предполагаемой работы наших НИСов – порт Монтевидео, порт Конакри, обучить экспедицию «КЮГа» работе на техники, подготовить коллектив к приёмке НИСа. По технической учёбе проблем не было. Все имели, как минимум, 2 образования: среднетехническое и высшее инженерное. Задачу создания задела спаянности коллектива планово выполнять трудно. Здесь нужна каждодневная работа, основанная на огромном желании сделать это. Впервые в этом рейсе в экспедиции шёл в рейс штатный замполит. Он по своим качествам мог эту работу организовать.

На берегу, конечно, члены экспедиции «КЮГа» уже были повязаны служебными отношениями, но это не вносило в их офицерскую жизнь больших новшеств. Новыми были гражданская одежда и каждодневное толкание в подвалах жилых домов на Хорошёвском шоссе, где размещалась войсковая часть 26179 – 9й ОМКИК. Помещения в подвалах были малоразмерные, и собрать можно не более 10 человек. В летнее время члены экспедиций собирались на лавочках дворовых сквериков, а зимой в тамбурах подвалов или в подъездах.

Когда эти люди прибыли на борт «КВК», они впервые могли все вместе собраться в одном помещении. В предыдущих рейсах в экспедиции партийно-политическую работу организовывал секретарь партийной организации, а теперь был профессионал, которому за эту работу назначали денежное содержание.

К тому времени замполиты в армейской службе стали заметными фигурами. После снятия министра обороны маршала Жукова в 1957 г. роль Партии и политического руководства в армии постоянно нарастала. Сейчас можно сказать, что партийное руководство нутром чувствовало, что власть уходит, и пыталось всеми возможными методами укрепить её. Армия всегда была опорой, и поэтому, в ней укрепляли власть Партии в первую очередь. Без замполита не оформлялась аттестация офицера, не принималось ни одно решение командира, не решался ни один социальный вопрос. Первейшее место в командирской подготовке занимала политучёба. Замполит был глаза и уши партии. Политическое управление Советской Армии было на правах отдела ЦК Партии со своим кадровым аппаратом.

Все мы были членами партии. Замполиты стояли в партийных рядах тоже, но считались особыми людьми. Если говорить просто, то мы их боялись, а они нас. Даже на судне, когда мы постоянно рядом, стоило замполиту появиться на посиделке, атмосфера её тут же менялась. Появлялся мотив всеобщей целомудренности и аккуратности высказываемых суждений. Общий фон мог и не нарушаться. Если принималось горячительное, то его не прятали, – это было ни к чему. Говорили о судовой жизни, спорили о различных сторонах нашей жизни, доказывали свою правоту, но никогда не лезли в идеологические основы тех или иных поступков или действий, как на службе, так и вне службы. Мы знали, что мнение замполита в большинстве случаев сказывалось на судьбе человека, как направленная помеха на телевизионный сигнал – изображение есть, а рассмотреть действие невозможно и звук плохой. Конечно, были исключения в их рядах, но в целом их готовили в специальных учебных заведениях как стражей и защитников идеологии и генеральной линии Партии.

Кажется, я полез в ту тему, которую на протяжении всех моих 37 лет службы в Вооружённых Силах обсуждали, открыто только на собраниях, и втихаря, на посиделках. Комиссары были, как пророки, политруки, как их ученики, а замполиты  – разорившиеся наследники. Комиссаров мы представляли по книгам и фильмам об Октябрьской революции и гражданской войне – они были глубоко верующие в коммунизм люди. Политруки – это война c Финляндией и Великая Отечественная – личным примером поднимали бойцов в атаку за Родину, за Сталина! Замполиты и начальники политотделов из времён холодной войны, строительства развитого социализма, потом реального, а затем перестройки. В армии я с 1952 г., и первых замполитов плохо помню. После снятия Г.К. Жукова в частях начали активно работать суды чести. Тогда в авиацию и ракетные войска было направлено много морских офицеров, которые не очень понимали, почему их, морских профессионалов, лишили возможности применить свои знания на флотах.

В 9-м авиационном, минно-торпедном полку, где я начал свою офицерскую службу после окончания военно-морского училища, таких офицеров было много. А народ мы были российский, и всякие неурядицы или развлечения разбирали или сдабривали, конечно, по-нашему. Бой пьянству был решительный. В 1957 – 1958 гг. в месяц проходило 2 – 3 суда чести. Увольняли, снижали в воинском звании безжалостно.

Помню первый суд. Нас, лейтенантов, в приказном порядке обязали присутствовать. В малом зале дома офицеров авиационного гарнизона Североморск-1 были поставлены стулья, и перед ними стол с красной скатертью для членов суда и обычная скамья для подсудимых. Два старших лейтенанта сидели на ней. Оба носили форму плавсостава. Суд представляли 2 капитана и майор. Лицо майора мне показалось знакомым. Он, как председатель суда младшего офицерского состава, зачитал текст обвинения.

Суть состояла в том, что оба старлея, возвращаясь в гарнизон из Мурманска, на КПП заспорили с дежурным из-за того что он их не пропускал из-за нетрезвого вида. В пылу спора дежурный назвал моряков «задницами в ракушках», а моряки оценили дежурного, как «вонючую портянку», хотя он носил форму морской авиации. Дело дошло до рукоприкладства. В схватке испортили интерьер КПП и погнули шлагбаум. В общем, дело выглядело, конечно, непристойным и требовало наказания. По мере изложения сути проступка председателем, я старался вспомнить, где его видел? И вспомнил.

Недели 2-е тому назад мы с моим сослуживцем возвращались из кино и в кювете увидели пьяного майора, пытающегося выбраться на дорогу. Мы помогли и довели его до дома, который он нам указал. Теперь майор, замполит эскадрильи, чихвостил лейтенантов с таким рвением и усердием, что их будущее выглядело чёрной дырой. Суд, как и положено, закончился снижением в воинском звании. А на мой вопрос, – как так можно судить, если судьи подсудны? – командир мой ответил: — Работа у них такая.

В жизни нашего поколения замполиты были значимыми фигурами. Хотя мы все были офицерами и служили в одинаковых условиях, но кто попадал в политорганы, уподоблялся апостолам. Ответственность их была не перед Богом, а перед Партией, а вместо заповедей был моральный кодекс строителя коммунизма. Помню, как в академии на семинаре по «Основам коммунизма» слушатели-офицеры задали преподавателю вопрос:

— Мы смотрели фильм «Наш Никита Сергеевич», и у нас при обсуждении его возник вопрос – не возвращаемся ли мы к культу личности? Со времени ХХ съезда прошло всего 8 лет, а разоблачивший культ личности Сталина Хрущёв становится незаменимым, самым мудрым и всемирным вождём?

Преподаватель сначала спокойно стал убеждать нас в непонимании значения авторитета руководителя страны, потом стал раздражаться, столкнувшись с нашими возражениями и неприятием его аргументации. Вскоре он обратился к секретарю партгруппы о непартийном настроении в учебном отделении, а под конец семинара заявил, что доложит о слабой партийно-политической работе начальнику факультета. И доложил. Пошла раскрутка. Меня, как командира учебного отделения и секретаря партгруппы, сначала вызвал начальник курса полковник Медов, а затем секретарь партбюро факультета, и дело пошло бы дальше, но октябрьский Пленум ЦК 1964 г. снял  Хрущёва со всех должностей. На очередном семинаре преподаватель был очень скован и искал повода поговорить о произошедшем. И вот что он нам сказал, чтобы сгладить конфликт:

— Вы знаете, что политорганы руководствуются указаниями Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота. Нам было указание бороться с разговорами о культе личности Хрущёва.

Получилось так, что из таких же парней, как мы, воспитывали касту всегда правых, всегда выполняющих волю Партии – руководящей и направляющей силы нашего народа. Их слово было самым весомым при аттестации офицера, при выдвижении на должность, при распределении квартир, во всей нашей жизни. И знаю, большинство из нас, старалось заслужить оценку политработника: «активно участвует в партийной и политической работе, настойчиво изучает марксизм-ленинизм».

Последнее, достигло апофеоза, когда всех офицеров обязали писать три конспекта по политической учёбе: Ну, тут фантазия просто фонтанировала. Проверяющие требовали на каждом листе поля, отчёркнутые, желательно, красным цветом, для записи понимания изучаемого вопроса. На каждый год выдавался список рекомендованной литературы с указанием обязательных трудов классиков. Тетрадки обычные считались неполноценными. Одобрялись тетради типа амбарных книг.

Изучающие изощрялись тоже. Владельцы красивого почерка быстро выбивались в передовики. Записи украшались цветным подчёркиванием, дополнялись подклеиванием вырезок из периодической литературы. Тетради некоторых умельцев украшались по способности. Фломастеры были очень популярны. При проверках первым делом проверялось наличие конспектов и их соответствие программе. Даже самые высокие начальники похвалялись своими конспектами перед нерадивыми учениками. Как рассказывали знакомые офицеры из центрального аппарата, за несколько дней до семинара заметно снижались такие показатели, как хождение по кабинетам, неслужебные разговоры по телефонам, кучкование после работы, по случаю выпить пивка или ещё чего-нибудь, игры в шахматы или домино – все строчили конспекты.

Офицер, имеющий красивые конспекты, приобретал известность. И что странно, выступления не поражали слушателей и проверяющих глубиной знаний. Многие руководители занятий и проверяющие рекомендовали при ответе пользоваться конспектом, так как многие затруднялись изложить то, что написано в конспектах. Были случаи, когда проверяющий удивлялся тому, что конспекты написаны разными почерками. Автор, смущаясь, утверждал, что писал поздно ночью и засыпал над конспектом или жаловался на плохие жилищные условия. От последнего довода проверяющий сразу делался понятливым. Этот вопрос был самым трудным и всегда достоверным. Конспект засчитывался.

А на самом деле, к средине 70-х годов конспектирование превратилось в фарс. Некоторые очень деловые офицеры сдавали свои конспекты в аренду, заменив реквизиты титульного листа реквизитами арендатора. Увольняемые в запас умудрялись даже продавать свои конспекты.

По опыту прошедших лет, могу с убеждённостью сказать, знаний эти конспекты не давали. Они занимали много времени, тормозили инстинкт поиска нужного и оптимального пути к цели, стремление узнать о явлении или предмете, вызывающих интерес, проще говоря, свободно выбирать то, что необходимо для активного служения обществу.

Наш замполит Алексей Семёнович Гнидкин на сборах руководящего состава ОМКИК одним из важнейших вопросов в воспитательной работе в период рейса назвал искоренение употребления спиртного на днях рождения. С первого нашего знакомства он навязывал эту мысль при инструктаже перед рейсом и очень интересовался при возвращении.

— Вы должны быть личным примером для своих подчинённых и проявлять требовательность к ним, равную и справедливую. Вы знаете, что на наших судах действует сухой закон. А как вы будете это исполнять, если вы пьёте со своими подчинёнными?

Марксистско-ленинская подготовка проводилась 2 раза в месяц по 4 ч у офицеров и еженедельно у служащих. Для всего личного состава 1 раз в неделю политинформация. Дополнительно планировались не менее 4 мероприятий в месяц в виде лекций, докладов, конференций и семинаров. Потом появилось название коллоквиум.

Иван Моисеевич Мартынов – заместитель по политической части командира НКИКа уделял много внимания ОМКИК. Он часто был председателем комиссии по проверке НИСов. Мне выпал случай быть членом такой комиссии по проверке НИСа «Академик Сергей Королёв» при возвращении его из первого рейса в сентябре 1971 г. В этом рейсе «АСК» работал по «Союзу-10», «Союзу-11» и «Салюту». Тогда на «Союзе-11» погибли Добровольский, Волков и Пацаев.

Встречали мы судно в порту Батуми, и проверку должны были провести на переходе от Батуми до Одессы. Такие приёмы работы комиссии использовались очень часто. Ленинградские суда принимали комиссию в Риге или Таллинне, а Одесские в Ялте или Батуми.

В те времена расходы на это никто не считал – деньги шли из бюджета в плановом порядке, и главная задача была потратить их своевременно. Иван Моисеевич в Москве провёл инструктаж о тщательной и справедливой проверке, предупредил о недопустимости употребления спиртного членами комиссии на всех этапах деятельности. В целях экономии средств на командировки, которые тоже выделялись из бюджета, следовать в Батуми на поезде. По лицам членов комиссии пробежала тень печали – почти 2-е суток быть под неусыпным контролем.

А коллектив собрался очень жизнелюбивый и не аскетический. Один Леонид Васильевич Коломиец – полковник медицинской службы, врач НКИКа и, самое главное, чистой воды одессит, чего стоил. Как он сам говорил:  «Одесситов чистых кровей нет». Когда одессита спрашивают, каких вы кровей?  истинный одессит ответит: «А какие вам хотите?» В молодости он участвовал в Великой Отечественной войне, в послевоенные годы был врачом команды ЦДКА, а потом стал нашим врачом. Был он под 2 м ростом, и когда заходил в каюту, то заполнял её полностью. Лицо напоминало атланта, уставшего держать небо. Когда он говорил, казалось, на вас падает поток улыбок, а если глаза в прищуре, то готовьтесь к выстрелу. Ждите, вот-вот щёлкнет курок, и одесская хохма пронзит ваш слух и, всплеснув руками от неожиданности, вы хохотнёте, всхлипните и захотите ещё раз услышать что-нибудь.

Он безошибочно оценивал человека по внешнему виду. Пока мы ждали председателя комиссии, Леонид Васильевич – самый старший по возрасту и по званию, рассматривал коллег и каждому находил что сказать. Он знал всех. Только я для него был человеком новым. Остановив взгляд на мне, немного наклонившись, сказал:

— Мужчина, просить вас можно встать? Очень хорошо! – одобрил он исполнение просьбы. Вот теперь глаза в глаза поговорить мы можем! Судя по вашему цветущему виду, – помощь врача вам не нужна! Должен, как врач сказать, вы нуждаетесь в постоянном наблюдении со стороны службы здоровья. Насколько мне известно, вы с «Космонавта Владимир Комаров»? А одесский экипаж очень обеспокоен излучениями вашего, как они пишут, «Кретона», которые могут сильно повлиять на рождаемость в Одессе. Вы разделяете их беспокойство?

—Леонид Васильевич, я отвечу вам как одессит одесситу. Встречаются двое и, конечно, на Дерибасовской:

— Вы слышали, завтра обещают 44° в тени?

— А кто Вас заставляет ходить в тени?

— А! Так вы ещё и из Одессы! Теперь нам будет легче справляться с этой столичной компанией. Так состоялось наше знакомство.

Инструктаж Мартынова я выслушал внимательно, понимая, что итоги моей работы в комиссии скажутся на возможности занять должность главного инженера на «АСК». Эта ступенька была выше «КВК». Леонид Васильевич прервал мои размышления, прошептав:

— На подъём Государственного флага на «АСК» под руководством Ивана ездил в Николаев. Он также предупреждал, – ни в коем случае не потреблять!

Иван Моисеевич внимательно осмотрел нас. Нашёл секретаря парткома ОМКИК и дал последние установки:

— Старшим группы назначаю Табачкова. Я прилечу самолётом. Неотложные дела. Предупреждаю. Буду лично проверять всех!

От услышанного лица у всех посветлели, а Леонид Васильевич тихонько сказал:

— Нет человека, нет проблем. Готовьтесь в дорогу по полной программе.

Вагон был купейный. Мы занимали 4 или 5 купе. Колёса уже отстукивали ритмы полного хода. Мелькали покосившиеся телеграфные столбы, с шумом пролетали платформы и встречные поезда, в огородах копошились люди, трава ещё была зелёной, а вот деревья, защищающие дорогу и в лесу, были разрисованы мазками, где жёлтыми, где багряными, а иногда и чернью пожарищ. Все обустроились, успокоились и потихоньку стали доставать припасы в дорогу. В пути всегда пробуждается аппетит. Хочется варёного яйца, курицы и чая в стакане с подстаканником. Так уж повелось в России, на всех станциях продавали это. Кипяток был на каждой остановке. Во время развёрнутого социализма чай стали подавать кондукторы по русскому обычаю, – в стакане с сахаром и ложечкой. Никто и намёка не делал нарушить наказ Ивана Моисеевича.

— Ну что, чайком побалуемся? – громко спросил кто-то в соседнем купе. Начальство кефиром балуется и в ресторан идти не предлагает. Леонид Васильевич, а правду говорят, что водка обладает лекарственными свойствами?

— И почему ты мне раньше этот вопрос не задал? Где ты тогда был? Я тебе на практике покажу, что водка не только лечит, она, потерпевшему невзгод возвращает счастья годы. Следи за мной и слушай...

Леонид Васильевич зашёл в купе к Табачкову, сел напротив и стал внимательно осматривать его и всё, что было при нём.

— Что-то наш уважаемый партийный босс бледный, под глазами синь в мешках и в глазах мостится страх. Опять язва душу мутит, и кишки в желудке крутит! Жить зараза не даёт хоть владелец и не пьёт! – с трогательной интонацией эскулапа продекламировал Коломиец.

— Ты смеёшься док, а ведь оно так и есть... Просил я Ивана Моисеевича не брать меня из-за неё, а он меня ещё и старшим сделал. Все, наверняка, с собой по бутылке имеете? Да ещё и не по одной. А мне не до шуток... Сам знаешь, послужить ещё надо... Выслуга – гарантия пенсии...

— Я тебе скажу так, Николай, – кефиром ты делу не поможешь! Ну-ка, покажи язык... Он у тебя весь белый – воскликнул Леонид Васильевич и вытаращил глаза так, будто он увидел динозавра... И пульс у тебя неровный, – добавил доктор участливо.

Табачков всё принимал всерьёз, соседи по купе, представлявшие в комиссии штаб, главного инженера и отдел кадров, слушали этот диалог, чувствовали какой-то подвох, но ещё ничего не поняли и делали серьёзные лица.

— Есть хочется, и боюсь... Может поголодать? – тоскливо спросил Табачков.

— Голодать хорошо только в целях экономии. Сэкономишь на похороны, на поминки и на памятник, – так говорил мой учитель профессор Рабинович. Что вам жёны положили в дорогу? Давайте всё на стол... О! Да тут набор лечебного питания, – воскликнул Леонид Васильевич. Такую пищу можно назвать царской, а под царскую закуску можно и «Столичной» водочки. Уверен, что налёт с языка сойдёт, пульс нормальный ритм возьмёт, бледность квёлая сойдёт, а в желудке начнётся прогресс – нормальный пищеварительный процесс.

Знаете, мой многоуважаемый пациент, я однажды рассказал профессору Рабиновичу историю больного, который должен был умереть ещё 10 лет том назад до нашего разговора. Больной-то, до сих пор жив! И когда его спросили, как вы себя чувствуете, то он ответил: Не дождётесь! Так вот как это оценил профессор:

— Да, так бывает! – Это ещё раз доказывает, что когда больной действительно хочет жить, то медицина бессильна...  Ну-ка, доставайте «Столичную», и докажем бессилие медицины, – завершил своё наступление доктор.

Тут же на столе появилась «Столичная», мгновенно была открыта и разлита в стаканы, неизвестным путём попавшие на стол. Табачков испуганно смотрел на согласованные и решительные действия всей компании. Он автоматически взял свой стакан, чокнулся с каждым и выпил... На какое-то мгновение окаменел и даже не дышал. Потом по лицу пошли признаки румянца – кровь побежала, лёгкие задышали и тоска, стукнувшись о бутылку, вылетела из купе.

— А теперь довожу до сведения всех, – громко, так что было слышно во всех купе, произнёс Леонид Васильевич. Наше высокочтимое руководство железнодорожного рейса Москва – Батуми имело честь выпить «Столичной» за успешное, без всяких происшествий, путешествие и радостную встречу с председателем... Прошу всех поддержать тост за здоровье председателя комиссии и её членов.

Так был разрушен ещё один барьер в нашей жизни. Мы благополучно доехали к месту назначения. Иван Моисеевич встретил нас в порту. Он уже договорился с пограничниками и таможней, что нас доставят на борт «АСК» вместе с властями. С каждым из нас генерал здоровался за руку и старался оказаться, как можно, ближе, чтобы проанализировать выдыхаемый воздух. Мне показалось, проверка прошла удачно для нас – все очень тщательно брились и одеколонились.

Пока власти открывали границу, комиссия находилась в салоне капитана и начальника экспедиции. Здесь Иван Моисеевич нас удивил и обрадовал:

— При проведении проверки прошу учесть, – рейс был трудный. Длился он почти 7 месяцев. Первый рейс судна и трагическая гибель экипажа «Союза-11». Прошу акт проверки подготовить к приходу в Одессу.

Такой инструктаж благоприятно воздействовал на наше настроение, но генерал был верен себе и дополнил строго:

— Предупреждаю по вопросу употребления... Одеколоны и духи вас не выручат... Буду оказывать вам внимание на утренних совещаниях.

Теперь я понимаю, генерал был закалённый солдат старой партийной гвардии. К тому времени он стал номенклатурной фигурой, правда, не высшего ранга, но номенклатурой, и поэтому в любых условиях и обстоятельствах он защищал интересы верхов. Он делал это искренно и добросовестно. Провожая нас в рейс или встречая, он всегда выступал с докладом, который по содержанию мало чем отличался от предыдущего. Всё в рамках программы очередного съезда и решений пленумов.

И политработники, и мы были членами партии. Они и мы служили и делали одно и то же дело. В одном была разница – политработники убеждали нас в том, что мы делаем всё для светлого и счастливого будущего. Рядовые коммунисты отвечали за конкретные дела, результаты которых должны были приближать его к цели. Но, с каждым сделанным шагом к будущему, рассмотреть его становилось всё труднее. Политработникам, приходилось доказывать, что большое видится на расстоянии. От этого взаимопонимания, которое было основным показателем успеха политической работы, фактически не получалось. Вся их работа заключалась в стремлении к сглаживанию конфликтных ситуаций, поиску компромиссов и нейтрализации неугодных.

Все замполиты на наших судах до 1980 г. подбирались политотделом НКИК. Они были голосом и глазом его. Главная их задача – исключить возможность побега и следить за состоянием идеологического заряда каждого члена экспедиции и не допустить падения потенциала ниже заданного уровня.

Из тех, кого я знал, мог бы отметить двоих, знавших своё дело и пользовавшихся заслуженным авторитетом, – Николая Филаретовича Пузыню – замполита экспедиции «КЮГ» и Петра Ивановича Осолинского – «КВК». Они вписывались в коллективы по моральным и профессиональным качествам, были вхожи на любые посиделки и никогда не давали своих подчинённых в обиду. Правда, Николай Филаретович сделал всего один рейса, Пётр Иванович ходил на КВК до последнего рейса – до конца 1989 г.

В среде наших замполитов вырос крупный политический деятель партии ЛДПР, депутат Государственной думы Михаил Иванович Мусатов. Он пришёл в ОМКИК сначала на должность зам. начальника политотдела, а вскоре стал и начальником. Он сразу взялся за укрепление вертикали политической власти. Предложил новые методы и способы влияния на командный состав. Пользовался большой поддержкой политотделов НКИКа и ГУКОСа. Был напорист и настойчив, требовал от замполитов действенного влияния на командира, офицерский состав и служащих СА. При нём все кадровые вопросы решались только при его активном участии. Наверное, уже тогда в нём пробудились ростки нового политического деятеля будущего, и он их сохраняет, укрепляет, холит и лелеет и сейчас. Политотделы ничего не попытались сделать, чтобы 9-й ОМКИК достойно завершил деятельность в составе ВКС и противостоять ликвидацию ВКС в 1995 и передачи НКИКа и полигона Байконур в состав РВСН.

Мои воспоминания прервал голос из громкоговорителя:

— Всем членам экипажа, свободным от вахт, просьба прибыть в столовую команды по случаю дня рождения лучшего пожарного помощника Балтийского Морского Пароходства – Владимира Степановича Кучеренко, – сообщил старпом.

В столовой собрались все, кто мог. Владимир Степанович сиял в отутюженной форме, выбрит, подстрижен и под хмельком. Он сидел за своим столом лицом к залу. Девочки-официантки поставили ему на стол маленький горшочек с цветком, на переборке был приклеен плакат со словами:

В огне не намокнет, в воде не сгорит!

Бессменно на вахте Степаныч стоит!

Доктор, радист и боцман изображали торжественный президиум. Капитан подошёл к столу, Владимир Степанович встал. Мастер своим сочным командирским голосом произнёс речь, из которой следовало, всем надо гордиться тем, что посчастливилось быть рядом с таким великим пожарным помощником. Тост за здоровье и многие лета был принят на ура. Всё пошло своим чередом. Говорили тосты, пили тропическое довольствие и ели очень вкусный обед.

Трапеза приближалась к концу. Шеф-повар в сопровождении официанток вынес торт и поздравил с днём рождения. Под компот торт был уничтожен быстро. Степаныч подошёл ко мне и спросил, во сколько можно накрывать стол в моей каюте. Договорились на 21.00. Если бы не жара и духота, народ с удовольствием посидел бы в столовой, но настольные вентиляторы были бессильны. Они только шумели и мешали разговорам.

Бассейн и душ немного сняли воздействие тропического маринада. В каюте чувствовался сквознячок. Включил два вентилятора, направил их на койку. Выпитое вино, сытный праздничный обед и безжалостная жара разморили так, что единственное желание было свалиться в койку, подставить тело под струи вентиляторов и не шевелиться, чувствовать, как движущийся воздух уносит влагу с груди, с рук и ног, как высыхает лоб и начинаешь проваливаться в невесомость. Наверное, как на космическом корабле… Интересно бы сравнить... Там иллюминатор не откроешь. А вентиляторов там много и тоже дуют... А ведь некоторые по году там летают. На Луне хоть мало, но притягивает... 12 американцев там спали, ходили и на луномобиле ездили... А как ждали мы после «Зонда-5»,– вот, вот наши полетят, и мы будем с ними разговаривать. С «Зондом‑5» проверяли телефонный канал. Говорил в микрофон и через пару секунд слышал себя оттуда, от Луны! Сердце замирает. Мой голос был возле Луны. Я шагаю не по Москве, а по Вселенной!

Какой-то шум привлёк моё внимание. Посмотрел в кабинет. Там маячила плотная фигура человека, одетого в светлые шорты, белую тенниску и белые кроссовки. Вокруг головы золотистый ореол из рыжих волос. Лица не видно. Отражённый от волн свет повторяет их пляску на потолке над стоящим Нептуном. Мне почудилось – я нахожусь в гостях у Нептуна.

— Приветствуем тебя! – заговорил Нептун. Вот привёл гостя.. Вы наверное знакомы. Алексей Архипович Леонов... Да, да. Не удивляйся. Я его с берега Чёрного моря умыкнул. Проходи, Алексей, проходи... Садись на пуфик – моё любимое место.

— Здравствуйте Алексей Архипович! А мы действительно с вами знакомы. Первый раз я вас увидел в Кремле на встрече выпускников военных академий и училищ с Правительством в 1965 г. Я брал у вас с Беляевым автографы. У меня хранится пригласительный билет с ними. Там есть автограф Юрия Гагарина, С.П. Королёва и многих других... А второй раз мы с вами встретились при подъёме флага на НИСе «Космонавт Павел Беляев» на судостроительном заводе имени Жданова в 1978 г. Вы там были со всей семьёй.

— Вот теперь я вас вспомнил. Вы были представителем ГУКОСа на заводе. Я сразу подумал – очень лицо знакомое. Давай лучше на ты... Мы же одногодки... Так...

— Ну, вот и хорошо, – сказал Нептун. Я ведь не зря его на борт «КВК» привёл... Недавно узнал только, что Алексей был одним из первых кандидатов на облёт Луны... И ещё... Он придумал назвать стенгазету космонавтов «Нептун». Он со мной с первых дней космической эры... Мне это очень по душе. Газета эта была у них и словом добрым, и глазом зорким, и заводилой весёлым, и судьёй строгим. Ну, точно мой характер, чего тут говорить. Горжусь этим!

Название придумывать и не надо было, – заговорил Леонов. Оно произошло от названия нашего праздника Нептуна, который мы устраивали после сдачи экзаменов курса слушателей-космонавтов и получали пропуск в космос. Это был рубеж. Мы переходили экватор. Вот так, уважаемый Владыка океанов.

Нептун зарозовел весь от волнения и удовольствия. Видно было, что хотелось ему сказать тост, но не было нужного сервиса, да и опыт подсказывал, что гнать волну ещё рано.

— А вот он, хозяин этой каюты, – продолжил Нептун. Уже 42 дня пытается нам рассказать, для чего был создан «Комаров» и космический флот и почему рейс этот для него последний. Может Алексей и поможет тебе в этом.

— Это было б очень здорово... Я готов слушать столько, сколько вы сочтёте возможным быть у нас. Много сейчас появилось литературы, газетных и журнальных статей, которые открыли нам некоторые тайны, почему мы не облетели Луну и не смогли высадить русского космонавта.

— А я буду на ты, Олег. Я и сам думал о том, как рассказать о начале космической эры. Когда журналисты выпытывают о тех днях, то, веришь, начинается противостояние смысла событий того времени и оценки его в настоящее время. Мы открыли космическую эру и делали всё, чтобы быть ведущими. Куда идти знали, а как, на чём и с кем никто не знал. Всё делалось впервые. В космосе человек не бывал и ничего туда не посылал. Всё, что мы знали о нём, было получено метафизическим путём. Первые пуски ракет, первый спутник и каждый последующий шаг что-то открывал. Заставлял искать решение новых проблем, организовывать работу так, чтобы движение было вперёд. И не с мирными целями люди стремились в космос. Противостояние социализма и капитализма толкало их туда для решения вопроса, кому править на Земле. На первом месте были военные цели, – создание МБР. А тут мы американцам уступали. И как у нас дела с ракетами – засекретили так, что и самим было работать непросто. А когда у нас пошёл космос, то и его закрыли. Наши успехи в космосе так поставили под сомнение капиталистический путь жизни общества, что заставили США доказывать народам мира его жизнеспособность и перспективность.

— То, что мы тогда делали, считаю, делали так, как могли понять сами, и как диктовала жизнь. Теперь многое нам открылось из засекреченных документов, и, конечно, понимаешь, что мы принимали не всегда правильные решения. Но в большей части это были пути проб и ошибок. Вот ракета Н-1 отрабатывалась при реальных пусках, и 4 пуска были аварийными. «Сатурн-5» – каждая ступень отрабатывалась на стенде, и в результате первый пуск лётных испытаний прошёл успешно. 15 пусков «Сатурна-5» прошли штатно. Программы «Аполлон» и «Скайлэб» выполнены полностью.

— Алексей, ты же был командиром группы пилотов лунного корабля, как он у вас назывался, – спросил Нептун.

— Л-1 для облёта Луны. Испытывали опытные образцы под названием «Зонд» Начинал я с Л-З – для посадки на Луну. Группа была большая сначала, - 6 человек, но дела с тренажёрами и программами не ладились, и только я и Шаталов отрабатывали посадку лунной кабины, летая на вертолёте «Ми-4». Потом перевели меня на программу Л-1 – облёт Луны. С ним тоже не получилось, потому что занимались облётом 3 главных конструктора, а в итоге пришлось им по велению ЦК объединиться и создать «гибрид» УР-500 – Л-1, на котором только черепахи смогли облететь Луну.

— Алексей Архипович, а что вы знали о наших космических судах в те первые годы?

— Ну, если честно, то почти ничего. Нам было известно о том, что при посадке в Гвинейском заливе стоят суда, принимающие телеметрию о работе ТДУ. Тогда телефонной связи по «Заре» с судами не было, а телеметрия работала в автоматическом режиме. Признаюсь, что я узнал значительно позже, что «Ильичёвск» сообщил в ЦУП о несрабатывании ТДУ на «Восходе-2» на 17-м витке и о времени срабатывания тормозных двигателей на 18-м, по которому баллистики определили координаты места нашего приземления. А ТДУ мы включали вручную, и ориентацию на посадку делали вручную. Оказалось, что сидя в кресле, сориентировать корабль вручную трудно. Пришлось Паше лечь на кресло, а мне залезть под него и руками прижимать его, чтобы не всплывал и не закрывал визир ориентации. А пока добирались до инструкции по ручной посадке и проверяли точность ориентации, просрочили время включения ТДУ на 45 сек от расчётного. Место посадки оказалось севернее Перми, в 30 км от деревни Березняки. Двое суток на практике проверяли мою и Паши Беляева подготовленность к выживанию в экстремальных условиях. Фамилии всех, кто нас из тайги вызволял, и сейчас помню. Это Юра Лыгин, Владислав Волков, Володя Беляев. Они нам одежду привезли и коньяк. А с «Ильичёвска» ни одной фамилии не знаю, – очень бы хотелось услышать. ...

— Начальником экспедиции в том рейсе был Альберт Прокопьевич Москалец – один из первых начальников экспедиций нашего флота.

— Вот спасибо. Буду писать мемуары, обязательно назову судно и его имя. Могу сказать так – о ваших судах мы узнали и почувствовали их после подъёма флага на вот этом судне в июне 1967 г. Паша Попович был на Балтийском заводе. Он с восторгом рассказывал о «Космонавте Владимире Комарове», а вскоре мы почувствовали его в деле при работе по «Зонду-5», потом по «Союзу-2» и «Союзу-3». Береговой тогда был уполномочен возобновить пилотируемые полёты после гибели Володи. Из отряда космонавтов на ваши суда командировались космонавты для обеспечения поддержки летающих по телефонным каналам станции «Заря».

За место радиооператора на судне боролись многие. Ещё бы! Им, совсем секретным, представлялась возможность до полёта посмотреть земной шарик, путешествуя по его океанам на борту космического судна, а потом, в полёте на космическом корабле, с высоты орбиты увидеть эту красоту и, может быть, то самое судно, на котором он ходил. Помню, что на «Комарове» ходили Петя Колодин, Юра Артюхин. Флот ваш стал мемориалом космонавтики. Знаю, что на защиту технических проектов НИСов от космонавтов ездили в Ленинград Георгий Береговой и Леонид Попов.

Герман Титов был председателем Государственной комиссии по приёмке НИСов «Космонавт Владислав Волков», «Космонавт Павел Беляев»,  где мы с тобой и встретились, «Космонавт Георгий Добровольский» и «Космонавт Виктор Пацаев».

— Когда в строй вошли «Академик Сергей Королёв» и «Космонавт Юрий Гагарин», то космонавты очень были довольны, что «глухих» витков, а их было 6 за сутки, теперь не будет. Юра Гагарин очень хотел посетить «Комаров». Мы собирались в марте 1968 г. посетить НИС в Ленинграде. Нам ещё в июле 1967 г., после подъёма Государственного флага, прислали фотографию судна. Юра внимательно её рассматривал, потом написал: «Экипажу корабля «Владимир Комаров», с пожеланием успехов в плавании, крепкого здоровья и большого счастья в жизни. 19.08.67 г.», расписался и попросил всех слетавших космонавтов поставить свои автографы. Фотографию доставили на судно только в конце марта 1968 г., перед самым выходом, когда Юры не стало.

— Эта фотография цела и хранится у меня... Хочу её передать в Музей космического флота – ветераны решили создать его в Москве, – воспользовался я паузой...

— Максимыч!  А не кажется тебе, – суховато встречаешь гостей?

— Алексей Архипович!  Можно быстро сварганить стол? В холодильнике есть что выпить и закусить.

— Думаю, что я и Нептун ненадолго. Я отдыхал после моря и слышу, стучит кто-то. Открыл, а в дверях Нептун. Говорит, что хочет видеть и слышать редактора и художника стенной газеты «Нептун» Отряда советских космонавтов. Ну, как такому гостю отказать! Он и предложил мне побывать у вас. Говорит:

— В последний раз океан бороздит «Космонавт Владимир Комаров». Володя Комаров с вами в первом отряде был, и в честь его подвига судну присвоено имя. Попрощаться бы надо. Навсегда ведь уходит... Там человек есть, который работал на нём с первых дней его создания. Он над дневниками работает. Хочет рассказать про их рождение. Как они участвовали в отработке лунных кораблей, на которых вы, советские космонавты, первыми должны были облететь Луну, а потом и ступить на её поверхность, и как эти суда умирают.

Леонов сделал паузу и стал наблюдать за моими хлопотами. Нептун помогал мне. Всего-то минутная пауза, а в памяти проносятся события, в которых мы принимали активное участие, хорошо выполняли свою работу, а результат получали нулевой:

Я вспомнил, что 20 октября 1970 г. был запущен «Зонд-8» — последняя надежда на принятие решения о пилотируемом облёте Луны. Это был тринадцатый пуск объекта Л-1. Нужно было хотя бы 2-3 удачных беспилотных облёта, чтобы перейти к пилотируемым полётам. «Зонд -4» был подорван системой АПО из-за неправильной ориентации при посадке, «Зонд-5» по той же причине совершил неуправляемый спуск по баллистической траектории, «Зонд-6» разбился по причине преждевременного отстрела парашюта. Только «Зонд-7» успешно выполнил программу и приземлился южнее города Кустанай.

Мы надеялись, что если восьмой успешно выполнит программу и сядет целеньким, то появится надежда убедить руководство страны осуществить облёт, несмотря на то, что «Аполлон-8» в декабре 1968 г. это совершил. А в самых верхах, уже решили о политической нецелесообразности облёта советским человеком Луны. Но, увы! Спуск «Зонда-8» был вновь по баллистической траектории, и снова в Индийский океан, во владения Нептуна. Наши надежды окончательно рухнули, хотя были готовы к полёту космонавты и корабли за номерами 14 и 15. Горько это вспоминать.

— А как вам помнится лунная эпопея или, как принято говорить нынче, лунная гонка? – обратился я к Алексею Архиповичу, заканчивая сервировку стола.

— Разговоры об облёте Луны и посадке на её начались ещё в 1961 г. после полётов Гагарина и Титова. Велись они очень осторожно – всё же было очень секретно. Королёв делился с нами своими планами. Облёт Луны человеком был его, наверное, главной мечтой. В ОКБ-1 Королёв начал проработку темы «Союз» — облёт Луны на космическом корабле, который собирается на орбите ИСЗ. Корабль имел шифр 7-К, который запускался пятым по счёту пусков. Первым запускался на орбиту ИСЗ ракетный разгонный блок 9-К, затем 3 заправщика 11-К для заправки необходимым количеством топлива. После заправки, каждый 11-К отстыковывался от разгонного блока и сгорал в плотных слоях атмосферы. 7-К выводился на орбиту с экипажем и стыковался с 9-К.

Выполнив все подготовительные и проверочные работы, экипаж докладывал о готовности стартовать к Луне. Земля выдавала команду на включение двигателей разгонного блока 9-К. Пилотируемый корабль 7-К разгонялся до второй космической скорости. 9-К отделялся, и мы летели к Луне. Возвращались мы уже в спускаемом аппарате отделявшегося от приборного отсека корабля 7-К. До 1963 г. серьёзных разговоров о высадке человека на поверхность Луны мне слышать не приходилось. Эту информацию мы получали при доверительных беседах с инженерами королёвской фирмы.

О том, что в ближайшем будущем будет облёт Луны, впервые я услышал от Королёва в 12 апреле 1964 г., при встрече у него дома. Он сказал, что в 1968 г. можно будет слетать к Луне и обратно без стыковок на орбите. Это были уже новые технические возможности. Мы верили в это, мы жили этим. Так здорово было верить и ждать этого. Нас же было сначала всего-то 2 – 3 десятка человек. До марта 1965 г. я отдавал все силы подготовке к осуществлению полёта на «Восходе-2» для выполнения выхода человека из космического корабля в открытый космос.

В те времена каждый полёт космонавта должен был утверждать лидерство советской космонавтики, поэтому многие составляющие программы исполнялись впервые, и риск присутствовал в каждом полёте. Мы были молоды. То, что мы делали, было увлекательным и многообещающим... Лететь туда, где никто не бывал! Лететь на фантастическом аппарате вокруг шарика за полтора часа. Лететь к Луне! Да кому это представлялось реальным?…

— Старший лейтенант сразу становится майором. Его приветствуют тысячи людей на трибуне мавзолея, приёмы на правительственном уровне, почётные караулы. Самые красивые женщины дарят нежные и восторженные взгляды. Да что там говорить! Мы готовы были лететь по первому разрешению, при первой же возможности. И я верю, что мы могли бы облететь Луну чуть-чуть раньше американцев. Думаю, если бы после «Зонда-5» и «Зонда-6» на борту корабля полетели бы я и Олег Макаров, то мы справились бы с системой ориентации. Требование к комическому кораблю – возможность исполнять программы полёта в автоматическом режиме было краеугольным камнем безопасности полётов. Думаю, что это требование было порождено периодом культа. Американцы отрабатывали «Аполлон» с астронавтами. Вопросы стыковки, расстыковки, маневрирования на орбите, взлёта и посадки решали и исполняли астронавты.

Николай Петрович Каманин прошёл в таком же возрасте шквал славы, и он поэтому старался нас уберечь от головокружения и падений. Нам нелегко было от его стараний. Но справиться с тем водопадом, который хлынул главным образом на нас, получалось не всегда и не у всех. О тех, кто создавал корабли и ракеты, кто запускал, обеспечивал полёты и выполнял поиск и спасение, говорилось всегда в общем, и без фамилий. Всё доставалось нам. О нас много говорили, и нам приходилось часто выступать, быть на приёмах, ездить с визитами за рубеж. Мы тоже молчали о том, что умалчивали и Партия и Правительство... Мы только благодарили и клялись.

— Слава — тяжёлая ноша, — сказал Нептун...  Когда люди стали океаны постигать, то первооткрыватели материков тоже купались в потоках славы... Правда, тогда не было радио и телевидения, а газеты и письма перемещались со скоростью лошади или парусного судна. Слава приходила медленно и очень часто поздно, а чаще её принимали памятники. Вам она досталась при жизни, когда вы были молоды. Вы очень счастливое поколение. Жаль, этой славы не попробовали творцы техники, на которой вы заработали и получили её!

Нептун замолчал. Видно было, что он напряжённо думает. Алексей Архипович посмотрел на часы и хотел уже подняться с пуфика, но Нептун положил ему руку на колено и сказал:

— Ты, Архипыч, погодь маленько. Мы успеем ко времени в Крым. Скажи, жалеешь, что вокруг Луны не облетел, ну, пусть даже не первый, а после американцев? Ты первый вышел в открытый космос, осуществил стыковку с «Аполлоном». А если бы тебе предложили выбрать только один вариант, что бы ты выбрал?

— Космонавтам выбирать не давали и не дают и, наверное, не скоро это будет.

Голубые глаза Алексея потеряли непринуждённость, улыбка осталась в уголках губ, но лицо стало строже:

— О нас много писали только хорошее, и мы иногда думали, что да, мы такие. А были мы такие же, как все наши сверстники. Повидали и услышали то, что окружало нас. Но нам повезло! На нас пал выбор, и мы его, думаю, оправдали. С первых дней нашей космической судьбы нас сопровождали все нюансы нашего советского уклада жизни. Нас опекало руководство армии и партии, нас учили лучшие учёные, конструкторы, инженеры, следили за здоровьем медицинские институты. Мы были самыми востребованными образцами советского человека. С одной стороны, мы были совершенно закрыты для общества, а с другой, мы понимали, что после полёта будем известны всему миру, потому что такой работы нет ни у кого. Как это будет, мы смогли узнать только после полёта Юры Гагарина. Мы не выбирали. Нас назначали на полёт, выбирая из выбранных. И это было непросто с самого начала.

— Предлагаю тост за тех, чьи имена носили космические суда вашего флота и, конечно, за Германа Титова, – сказал Леонов.

— Это правильно! Мне много пришлось встречаться с Германом Степановичем Титовым. Он ведь был крёстным отцом последних НИСов. Все проекты и строительство космических судов и кораблей, начиная с 1974 г., шли при активном его участии. На вопрос, почему не стал первым, он так никогда и никому не ответил. Чаще всего он говорил: — Так пал выбор.

Но мне, всегда казалось, что такой выбор он считал несправедливым. Однажды на рыбалке, в Приморске, я спросил его:  Герман Степанович, а в лунной программе вы принимали участие? Разговор шёл у костра. Уха была приготовлена и опробована, компания состояла из простых людей – работников базы отдыха Адмиралтейского завода и всё внимание уделялось Титову... Ну, в общем, всё располагало к разговору.

Герман Степанович ответил примерно так:  — Желающих было много, и командование первых уже определило, а вторым я уже был... Я знал, разрабатывается новая система старта космического корабля с самолёта, и я попросил дать возможность работать по этой теме. Там я был точно первым. И ещё, я очень хотел и любил летать, и считаю, мне очень повезло тогда.

— Герман много времени отдал проекту «Спираль», и даже когда ушёл работать к вам, в Главное управление космических средств, он продолжал уделять внимание этой теме. Я знаю, что Каманин несколько раз говорил с Титовым о его участии в лунной программе, интересовался причинами отказа и даже спрашивал, не сомневается ли он в своей пригодности к длительным многосуточным полётам. Герман просил разрешить довести начатую работу до конца. Ему очень нравится летать, и он хотел стать лётчиком-испытателем. Летал Герман очень хорошо. – Так отреагировал на мой рассказ Алексей Архипович и добавил:

— Наш полёт с Пашей Беляевым был последним в фейерверке космических успехов Советского Союза. C марта 1965 г. и до трагического полёта Володи Комарова мы только наблюдали за уверенными шагами американцев по программе «Аполлон». За это время 10 пилотируемых полётов на двухместных космических кораблях «Джемини» и 17 астронавтов, получивших опыт, необходимый для полёта к Луне и высадки на её поверхность, а 6 из них слетали дважды. Американцы вещают на весь мир о своих делах, а у нас всё глухо.

Разговоры шли о программе «Союз», которая из лунной уже разделилась на орбитальные корабли 7К-ОК, корабли визуальной разведки 7К-ВИ, корабли для облёта Луны 7К – Л-1 с носителем на основе ракеты Королёва Р-7. Главный конструктор В.Н. Челомей предложил на носителе УР-500К обеспечить облёт Луны кораблём ЛК-1 и правительство поддержало его. Сроки были ориентированы на 1967 г. – год пятидесятилетия Великой Октябрьской социалистической Революции.

Высадка на Луну поручалась С.П. Королёву. Проект назывался Н-1 – Л-З. Предписывалось сесть на Луну одному космонавту в 1968 г, то есть раньше американцев. Уже в 1965 г. было нам космонавтам видно, что фактических дел нет. «Востоки» и «Восходы» интереса не представляли, производство их остановилось, а «Союзов» и лунных кораблей ещё не построили, да и носитель для облёта ещё был в отработке, а Н-1 существовала на бумаге. Готовить космонавтов было не на чем. Все главные конструктора почему-то считали, что космос будут покорять космические аппараты-автоматы. Человеку отводилась роль любознательного пассажира. Не было документации и методик, а главное, не было тренажёров. Американцы уже давно обогнали нас, а мы все почиваем на лаврах первооткрывателя и надеялись на чудо, на золотую рыбку или щучье веление. Вот тут мы, конечно, с разрешения Каманина, написали письмо Генеральному секретарю КПСС Л.И. Брежневу.

Главное в этом письме было то, что военный космос у нас в загоне, и всё в космической отрасли перепуталось, потому что нет чётких планов освоения космоса в военных целях и в интересах науки и народного хозяйства. Я сейчас не помню деталей, но очень мы наседали на потерю приоритета. Мы говорили, что США ушли далеко вперёд не только потому, что на космос выделяют большие деньги, но и потому, что у них реальные планы и чёткая организация. Партийное руководство интересовало больше всего рост влияния марксизма-ленинизма на мировое развитие, и они считали: успехи в космонавтике очень этому способствуют. А мы всем были обязаны Партии и Правительств, и мы тогда считали, что наш приоритет есть важнейший показатель. И ещё. Мы очень хотели, чтобы военным космосом занималось ВВС. Письмо подписали Гагарин, Леонов, Беляев, Титов, Николаев и Быковский. Передали в ЦК 22 октября 1965 г.

Очень надеялись на действенность письма, но, увы, прямой реакции так и не последовало. Выходили постановления Правительства и решения ВПК по программам «Союз», «УР-500К – Л-1», «Н-1 – Л-3» и много других решений, но они не меняли принципы работы в космическом направлении. Ну, что мы могли выбирать тут? Мы ждали, что нам дадут. Представить так, что мне дали бы право выбирать тогда, я просто не могу. Все, и я в том числе, готовы были лететь куда угодно и на чём угодно. Романтика и волшебство познания неизвестного были такой гипнотической силой, что даже жертвы и опасности казались закономерными, и, конечно, водопады славы были так желанны и такие хмельные, что о возможных пагубных последствиях мы и не думали.

— Алексей!.. – воспользовался Нептун возникшей паузой. А всё-таки жалеешь, что к Луне не полетел?

— Очень жалею, потому что верили мы в возможность это сделать...

— А почему не получилось?..

— Ой! Не втягивайте меня в разгадку этой исторической загадки. Много ещё документов лежит в секретных архивах. И многие свидетели тех дел взялись за перо и пишут. Алексей задумался. Ясно, что ответить надо было в объёме нескольких фраз, но таких убедительных, простых и понятных.

— Вспомнил такую одесскую байку: На Привозе два еврея ходят между рядами. Вдруг, один останавливается и обращается к приятелю:

— А если 6 умножить на 8 – сколько будет?

Приятель внимательно посмотрел на товарища, потом кругом и говорит:

— Мы продаём или покупаем?

Глаза Нептуна озорно поблёскивали. Он поправил блин-фуражку, поднялся с койки и открыл холодильник.

— Пивка, Архипыч, не помешает для сосредоточения. Думай, что мы делаем.

Он достал три баночки «Хольстена», раздал нам, ловко открыл свою банку и с наслаждением стал пить... Алексей и я молча присоединились.

— Уважаемый Нептун, позволь ответить тоже по-одесски, — заговорил Алексей Архипович:

— Встречаются двое. Один спрашивает  Ну, как?

Второй отвечает:  8!

— Что 8?

— А что как?

— Нет не зря в газете «Нептун» был такой редактор. В карман за словом не полезет, – улыбаясь сказал Нептун. И всё-таки, Алексей, могли вы облететь Луну первыми?

— Дорогой владыка морей и океанов, теперешний Леонов это не тот, что был редактором газеты «Нептун». Теперь я пенсионер, беспартийный бизнесмен, хлебнувший демократии и плюрализма. Как говорил Ходжа Насреддин:  «Мы все со временем становимся умными, как моя жена потом». Я вижу прошлое через призму гласности, открытости, свободы слова. Нет, не могли мы тогда первыми облететь Луну. Ещё в августе 1964 г., за 2 месяца до октябрьского Пленума ЦК, который отстранил Никиту Хрущёва от власти, он подписал Постановление, где говорилось о первостепенной важности облёта Луны к пятидесятилетию Октябрьской революции и высадки советского космонавта на её поверхность. Но это постановление не могло изменить уже сложившуюся гигантскую махину космического монстра.

Наши политики требовали от космонавтики успехов во всех направлениях. Наши первые успехи так вскружили головы, что надежда на советское чудо порождала слепоту и невнимание к возникающим трудностям и проблемам. Не было стержневой программы, вокруг которой всё остальное развивалось и двигалось вперёд. Оценить состояние дел было невозможно, так как всё делалось в абсолютной секретности и, к тому же, в спешке. Мы, военные, считали главным военный космос, и пилотируемые полёты должны быть направлены на освоение военных космических кораблей, но политический эффект больше давали полёты в интересах науки. Когда министру обороны маршалу Гречко доложили, что для создания службы поиска и спасения в обеспечение лунной программы нужно около 12 000 человек и около 600 миллионов рублей, он решительно заявил, что не даст ни одного человека и таких денег просить у Правительства не будет. Министерству обороны Луна не нужна.

— Алексей Архипович, но ведь американцы и создали НАСА в интересах науки, так как считали, что достижения науки развивают и укрепляют военный потенциал... А так как военные всегда считали, считают и будут считать свои интересы самыми неотложными и самыми первостепенными, то американцы разделили космос на мирный и военный. Правительству представилась возможность разделить денежные потоки государственных заказов, и, исходя из политических целей, определять их объёмы. Я думаю, что выбор был правильный... Иначе они бы не достигли таких успехов.

— Наш начальник Николай Петрович Каманин настойчиво доказывал, что военный космос нельзя развивать в одном потоке со всеми направлениями космонавтики. При встречах, беседуя с нами о наших делах, он высказывал мысли о пагубных последствиях этого. Самой горячей темой была лунная программа. Он говорил: «На ракетно-космический комплекс Н-1 израсходованы уже десятки миллиардов рублей, хотя эта затея не имеет ни малейшего военного значения, и дай Бог, чтобы мы не стали свидетелями полного провала испытаний нашей лунной ракеты, а оснований для провалов больше, чем где-либо. Если бы эти деньги и промышленный потенциал направить в интересах военных, то можно было обеспечить наше первенство в освоении Луны и планет».

Он долго не соглашался с желаниями Главных конструкторов космических систем и Академии наук включить в состав отряда космонавтов их представителей. Какие были баталии между Каманиным и Королёвым, а после смерти Сергея Павловича с Мишиным! Самая ожесточённая была заваруха при попытке Мишина назначить Константина Феоктистова командиром «Союза». После полёта «Восхода-2» в марте 1965 г., как я уже говорил, по октябрь 1968 г. состоялся только трагический полёт Комарова.

Вроде бы полёт к Луне в это время был самый главный. Но это было на бумаге. Когда в феврале 1966 г. полетел первый «Сатурн-1В» с «Аполлоном-1», а астронавты Армстронг и Скотт на орбите осуществили стыковку «Джемини-8» с ракетой «Аджена», то ЦК спросил министра МОМа Афанасьева:  Чем ответить американцам? Л-1 и Л-3 реально не существовали, 7К-ОК – «Союз» только готовился к лётным испытаниям, 7-К – ВИ – пилотируемый корабль для визуальной разведки был в стадии разработки. «Венеры», «Марсы» и «Луны» уже звучали, да и результатов надо было ждать долго, и будут ли они? Отвечать было нечем. Самое реальное – это «Союз». Стыковка двух кораблей и переход космонавтов из одного корабля в другой. Очень спешили ответить. Даже 3 неудачных пуска беспилотных кораблей перед стартом Комарова спешку не остановили.

Гибель его тому свидетельство. Летать нам было не на чем, а отряд рос по численности. Не росло число летавших. Вот и занимались мы спорами о том, кто должен летать. Будут это профессионалы-лётчики, подготовленные по полной программе в ЦПК или набранные из учёных, конструкторов и инженеров люди, прошедшие курс специальной подготовки или и те, и другие вместе. Спорили, жаловались в самые верхние инстанции.

Экипажей, нацеленных на определённую программу полёта, не было. Мишин даже заявил, что в лунных экипажах ему военные космонавты не нужны, полетят люди из его ЦКБЭМ... Тренажёры кораблей отсутствовали, полётная документация не разработана. А время шло. Облёт Луны планировался к 07.11.1967 г. Посадка на Луну - в конце 1968 г. Полёты «Союзов» и их стыковка на орбите должны были ответить, по какой схеме делать облёт Луны, – собирать лунный корабль на орбите или выводить его на орбиту ИСЗ с экипажем и с неё стартовать.

Надежда всей лунной программы ракетоноситель Н-1 ещё был в стадии создания первого технологического образца, да и стартовые комплексы, а их было 2, ещё строились... Ну, куда и как нам можно было лететь. Лунные экипажи были сформированы `только в начале 1968 года. Основным условием быть командиром: с полёт с выходом в открытый космос. Таким у нас был только я. Американцы всю программу «Джемини» направили на подготовку астронавтов для лунных кораблей «Аполлон». Нам летать было не на чем. Нутром мы чувствовали, что Луны нам не видать, пока не начнём летать на «Союзах».

— Постой, Архипыч, ты очень мудрено стал рассказывать. Пожалей меня, старика и уважь моё всё-таки морское образование. Правильно ли я уразумел, стыковаться, по-морскому – причалить?

Нептун посмотрел на Алексея Архиповича, прочёл по лицу, что он уразумел правильно и продолжил:

— В истории немного найдётся событий, которые меняют представление о мире. Пошёл человек в океаны и открыл для себя новые земли, новые страны, незнакомые языки и обычаи. Первопроходцы были удачливые и были неудачники. Испания, Португалия, Англия смогли создать могучий флот уже в XV веке. Россия, если мне память не изменяет, только в начале XVIII века начала создавать флот, способный выйти в океан. Тогда Пётр I,  морской души человек, уже намечал поход кораблей вокруг Африки к острову Мадагаскар, рассчитывая на политический успех – опередить шведского короля Карла XII и большие выгоды получить от новых земель, а посему велел всё делать в тайне великой и поспешать. Улавливаешь?

Тайная спешка всегда позволяла чиновникам красть, обманывать и извлекать свои выгоды во вред делу... Генерал-адмирал граф Апраксин скрыл от больного императора безобразную подготовку к секретной миссии двух фрегатов: «Амстердам-Галей» – флагман и «Декронделивде». Поход закончился печально. Вышли они 21.12. 1723 г. и добрались до Ревеля 10.01. 1724 г. в таком состоянии, что адмирал Вильстер – командир экспедиции, вынужден был, доложить императору, – фрегаты не пригодны к столь далёкому походу.

Так Россия упустила свой шанс стать великой морской державой. В 1723 г. у России было в составе военно-морского флота всего 24 корабля и 5 фрегатов. Вот так, дорогой мой редактор газеты. История повторяется с теми же ошибками – политическая выгода, спешка и скрытность ненужная. Мир движется дальше, и к лучшему! Исполнители, почти всегда люди честные, любящие своё дело, готовые идти до конца, даже чувствуя огорчительный результат... Русские моряки открыли Антарктиду, которую вся Европа искала ...

Нептун внимательно смотрел на Алексея. Леонов весь ушёл в то далёкое время его жизни и совсем короткое для истории. Наверное, он переживал вновь надежду первым облететь Луну – он был командиром первого Л-1, а бортинженером – Олег Макаров. Для космонавта полёт в космос – цель жизни. К нему готовились годами. Он завершал труды огромной армии учёных, конструкторов, инженеров наземных и плавучих измерительных комплексов и полигонных стартов. Слава за успехи в космосе, большей частью, доставалась космонавтам. А быть первым,  значит зажечь вечный огонь.

Американцы не нашли ничего другого, как заявить на весь мир о том, что они в конце шестидесятых годов первыми ступят на поверхность Луны, и это им позволит стать ведущей космической державой планеты Земля. Можно ли быть холодным, расчётливым и равнодушным к таким делам? Конечно, нет! Это была лунная гонка, и Алексей был её участник. На состязание конкурент вызывал открыто, и планов своих не скрывал. Мы на вызов не отвечали. Готовились скрытно, без огласки, зная, что и с облётом, и с посадкой дела не ладятся и сроки уходят далеко за 1970 г., прилагали все свои силы и своё огромное желание, чтобы это состязание состоялось. Лелеяли надежду не проиграть.

В начале 1968 г. ещё теплилась надежда на облёт, но «Зонды», под именем которых отрабатывались корабли Л-1, не подтвердили требуемую надёжность. Попытка космонавтов встретиться с Брежневым не получилась... А в конце года «Аполлон-8» с астронавтами Фрэнком Борманом, Джоном Ловеллом и Уильямом Андерсом 24 декабря вышел на орбиту искусственного спутника Луны, совершил 10 витков и 27 декабря благополучно приводнился в Тихом океане. Политический интерес к программе УР500к – Л-1 был потерян, и даже наиболее удачный полёт «Зонда-7» в августе 1969 г. не повлиял на принятое решение прекратить программу облёта.

Алексей Архипович взглядом натолкнулся на часы, и стрелки вернули его из путешествия в прошлое.

— Мы верили в наше дело, в нашу страну, в Партию и Правительство! Знаю, что Фрэнк Борман, командир «Аполло-8», брал с собой бутылку коньяка, которая по возвращении стала огромной ценностью. Единственный экземпляр на Земле, побывавший около Луны... А могла бы быть наша «Столичная».

Как мы готовились к полёту? – продолжил Леонов: Нам надо было уметь вручную корректировать траекторию полёта при подлёте к Земле. Садились мы через Южный полюс, и должны были знать там звёздное небо. Для ориентации корабля нужна опорная звезда. По-морскому – маяк. Её надо было быстро отыскать, навести датчик, захватиться за звезду и сориентировать корабль, а потом в расчётное время включить корректирующий двигатель. Так вот, под видом обслуживающего персонала делегации Верховного Совета СССР, Виталий Севастьянов и Николай Рукавишников, под чужими фамилиями, были направлены в Сомали для изучения звёздного неба.

Открою для вас, уважаемый Нептун, что этим молодым людям было поручено проверить ваше гостеприимство. Мы знали, что посадка после облёта возможна в 2-х вариантах: на территорию Казахстана и в Индийский океан. Если придётся ждать подхода поисковиков в водах океана, то непременно ваши подданные из рода акул очень будут интересоваться вкусом пришельцев из космоса. Кандидатам поручили опробовать порошки, предназначенные для отпугивания дегустаторов. Их вывозили на специальном судне в океан, надевали на них акваланги, помещали в металлические клетки, и её опускали в океан. Снаружи клетки они вывешивали куски мяса. Когда акулы бросались на мясо, они открывали мешочки с порошком, и он растворялся. По их рассказам, – зрелище не для слабонервных. Первые результаты были неутешительные. Посадка в Индийском океане была нежелательной. Гостеприимства никакого.

— Американцы своих астронавтов снабжают такими средствами, – заметил Нептун, – а вот что бы они сами испытывали? Не припомню. Опять ваша скрытность. Знал бы, не позволил акулам там крутиться. Все американские астронавты в океаны садились. Я запретил там находиться не только акулам, но и китам. Ни одного случая не знаю о паскудном поведении акул с астронавтами.

— Ну, это просто к слову пришлось. Много чего не так делали, но ведь это были другие времена, и мы были другими – подытожил Алексей Архипович. Помолчал немножко и продолжил:

— Пора нам возвращаться, Владыка! Всего не переговоришь.... А за сделанное нашим поколением, согласен, по рюмахе! Да простит меня жена и лечащий врач! – улыбаясь, сказал Алексей Архипович.

— Узнаю русский характер... И за удачу и за неудачу российский люд обязательно выпьет. И то, и другое всегда есть в судьбе каждого. За удачу! – потому, что она пришла... За неудачу, – потому, что она ушла.....

Говоря, Нептун быстро, как хозяин, распорядился – наполнил 3 рюмки и разрезал апельсин на 3 доли.

— Я, как гость, покидая этот прекрасный шароход, – так называли его Петя Колодин и Юра Артюхин, хочу предложить тост за НИСы, которым Нептун всегда помогал и оберегал, надёжно и своевременно обеспечивали связь с ЦУПом. Они всё делали, чтобы удача была с нами, а если приходила неудача или беда, помогали преодолеть её. Космонавты и моряки жили и творили опоры космических мостов при благожелательном участии Нептуна. За здоровье всех и наше тоже!

Мы выпили. На какое-то мгновение в каюте слышно было только шуршание волн. Алексей Архипович поднялся с пуфика и направился к двери. У двери повернулся ко мне и сказал:

— Первый раз я был на таких судах в конце 1965 г. во Владивостоке. Это были «Чажма», «Чумикан» и «Чукотка». Да, моряки принимать умеют. Каманин очень это тогда отметил. Желаю вам удачи, и не теряйте надежд. Наши внуки полетят на Марс в многонациональном экипаже Земного шарика! И, уверен, в океанах, во владениях Нептуна НИСы будут создавать океанские опоры космических мостов! Ну, всего хорошего. До свидания!

Телефон в кабинете уже готов был спрыгнуть со стола, благо, что был закреплён. Я обалдело смотрел на него и никак не мог понять, где я и что происходило. Всё произошедшее было почти реальностью. Я слышал голоса, видел лица, и корки апельсина лежали в блюдце на холодильнике, и три рюмки стояли... Я взял трубку. Звонил капитан. Он уточнил время сбора по случаю дня рождения пожарного помощника. Теперь я стал выходить из этого миража. Леонов! Надо же! А апельсин и рюмки? Да, на холодильнике стояли 3 рюмки и рядом лежали 3 корочки от апельсина.

Из иллюминаторов в каюту вплывала тёмная синева заката. Всё, что стояло, висело, лежало в каюте обозначалось только контурами. Ощущения волшебства или какого-то наваждения мешали вернуться к реальности. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли. Там стоял шеф-повар:

— Прошу разрешения! Выдержав паузу, шеф вошёл в каюту. Разрешите заняться сервировкой?

Тут я окончательно пришёл в себя.

— Да. Давайте. Я пока уйду, а вы тут хозяйничайте...

Солнце было где-то у горизонта в облаках.

 

Кромки сизых облаков

Золотом покрыты.

Гроздья пламени костров

В них лучами вшиты.

 

А на краешек Земли

Льётся медь в расплаве....

Море, чёрное вдали,

В сказочной оправе.

 

Там, где завтра встанет день,

Ночь с Луной гуляет.

До звёзды смотреть не лень,

Как закат пылает.

 

Вечера в океане всегда меня завораживали. Смотришь и всё время ищешь слова, способные передать восторг и удивление от красоты явления небесных сил творения! На верхней площадке послышались шаги. Я поднял голову и увидел доктора и юбиляра.

— Мы уже готовы, ждём команды, – произнёс Степаныч.

— Можно спускаться и заходить в каюту.

Собирались недолго. Капитан, старший механик и шеф-повар дополнили нашу компанию. Всё, что можно было придумать из имеющихся продуктов, шеф прекрасно приготовил и украсил. Мастер сказал хороший тост, в котором особенно подчеркнул важность пожарных помощников на судах, а с таким, как Владимир Степанович, он бы считал за счастье плавать в будущем. Всё шло гладко и непринуждённо. Вскоре перешли к воспоминаниям. Степаныча в этом превзойти было трудно. Он обладал отличной памятью и рассказывал о своей морской службе просто и интересно. Конечно, мастер старался отдать приоритет юбиляру, но это у него получалось с трудом. Он был тоже неплохой рассказчик. Оказалось, что их пути пересекались на пассажирском теплоходе «Балтика», ставшим известным после путешествия на нём Н.С. Хрущёва в США. А для меня «Балтика» была одной из вех жизни на «КВК». Она была установлена в конце 1970 г. на Кубе в Гаване.

В конце октября мы отработали по «Зонду-8». Работа прошла удачно. Спускаемый аппарат приводнился в Индийском океане, в 780 км юго-восточнее архипелага Чагос. Мы получили оценку «отлично» и готовились к следующему «Зонду». Мы ещё надеялись, что полетят космонавты. Во время работы мы проверяли телефонный канал с «Зондом-8», когда он вышел из-за Луны. В 25-й лаборатории была специальная кабина переговоров с космонавтами. За 7 суток полёта проверочных сеансов мы провели 3 или 4. Полёт проходил нормально и должен был завершиться посадкой на территорию СССР. Но почему-то спускаемый аппарат сел в Индийский океан.

По рассказам членов оперативной группы управления, прилетевшей в Гавану, «Зонд-8» должен был осуществить управляемый спуск на территорию СССР. Траектория его возвращения проходила через Северный полюс. Теперь я знаю, что на борту отказала система ориентации, и управляемый спуск обеспечить было невозможно. Посадка шла по баллистической траектории. Из 15 космических кораблей, предназначенных для выполнения программы Л-1, «Зонд-8» был 13-м. Только «Зонд-7» полностью выполнил программу практически без замечаний. Корабли за номерами 14 и 15, подготовленные к пилотируемым полётам остались невостребованными. Старания Леонова, возглавлявшего группу космонавтов для облёта Луны, добиться разрешения на полёт успеха не имели.

В конце 1970 г. мы ещё верили в наш полёт к Луне. Безбородов сообщил: на «КВК» направлена группа инженерного состава экспедиции НИСа «КЮГ» для практического обучения. Группа следует в Гавану на теплоходе «Балтика». Позднее нам сообщили, что в январе 1971 г. к нам прибудет оперативная группа, которая возглавит работы по рекогносцировке предполагаемых точек работы по программам пилотируемого облёта Луны – УР500К – Л-1 и высадки на неё – Н-1 – Л-3. Это вселяло надежды участвовать в программах освоения Луны, и создание НИСов «АСК» и «КЮГ» должно быть не напрасным.

Проведённые работы по «Зондам» были очень интересными. Они требовали от нас применять все знания и умение квалифицированно управлять сложным комплексом «Кретон» и быть надёжным звеном в контуре управления НКИКа по лунным объектам.

В начале декабря мы вернулись в Гавану из порта Сьенфуэгос, расположенного на юго-восточном побережье Кубы, почти в средней его части. Мы больше месяца занимались учёбой, профилактикой и отдыхом. Шёл 4-й месяц рейса. Это время, когда начинают проявляться чувства усталости от однообразия дел, пищи, собраний, лекций, тренировок, окружающего пейзажа и скудности информации. Одним из мероприятий против этого были поездки на пляж, хотя кубинцы в это время почти не купаются. В волнах прибоя можно было видеть только русских моряков. Ещё использовали визиты на наши суда. В порту их много стояло. Они достаточно долго ожидали разгрузки. Мы у них брали фильмы, так как свои были просмотрены многократно. Увольнение в город мало привлекало, так как валюту в кубинских песо брать было очень невыгодно. Наш валютный рубль и песо были равновелики.

Приход «Балтики» будоражил воображение встречей с товарищами, с письмами и новостями, которые они привезут, а ещё в наших головах зародилась надежда на встречу с экипажем, в составе которого должно быть много женщин – пассажир всё-таки! Общения этого нам очень не хватало. Мы ездили на встречи с представителями нашей страны в посольство, в посёлки, где жили наши специалисты и семьи военных, но везде царила визитная напряжённость. У нас был опыт встреч с экипажами пассажирских судов при стоянке в Одессе, и о них остались тёплые воспоминания. Родственные души как-никак.

Разговор вели мастер  и юбиляр. Я невольно стал прислушиваться, так как разговор шёл о «Балтике». Мастер пришёл на неё в 1959 г. на должность 4-о помощника капитана, как раз после рейса с Хрущёвым в Нью-Йорк, где наш лидер стуком каблука своего ботинка по столу, доказывая миру могущество СССР. Семь лет отслужил Владимир Львович на «Балтике» и покидал её с должности старшего помощника. Как он утверждал: навыки, и опыт административной работы я приобрёл на «Балтике» под руководством капитана Майорова и, как видите, справляюсь и с вашим шароходом.

— Это было самое быстроходное судно в БМП, – говорил капитан, – его построили в Голландии по заказу нашего правительства в 1940 г. Было заказано 2 судна. Одно называлось «Иосиф Сталин», а второе «Вячеслав Молотов». Первое погибло при переходе из Таллина в Ленинград в 1941 г., а второе дошло до Кронштадта, несмотря на подрыв недалеко от Ханко. В 1957 г., после разоблачения антипартийной группы Маленкова, Молотова, Кагановича, Ворошилова, второе судно было переименовано в «Балтику».

— Такая же судьба постигла и ПИП «Ворошилов», чуть позже – в 1960 г. В первом экспедиционном рейсе по обеспечению запуска 2-х космических автоматических станций к Марсу. В океане матросы срубали буквы на корме и замазывали на носу, чтобы написать название «Ильичёвск» и порт приписки Одесса. Много хлопот это доставило капитану при заходе в иностранные порты. Судно заходило в порт под названием «Ильичёвск», а документы все были оформлены на «Ворошилов». Капитан подолгу объяснялся с властями. И у нас меняли названия, сообщил я.

— А я пришёл на «Вячеслав Молотов» в ноябре 1955 г в должности водопроводчика. До пожарного помощника ещё было далеко. При мне его переименовали в «Балтику». В августе 1957 г. списался. Вернулся на «Балтику» в 1975 г. В рейс с Хрущёвым сходить не посчастливилось. На «Балтике» я познал вкус и запах пожарной специальности. Был произведён в пожарные матросы. В моих генах было что-то от пожарника. Дед мой по отцу очень строг был за баловство с огнём... Может от него это.

— Стоп, Степаныч, – воспользовался паузой доктор, – есть тост:  За родителей и предков, за тех, кто наградил Степаныча здоровьем и лучшими качествами человека и пожарного!

Тост был поддержан. Степаныч благодарно налил доктору воды и сказал:

—Теперь надо понять, откуда у моей дочки гены банкира?

— От заработанной тобой валюты! – ответил капитан.

Трапеза шла своим чередом и не помешала продолжению воспоминаний.

— В 1979 г. я уже был помощником капитана по пожарно-технической части или коротко – по ПТЧ. Так вот, Владимир Львович, мы с вами свою трудовую деятельность определили на одном судне – на «Балтике». У меня есть тост: - Выпьем за «Балтику» и за «Космонавта Владимир Комаров»... Первый в нашей судьбе был началом. У Масимыча он тоже памятен. Заканчиваем морскую службу на «Комарове», судьба которого, как и у «Балтики», – «бичинг».

— Только «Балтику» выбросили на песок у берегов Карачи,  – добавил капитан.

Тост был принят и приведён в исполнение. Мастер после нескольких рюмок, по моим наблюдениям, переходил в состояние активного общения. Он брал на себя инициативу в разговорах. Прекрасная память позволяла ему комментировать многие события. Степаныч и мастер стали вспоминать общих знакомых. Капитаном «Балтики» был Павел Алексеевич Майоров, а первым помощником Марков, бывший комиссар партизанского отряда в лужских лесах. За их здоровье тоже выпили. Взяв инициативу, мастер открыл мне и своё умение руководить компанией. Он заметил, что присутствующие начинают выпадать из общего разговора.

— Олег Максимович! А что вас связывает с «Балтикой»? – спросил капитан...

— C «Балтикой» мне выпала только одна встреча, в Гаване. Капитаном и помполитом были названные вами люди. «Балтика» доставляла на Кубу советских специалистов, а точнее, солдат и офицеров в военную группировку, которую там держали после Карибского кризиса, с октября 1962 г. На ней прибыли и специалисты экспедиции «Космонавта Юрия Гагарина» для получения практических навыков работы. В 1971 г. он должен войти в состав НИСов АН СССР.

«Балтика» швартовалась к пассажирскому причалу, а «Комаров» стоял на противоположном берегу бухты, у рыбного причала. Мы приехали на львовском автобусе. Его нам выделили военные. Для нас эта встреча была почти, как приход домой. На причал нас пропустили без проверок. «Балтика» смотрелась очень впечатляюще. Вид у неё был комфортный. Публика на палубах была двух мастей: на пассажирской палубе толпились люди в белых рубашках и синих беретах, выше - тоже в белых рубашках, но в шляпах, и разбавляли их женщины из экипажа и наши гагаринцы, начавшие все отращивать бороды. Если на берегу были работники ЦРУ, то понять, кто прибыл на Кубу, им было нетрудно.

Не буду утопать в мелочах, хотя они тоже интересны, скажу, что встреча прошла тепло и весело. В наших планах было желание получить согласие на проведение дружеского вечера экипажей «Балтики» и «Комарова». Наше желание укрепилось после рассказов гагаринцев об их путешествии и от мимолётных встреч с морячками, наводившими порядок в коридорах, салонах и каютах. Они пожелали увидеть «КВК», наслушавшись о нём от наших ребят по пути в Гавану. На застолье мы не рассчитывали, да и в данной ситуации это было не желательно.

Во главе встречающих были первый помощник  Ю.И. Потапов и наш замполит Н.Ф. Пузыня. Мы прошли к капитану. Павел Алексеевич приветливо встретил нас, разъяснил, как нам будут переданы наши люди, поинтересовался делами на «Комарове» и уже готовился закончить встречу, но Николай Филаретович попросил уделить нам ещё пару минут и изложил нашу идею провести встречу экипажей. Мастер выслушал нас внимательно и ответил так:

— Все вопросы культурно-массовой работы у нас решает мой первый помощник. Он посмотрел на нас более пристально, и мне показалось, что в его глазах пробежала искорка, а губы чуть дрогнули в улыбке, как будто он хотел сказать: ну-ну!…

Мы попрощались и пошли к помпе. Он нас встретил суховато, пожаловался на трудности прошедшего рейса. Обслуживающий состав пошёл в рейс в сокращённом количестве, рейс малоинтересный и пока неизвестно, сколько народу повезут в Союз. Мы хотели уйти от этой не интересной нам темы и спросили его о пребывании на теплоходе Хрущёва. Но помполит сказал, что об этом всё написано и что было, и чего не было! А если по понятию, – то мужик он добрый и умный, и выпить мог, и выслушать, и помочь, коль решит, что должен... Для «Балтики» это было, как верующим явление святого. Долго мы ещё ощущали поддержку в лучах его визита. Такой ход разговора говорил, что настроение первого помощника улучшилось. Мы уже готовились изложить свои предложения.

Юрий Иванович предупреждал нас, помполиты на пассажирах жутко ненавидят всякие стыковки экипажа с командами других судов. Марков, как бывший партизанский комиссар, почувствовал, что мы чего-то не договариваем, и впрямую спросил:

— Нутром чувствую, ребята, вы что-то хотите предложить или попросить. Давайте выкладывайте!

Я решил, что пусть решают политработники, и молчал. Юрий Иванович и Николай Филаретович рассказали о работе по «Зонду-8» о том, что мы проходим психологический барьер четырёхмесячного срока в рейсе, и нам предстоит ещё столько же быть. У вас тоже был не простой переход. Нам и вам необходима психологическая разгрузка, и в настоящий момент в этом деле эффективную помощь нам бы принесла встреча нашего коллектива с экипажем «Балтики» в ваших уютных салонах. Ваши люди не в лучшем положении тоже, так как им предстоит принять на борт не туристов. Заработок команды они не увеличат.

Марков слушал их доводы, и видно было, как лицо его напрягалось и временами приобретало жёсткие черты. Я дотянулся до ног Юрия и Николая и тихонько их коснулся. Оба посмотрели на меня, потом на Маркова и, сделав короткую паузу, Юрий Иванович сделал заключение:

— Мы очень рассчитываем на вашу помощь. У нас на судне о встрече все много говорят. Оркестр и самодеятельность начали готовиться, когда узнали, что такая встреча возможна. Мы все очень хотим побыть в нашей родной обстановке, с нашими русскими людьми...

Первый помощник капитана «Балтики» внимательно слушал. Лицо его уже предсказывало, так нам ненужное слово «нет». Он достал сигареты, предложил закурить, прикурил, затянулся и, видимо, принял решение:

— Давайте сделаем так – мы приедем к вам на вашем автобусе на экскурсию, потом вы приедете к нам на экскурсию.

— И у вас после экскурсии организуем вечер отдыха с концертом и танцами, — добавил Николай Филаретович.

— А вот танцульки и шуры-муры мне совсем не нужны... Я не одобряю рост матерей-одиночек, – неожиданно высказался Марков.

Наши попытки его переубедить закончились полным провалом. Мы поделились результатами переговоров с прибывшими нашими ребятами, а они с морячками и моряками «Балтики». Разговоры о вечере встречи с комаровцами уже бродили по всему судну и получили поддержку экипажа. Делегация от команды пошла к помполиту и заявила, что если не будет вечера отдыха, то они ни на какие экскурсии и пляжи не поедут и готовить судно к приёму пассажиров на обратную дорогу не будут.

Что уж там было – не знаю. Но помполит пригласил Юрия Ивановича к себе и сказал:

— Завтра привезите программу вечера. Не мытьём, так катаньем своего добиваетесь. Это хорошо! Но очень прошу, исключить неприятности. Вы понимаете, о чём я говорю...

Ну, тут у нас взыграло чувство собственного достоинства. Вернувшись на судно, мы доложили результаты нашей встречи капитану и начальнику экспедиции. Мастер, танкерист со стажем, отнёсся к этому философски: помполиту надо, пусть и занимается. Начальник экспедиции посчитал, что это не его уровень, и поручил замполиту. Вот тут замполит и помполит при поддержке представителя КГБ, почувствовав свободу, принялись за подготовку встречи. Не буду вдаваться в подробности, но программа была составлена так, что на «Балтике» её приняли без замечаний, и встреча прошла великолепно. Она действительно была откровением людей, надолго оторванных от родного дома. Первый помощник, прощаясь с нами, сказал, что такой душевной теплоты он не помнит за всю свою послевоенную работу с людьми, и добавил, что матери-одиночки в нашей стране всегда имели поддержку и понимание.

— А я вам скажу, что на пассажирских судах капитан и первый помощник всегда старались ограничить такие встречи. Пассажирское судно – это особая территория в морском флоте. Это не сухогруз и не экспедиционное судно. Жизнь на пассажире полна, я бы сказал, карнавальными красками, блеском и музыкой праздника, и его создаёт экипаж. И ещё, в этом водовороте и деньги большие крутятся, и какая-то часть их достаётся и экипажу. Женщин почти половина, а рейсы длятся годами и всё, как на земле, только на судне видно и слышно лучше. Так я говорю, Владимир Степанович? Ты же и на «Лермонтове», и на «Эстонии», и на «Латвии» ходил. Обратился мастер к Степанычу.

— Это точно! Там свои правила, свои законы. Пожарный помощник там второе лицо после капитана. Он знает про жизнь больше, чем мастер и помпа. Кто не вписывался в коллектив, тот, больше 1-о рейса не делал. А посторонние всегда вносили смуту и выносили мусор из избы. Матрос пожарный и днём, и ночью бдит везде, где есть проход и что-то шевелится. Их начальник спит только одним глазом и одним ухом! Умный капитан знал: информация – самый товарный продукт, и кто им владеет, тот и пожара не допустит.

— Ну, Степаныч, философ ты! Жаль, что поздно встретились. А ведь след в след ходили и могли же пересечься. Видно, судьба такая. «Комаров» свёл нас в самые крутые времена.

Сидели мы без рубашек. Воздух, взбаламученный вентиляторами, передвигался по каюте лёгким сквозняком, облизывал наши потные тела, забирая водочные калории, и уплывал в коридор. Полночь прохлады не принесла. Сытная закуска сдерживала энтузиазм даже Степаныча. Как виновник этого застолья, он чувствовал ответственность за настрой компании.

— У меня есть предложение, – заявил Степаныч,  пойти в бассейн и охладить свои тела, а пока, поручить доктору, приготовить всё к чаю и кофе.

Предложение было принято почти всеми. Только доктор внёс поправку:

— Купаться, а потом готовить продолжение трапезы.

Шеф-повар предложил оказать помощь доктору. Все дружно двинулись одевать плавки. Торжества закончились далеко за полночь. Возвращались в каюту, потом снова в бассейн, потом на посошок выпили прямо в бассейне и разошлись. Так закончился этот сорок второй день нашего рейса. Материалы дневников пришлось дописывать в другой день.

 

20.09.1967 г. «Космонавт Владимир Комаров» НЭ – Поздняков. КМ – Матюхин. Атлантический океан. Куба. Гавана.

«Отдел связи занимается отработкой связи через спутник «Молния-1». Пошли первые слухи о возможности поговорить с домом через спутник. Результаты испытаний обнадёживали. Ещё несколько сеансов, и должны начать работать штатно. Эта реальная работа спасает нас от полного уныния по поводу отсутствия результатов от выполнения задач, для которых судно предназначено. В остальном ритм жизни задаётся ожиданием информации о предстоящей работе или хотя бы о возвращении домой, в Ленинград, или Одессу».

О. Расторгуев.

20.10.1968 г. НИС «Космонавт Владимир Комаров» НЭ – Поздняков. КМ – Матюхин. Атлантический океан, Ньюфаундлендская банка.

«Погода решила представить, что она имеет показать для нас. С утра был туман, да такой, что с мостика не видно смотровой площадки на носу. Даже брашпиль можно рассмотреть с трудом. Стоим на одном якоре. Гудим с интервалом в 1 мин, и матрос на баке бьёт в рынду. На экране радара видно несколько судов. Похоже рыбаки. Ближайшая отметка в 5 милях. Идёт мимо нас. Волна катит солидная. Пока от постановки буёв решили отказаться.

Старпом Шевченко сказал: Навигационные радиосистемы «Дека» и «Лоран» в этом районе имеют хороший сигнал. Оптический и радио секстаны пока стоят в готовности, ждут улучшения погоды. Алексей Ильич полагает, что можно получить заданную точность определения места судна по радионавигационным средствам, при достаточном числе обсерваций. Это хорошая и важная информация.

Измеряем помехи. Для комплекса «Кретон» пока существенных помех не обнаружили. Для телеметрических средств спонтанно появляются существенные помехи. По нашей оценке, источниками являются радиосредства судов и береговые локационные станции. Пока набираем статистику по структуре сигнала и по пеленгам.

ЦУП назначил комплексные тренировки на 23.10 и 24.10. Получили начальные условия для расчёта целеуказаний. Юра Ситников, Игорь Мазокин приступили к расчёту целеуказаний и прогноза для «Союза» на ЭВМ «Минск‑22». Первый раз всегда волнуешься за результат. Поздняков много времени уделяет телеметристам. Он имел опыт работы с орбитальными объектами «Восход» и «Молния-1» на т/х «Краснодар». Правда, на нём стояли телеметрические станции «Трал», но методика работы близка к нашим станциям МА-9МКТМ. В расчёте станции есть два специалиста, ходившие вместе с ним, Владимир Дубков и Владимир Заболоцкий. В 1967 г. они работали на «Невеле» и эту станцию знали прилично. Вот на этих специалистов мы надеемся.

Нам нельзя допустить оплошности. Мы одни в этой точке, и нас некому дублировать. Наши витки над территорией СССР не проходят. Лёша Маслов, наш партийный секретарь, присутствует на собраниях в партийных группах экспедиции и экипажа и рассказывает о важности первого пилотируемого полёта. Наш НИС носит имя Владимира Комарова, который погиб на КК «Союз-1». Об этом он рассказывает на собраниях. Мы очень желаем хорошо выполнить работу и услышать, что космонавт приземлился.

Зашёл к старпому. В каюте была его жена Лариса (наш переводчик). Попросил её рассказать, как летает «Аполлон-7». Полёт идёт к концу, и очень хотелось бы благополучного конца. Прочитал перевод сообщения. Пока полёт проходит нормально, за исключением здоровья астронавтов. Насморк, головная боль, сухость во рту, плохой сон и неудобства от системы медицинских датчиков. Члены экипажа сняли эту систему. Что будет с этой системой, ЦУП решает. Провели включение маршевого двигателя для проверки режима корректировки во время полёта к Луне. Поговорили о житьё-бытьё в рейсе. Пока ей нравится, но мне послышались грустные нотки. Пришёл Алексей Ильич. Пили кофе. Алексей сказал, что погоду обещают плохую, и от буёв придётся отказаться. Ещё он сказал, что в Галифаксе собралось много беженцев из Чехословакии. Каждое советское судно они встречают пикетами с протестами против ввода войск в их страну. Нам нужно подготовить людей к этому. Как говорят в Одессе: И зачем нам этот гембель?

Первый помощник (помполит) Потехин в рейс не пошёл, и его обязанности исполнял 3-й механик Борис Трифонов, секретарь комсомольской организации экипажа. Толковый парень, энергичный, общительный, и очень хотел быть помполитом. Он этого не скрывал и к его желанию относились как к неизбежному событию.

Алексей Ильич сказал, что капитан обсуждал эту проблему с Поздняковым перед выходом в рейс. В экспедиции вопросы политработы будет обеспечивать Маслов, секретарь партийной организации.

Вечером пошёл на корму посмотреть, как идёт рыбалка. Тумана нет. Утренний разошёлся к обеду. Ветер сильный. Стоим на одном якоре. Судно водит, и лески то под кормой, то надо отпускать. На донку никто не ловит. Все с самодурами. Клёв есть, но слабенький. Таскают скумбрию по 1-й, 2 штучки. Холодно. Направился в каюту. Пришёл Лёша Маслов. Выпили чайку, потрепались о житьё-бытьё. Заходил мой сосед из каюты 57 Борис Григорьевич Иванкин. Лёша спросил про порядок увольнения в Галифаксе. Борис Григорьевич сказал, что обстановка в городе нормальная, но есть случаи антисоветских выступлений со стороны беженцев из Чехословакии. Нужно сказать людям, чтобы в увольнении старались обходить места, где проходят какие-то массовые мероприятия, и ни в коем случае не ввязываться в разговоры и споры».

О.Павленко.

20.10.1969 г. НИС «Боровичи». НЭ – Самохин. КМ – Бурковский. Индийский океан. Маскаренские острова. Остров Маврикий, 10 миль к северу от Порт-Луи.

«Продолжаю дневник третьего рейса – дорогами Кука, Крузенштерна, Головнина, Лазарева, Коцебу и многих других. Сначала написал о Магеллане и Марко Поло, но, посмотрев в энциклопедии, узнал, что итальянец Марко Поло в основном двигался вдоль побережья Азии, а Магеллан через Индийский океан не ходил. Он прошёл в Тихий океан через пролив, названный его именем и погиб на Филиппинских островах, на острове Макатан 27.10. 1521 г. Пришёл к выводу, надо подобрать литературу о всех мореходах. А теперь о наших делах.

17.10.1969 г. совершил посадку «Союз-7». Видимо, что-то не получилось у «Буранов» и «Гранитов». Обсуждали мы сегодня возможные причины. Борис Круглов предполагает отказ техники. Герман Самохин с этим согласился. Он считает, что Шаталов стыковку умеет делать. Он же выполнил стыковку «Сюза-4» и «Союза-5» в январе этого года. И мы же слышали их переговоры, когда они летели рядышком. Они пробовали стыковаться 14.10 и 15.10. По разговорам, можно предположить, не работала радиолокационная система. По нашему пониманию, они не могли выполнить сближение и перейти на ручное управление, как это делал Шаталов на «Союзе-4».

18.10. осуществил посадку «Союз-8» в том же районе, что и «Союз-7». Услышали приятное сообщение о нашем флагмане НИСе «Космонавт Владимир Комаров». Он работал с «Союзами» на Ньюфаундлендской банке и впервые обеспечил связь между «Союзом-8 и ЦУПом через спутник связи «Молния-1». Эта связь позволяет ЦУПу управлять объектом на витках, не видимых с территории Союза. Наш морской комплекс становится заметным звеном в системе управления космическими полётами. Это здорово!

Мы завтра тоже выполняем важную операцию, второй раз заходим в Порт-Луи. Ждём разрешения. Могли бы зайти, но капитан  Бурковский и начальник наш  Самохин решили не рисковать. Участь «Кегострова» в мае 1968 г. не желают повторить. Я, как участник тех событий, не раз рассказывал им об аресте «Кегострова» в бразильском порту Сантус.

Ожидание – вообще штука противная. Навязывается мысль о трусости руководства. Там письма нас ждут! Сопереживающих на судне  большинство. Понимаю, торопиться некуда. Вышел на корму посмотреть, как идёт рыбалка, и тут же вопрос: Чего не заходим?... Чего ждём?... Чуть не обругал спрашивающих. Удержался. Я же пережил Сантус! Ответил:

— Ждём подтверждения властей. В порту много судов и видимо трудности с местом стоянки.

Спрашивающие переключились на рыбаков, и я тоже остыл. Письма будут завтра – это факт! Спокойно смотрю на белые строения Порт-Луи. Всего-то 10 миль. Но пока стоим…

В каюте, на столе, увидел вчерашнюю телеграмму от мамы. «Была в твоём доме. Сын скучает о тебе»… А что же Лена с Ниной?… По ним незаметно?... Стоп!… Опять стал заводиться. Факт есть факт. Только завтра получим почту.

Отвлёкся. Дочитал III том сочинений Стефана Цвейга «Звёздный час человечества», «Магеллан», «Америго». Такие книги читать очень люблю. В них нет вымышленных диалогов, зато сколько исторических событий. В этих книгах жизнь первопроходцев, посвятивших её открытиям новых земель и познанию мира, чтобы овладевать ими, разбогатеть и продолжать это дальше. Мы историю учили, как борьбу классов. Где там история, не совсем понятно. Когда дерущиеся рассказывают истории своих сражений, то всё, как в присказке: и ты Боря прав, и ты Лёва прав, но оба с разбитыми физиономиями и в грязи».

А. Турецкий.

20.10.1970 г. НИС «Космонавт Владимир Комаров» НЭ – Валиев. КМ – Борисов. Атлантический океан.

«Погода не изменилась. Встречный ветер и волна баллов на 5. Разница с Москвой 7 ч. На 14.00 ДМВ назначена тренировка с ЦУПом. Судовое время 07.00. Готовность 4 часа объявлена на 03.00 судового времени. Такая готовность потому, что готовим охлаждение для параметрических приёмных устройств. Поздняков и Матюхин контролировали время выхода личного состава экспедиции и экипажа соответственно.

Тренировка прошла удовлетворительно. Пока много недостатков при докладе о ходе подготовки систем комплекса. Доклады нечёткие и с опозданием. Много лишних разговоров. Координаты места судна выданы с опозданием. Переход в режим выдачи информации в каналы связи был с потерей сигнала спутника «Молния-1». На разборе тренировки Валиев дал указание ещё раз отработать тексты докладов всех средств, не допускать посторонних разговоров по громкой связи. Тренировку закончили в 14.00. ЦУП оценил работу на «удовлетворительно». Порекомендовали набираться опыта при прослушивании работы НИП-16 (Евпатория).

Получили разрешение на прослушивание работы Евпатории. Предполагаемое время старта 22.55.00 (ДМВ) 15.55.00 местное судовое время (МСВ) 20.10.1970 г. Начало работы НИП-16 в 02.30.00 (ДМВ) 21.10.1970. 19.30.00 (МСВ). Валиев разрешил закончить работы в 15:00 (МСВ). Готовность судна 2 часа назначена на 17.30.00 (МСВ). Главное не запутаться нам».

О. Павленко.

20.10.1975 г. НИС «Моржовец». НЭ – Бонах. КМ – Радченко. Атлантический океан. Курс на Монтевидео.

«Погода ясная, очень напоминает первую половину сентября в Ленинграде. Много солнца, безоблачное небо, воздух чистый и прозрачный до самого горизонта, нет жары, но уже и тепла маловато. Особенно это чувствуешь ночью и на рассвете. В полночь была гроза. Ветер дует от материка, и я почувствовал в нём запах парной земли, настоянный на травах, цветах и лесов. Земля была близко, но не наша. Посмаковал и побежал по кругу. Зарядка – важный фактор для сохранения способности иметь запас оптимизма.

Отчитался за свой секретарский срок. Ответственность большая, а права маленькие. Задачи масштабные, средство достижения результатов только говорильный аппарат. Не зря говорят, работу прекратил, потому что рот закрыл. Оценили работу «удовлетворительно». Теперь вздохну свободно.

Наши больные терпят и ждут. Штурмана полагают завтра к вечеру ошвартоваться в порту. Пойду сдавать нормы ГТО. Может быть будет почта в посольстве. Как бы было здорово получить письмо!».

Б. Cыровой.

20.10.1984 г. КИК «Маршал Неделин». Командир – Волков. ЗКИ – Колпащиков. φ=120°21’S, λ= 20°47’W; V=15 узл; море 3 балла, ветер 8 м/сек; глубина 4720 м; Твоз=21,3°, Твод=26,8°.

«Облачно. Третьи сутки не встречаем ни одного судна. Почти не видно дельфинов. Заканчивается 20 октября. Посмотрел фильм «Право на выстрел». Очередная приключенческая ерунда, перемешанная с принципиальностью, чувством долга и карьеризмом. Плывём по району, где вообще никто не плавает. Может быть, под нами кто-то и есть. А жизнь идёт своим чередом. Тупая боль сосёт и иногда заставляет даже просыпаться раньше подъёма. Плохо, когда уходишь надолго из дома с осадком горечи полного непонимания. Неправы мы оба. Она так не думает. Время – лучший лекарь.

Наблюдения за нашей жизнью на этом плавающем островке нашей Русской земли – самые разные. Нужен, конечно, талант писателя. Видеть всю эту мешанину из судеб людей, живущих всегда по военным уставам, и тех кто стал гражданским человеком. Все они оторваны от дома, от родных и близких, жён и детей, невест, друзей и товарищей. Они переживают за дело, – море их профессия. Ещё не всё понятно им на этом острове. Зачем они болтаются месяцами в океане без дела, с туманными намёками на сроки и скудным представлением о намечаемых работах?

Так вот наблюдаешь за людьми и видишь, как они раскрываются. Какие мы есть, сами не всегда знаем. Те, кто молоды и идут в первый раз, проявляют много любопытства, но в основном бестолково и неорганизованно. Много смотрят на море, в поисках морских чудес: дельфинов, китов и другой морской живности. Ночью выходят на палубу посмотреть звёзды, особенно Южный Крест и планеты. В безлунные ночи Венера светится так ярко, что на воде остаётся дорожка. Марс и Юпитер в паре идут по заданному пути. Для новичков хороши были обзоры значимых мест перехода и исторические справки стран, берега которых мы проходим.

Те, кто старше и уже не в первый раз в море, но и конец их плавания не близок, – обленились и ходят только загорать, если погода хорошая. Они считают, что удивляться им надоело, а узнать, где и что они проходят, они ещё успеют. Кто заканчивают свою службу, понимают, – нужен материал об океанских походах для рассказов подрастающим внукам, и повзрослевшим детям будет интересно, да и ветеранские встречи будут. Время находят и стараются всё записать, запомнить. Делают карты маршрута с пометками, читают лоции, атласы, и всё, что даёт какие-то пояснения. Таким очень помогала подборка книг о морских путешествиях в библиотеке.

Мир действительно удивительный и такой огромный! Сутками плывёшь – и ни одного судна, ни острова и даже самолёта. Летучие рыбы вырываются из волны под форштевнем, и стремительно летят в стороны. Изредка попадаются дельфины, киты, касатки, но это уже событие. Под килем глубина несколько километров. На гору заберёшься – высоту сразу ощущаешь, а вот глубину нет. А ведь тут тоже горы, а между ними ущелья и долины.

Мы в дрейфе на банке. Глубина 11–17 м. Банка диаметром 1,5-2 мили, а за ней глубина 4-5 км. Можно представить, что ты на облаке, на вершине горы. Жаль только, что ничего не видно. А внизу толщина земной коры всего 5 км. Где найдёшь это на суше. Район пустой. А оказывается, здесь вот, в этом месте, образуется циклон, который потом приносит на острова и материки разрушения.

Размеры его от 20 до 60 миль в диаметре, движется со скоростью от 70 до 240 миль/сутки. В центре – круговое движение воздушных масс против часовой стрелки в северном полушарии и по часовой в в южном. Продолжительность жизни их от 3-5 до 20 суток. В центре циклона давление 950 – 970  миллибар, в остальных случаях ещё меньше. Только в самом центре циклона в зоне не более 20 миль, небо ясное, это глаз урагана. Его наблюдали только космонавты. В этой зоне ветер ослабевает до штиля, а затем наступает тот кошмар, который разрушает всё и несёт горе и беды.

Часто моряки, не знающие признаков бури, любуются ясным небом, северяне рады теплоте и даже не замечают духоты. Их радуют и удивляют необычные заходы и восходы, когда небо принимает огненный или медно-красный цвет с разнообразными оттенками. Бывает так, что в сумерки или ночью море начинает светиться, а вокруг Солнца появляются ореолы, ночью они обрамляют Луну. Иногда на небе появляются перистые облака в виде тонких прозрачных полос, перьев или хлопьев. Они очень красивы при закатах, приобретают различные цвета и где-то сходятся за горизонтом, как будто кто-то раскрыл веер, – это всё признаки бушующего циклона. Где-то там за горизонтом, на расстоянии нескольких сот миль, бушует циклон, ломает всё, лишает жизни живое.

А человек стоит на палубе, его мысли, покорённые красотой, складываются в стихи. Здесь, за сотни миль, весь творящийся там ужас скрыты красотой заката и может быть даже зелёным лучом уходящего за горизонт солнца. Это троянский конь природы для потерявших бдительность людей.

 

Здесь много неба и воды

И всюду горизонт.

А ночью звёздные сады

Над нами, словно зонт.

 

И где-то там, где край Земли,

Среди кудрявых круч,

Мелькают молнии вдали…

Тайфун вершит там путч.

 

А мы любуемся зарёй,

Игрой, бегущих туч,

Хвостом павлина над водой,

И ждём зелёный луч!

 

Вот и лирика выплеснулась на лист бумаги. Зашёл Миша Куражёв. Я ему прочитал творение. Он чем-то озабочен, но среагировал на текст:

—Я всегда в море стараюсь поймать зелёный луч. Очень хочу проверить версию Паустовского о том, что он посланец надвигающейся удачи. Пока не везёт.

Миша, он всегда такой. Сделать что-то неприятное кому-либо, для него недопустимый поступок. Стоило ему заметить моё замешательство с ответом, он решил исправить положение.

— Нам ещё долго идти. 3 океана пройти надо. Будем смотреть.– ответил я.

— Тогда, я опять, в гневе: Опять Попов придумал программу дополнительных испытаний навигационного комплекса!

Михаилу всё ясно. Он участвовал в разработке и испытаниях комплекса «Симфония», а Виктор Михайлович принимает этот комплекс в эксплуатацию и ему пока многое непонятно.

— Миша!  У тебя времени нет для выполнения нашей программы, и это тебе мешает?

— Наша программа выполнена. Остались пункты на Владивосток и Камчатку.

— Так чего ты не даёшь ему удовлетворить желание занять своих людей?

— Он расходует ресурс комплекса не по делу, – ответил Михаил. В голосе его уже не было жёсткого протеста, больше оттенков недовольства самим Поповым. Я почувствовал, что самое время нажать на Мишу и освободить его от надоевших разговоров о волюнтаризме главного штурмана.

— Миша! Ну, на фига тебе это противостояние? Виктор Михайлович сам учится и учит своих подчинённых. Ресурса хватит. Пусть работают. Ты, наоборот, помоги им, проведи парочку занятий по тем темам, которые разъясняют суть предложенных им испытаний. Помоги им в подготовке к этим испытаниям. Растолкуешь им суть испытаний, и они сами решат, нужно их проводить или нет. Виктор Михайлович говорит своим подчинённым о необходимости выполнения предлагаемых им работ. Подчинённые редко задумываются над указанием начальника. Это же военный флот.

— Мне это напоминает анекдот, герой которого, конечно, чукча,  улыбаясь, заговорил Миша,  но для вдохновения неплохо бы чайку рюмочку.

Миша всегда говорил: Нам водка строить и жить помогает, когда финансов у нас не хватает. Исходя из этого, он открыл холодильник, взял заварной чайник, налил полстакана содержимого, закрыл холодильник и выпил. На самом деле, это был разведённый спирт, настоянный на перепонках грецких орехов. Так мы делали коньяк «Тришило». Пососав лимонную дольку, Миша приступил к рассказу анекдота:

Чукча, любитель рыбалки, долго искал место на льду, где есть клёв. Наконец он нашёл площадку с хорошим льдом и без рыбаков. Начал сверлить лёд. И вдруг, голос сверху:

— Здесь рыбы нет!

Однако, плохо!.. Начал сверлить новую. И снова голос сверху:

— Здесь рыбы нет!

Однако, очень плохо! Посмотрел вверх и сказал: - Эй, там, наверху! Однако откуда твоя знает?

Голос сверху: — А я директор катка, однако!

— Миша! Ты очень правильно меня понял. Мы оба рассмеялись.

Потом подошли Литвинов и Головнёв. Играли в шахматы, пили чай, рассуждали о новом проекте, который разрабатывало ЦКБ «Балтсудопроект».

О.Павленко.

20.10.1985 г. НИС «Космонавт Юрий Гагарин» НЭ – Пыпенко. КМ – Григорьев. Атлантический океан, Ньюфаундлендская банка; φ=43°N, λ= 61°W.

«С05.06.1985 г. мы пребываем в районе острова Сейбл. Работаем сейчас с орбитальной станцией «СоюзТ-14» – «Салютом-7» – «Космос-1686» вечером с переходом на ночь. Со дня выхода из Одессы 12.05.85 г. пошёл 6-й месяц. За это время имели 3 захода с увольнением на берег (Сент-Дженс, Канада – 2 раза, и Лас-Пальмас), и в начале рейса брали продукты на рейде Лас-Пальмаса. Дважды нам пришлось менять точку работы из-за визитов тайфунов «Анна» и «Глория».

Рыбу ловим с утра и до обеда. Есть и такие, что ловят, когда не на вахте. Рыба идёт пока вяло. В основном скумбрия. Бывают экземпляры до 60 см, весом 2 кг. Погода меняется каждый час. Вот сегодня:

09.00 – штиль, солнце, воздух чист и прозрачен; чайки парят, высматривая добычу и пикируют в воду, заметив жертву; сытые и уставшие качаются на воде и перекликаются с летающими, о чём-то;

10.00 – набежали тучи, подул ветер; поверхность воды покрылась белыми барашками; все чайки поднялись в воздух, можно подумать, что пошёл снег крупными хлопьями;

11.00 – пошёл холодный ливень, ветер усилился до штормового; вода приобрела серый оттенок с белыми гребешками; чайки поднялись и кружат вокруг судна, дополняя криками завывания ветра;

11.11 – ливень ушёл вместе с тучей. Дождь волочился, как огромная метла, подметающая белые гребешки, как мусор. Облака росли вверх и превращались в кучевые, напоминающие строения, чудовищ и великанов;

11.30 – между туч увеличиваются голубые разрывы, солнце через них окрашивает океан синевой, подчёркивая волны с белыми гребешками и сверкая в крыльях чаек, устраивающих фейерверк вокруг тарелок антенн, под грохот ветра в снастях и надстройках судна;

18.00 – сформировался шторма в 6 баллов, всё пространство заполнили похолодевший воздух и ледяные брызги; чайки исчезли; серые тучи с чёрными подбрюшьями проносились над антеннами, плавно разворачивающимися в направлении приближающегося «Салюта».

Начали работу. Принимаем телеметрию. Экипаж станции, по распорядку рабочего дня, отдыхает. Все основные операции, эксперименты и технологические действия проводятся в зоне видимости НИПов. В перерывах между сеансами в клубе собираются участники самодеятельности и готовят концерт к октябрьским праздникам.

На 6-м месяце, как правило, начинаешь замечать всё вокруг себя и ищешь изменения, подсказывающие появление признаков ухода домой. Пока нам ещё весь ноябрь здесь молотить.

Б. Сыровой.

 

 

Ураган «Камилла». Визит на Кубу Генсека.
Козни таможни. Старпом.
Космическим мостам нужны океанские опоры.
Нептун о бессмертии.

 

21.10.1994 г. Курс 40°; φ=12°43'N, λ=63°33'E; ветер 40,6 м/сек; P=758 мм рт.cт.; V=12,6 узл; Твоз=27°, Твод=30°; S=302,4 миль, L=11 633,6 миль.

 

Духота заставила выйти на палубу. Редкие облака нарушали голубизну неба, а солнечные блики – синеву океана. Прямо по курсу, примерно в 100 м от борта, синь океана и блёстки солнца вычёркивались какой-то чёрной округлой массой. Предмет двигался параллельно. Он был без плавников и не выбрасывал фонтаны, как это делают киты и кашалоты. Любопытная была штука... Я побежал в каюту, взял видеокамеру и вернулся на палубу. Предмет показался из воды. То, что он двигался в одном направлении с нами, было очевидно. Я стал прицеливаться камерой, но в видоискателе предмет не появлялся. Осмотр водной поверхности был безрезультатный. Съёмка не состоялась. Ветерок с признаками прохлады, суета с неопознанным плавающим объектом растворили остатки ощущений расставания со сном и каютной духоты. Купание в бассейне вернуло чувство хорошей встречи с утром.

С неопознанными летающими и плавающими объектами мне просто не везёт. Некоторые очевидцы на других планетах побывали уже, а у меня – ну никак. Не идут со мной на контакт и даже не показываются. Всё, что приходилось читать, слышать и видеть на фотографиях, на рисунках и в кино захватывает только при первом знакомстве, а когда займёшься серьёзно, то поверить в их существование невозможно. Да! Встречаются аномальные явления,  мне такое определение больше нравится, но пока их объяснить не могут, так как не имеют, ни самого объекта, ни результатов явления. Свидетелей куча, и фантастические рассказы.

Ночами стоял на мостике, чтобы хоть что-то увидеть. Обязывали вахту о всех необыкновенных явлениях докладывать и вызывать на мостик, но вот не везло. И сегодня не повезло.

На мостике всё, как вчера, позавчера и все прошедшие 43 дня. Никаких происшествий не случилось. Нос судна то слегка поднимался, то опускался, разрывая линию горизонта. В тихую погоду создаётся впечатление, будто он стремится разрезать земной шарик. Когда палуба сливается с линией горизонта и вот-вот появится разрез, – ожидаешь открытия ларца с драгоценными камнями.

Горизонт всегда был тайной. Там были владения Гора-ахути – египетского бога утреннего солнца. Там была Дуата – место, куда заходит солнце на ночной покой, и считалась у египтян одной из составных частей вселенной. По мифам полинезийцев – там за горизонтом край Земли, где растёт говорящее чудо-дерево, к которому считалось за счастье дойти. Для нас там, за горизонтом, Аланг – загадочное место, где заканчивают жизнь известные и неизвестные корабли, научные и торговые суда великого Советского Союза. У Высоцкого есть песня автогонщика, заключившего жестокое пари, и мне вспомнились строчки, связанные с горизонтом:

Мой финиш – горизонт, а лента – край Земли,

Я должен первым быть на горизонте.

Меня ведь не рубли на гонку завели.

Меня просили: – Миг не проворонь ты!

Узнай, а есть предел там, на краю Земли,

И можно ли раздвинуть горизонты?

Эти строчки написаны про меня сегодняшнего почти 30 лет тому назад. Такой был Высоцкий, так он чувствовал несправедливый мир тогда, в те шестидесятые годы уходящей оттепели, когда мы ждали построенного в 1980 г. коммунизма.

Шторм делает всё совершенно по-иному. Кажется, океан катит пенные валы на судно, чтобы, проваливаясь между ними, человек не видел горизонта, испытывал беспредельную силу стихии и понимал, что путь к горизонту – не прогулка в сопровождении дельфинов. Он позволяет получить от неба прощение за грехи и право видеть берега земли глазами очевидца Божьего суда. И опять Высоцкий:

Нам кажется, мы слышим чей-то зов -

Таинственные чёткие сигналы...

Не жажда славы, гонок и призов

Бросает нас на гребни и на скалы.

Изведать то, чего не ведал сроду,

Глазами, ртом и кожей пить простор....

Кто в океане видит только воду,

Тот на земле не замечает гор.

Наверное, для русского человека откровение наступает в жутком подпитии или при попадании в крутой шторм.

Так было в августе 1969 г., когда после работы по «Зонду-7» мы пошли в Галифакс и попали в ураган.

Это, пожалуй, был тот случай в моей морской практике, от которого осталась память на всю жизнь. Ураган звали «Камилла». Милого в нём не было ничего. Он был самый разрушительный. Узнали о нём 14 августа, в день завершения работы. «Камилла» двигалась из Карибского моря в сторону Флориды и обещала задеть западную часть Кубы, в том числе и Гавану. Капитан Шевченко и начальник экспедиции Дулин срочно собрали совещание.

В рубке, на штурманском столе, капитан разложил метеорологические карты и обрисовал обстановку. Стоять в порту такой махине, как «Комаров», очень рискованно. Ветер по прогнозу имел скорость до 320 км/час. За сутки «Камилла» проходила около 250 км. При наших 2-х шарах, диаметром 17 м, высоте борта 14 м, длине судна 157 м, парусность была столь значительная, что последствия встречи с этой «дамой» могли стать катастрофой. Принято было решение уходить в океан 15.08 1969 г., сразу после убытия с борта оперативной группы по «Зонду-7». Они будут ждать самолёт в гостинице.

Штормовое предупреждение распространялось кубинскими властями очень активно. На судне была дана команда всё закрепить по-штормовому. Все были очень обеспокоены. Некоторые сомневались в правильности принятого решения. Капитану пришлось собрать всех в столовой команды и объяснить мотивы выхода в океан. Капитан сделал это профессионально и убедительно. Чтобы снять напряжение, он сообщил о разрешение посетить Галифакс со стоянкой 3 дня. Заход в порт всегда был приятным, интересным и многообещающим. К полудню 15.08 мы покинули порт Гавана и взяли курс на Флоридский пролив. К этому времени на синоптической карте стало видно, что вопреки прогнозу, «Камилла» проявила свой нрав и направилась не к Майами, а на северо-запад, к Новому Орлеану, к устью реки Миссисипи. На карте, в центре урагана – его глазу, стояли цифры: давление 655 мм рт. cт., скорость – 320 км/час.

— Ох, и тяжко будет там, на Миссисипи, – отметил капитан. Нам просто повезло, что эта «дама» не прислушивается к метеорологам. И всё равно, пусть наши пути разошлись с ней, я прошу всех командиров лично проверить подготовку судна к шторму. Что эта «девка» ещё выкинет – сказать не берусь.

Пока погода была вполне приемлема. Туч было много, ветер гнал волну в левый борт, покачивало, 5°–10° по борту, и ощущалась килевая качка. Страшного ничего не было. По сводкам, которые регулярно передавались по громкой связи, картина была такова:  «Камилла» разрушила штаты Миссисипи и Алабама. Сообщалось о сотнях погибших, разрушенных, затопленных городах и посёлках. Печально это и ужасно, но мы идём расходящимися курсами, и это нас радует. Так мы шли почти 4 суток. Кого-то поташнивало, многие плохо спали, на палубах никто не гулял, занятия проводить было невозможно, а на технике проводились только работы по её закреплению.

К концу дня 19.08 ветер значительно усилился, волны превратились в валы, которые ударяли в скулу, и тогда судно на мгновенье замирало, наткнувшись на препятствие, потом начинало дрожать от напряжения, стремясь пробить себе путь. Сбросив глыбы волн, в лохмотьях пены, оно делало рывок вперёд в радужных каскадах брызг. Валы воды наваливались на нос, вздыбливались до самых иллюминаторов ходовой рубки, плевали на крылья мостика клочья пены и с сопением и грохотом обваливались вниз и катились потоками по палубам, сметая всё, что было плохо закреплено. Кругом, куда посмотришь, пляшущие гребни, увенчанные коронами пены и прядями белых дорожек, по которым ветер мчит на своих не то лыжах, не то коньках.

Народ отсиживался в каютах или в салоне. В основном пили чай, занимались травлей, играли в домино или шишбеш – нарды. Правда, кипяток брали только на камбузе из титанов, а питейные принадлежности не выпускали из рук. В ужин столы были накрыты влажными скатертями, чтобы тарелки не скользили, а стулья все закреплены. Но уже чувствовалось: ещё немножко – и сидеть за столами будет невозможно, из тарелок всё будет выплёскиваться. По коридорам перемещались, только держась за поручни. В туалетах каждый ловчил, как мог. На подволоках кают и между переборок возникли бегающие «барабашки». Что-то каталось, грохало, переваливаясь при больших наклонах, в каких-то местах появились скрипящие оркестры. Весь этот гам и шум наполняли барабанные удары волн в корпус. Сообщения по громкой связи слушали очень внимательно.

Оказалось, что «Камилла» опять не послушалась синоптиков, не угомонилась, где-то в штате Виргиния. Выплакавшись ливнями, оттанцевав волнами, отсвистев ветрами, эта взбалмошная «дама» ещё больше взбунтовалась и, повернув на восток, вышла в Атлантику и пересекла наш курс. Вот тут нам, где-то на подходе к траверзу Нью-Йорка, «Камилла» и выплеснула весь свой строптивый характер.

 

Обрушилось небо,

Взбесилась волна,

Как будто и не был

Покой никогда.

 

И воющий ветер

Был резок и зол:

Всё рвал, что заметил,

Всё нёс, что нашёл.

 

В толпе рваных туч,

В мутном скопище брызг,

Истрёпанный луч

Где-то дырку прогрыз.

 

Он белую пену

Покрыл желтизной.

Почудилось – небо

Сомкнулось с водой!

 

Казалось, что звёзды

Надолго ушли!

А молнии-гвозди

Бьют в сердце Земли.

 

И мачты рвут тучи,

Взлетает корма,

И нос пошёл с кручи

В пучину, где тьма...

 

Огни ошалело

Моргали во тьму.

Всё, всё озверело!

Надежд – никому!

 

Ночью почти никто не спал. Качало так, что сорвало бочки с краской, закреплённые у задней переборки носовой надстройки, на которой установлен носовой шар. Они катались с таким грохотом, что поначалу казалось: на палубу с неба падают булыжники. Боцману и матросам с большим риском удалось поймать пару бочек, а остальные улетели за борт. Был момент, когда судно почти легло на борт. Некоторых из отдыхавших после вахты моряков, выбросило из коек.

Ужас момента пришёл потом, когда судно вновь стало на киль. Крен был около 40°, и шары почти касались воды. На мостике все просто оцепенели. Мастер уже потом говорил; он чувствовал, как седина наполняла волосы. Порыв ветра, огромная волна и попытка мастера подвернуть судно к волне чуть не превратились в катастрофу. По судну прошла волна страха. Нет, паники не было. Бежать куда-то было невозможно. На лицах тех, кого я видел, только маска ожидания – глаза не подвижные, рот полуоткрыт, и бледность с подсветкой синевы у глаз. Это длилось мгновение – пока судно лежало бортом на волне. Когда оно начало становиться на киль, маски стали оживать. А когда выровнялись, то сразу спасательные пояса были извлечены из мест их хранения

Кто мог, собирались в каютах и помещениях, расположенных ближе к выходам к шлюпкам. Старательно вспоминали, кто в какой расписан и кому куда бежать. Мастер по громкой связи объявил, что на судне всё в порядке и состоявшийся крен был не опасен. Остойчивость судна высокая. Из-за значительного угла крена необходимо осмотреть все заведования на предмет сохранности имущества, размещённого в них. В общем можно сказать, что все перепугались, но старались освободиться от страха как можно быстрее. Лучше всего помогал юмор. Рассказывали пугающие случаи и страшные мгновения в красках анекдота и комических сцен.

Когда сыпались и падали предметы, у кого-то вывалилась бутылка водки, и свидетели забывали о страхе, начинали упрекать хозяина в скупости и непристойном отношении к интересам друзей и требовали немедленно стаканы и закуску. Посуда в столовой превратилась в кучу осколков. Осталось целым только то, что было упаковано и закреплено. Печальную весть принёс пятый помощник – в трюме рухнули ящики с тропическим довольствием – сухим вином, и пока просматривается только груда стёкла и щепок от ящиков. Разрешённого алкоголя осталось очень мало. Народ требовал немедленно извлечь коврики и отжать, что можно. Особое беспокойство вызывали антенны. Восьмиметровые зеркала и их опоры по 28 т веса качалась в самой верхней точке судна. Выше были только мачты. Но всё обошлось благополучно. «Камилла» наконец-то угомонилась 22 августа.

Заход в Галифакс у «Комарова» был не первый, но в этот раз он был таким желанным, что мы нисколько не огорчились протестам против вторжения наших войск в Чехословакию в 1968 г. Нам было очень хорошо, – мы увидели берег, окунулись в ту жизнь, которую могли потерять.

Я стоял на крыле один. В ходовой рубке не было никакого движения. Размышлять и вспоминать ничего не мешало. Набегающий, ещё не разогретый воздух снимал с тела влагу и холодил его. Воспоминания все эти дни были связаны с историей «Комарова» и всего космического флота и ролью его в начале космической эры. Чувство утраты очень важного и нужного для будущих поколений всё время вносило в настроение привкус грусти, неудовлетворённости своим бессилием что-нибудь сделать для сохранения свидетелей того времени.

На НИСах многие из нас ощутили нужность и полезность своего непосредственного участия в грандиозном деле выхода человека в космическое пространство. И это не бравада, не поиск своего места в истории, а осознание итогов прожитого. Нам повезло так же, как участникам первых кругосветных плаваний, как открывателям материков и островов, как зачинателям воздухоплавания и покорителям глубин океанов. Чувство причастности к тому, что уже никогда не повторится, даёт заряд и силы преодолевать снижение былой активности, неустроенности пенсионного существования и возрастные недомогания и стимулирует желание жить с молодёжью одной жизнью. Жаль, что не все из нашей когорты это понимают.

Где-то хлопнула дверь – значит, кто-то куда-то идёт и несёт какую-то весть или хочет о чём-то спросить. Желание собрать факты из истории нашего флот во времена начала космической эры, изложить их понятным языком. Так написать, чтобы будущие поколения могли иметь представление о космическом флоте, о людях его создавших и служивших на нём. Чтобы они имели представление такое же, как и мы о русском флоте и моряках первых кругосветных походов. Это заставляет меня вспоминать, просматривать дневники, читать литературу и собирать воспоминания ветеранов флот, а это даёт заряд и силы быть нужным. Буду это продолжать.

«Комарову» ещё досталось здорово в январе 1974 г. Вначале этого год Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев намечал посетить Кубу. В обеспечение перелёта над Атлантическим океаном вдоль трассы были расставлены суда ММФ, СКИ ОМЭР и корабли ВМФ. «Комарову» определили задачу принимать информацию от корабля и по спутниковому каналу связи передавать в Москву. Поставленная всем задача, считалась особой важности. Точка работы выбрана недалеко от Исландии, а это 60°N – штормовая зона. Январь,  февраль ветры достигают скорости до 120 км/час, а волны достигают высоты 5 – 6 м. Температура ниже 0° – обледенение. «АСК» подфартило. Ему было назначено выполнит подобную задачу непосредственно на Кубе, и он стоял в порту Гавана. Эта была последняя работа в рейсе.

В рейс из Одессы «Комаров» вышел 05.12.1973 г. Продукты взяли в Гибралтаре. Капитан Шевченко, начальник экспедиции Никифоров. Из Ленинграда в ту же точку работы вышел небольшой корабль связи ВМФ, оснащённый специальными средствами связи с правительственными самолётами. Точка была между Исландией и южной оконечностью Гренландии. Срок прибытия не позднее 23.12.1973 г. После четырёх месяцев стоянки в Одессе, рейс для экипажа был желанным. Предполагалось вернуться в первой половине января 1974 г. Северная Атлантика всегда очень враждебно настроена к тем, кто скрывает цель пребывания в её просторах.

Переход в точку был изматывающим. Ни сна, ни работы, ни отдыха. Никифоров, ветеран нашего флота c 1963 г., имел опыт работы в южных штормовых широтах, но и он был удивлён жестокостью Зимней Атлантики. В точке работы корабль ВМФ болтался на волнах, как щепка. По связи командир просил прикрыть его от волны бортом. Непростое это дело, но выручать ребят было надо. «Комаров» – 17 000 т, а этот бедолага небольшие 5000 т.

Отпраздновали Новый год – хорошо ёлку прихватили. Уже и старый Новый год прошёл, о визите ни слуха, ни духа. Старались разогнать горечь от неизвестности, усталость от недосыпа, от нежелания есть... А тут ещё запасы питьевой воды стали подходить к концу, да и свежие продукты превратились в несвежие. Запросы Безбородову не приносили чёткого вразумительного ответа ни о дате перелёта, ни о возможности захода в порт. Зайти можно было только в Рейкьявик.

Положение на «Комарове» становилось напряжённым. Океан ни на минуту не переставал мотать судно. Капитан и начальник экспедиции собрали командиров и стали искать способы облегчить условия пребывания в заданной точке работы. Старший механик Станислав Леонтьев доложил о появившихся трещинах на швах корпуса, о нарушении крепежа некоторых палубных устройств на баке, но самое главное – питьевая вода стала непригодной к употреблению без очистки, а приготовленная из морской не может применяться в пищу. Люди постоянно находятся внутри судна. На палубу выйти практически невозможно – ветер, волны и обледенение.

Об этом доложили Безбородову. Безбородов молчит. Куда он ни обращался, никто официально сроки визита не называет. Ждите!.. Вот-вот будет принято решение... Попытки объяснить создавшуюся ситуацию с судном заканчивались предложением позвонить завтра. Тайна и скрытность планов во всех делах страны были неотъемлемой частью руководящей и направляющей деятельности наших вождей.

Положение на судне усложнялось с каждым днём. Ожидание длилось уже больше месяца. Разговоры о равнодушном отношении арендатора к судьбам людей, загнанных в сердцевину взбесившегося океана, стали выходить за рамки морального кодекса строителя коммунизма. А тут ещё беда у военных – на корабле связи офицер свихнулся. Оказать им помощь «КВК» при всём желании не может.

Экипажу и экспедиции повезло, что политработниками у них были Юрий Иванович Потапов и Пётр Иванович Осолинский. Их так и звали – 2 Иваныча. Они как раз и были тем редким исключением из всей армады партийно-политической структуры власти. Люди им верили и слушали их. Они хорошо знали своих людей и там, где напряжение доходила до предела прочности, они оказывались всегда вовремя. Никифоров ничего не скрывал и докладывал Безбородову. Выход нашёлся самым неожиданным образом. Мама Никифорова была секретарём одного из райкомов партии Москвы. Виталий Георгиевич поделился с ней горестями её сына и совершенно неожиданно получил обещание узнать срок визита, конечно, с условием полной анонимности. И на следующий день информация была такова, – визит намечается, на конец января! Можно судну дать заход в Рейкьявик – таково было решение Безбородова.

Командир НКИК генерал Игорь Дмитриевич Стеценко, выслушав все доводы Безбородова, разрешил ему принять решение самостоятельно. Заход в Рейкьявик был осуществлён, запасы воды и продуктов были пополнены, кое, что удалось подремонтировать и благополучно успеть на работу. Какие трудности надо было перенести морякам и командованию ОМПИК, чтобы получить разрешение зайти в порт – единственно правильное решение. Перелёт Леонида Ильича прошёл благополучно. Он посетил Кубу, где НИС «АСК» обеспечивал визит спутниковой связью, из порта Гавана. Там таких заморочек не было.

23 февраля 1974 г «Космонавт Владимир Комаров» вернулся в Одессу. Судно, настолько было потрёпано, что его внешний вид привёл встречавшего председателя комиссии, начальника политотдела НКИК, генерала Ивана Моисеевича Мартынова к решению отменить все проверки и не тревожить личный состав экспедиции вопросами о превратностях рейса.

А на «Королёве» тоже томились в ожидании визита и наблюдали всю кухню организации этого действия. Они были в благоприятных условиях, но тоже мучились от неизвестности.

— Олег Максимович! А я вам звоню, звоню, – раздался голос капитана. Он стоял в дверях на крыло мостика.  Тут нам неприятные известия пришли:  у старшего помощника мать умерла. Я думаю, мы вместе должны ему сообщить об этом.

Я прочитал радиограмму. Да, в тот день, когда старпом нам рассказывал о ласточке – 18.10, она и преставилась. Он чувствовал тогда беду, но не пускал её в сердце. Он ещё надеялся. Теперь беда для него неотвратима.

— Он отдыхает после вахты, – сказал капитан. Давайте перед обедом пригласим его к вам в каюту и там сообщим.

— Согласен.  Как ваше самочувствие?

— И праздники, и огорченья всегда рождают два явленья:  В хмелю мы радость умножаем иль горе топим, прогоняем. В похмелье думаем, как жить? И жаждем ум опохмелить! – с пафосом сказал капитан.

— Приглашаю в каюту  и думаю вчерашних гостей пригласить тоже надо.

Компания собралась быстро. Все были огорчены вестью, и поэтому разговор не вязался. Рассказ о визите Брежнева на Кубу и участии в нём «АСК» решили перенести на последующую встречу. Предложенное пиво было употреблено быстро, и под разными предлогами все разошлись.

Мастер зашёл около 12.00 и позвонил старпому. Старпом пришёл минут через 10. Он был насторожен, и, увидев в руках капитана телеграмму, спросил:

— Мать умерла? Да?

Капитан протянул ему телеграмму. Старпом прочитал. Взгляд его от листка бумаги ушёл в иллюминатор... Туда, к небу, куда улетают все души. Слёзы заполняли рыжие ресницы. Бликующее отражение волн на подволоке каюты наполняло эти слёзы искорками. Слезинки срывались и катились по морщинкам на рыжие усы. Рыдания рвались наружу, а он всё делал, чтобы их удержать: кусал губы, кривил их, отчего усы дёргались и сбрасывали слезинки дальше вниз, на палубу.

Мы молчали в леденящем оцепенении. Через некоторое время старпом глубоко вздохнул, я бы сказал взрыднул, достал сигарету, закурил. Сделав несколько затяжек, сказал:

— Всю жизнь была одна. Муж в море, сын в море, второй сын калека и придурок. Весь дом держался на ней... Придём с моря, нажрёмся. Все думали, что на берегу нас должны ласкать и беречь. Ей-то слов добрых не успевали сказать. Всё некогда. Ласточка 18-о ждала меня на палубе. Увидел её, и что-то оборвалось в душе, сердце с ритма сбилось. Думал, вернусь с этого рейса и дома останусь, дам ей отдохнуть. Опять не успел. Теперь уж навсегда.

Видимо, после сказанного боль отпустила. Он посмотрел на нас, вытер слёзы и спросил:

— Чего-нибудь на помин души бы, Олег Максимыч!

Я налил ему полный стакан водки, достал кусочек сыра и предложил помянуть. Старпом залпом выпил стакан, откусил кусочек сыра и сказал:

— Пойду к себе... До вахты время есть побыть одному. Может быть, дозвонюсь домой.

— Ты сегодня на вахту не выходи. Я тебя подменю, – сказал капитан.

— Бутылку возьми с собой, может, пригодится. Если что, то звони. Радисту скажи – пусть через Москву на Питер выходит.

Старпом ушёл.

Печальные вести с берега на судне всегда становятся достоянием всего коллектива, и волна переживаний проходит по всем сердцам. Пусть они не все откликаются одинаково, но вместе все они помогают, выстоят. На берегу могут не знать о горе не только в одном подъезде, но даже на одной площадке. Когда несчастье достаёт человека в море, то участие и помощь, как правило, оказывают все, к кому обращаются. Так было на «КЮГе» в июле 1974 г. во время работ по «Союзу-14» – «Салюту-3».

Помощник начальника экспедиции Гавенко позвонил домой в Одессу. Тогда уже было получено разрешение на использование выделенных интервалов времени спутниковой связи для личных переговоров. Надо сказать, что это было значительной поддержкой здорового настроения коллектива. Но в этот раз весть была трагической. Вся семья отравилась грибами и находилась в реанимации. Начальник экспедиции срочно доложил на командный пункт Безбородову.

В службе был разработан план действий по скорейшей доставке Гавенко в Одессу и, получив поддержку от ММФ, ЦУПа, ЧМП, МИД, Безбородов доложил командованию. В те времена перемещение советского гражданина за рубеж и обратно было сложным делом по оформлению и согласованию документов, а для военного с легендой научного сотрудника сложной вдвойне. C первых минут действия всех людей были проникнуты одним чувством – помочь! Удивительно, но было действительно так.

Начальник ГУКОС генерал А.Г. Карась, командир НКИК генерал И.Д. Стеценко, чиновники МИД, посол СССР в Канаде, агент ММФ в Галифаксе сделали всё, чтобы в течение 3-х суток Гавенко смог добраться до Одессы. Пока он был на борту, ему старались помочь, кто как мог. Одесситы звонили своим домой и просили сделать всё, чтобы облегчить состояние больных, друзья, товарищи старались отвлечь от горьких мыслей, руководство судна старалось информировать о вопросах отправки. И благодаря этому Гавенко сохранил силы и смог поддержать семью при похоронах погибшего сына.

Правду говорят в народе, что беда сплачивает людей и пробуждает в них доброту и сочувствие потерпевшим. На судне это проявляется очень выразительно, без лишнего шума и показухи. Беда может свалиться на любого. Условия жизни для всех одинаковые, а реакция каждого непредсказуемая, и последствия могут быть печальными. Реакция каждого, прежде всего, самозащитная. Помогая потерпевшему, каждый готовит себе защиту, помощь и понимание для себя в случае, если судьба выберет и его. Такими воспоминаниями и мыслями я поделился с капитаном. Он тоже высказался:

— Наверное, вы правы. На судне жизнь коллектива большей частью обнажена и при желании можно знать о многом. На земле же, за редким исключением, почти не знают, как человек ведёт себя во время отдыха, на улице, в кино, во время семейных событий и счастливых, и несчастливых. На земле знают его по работе. И даже при написании характеристик, а их писали часто, отражали почти всё о производственных качествах. Про остальное писали: хороший семьянин, уважает старших и склонен или не склонен к употреблению спиртных напитков. Если мы в характеристиках на моряков что-то добавляли к этой схеме, какие-то личные черты характера, то зачастую нас заставляли их убрать. Главное, должен быть предан: Партии, Правительству, Социалистической Родине, и идеологически устойчивым. Мы, капитаны, жили в двух интервалах времени: стоянки в родном порту и в рейсе. Да что я вам рассказываю. Вам, военным, разница между этими интервалами ещё больше контрастна.

— С этим я соглашусь. Действительно, после выполнения поставленных задач рейса с оценками «отлично» или «хорошо» возвращаемся в родной порт, а там встречают: таможня, комиссия арендатора, проверяющие от служб пароходства и от парткома с одной целью – найти нарушения, упущения в работе, промахи в воспитательной и партийной работе, и во всех других сторонах нашей жизни. Происходил резкий перепад в понимании своей роли в деле, которым ты занимаешься. Шума о наших успехах в космосе в газетах и на лекциях много. Роль Партии – решающая. Командование умело способствует успешному выполнению поставленных задач. Много упущений у нас, исполнителей. Начинаешь думать, что уходили мы в рейс для того, чтобы дать работу всем этим проверяющим.

— Не могу судить о ваших комиссиях, но думаю, что стиль и методы работы их мало чем отличались от наших пароходских, а таможня в те времена очень старательно охраняла наших людей от тлетворного влияния Запада. Нормы на приобретение товаров на каждого моряка менялись за рейс несколько раз. Стоило какому-нибудь судну привезти товар широкого спроса, как тут же шла радиограмма на изменение норм в сторону уменьшения.

Мастер задумался, посмотрел на часы и предложил идти обедать. За обедом разговор продолжался:

— Вспоминать об этом тошно, – сказал я, разливая борщ по тарелкам.

— Гонялись за каждой лишней косынкой, шариковым карандашом, – продолжал разговор мастер. Рылись в ящиках и матрацах и всё для того, чтобы моряк не нарушал установленный Партией и Правительством уровень жизни народа. А что матрос тогда получал? Копейки! Семью он мог кормить только с продажи «школы», с тряпок и вещей, которые покупал в лавках для русских моряков на валюту. Товар там был в основном бракованный. Знаменитые «лантухи» – нейлоновые пальто и куртки часто попадались с разными по длине рукавами, с перекошенными воротниками и другими следами брака. Но в Союзе в те годы любой заграничный товар смотрелся и поэтому пользовался большим спросом.

Зал столовой команды уже опустел, а мы всё продолжали говорить.

— Я вспоминаю пятый рейс «Комарова»:  вышли мы 08.06.1969 г., а вернулись в Одессу – 10.01.1970 г. Ураган «Камилла» хорошо нас потрепал. Были мы в Галифаксе, на экваторе – первый праздник Нептуна был 14.11.1969 г., пережили аварийный пуск Н-1 в июле, отработали в Гаване по «Зонду-7» в августе, по «Союзам-6,-7,-8» в октябре. Тогда же нам пришлось пережить и триумф американцев – первую в мире посадку на Луну «Аполлона-11» – 20.07.1969 г. и корабля «Аполлон-12» – 18.11.1969 г. Нейл Армстронг и Эдвин Олдрин – первые земляне, ступившие на неведомую поверхность Луны.

Да, авария Н-1 03.07 – это был 2-й пуск, непонятная программа полёта «Луны-15», феноменальный полёт «Аполлона-11» 16.07 - 24. 07. 1969 г. произошли почти в одно и то же время. Нам не верилось, что мы проиграли Луну. Какие-то надежды у нас были. Потом члены оперативной группы, прилетевшие в Гавану для работы по «Зонд-7», нам рассказали, что «Луна-15» должна была сесть на Луну с целью забора лунного грунта и доставки его на Землю.

Так было задумано нашими стратегами покорения космоса и одобрено Партией и Правительством, – шанс не упустить кажущийся приоритет и вновь опередить американцев, привезти лунный грунт c помощью автоматической станции. При этом утвердить новую концепцию освоения ближайших планет автоматами, так как человека послать было не на чем. К этому времени не было ни носителя Н-1, ни лунного корабля Л-3. И к тому же второй аварийный пуск Н-1 (03.07.1969 г.) полностью разрушил старт. На его восстановление потребуется не 1 год. Эту горькую новость мы тоже узнали от оперативников. Но мы идём другим путём в освоении планет Солнечной системы. Он проще и безопаснее для человека.

— Мы слушали репортажи «Голоса Америки», как главы из фантастического романа Жюля Верна. К Луне летели 3 землянина, чтобы посетить наш спутник. Здесь, в Карибском море, эту радиостанцию никто не глушил, и мы с трепетом и восторгом слушали, как проходил полёт. В репортажах и комментариях к ним НАСА выражало беспокойство за безопасность «Аполлона». Полёт к Луне, прилунение, старт «Орла» и стыковка его с ОК «Колумбия», где находился Майкл Коллинз, возвращение к Земле и посадка в Тихий океан. Это продолжалось 8 суток 3 часа и 18 минут.

— Я вам рассказываю, Владимир Львович, про те годы, когда мы верили в наше лидерство в космосе, когда мы участвовали в работе, которая нас заполняла полностью. Полёт «Аполлона -11» проходил с 16 по 24 июля, а на 8 августа планировался пуск очередного корабля Л-1, официально – «Зонд-7». Мы верили, что вот-вот будет пилотируемый облёт, и будет звучать у нас на судне русская речь оттуда, от Луны. Мы слушали английскую речь астронавтов и перевод в репортажах по «Голосу». Телевидение на судне не работало. Нам казалось, что в Союзе смотрят по телевидению эту фантастику. Люди на Луне! А потом мы узнали, что в СССР и Китае трансляции выхода астронавтов на Луну не было, а «Голос Америки» глушился по полной программе. Показывали кадры в передачах последних известий.

— Нам казалось, неудачи наши временные – Н-1 полетит, космонавты облетят Луну на очередном Л-1. Зачем мы запустили «Луну-15», зная о дате запуска «Аполлона-11», не объявив заранее об этом нам понять, было трудно. Программу «Луны-15» наши не объявили. То, что это был грунтозаборщик, посланный для опережения, тогда мы тоже не знали. 21 июля посадка «Луны-15» закончилась неудачей, но было объявлено: — «Проводились научные исследования в окололунном пространстве, испытывались новые навигационные системы; получена информация c новых систем станции. По завершении программы на 52 витке 21 июля была включена ДУ, КА сошёл с орбиты и достиг поверхности Луны».

— У меня на памяти почти ничего не осталось о том, что нам показывали и что писали про «Аполлон», а фотографий Земли с наших «Зондов» по всем газетам и журналам много было, – заметил капитан и добавил:

— По-моему, о нашей программе, об облёте Луны и посадке на неё, я впервые услышал от вас. Я, да и те, кого я знаю, никогда ничего не слышали об этом. Мы знали только о том, что у нас было выполнено успешно, что сообщало ТАСС, и знали космонавтов-героев и синонимы – Главный конструктор и Главный идеолог. Фамилии узнавали только в некрологах. Зачем это было нужно?

— Признаюсь вам, Владимир Львович, я тогда тоже ничего почти не знал ни о Н-1, ни о Л-3. Только из разговоров с разработчиками, которые были в составе оперативной группы, у нас было кое-какое представление об этом.  Хрущёв был отцом этой секретности. Мы добились успехов – первый спутник, первый космонавт, а нужного количества ракет с высокой боеготовностью не было. Наш ядерный потенциал значительно уступал американцам, и они считали, – это надолго. А наши успехи в космосе потрясли мир так эффектно, что мир стал сомневаться в научном и техническом превосходстве США над СССР. Политический успех был за нами. И чтобы поддержать этот блеф, Хрущёв требовал полной секретности работ в области космонавтики и ракетостроения. Пусть, мол, они мучаются и разгадывают: А что там есть у коммунистов? В своих мемуарах он говорит об этом. Даже академику Капице, который имел мировую известность, Хрущёв отказал в выезде за границу из-за боязни разглашения военных секретов.

Наши суда тоже рождались и работали в строжайшей секретности: на Дальнем Востоке – под флагом военной гидрографии, в Атлантике – под флагом торгового флота, потом под вымпелом Академии наук СССР. Сколько было мороки и неудобств, а самое неприятное – это лгать, понимая, что нашу ложь разгадали и делают вид, что они почти нам верят...

— Может быть, тогда это был единственно верный путь? – заговорил капитан. Не дали же развязать войну. И мы, и они боялись, а поэтому с предохранителя оружие не снимали. Хреново, что на страхе мир строили. До сих пор атомное оружие – оружие сдерживания.

— Трудно даже представить, как бы жил мир, если бы Хрущёв и Эйзенхауэр договорились работать в космосе вместе. А ведь были такие проблески. Когда Хрущёв дарил копию вымпела, доставленного «Луной-2» на поверхность нашего вечного спутника, мотивы такой темы возникали, но страх сделал своё дело, и пошли каждый своей дорогой, делая одно и, то же, дело. Ладно, давайте вернёмся к нашему разговору о рейсе. Эта тема нам непосильна, да и обсуждать её вряд ли имеет нынче смысл.

— Так вот, последняя наша работа в этом рейсе была по групповому полёту 3‑х «Союзов». Эта работа в первоначальный план рейса не входила. После «Зонда‑7» мы должны были идти домой. Рейс получался около 3-х месяцев. Все предыдущие рейсы были от двух до пяти месяцев. От длительности рейса зависели таможенные нормы на «школу». Самые большие нормы были при длительности рейса 6 месяцев. Для одесситов очень были не в жилу такие короткие рейсы при малом количестве заходов в зарубежные порты. Их семейные бюджеты очень страдали. Экспедиция только-только заканчивала первый класс «школы», и их ропот ещё был лёгким журчанием по сравнению с рёвом экипажа. Нам дали заход в Галифакс, что удлиняло рейс, и пообещали сроки рейса уточнить. Настроение улучшилось. Ураган «Камилла» попытался его испортить, но мы его осилили. Отоварились в Галифаксе неплохо – попали на сезонную распродажу. Потом получили команду идти домой. 6 месяцев не получалось. Одесситы огорчились, очень плохо стали говорить об организации космических работ:

— Думают только о запусках, а о моряках – так только когда с моря есть интерес сказать, что они запустили очередной сюрприз. Наверное, надо менять коней, а то и кони, и мы очень даже отощаем. Ведёте вы себя, как кальмары, – непредсказуемо. Куда пойдём и как быстро – предсказать невозможно.

— Я одесситов не люблю. Трепачи они большие. И ещё, стоишь в очереди на рейде, так нет, обязательно пролезут вперёд и ещё прокомментируют:  Так вы нас должны видеть не только с носа, но и с кормы... Только так вы о нас будете знать всё и сейчас! Ты уж извини, но с тем одесситом у Кейптауна мы не встретились потому, что уж больно несчастными прикидывались. Всё им нужно. Нашару прокатиться они мастаки!

— Ну, может быть, вам не везло раньше, а теперь вы с одесситом работаете и вроде ладите. Ведь я родом из Одессы.

— Обстоятельства нас заставили пусть не в любви объясняться, но уважать интересы каждой стороны – работодателя и работника. Как я современным языком провёл с вами саммит?

— Я потрясён, Владимир Львович. Но позволю вернуться к нашей теме.

— Идём мы на Гибралтар и 21.09.1970 г. получаем шифровку о том, что с 10.10 по 20.10 планируется работа по объектам «Союз» и нам надлежит вернуться в Гавану, взять там оперативную группу и 09.10 быть в рабочей точке в районе острова Сейбл. Сразу всё изменилось. Начались работы по подготовке комплексов, тренировки – жизнь вошла в активный режим. А тут ещё кто-то посчитал таможенные нормы за 6 месяцев, а на это можно было рассчитывать, и нарисовал очень радужные картины «школы». Особенно были многообещающими доходы от гипюра, пользующегося огромным спросом. Этот материал напоминает тюль. Из него в Союзе шили платья, кофты и другую женскую одежду. Светлое будущее было впереди, и мы, вдохновлённые, к нему стремились.

— Хочу заметить, что в предыдущем рейсе нас тоже вернули из Гибралтара в Гавану на работу по первому пуску Н-1 – ракетоноситель для лунной программы. Только тогда мы уж стояли в Гибралтаре. Мы возвращались домой после работы по «Союзу-4» и «Союзу-5». Помните, может быть, народную складушку:

 

Шатались, Шатались,

Волынили, Волынили,

Не Хруна не сделали

И Ели сели.

 

Впервые в космосе стыковались 2 пилотируемых космических корабля, осуществлён переход из одного корабля в другой и практически доказали возможность создания орбитальной станции. Мы очень этим гордились. Американцы проводили стыковку со второй ступенью ракеты «Аджена» в марте 1966 г, но как отмечала наша пресса, – это не шло в сравнение с нашим успехом. Отмечаю, что эту первую в космонавтике стыковку выполнял астронавт Нейл Армстронг, тот самый, который первым ступил на лунную поверхность. Мы были в хорошем настроении – нас ждал отдых. А в нём мы нуждались, так как последние 3 рейса проходили с очень короткими стоянками в Одессе.

Так, перед этим рейсом мы стояли в Одессе всего 9 дней. Вернулись из предыдущего 18.12.1968 г., а вышли в следующий рейс 27.12.1968 г. Почему так? Я нашёл ответ только сейчас. Шла лунная гонка. Американская программа была всем известна, но в Союзе она была засекречена. Узнавали мы её только по различным «голосам». О нашей программе мы не ведали и не знали. Все решения по программе принимались и доводились только в секретном виде. Даже президент АН СССР Келдыш на официальных встречах заявлял, что СССР не планирует полёт человека для высадки на Луну. Он подчёркивал, что СССР будет изучать планеты и космическое пространство с помощью орбитальных станций и автоматических аппаратов.

— На самом деле стыковка «Союзов-4 и -5» была ответом на успешные полёты «Аполлонов-8 и -9», а стыковка и переход космонавтов через открытый космос были элементами программы стыковки лунной кабины и орбитального корабля после возвращения советского космонавта с поверхности Луны по программе Н-1 – Л-3. Для переговоров с космонавтами по радиоканалу с нами ходил Пётр Иванович Колодин, космонавт 2-го призыва, прошёл полную начальную подготовку и уже неоднократно был дублёром. Кряжистый мужик. Лицо русское, с казацкой задоринкой. Руки сильные. От его рукопожатия пальцы выпрямляешь долго. В преферанс играет, как компьютер. За словом в карман не лез. Анекдоты на любой случай. Но про космонавтов, их жизнь и планы ничего не вытащить. Фотографии экипажей "Союзов" показал только после сообщения по радио об их полёте. Это оттого, что место в корабле от многих факторов зависело. Волынова сколько не пускали только потому, что мать еврейка. Это я недавно узнал.

— И ещё добавлю, что последняя строчка народной складушки, как оказалось, имела глубокий смысл. Посадка Волынова на «Союзе-5» была близка к катастрофическому варианту «Союза-1». У «Союза-5» после торможения не отделился приборно-агрегатный отсек (ПАО). В плотные слои атмосферы объект входил люком СА вперёд, не имеющего теплозащиты. ПАО отделился, а вернее отгорел, при входе в плотные слои атмосферы. От температуры плазмы сработали пироболты и отделили его. Каким чудом спускаемый аппарат стабилизировался и открылся парашют, я объяснений не нашёл. Волынову просто повезло во второй раз.

Я посмотрел на часы и понял, что обед давно закончился. Мастер заметил моё внимание к часам и предложил дообедать в каюте. Мысль была соблазнительная, но последствия могли быть непредсказуемые. Я боялся вывести мастера из нормального состояния. Он мог потерять форму на несколько дней, а 24-го приход в Камбейский залив.

Предлагаю выйти на палубу и подышать свежим воздухом. Мы так увлеклись разговором, что не замечали жары и духоты. Столовая была пустая. Ожидая нашего ухода, официантки наблюдали за нами от стола, где стоял вентилятор.

Мы вышли на левый борт. Там была ещё тень. Море успокоилось. Зыбь имела полированную поверхность. Только буруны от форштевня и булей разрывали гладь косыми пенными гребнями. Мы сели на банку под иллюминаторами каюты старпома.

— Я хочу закончить разговор про 5-й рейс. Все наши сложности – короткие стоянки, неожиданные возвращения были связаны с лунной гонкой, полностью засекреченной, и поэтому нам неизвестную под этим названием.

— Возвращение из Гибралтара в Гавану в предыдущем, 4-м рейсе, было трагической неожиданностью для экспедиции и экипажа, потому что решение о пуске Н-1 Государственная комиссия приняла, когда «Комаров» стоял в Гибралтаре. Старпом закупил продукты на время пути до Одессы, а моряки отоварились по всей программе. Шифровку получили перед самым выходом. Весть облетела судно очень быстро. Народ, полностью настроенный на Одессу, был шокирован. Родные, близкие и друзья были оповещены о дате прихода. Подарки всем куплены, товары для «школы» в полном таможенном комплекте уложены в рундуки и шкафы.

Пошли рапорты, как в экспедиции, так и в экипаже, об отправке в Союз. Предлагалось дойти до Одессы, взять там продукты, заменить тех, кто нуждался и имел право на отдых, и следовать в Гавану, но начальство на берегу знало, как трудно и хлопотно снарядить судно и укомплектовать экипаж и экспедицию на новый рейс, и не согласилось. Даже начальник экспедиции Поздняков обратился к командованию с просьбой перейти на «Моржовец», зашедший в Гибралтар, и следовать в Союз. Я сейчас не помню, сколько ушло точно, но мне кажется человек 10. Вместе с ними ушёл и Колодин.

— Начальником экспедиции назначили зам. по измерениям Олега Михайловича Дымова, а меня перевели на его место. Правду говорят: нет худа без добра! Возвращение в Гавану было, как похмелье после хорошей гулянки. Почти неделю мы дрейфовали в Средиземном море в ожидании судна с продуктами и снабжением из Одессы. Всплески эмоций трансформировались в устоявшуюся лужу, и все в ней отсиживались.

Когда судно с продуктами подошло, то реакция была: – Ну, наконец-то! Нам привезли почту и письма, не дошедшие до нас с прошлого рейса. Одесситы ходили в гости, так как погода позволяла пришвартоваться борт к борту. Расставались хлопотно. Около часа выясняли, нет ли чужих на борту и все ли свои вернулись. Распрощались благополучно. Переход в Гавану проходил, как необходимость отбыть срок. Тренировались как под «Зонду», хотя и знали, что Н-1 должна нести объект Л-3. Программу работ обещали уточнить в Гаване, по прибытии на борт оперативной группы. На НИСе документация по Л-3 отсутствовала. Постепенно всё приходило в норму. К приходу в Гавану удалось переломить апатию и незаинтересованность в работе. Желание почувствовать сигнал на лунных расстояниях всё-таки оказалось сильнее хандры от житейских неурядиц затянувшегося рейса.

Оперативная группа сообщила нам, что Н-1 выведет объект 7К-Л-1C по программе облёта Луны. Время старта назначено сначала на 20.02, а потом перенесено на 21.02 в 12.18.00 (МДВ). Руководитель ОГ сообщил: Пуск важный и является предтечей полёта к Луне корабля Л-3, предназначенного для высадки человека. Носитель Н-1 имеет на 1-й ступени 30 двигателей и диаметр её 17 м, а высота ракеты –105 м. Это были первые данные о Н-1.

В день старта на рабочие места все вышли в приподнятом настроении, в белых рубашках и при галстуках. Никакого уныния и хандры. В Гаване раннее утро! Ждали сообщение о времени старта, но ЦУП молчал. Только в 14.00 (МДВ) получили команду «отбой». Думали с надеждой, что старт перенесли. Но, увы! Через некоторое время последовала команда – «следовать домой». Вот здесь нас достали ещё большая хандра и разочарование

Тогда мы не знали, что в полёте ракета была всего 70 секунд и упала в 52 км от старта. Слава Богу, жертв не было. С оперативной группой расстались тихо. Ушли домой, не дожидаясь их отлёта.

В 5-м рейсе в Гибралтар мы зайти не успели, и нерастраченные валютные запасы теперь пополнялись с каждым оборотом винта. Никаких рапортов и недовольств.

В октябре мы отработали по 3-м «Союзам» с оценкой «отлично». Нам дали команду – «следовать в Гавану», там высадить оперативную группу и ждать дальнейших указаний. На полпути к Гаване поступила новая команда, – «следовать в Гибралтар». В Гибралтаре с 27.11 по 29.11 будет стоять НИС «Моржовец», на который мы должны передать начальника оперативной группы. В Гибралтаре мы отоварились по полной норме за 6 месяцев. Гипюра было столько, что каюты напоминали склады магазинов. Особенно выразительно это выглядело в шестиместных каютах. Кое-кто выражал беспокойство, но первый помощник убеждал всех в том, что если мы соблюдаем нормы, то всё будет хорошо.

Пришли мы 10.01.1970 г. Погода в Одессе в это время – хуже не придумаешь. Власти и комиссия поднялись на борт на рейде, прошли в музыкальный салон, поздравили руководство судна с приходом и изложили порядок досмотра. Пожалуй, более жёсткого и унизительного досмотра я больше не встречал. Проверяли тщательно, до мелочей. Лишние ручки, карандаши, носки и прочие вещи изымали, а когда дошли до гипюра, оказалось, что все мы нарушили нормы, кроме капитана – он его не брал. Все излишки собрали в кладовую, опечатали и объявили, что всё это подлежит конфискации.

Первый помощник пытался доказать нашу правоту, показывая перечень таможенных норм, полученный перед выходом в рейс. Старший таможенник сказал, что шестимесячные нормы изменены, и если эти изменения руководство не довело до личного состава своевременно, – это проблемы Пароходства. За 2 дня с судна не сошёл никто. Писали объяснительные записки, посылали делегацию в таможню – истрепали все нервы – результатов 0. Никто уже не вспоминал, что отработали на «отлично», что нас встречают родные и близкие. Комиссия, проверявшая НИС, первые 2 дня тоже растерялась. Такое дело – крупная контрабанда! Пожалуй, самое тяжкое ЧП после бегства за бугор.

Судно напоминало аквариум, когда вода становится угрожающе непригодной к существованию его обитателей. Только вмешательство Безбородова — он был председателем комиссии, поправило дело. Он пошёл в партком Пароходства, и Партия решила эту проблему. Таможня отказалась от своих необоснованных обвинений, и преподнесла это как торжество справедливости, которую они восстановили. Эти 2 дня врезались в память навсегда.

Теперь понимаю, в каких шорах нас держали. Если космические планы скрывали, боясь и нас, и врагов социализма, то по жизни ограничивали любое желание иметь достойный заработок и приобретать хорошие вещи и качественные продукты. Подачки государства в виде мизерных зарплат и премий, скудных валютных командировочных доплат, различных званий ударников и победителей соцсоревнования, путёвок профкомов на отдых – были основным мерилом и главной оценкой труда.

— Вот так, Владимир Львович, такие воспоминания огорчают прошлое. И с каждым шагом в будущее всё пристальнее смотришь в прошлое и много узнаёшь и хорошего, и плохого, а некоторые события до сих пор не понимаешь.

Мастер так долго меня слушал сегодня, и это меня удивило. Обычно он позволял сказать 2 – 3 фразы, потом перехватывал инициативу, и можно было вставить только междометия. Он помолчал ещё немного и сказал:

— Редко мы беседуем! Я тоже много интересного могу рассказать. То, что я услышал, для меня всё ново. В прошлое теперь смотрю чаще и нахожу много интересного. Мы, прожившие большую часть жизни в море и видевшие устройство жизни в других странах, только покинув палубу судна навсегда, начинаем вникать в суть происходящего и произошедшего. Только таможня нас приводила к советскому знаменателю на приходах и отходах, да комитетчики из КГБ и наставники из парткомов уберегали нас от тлетворного влияния Запада. На пассажирах досмотры всегда носили драматический характер, и не столько из-за защиты границ от контрабанды, сколько из-за желания таможенников что-то иметь от соприкосновения с заграницей. Мы же простые жизненные события превращали в нарушения морального кодекса строителя коммунизма. И врали нам и секретно, и не секретно. Отравили враньём и ум, и душу, и сердце. На сегодняшнюю жизнь смотришь и думаешь:  А не объелись ли мы свободой, не перепили ли гласности и не закормили ли демократию ложью и двуличием?

На палубу вышел радист и направился к нам.

— Радиограмма-циркуляр!   В Индии малярия и где-то недалеко от Аланга.

Мастер прочитал телеграмму и сказал радисту:

— Послушай, что говорят в мире, и составь справочку. Нам бы только не вляпаться в карантин. Подойдёшь в каюту – составим телеграмму в Бхавнагар агенту и запросим обстановку. Просто напасть какая-то!

Радист ушёл. Мы сидели и молчали. Нить разговора была утеряна, да и возвращаться к ней оба, видимо, не хотели.

— Старпома надо поддержать! Позвоню вам, как только возникнет эта проблема. У вас это, получается, – сказал капитан и неожиданно закончил нашу тему:

— Если страна продаёт за гроши свои реликвии, а «Комаров» – это реликвия, и не печётся о сохранности своей истории, то что-то не так делается в стране. Может быть, ещё об этом поговорим, а пока пошёл писать телеграмму.

Капитан пошёл в каюту, а я к себе, но по шлюпочной палубе мимо бассейна. Желание окунутся, в океанскую воду стало довлеть, как только вода в бассейне оказалась единственным сочувствующим партнёром. Возле бассейна расположились все свободные от вахты. Других занятий на судне не было. Искупался и ещё раз убедился, что бассейн в тропиках – лучшее средство от депрессии и хандры.

В каюте вентиляторы хлюпали своими лопастями по влажному воздуху, приёмник просто шипел. На столе стояла печатная машинка, судьба которой аналогична судьбе судна. Всё перейдёт новому владельцу. Даже портрет В.М. Комарова в столовой команды. Сколько добра за так отдаём. От этих мыслей настроение стало киснуть. Ну, почему нам не дано, хоть что-то повторить и переделать? Ведь можно было ещё посражаться. Ледокол «Красин» борется. Стояли мы рядом в Кронштадте. Плохо им было, но о продаже они не думали и не хотели думать.

Из машинки торчал лист, на котором напечатано несколько строк, – это были пометки по истории возникновения наших судов. Чтобы себя не мучить поисками вины решил работать дальше над этими пометками.

Перед ужином пришёл старпом. Вид у него не представлял ничего приятного. Глаза запали, щёки, при его худобе, казалось, провалились и уже касаются друг друга. Чувствовалось, что бутылку он допил, но хмель только тяжелил его душу.

— Олег Максимович! — мастер меня обещал подменить, можно у вас немного посидеть?

— Ты на ужин пойдёшь?

— Да нет, наверное. Попрошу что-нибудь принести в каюту.

— Ладно! Садись. Налить рюмку?

— Если есть.

Пока я готовил, старпом, молча, смотрел на карту, где я отображал путь судна. Мне показалось, что ему очень хочется поговорить, и не просто так, а выговориться. После первой рюмки он подошёл к карте и, показав на район Атлантического океана возле Дакара, сказал:

— Вот в этом районе прошли лучшие годы, а вспомнить хорошего нечего. По полгода, считай, без захода, пропахнешь рыбой до самых костей и рыба, рыба и рыба. Водки на борту ни-ни. Подвернётся случай, кто-то из проходящих, чаще какие-нибудь научные суда, попросят свежей рыбы, так тут в обмен что-нибудь и перепадёт. Капитан делает всё, чтобы исключить это что-нибудь, но не помню такого случая, когда бы он преуспел. Ему, приходилось делать всё, чтобы не перепились.

Старпом сам налил себе рюмку, выпил и продолжил:

— Батя со мной плавал. Он был рыбный мастер. Я при нём до старпома дошёл. А ему на это было плевать. Захватим в трал рыбы, больше чем можем сохранить, поднимется на мостик, обматерит до самой макушки, а то и ремень из штанов вытащит, да как врежет. А что ему скажешь – батя он, прав. Выпить любил, но на работе пьяных не выносил. Иногда морды хмельные бил до крови. А в отпуске пили много. Всё казалось, что мы заслужили. Деньги привозили, но бестолково их спускали. И брата младшего сгубили. Мы с батей уходили в море, а он пить не прекращал. Голову ему по пьяни проломили, и стал придурком. И всё это матери досталось...

Глаза его наполнились слезами. Капельки запутались в рыжих ресницах, подрагивали при каждом слове, и казалось, что это боль кипит там, внутри, в этой растревоженной душе.

— Глупо жили. Деньги-то мы зарабатывали, а жить с ними не умели. Потом я бросил рыболовство и с большим трудом к немцам устроился старпомом на сухогруз небольшой. Команда 7 человек. Капитан, старпом, навигатор, механик, моторист, два матроса и повар. Каждый отвечает за себя и за своё дело. За судно отвечает капитан. Стоим в порту – все после рабочего дня уходят. Если мастеру нужно сойти, то он просит подменить его. На вахту все выходят тик-в-тик. Лишних вопросов не задают, и никто никого не уговаривает. В рейсе вкалывают на полную катушку. Если нормально работаешь, нормально и получаешь. В торговом флоте жить ещё можно.

— И когда приехал домой в отпуск из Германии, увидел мать и понял,  какие скоты были мы. Все силы у неё забрали. Муж и 2 сына, ни радости и даже простого спокойствия не дали. А... Давайте помянем маму. Душа её ласточкой ко мне прилетала. Хоть тут не оплошал. Напоил... Ну, помянем.

Выпили по рюмке. Видимо он немного выговорился. Боль чуть отпустила. Он взял кусочек сыра и медленно стал жевать.

— Спасибо, что послушали меня. Противно, что матерей вспоминают добрым словом слишком поздно… Пойду я к себе.

Старпом ушёл. Я тоже думаю так, – поздно мы начинаем платить добром родителям, и пытаемся это делать, когда понимаем, – ждём, ждём от своих детей этой хоть чуть-чуть ощутимой платы, а её всё нет и нет…

После ужина большая часть команды, как правило, собирается на корме, возле бассейна. В тёплых морях к этому очень привыкаешь... Порой кажется, на всём земном шарике так же тепло, и люди озабочены поисками прохлады, ждут вечерние тени и любуются палитрой красок закатов, ловят вспышку волшебного зелёного луча – вестника будущей удачи и счастья.

Картина на корме, если посмотреть глазами гостя, представляет жизнь благополучно живущих и в удовольствие отдыхающих людей. Четверо играют в козла, человек шесть наблюдают за ними. Миша-моторист увлечённо читает детектив «Банда-2», доктор и старший электромеханик вышагивают вдоль борта, старший механик под кормовым флагштоком смотрит на художества, которые выписывает винт, а сменившиеся с вахты плещутся в бассейне. Все обнажённые, загорелые, откормленные – крутые ребята.

Когда «Комаров» служил космосу, то картина отдыха была более насыщена и людьми, и красками. Надо отдать должное капитанам и боцманам – они всегда старались держать судно в приличном виде. Палубы были покрашены в ярко-зелёные цвета, надстройки сияли белизной. Корпус одесситы красили в чёрный цвет, а мачты – в тёмно-оранжевый. Главным в этом букете были шары.

По воскресеньям палубы расцвечивались шезлонгами и раскладушками, купальниками и плавками. Когда в такие дни нас облётывали натовские самолёты, они подолгу кружили над нами и фотографировали лежбище научных сотрудников. Мне кажется, что только на наших космических судах в море экспедиция жила по береговым правилам – воскресенье нерабочий день. И мы ждали его, так как постоянная учёба, тренировки, различные семинары, конференции, собрания, при отсутствии работ с космическими объектами, набивали такую оскомину, что просто полежать под лучами солнышка, без всякой нагрузки на мозги, было очень даже желательно. Конечно, во время работ такой возможности просто нет. Размышления мои прервал доктор:

— Максимыч, как мы сегодня, будем собираться или у тебя другие заботы?

— Да нет, думаю, что времени у нас осталось мало. Через 3 дня приходим к месту назначения. Там будет не до рассказов. Если есть желание, приходите в 20.00 или в 21.00. К чаю всё приготовьте.

— Может, чего ещё надо? – раздался голос Степаныча.

Казалось, что он полностью поглощён игрой в карты, да и стояли мы от игроков достаточно далеко. Недооцениваем мы Степаныча!

— Степаныч!  Ты играешь в козла? – удивился доктор.

— Играю! Но я-то не козёл!  Будущее надо предвидеть!

— Договорились! Приходите, кто желает.

Посмотреть закат вышли почти все. Народ рассыпался вдоль лееров левого борта. Большинство стояло в одиночку. Кое-где по двое. Смотрели молча. О чём они думали? Может, об окончание перехода или полёте в Россию? А может быть, просто любуются красотой заката. Когда рейс переваливал за половину срока, то желание пообщаться с океанскими волнами, линией горизонта, архитектурой облачных строений в полыхающем разноцветье лучей тонущего в океане солнца, начищенного до медного блеска, пробуждается почти в каждом участнике рейса. А может быть, всё это было и не так.

Близость берегов Индии и сам Индийский океан призывал души православных людей испытать на себе карму – «закон возмездия», занимающую важнейшее место в культуре Индии. Будда утверждал, что созерцание мира верующим человеком позволяет оценить свою цену по количеству добрых дел и злых поступков и предопределить свою судьбу в последующих превращениях в живые существа. Верующих на НИСе, пожалуй, не найдёшь, но дух веры, что жизнь не одна, нами движет и ведёт за пределы первой. Он витает вокруг нас и, наверное, подталкивает наши души на поиски места в будущем, пробуждает интерес к духовным архивам, заваленных мусором от материализма.

Солнце скрылось. Размышления вернулись в реальность.

— А мы к вам направляемся, – послышался голос доктора, c кружками и ложками. Хлеб и масло сейчас принесут. Вся компания последовала к моей каюте. Рассаживались недолго.

— С чего начнём? – спросил Степаныч, и посмотрел в сторону холодильника.

— Начнём, Степаныч, с самого начала, с 1963 г.

— В 1963 г. в Атлантике было 4 судна для приёма телеметрической информации от космических объектов. В Тихом океане базировалось 6 кораблей слежения за головными частями МБР, которые обеспечивали траекторные измерения, приём телеметрической информации и определение координат точек падения. Я уже вам говорил, корабли были переоборудованы на Балтийском заводе в период 1959 –1963 гг. по проектам ЦКБ-17. Здесь важно отметить, что НКИК с самого начала их испытаний ракет и космических объектов формировался Министерством обороны. Техническое обоснование (ТО) на разработку НКИК и тактико-технические задания (ТТЗ) на средства и комплексы разработало НИИ-4 МО. До 1963 г НКИК входил в состав института. В 1963 г. он выведен из состава института и стал самостоятельным воинским соединением в/ч 32103, в котором был 13 НИПов и плавучий телеметрический комплекс – ПТК в составе ПИПов: т/х «Краснодар», т/х «Ильичёвск» от ЧМП и т/х «Долинск» от БМП и танкер «Аксай» ГМП (Грузинского морского пароходство).

— А у американцев были к этому времени такие суда? – спросил старший электромеханик.

— Мы уже говорили об этом, но я всё-таки на этом немного остановлюсь. К этому времени у американцев было около 18 кораблей (ПИПов) в составе ВМФ. Первые корабли появились у них в 1956 г. К 1963 г. появились корабли, которые в отличие от наших, могли проводить измерение параметров движения ИСЗ, вести переговоры с космонавтами и выдавать команды на борт космического объекта. Перед нашими судами в то время были поставлены две задачи:

— принять телеметрию о работе двигателей разгонного блока при старте с промежуточной орбиты межпланетных станций «Венера», «Марс» и спутников связи «Молния»;

— принять телеметрию работы тормозных двигателей пилотируемых космических кораблей «Восток», «Восход» и разведывательных спутников «Зенит» при посадке.

Все работы суда выполняли в южной части Атлантического океана.

— Я правильно понял, что первые наши суда не могли вести переговоры с космонавтами и не могли управлять полётом. Нам это было не нужно или мы не умели? – спросил старший механик

— Я бы ответил так:  Мы старались все управленческие операции проводить над своей территорией, чтобы исключить возможность прослушивания наших сеансов связи, попыток внести помехи в радиоканалы. Очень мы тогда всё секретили. Измерительных пунктов на нашей территории было достаточно, чтобы получить нужное количество траекторных измерений. Телеметрию в точках работы судов включало бортовое программное устройство космического объекта.

— А американцы не боялись, что ли? – спросил моторист Миша.

— Ну, у американцев нет такой огромной территории, и трассы пилотируемых объектов в большей части проходят над океанами. Плавучие командно-измерительные пункты для них были просто неизбежны. Да и свои программы они не так засекречивали. «Железный занавес» скрывал и от нас наши дела и американские. Всё, что касалось оборонных программ, американцы умело скрывали, а то, что касалось гражданских программ, они широко пропагандировали. У нас секретным было всё, так как основным заказчиком ракет и космических средств являлось Министерство обороны, и НКИК был его детищем тоже. Все космические программы приобретали право на жизнь только после одобрения МО. Но, вернёмся всё-таки к плавучим ПИПам.

— В 1963 г Баллистический центр НИИ-4 МО разработал эскизный проект «Комплекс средств измерений, управления, службы единого времени, связи и поиска космического корабля при выполнении программы облёта Луны и возвращения его на Землю». Исполнителями полёта предполагались пилотируемый космический корабль (ПКК) «Союз» и ракетоноситель (РН) Р-7. разработки ОКБ-1. Главный конструктор Королёв, руководитель работ Тихонравов.

Из материалов проекта следовало, что для обеспечения надёжности попадания в допустимый коридор возвращаемого лунника необходимо выполнить не менее 3-х коррекций траектории на пути к Луне и обратно к Земле. Последняя коррекция, обеспечивающая посадку должна производиться на дальностях 100 000 – 130 000 км. Выполнить её с территории СССР не всегда возможно. Для этой цели потребуется командно-измерительный пункт, размещённый в экваториальной части, у берегов Южной Америки.

— А что это за допустимый коридор? – спросил старший электромеханик.

— Лунный корабль возвращается к Земле со второй космической скоростью - 11,2 км/сек. В атмосферу Земли он должен войти под таким углом к местному горизонту, чтобы она его не отбросила в космическое пространство. Корабль должен двигаться к Земле и тормозиться атмосферой так, чтобы перегрузки были допустимыми и точка приземления расчётной. Расчёты показали, что высота входа в плотные слои атмосферы от поверхности Земли должна быть не больше 45 км, а чтобы корабль не разрушился от сил торможения, нижняя граница должна быть не меньше 35 км от поверхности Земли. Угол входа в этот коридор должен быть в пределах 5°-6° к местному горизонту в точке входа. Третья коррекция приводила параметры движения лунника к этим значениям. Как это выполняется?

По командной радиолинии (КРЛ) с НИСа на борт лунника закладываются «уставки» – программы коррекции и время её исполнения. В заданное время начинает работать бортовое программное устройство. Лунник ориентируется в нужном направлении с помощью системы ориентации, а за тем включается основной двигатель и придаёт луннику нужную скорость. Таким образом, вектор скорости лунника приобретает нужное направление и допустимый угол входа в атмосферу Земли. Вот эта задача могла быть решена только «КВК»

— А что это за программа «Союз» – облёта Луны? Разговор у нас до этого был о программе Л-1 – спросил доктор.

— Программа УР-500К – Л-1 родилась, после того как программа Челомеем УР500К – ЛК-1, включённая в Постановление Правительства от 03.08.1964 г. была отклонена Правительством в декабре 1965 г. и разработка Л-1 на базе корабля «Союз» была поручена Королёву. Об этом я скажу позже.

Я вам назову основные пункты программы «Союз» и почему понадобились новые ПИПы и ПКИПы.

Ну, ПИПы ясно, а вот второй надо бы понять, – сказал доктор.

— ПКИП – плавучий командно-измерительный пункт, ясно? Программа Королёва «Союз» предусматривала сборку лунного корабля на орбите ИСЗ с доставкой экипажа на орбиту. Основные этапы:

— вывод на околоземную орбиту разгонного ракетного блока 9К;

— вывод на орбиту последовательно трёх космических заправщиков 11К для заправки блока 9К;

— вывод пилотируемого корабля 7К с экипажем и стыковка его с заправленным разгонным блоком 9К;

— старт с околоземной орбиты лунного корабля (7К – 9К) в сторону Луны, облёт Луны и возвращение спускаемого аппарата корабля 7К на Землю.

4 стыковки предсказывали: необходимость иметь ПКИПы, оснащённые командной радиолинией, аппаратурой траекторных измерений, телеметрическими системами, способными принять информацию от нескольких объектов, радиостанцией телефонных переговоров с космонавтами и спутниковыми средствами связи с ЦУПом. Для надёжного контроля и управления орбитальными объектами в зонные видимости с территории СССР времени не хватало. Поэтому для увеличения зоны видимости нужны были и ПИПы и ПКИПы. Кроме того коррекция орбиты лунника при возвращении на Землю на дальностях 100 000 – 130 000 км требовала мощных передатчиков и чувствительных приёмных систем, антенн с большими эффективными площадями излучения и приёма и высокой точности наведения в условиях качки. ПИПы и ПКИПы должны иметь высокоточные средства навигации и средства спасения приводнившихся объектов.

Созданные в 1959 - 1960 гг. ПИПы не вписывались в эту программу. Когда в 1964 г. Правительством были приняты постановления о развёртывании работ по программам облёта Луны и высадке человека на её поверхность, в институте уже был квалифицированный коллектив научных сотрудников и хороший научный задел для создания новых ПИПов и ПКИПов. Постановления я, конечно, не видел, да и не мог видеть, но суть его была такова:

– в 1967 г. осуществить облёт Луны с помощью ракетно-космического комплекса УР500К – ЛК-1, головной исполнитель ЦКБ-52, главный конструктор В.Н.Челомей;

– в 1968 г. осуществить высадку космонавта на поверхность Луны с помощью ракетно-космического комплекса Н-1 – Л-3, главный исполнитель ОКБ-1, главный конструктор C.П. Королёв. Л-3 разрабатывался на базе корабля «Союз».

— А я думал, что Королёв был самым главным, и все программы были под его началом, – прервал меня старший механик. Я помню, в газетах и по радио говорили только об одном главном конструкторе и об одном главном идеологе.

— В то время, о котором мы говорим, Королёв был самый плодовитый на космические успехи, главный конструктор. Он пользовался огромным авторитетом в ЦК КПСС, Правительстве и Академии наук. Всё, что принесло славу нашей стране в мире, как космической державе, было связано с именем Королёва. А главным идеологом был президент Академии наук СССР Келдыш.

В «Воспоминаниях» Хрущёв пишет о Королёве: «Я постоянно вспоминаю Сергея Павловича, как человека, который вывел нашу страну в космос». И ещё — «У правительства СССР запуск ракеты Сергея Павловича Королёва вызвал вздох облегчения». Действительно, Р-7 доказала, что она может нести ядерный заряд на дальность более 12 000 км. И хочу заметить, в этом доказательстве участвовали корабли ТОГЭ-4. «Сибирь», «Сахалин», «Сучан» и «Чукотка». До 1963 года на вооружении РВСН СССР МБР Р-7 была единственным средством ответа на ядерные угрозы блока НАТО. Она же была и остаётся в настоящее время главной космической ракетой.

— А кто ещё делал ракеты в то время? — спросил старший механик.

— Мужики! Вы меня уводите всё время от нашей темы. Давайте я вам просто назову главных, которых я узнал только в последние годы:

— Первый, конечно, Сергей Павлович Королёв – ОКБ-1. За ним числятся ракеты средней дальности — Р1, Р2, P4, Р5; МБР Р-7 и Р-9 и все модификации космических ракет «Спутник», «Восток», «Молния», «Союз», тяжёлый носитель Н-1 для лунной программы.

— На 2-е место я бы поставил Михаила Кузьмича Янгеля – ОКБ-586. Скажу, что помню. Он первый создал ракеты средней дальности Р-12 и Р-14, в шахтном варианте Р-12У и Р-14У, знаменитые МБР Р-16 и Р-36, носители космических аппаратов «Космос» и «Циклон». Р16 – та самая ракета, которая 24 октября 1960 г. взорвалась на старте, и унесла жизни около 100 человек, в том числе и первого Главкома Ракетных войск маршала Неделина.

— Владимир Николаевич Челомей - ОКБ-52. Создал МБР УР-100, УР-200, носители космических аппаратов УР-500 и УР-500К.

Пожалуй, эти трое были самыми значимыми в космическом направлении и принимали активное участие в лунной гонке. Знаю, что для подводных лодок МБР делал Макеев, а подвижные старты по рельсам и дорогам делал Надирадзе. Про их дела я просто не готов, что-нибудь сказать, но про «Тополь М» вы все слышали и про ракету «Зенит» тоже. Последняя, используется для запуска лёгких космических объектов.

— Максимыч! А почему Челомею отдали облёт Луны? По твоим словам он в космосе ещё ничего тогда не сделал? – спросил доктор.

— Тут, Анатолий Иванович, штука хитрая. Но из того что я знаю, могу сделать такой вывод: Королёв предлагал осуществить облёт на корабле «Союз» с осуществлением 4-х пусков для формирования лунного корабля на околоземной орбите, а Челомей предложил одноразовый пуск со стартом лунного корабля с околоземной орбиты. Вариант Челомея был проще и дешевле. И как полагают, сопутствующий фактор этому решению было то, что сын Н.С.Хрущёва  – Сергей работал в ОКБ-52 конструктором. Ракетоноситель был только на бумаге, а пилотируемых космических кораблей ОКБ-52 не создавало. Предложение Челомея всё-таки было принято. Активность его была такова, что Никита Сергеевич в своих воспоминаниях сравнивал его с коробейником, который разворачивал перед ним свои проекты.

— А почему передали разработку и изготовление корабля для облёта Луны Королёву? – настырно добивался ясности в программе облёта Луны доктор.

— Во-первых стали понимать, что разрывать программы облёта Луны и посадки на неё нельзя разрывать, а ЛК-1 совершенно отличается от корабля Л-3 и исключает возможность отработки многих его элементов по программе посадки на Луну. И кроме того, к концу 1965 г. состояние разработки и изготовления первого лётного образца ЛК-1 не обеспечивало сроков начала лётных испытаний, предусмотренных Постановлением. С.П. Королёв предложил использовать Л-1, который проходил испытания в составе программы «Союз» и был основным элементом в конструкции разрабатываемого корабля Л-3 и ракету УР-500К. Теперь понятно, почему произошла замена?

— Не простые были времена. Первым быть в таком деле многим хотелось! А тут первым облететь Луну. А как там ракетчики? – удовлетворено сказал доктор.

— И Михаил Янгель, авторитетный создатель боевых ракет, тоже пожелал внести свою лепту в космонавтику. Он предложил создать тяжёлый носитель Р-56, способный выполнить лунную программу. В период 1964-1965 гг. он разработал эскизный проект Р-56, как альтернативу челомеевской УР-700 и королёвской Н-1.

— Ну и какова судьба этих ракет? – продолжил доктор.

— А судьба такова – все главные доказывали преимущества своих проектов не перед кворумом квалифицированных специалистов или хотя бы друг другу, чтобы найти лучший вариант, а партийному руководству, которое, прежде всего, искало политические выгоды – утверждение коммунистической идеологии во всём мире. А тут ещё американцы со своими «Сатурном» и «Аполлоном». Они 28.05.1964 г. запустили первый «Сатурн-1» с макетом «Аполлона» и очень удачно, после чего более уверенно заявили, что в 1968 г. осуществят облёт Луны, а в 1969 г. высадят двух астронавтов на её поверхность.

Престиж страны – строителя коммунизма был ведущим мотивом и стимулом выпуска августовского постановления Партии и Правительства. Основой было распоряжение Хрущёва:  «Луну американцам не отдавать!». Сроки в постановлении были опережающие планы американцев. Каждому Главному очень хотелось своим изделием продвинуть престиж страны. Объединяющей структуры, подобной НАСА, не было, а существующая политизирована и занималась вопросами обороны, куда входил и весь космос. Каждый Главный Конструктор понимал, что мы уже отстали от американцев как минимум на 3 года, и чтобы опередить американцев Правительство не пожалеет ни средств, ни своего внимания. Было ясно, что выиграет тот, у кого будет ракета, способная вывести на орбиту ИСЗ не менее 100 т. Вот и старались.

Премии и награды за боевые ракеты давались без публикаций, и многоразовые герои и лауреаты оставались безвестными, а покорители космоса уже начинали колесить по всему миру в орденах, званиях и цветах, стояли на трибуне мавзолея. Не публичность главных космических конструкторов при такой грандиозности лунной программы, могла рухнуть.

В конце концов, победил Королёв с ракетой Н-1. Не могу сказать, что это лучший вариант. Если бы выбор был сделан совместными усилиями этих гигантов, то могла получиться ракета лучше «Сатурна» и в нужное время. Я вам уже говорил о том, что американцы создали НАСА и поручили ей все невоенные космические направления. Когда в 1961 г. США объявили лунную программу, то необходимый носитель определялся всеми научными центрами под руководством комитета по ракетам и была выбрана ракета «Сатурн». Её делала вся страна. Ни у какого государства не было таких средств, чтобы создавать одновременно несколько типов тяжёлых носителей, да и в настоящее время ни одно государство не в состоянии сделать этого в сроки которые предусматривались Постановлением от 03.08.1964 г.

Постановлением определялись 2 программы освоения Луны:

– облёт Луны космическим кораблём с человеком на борту;

– высадка человека на её поверхность.

Предстояло двум организациям разрабатывать 2 самостоятельные программы – в каждой свой носитель, свой космический корабль, свои бортовые средства, свои стартовые устройства. Разработчики были разные, а промышленные предприятия одни и те же – военно-промышленного комплекса.  НКИК для всех космических программ был один, и оснащался всеми видами технических средств в интересах всех программ.

НИИ-4 МО был головным идеологом НКИКа. Руководили разработками начальник института Соколов, а морскими средствами – его заместитель Тюлин. Для начала работ по морским темам для лунной программы в институте уже был хороший задел. Коллектив научных сотрудников института уже имела опыт работ по созданию ТТЗ, инструкций по организации и проведению работ по космическим объектам. Был накоплен опыт переоборудования судов в КИКи и ПИПы, их эксплуатации ТОГЭ-4 и-5» и в Атлантическом океане. Возглавляли команду исполнителей Н.Г. Устинов и Е.В.Яковлев.

Сразу было ясно, что все морские командно-измерительные средства должны обеспечивать контроль и управление лунными объектами из акватории Атлантического и Индийского океанов. Опыт использования ПИПов в Атлантике и КИКов в Тихом океане показал их эффективность. Теперь стояла задача выбрать типы и размеры корпусов и оснастить их современными техническими средствами телеметрии, навигации, связи, повысить их мореходные качества, улучшить бытовые условия. Создание ПКИПов было новой задачей и требовало новых изысканий.

Нужно было решить вопросы размещения на ограниченной площади палуб мощных передающих и высокочувствительных приёмных антенн. Оценить их взаимовлияние при работе, то есть электромагнитную совместимость. Решить вопросы точности наведения в условиях качки, а для этого научиться измерять деформации корпуса судна при волнении моря и от температурных воздействий, точно определять величины углов качки и вертикальных перемещений. Изыскать способы определения места судна в океане с точностями, значительно превышающими существующие в то время.

Анализ американских публикаций о кораблях слежения за ракетами и космическими объектами и отчёты командования ТОГЭ-4 и ТОГЭ-5 о встречах с кораблями слежения США подтверждал правильность выбранного перечня предстоящих исследований и разработок.

Тут я обратил внимание на лица моих слушателей. Старший механик был весь внимание, доктор слушал, изображая интерес, Степаныч рассматривал карту, старший электромеханик дремал, а Андрей и Миша увлеклись картинками журнала «Юность» – библиотечные остатки. Мне стало понятно, что такое повествование об истории наших судов не пробуждает интереса.

— Я вас утомил, чувствую, и предлагаю приступить к чаепитию.

Реакция была, как у болельщиков футбола после забитого мяча. Тут же появились все атрибуты и не только для чая. Двери каюты были открыты, и мы не сразу заметили, стоящих в коридоре, капитана и старшего помощника. Оживление сразу пошло на спад. Каюта заполнилась поминальным настроем. Лица сделались грустными, с оттенками скорби. Предполагалось, что выгорит пару рюмок за здравие, а здесь все поняли – надо помянуть мать старпома.

— Прошу присоединиться к нам, – пригласил я. С бедой проще справиться вместе.

— Я ему и говорю, – начал капитан,  сидеть одному и пить водку – беде не поможешь. Вот взял и притащил его к вам. Пусть послушает. А есть чего сказать, пусть выговорится. В море в церковь не побежишь и возле покойника не поплачешь. Тут только вместе утрату можно пережить

Молча, разместились у столов, молча, разлили водку, молча, подняли стаканы и молча, выпили.

— Так всегда получается, всё некогда поговорить с матерью, всё бегом. Думаю – вот, в следующий приход весь отпуск буду дома и только рядом с матерью. Дам ей отдохнуть! Расспрошу её, как нас растила? Узнаю, чем же она живёт? Что её тревожит?  – сказал старпом и замолчал.

Он крутил в руках пустой стакан. Казалось, он выговорил это себе, а нас воспринимает как дополнительное оформление его мыслей. Он напряжённо вспоминал. Мы все молчали и чего-то ждали. Степаныч стал разливать водку по стаканам и перед старпомом поставил рюмочку, наполнил её и сверху положил кусочек хлеба. Старпом заметил это. Посмотрел на него, потом на каждого из нас. Мы почувствовали, что он ощутил наше присутствие и внимание.

— Каждый человек теряет родителей и замечает, когда это случилось. Вот и я дожил до этого. Я только сейчас, потеряв мать, понял: столько накопившейся бесчеловечности, равнодушия и невнимания к самым близким людям. Становится стыдно за себя. И таких много среди нас. Старпом взял свой стакан, поднялся и волнуясь, сказал:

— Спасибо вам всем и тебе, Степаныч, особенно за то, что и маму ты к нам позвал. Душа её ласточкой здесь была. Я рюмку в каюту возьму до 9-го дня. Спасибо вам всем! Все выпили.

— Вот тут в журнале есть кусочек стихотворения Евтушенко 1960 г. Страничка оборвана и остался только конец. Думаю, оно по теме, – сказал Андрей. Я прочитаю:

 

Вдруг, спохватившись нервно в кой-то год,

им отмечаем шумно дни рожденья,

но это запоздалое раденье

ни их, ни наши души не спасёт.

 

Всё удаляются они,

все удаляются.

К ним тянемся,

очнувшись ото сна,

но руки вдруг о воздух ударяются –

в нём выросла стеклянная стена!

Мы опоздали.

 

Пробил страшный час.

Глядим мы со слезами потаёнными,

как тихими суровыми колоннами

уходят наши матери от нас...

 

— Дай его мне, Андрей,  попросил старпом. Спасибо вам всем! С вашего разрешения пойду на мостик. Не буду вам мешать.

Никто не пытался его удерживать.

— Вы, конечно, всё историей занимаетесь, – нарушил молчание капитан. Жизнь идёт! Мы движемся к нашей конечной цели, и она завершится тоже смертью этого судна, и Максимычу, да и нам в какой-то мере, придётся пережить горькие минуты. Он знает заранее об утрате и пытается её смягчить и вспомнить всё хорошее, что было. Давайте его поддержим.

— Ну, Владимир Львович, как-то мрачно вы всё. Для меня теперь целью стало рассказать всем, кому интересно, об этом уникальном флоте. Не думаю, что такой флот когда-нибудь заявит о себе в обозримом будущем. Появятся люди, которые смогут рассказывать о начале космической эры и в океанских просторах. Перед вашим приходом интерес к моему рассказу сошёл, на нет. Занудятину, видимо, начал в уши заливать.

— Да нет!  Мировые масштабы немного утомляют и много непривычных названий, а так – интересно. Не знаю, как Миша, а я не читал и не слышал, что у нас была лунная программа, и соревновались с американцами. По чугуну обгоняли, по кукурузе пытались и каждой семье по квартире – тоже было. Ну, знаем, в общем. Первыми в космос полетели. Это точно. И нынче мы первые, кто из коммунизма строим капитализм? Мы, может быть, единственные, кому последними выпала честь быть на борту такого исторического судна, – остановил моё самобичевание Андрей.

— Тут малость осталась. Может, доберём это, да чайку всё-таки попьём, — предложил Степаныч, рассматривая бутылку.

— Мне не надо! Старпома подменю. Тут уже рыбаки попадаются, и суда идут на Суэцкий канал и от него, – заявил мастер.

Молча, разлили остатки, выпили и приняли решение пойти покурить. В каюте остались капитан и старший механик.

— Радист получил радиограмму – малярия под контролем медиков. В Бхавнагаре нет ни чумы, ни малярии! Так что нам иногда и везёт, – сообщил капитан и добавил: Надо ещё раз проверить дизель-генераторы. Без них нам труба. Пусть посмотрят и приготовят всё, что можно будет использовать для ремонта, – обратился он к старшему механику.

Мы пили чай и разговаривали об оставшихся днях прихода. В каюту вернулись покурившие. Время 23.00 по Москве. Стрелки мы не переводили, так как разница 2 ч не очень нас смущала.

— Есть предложение продолжить! – нарушил молчание доктор.  Время идёт, а конца пока не видно. Прошу разрешения потреблять чай во время рассказа.

— Упрощаю изложение. Я ведь многих знаю из тех, кто участвовал в разработке проектов и строительстве наших кораблей и судов, и со многими работал. Сюда бы Анатолий Афанасьевича Балана! Вот рассказчик. Он бы разогнал скучищу. У него развито чувство аудитории, он мгновенно находит самое главное, – что надо изложить и как!

После окончания рижского училища он попал в НИИ-4 и сразу включился в процесс разработки требований к кораблям для испытания ракет. В отделе Устинова он прошёл все этапы создания кораблей ТОГЭ-4 и участвовал на них в обеспечении первых пусков королёвской МБР на полную дальность в 1959 г. Когда Устинов ушёл на заслуженный отдых, Балан стал его достойной сменой. Рассказчик он удивительный, заводила в компании и очень любит хохмы.

Так вот! Когда наши «Селены» — «КВВ», «КПБ», «КГД» и «КВП» были выдвинуты на Государственную премию, для доклада комиссии Минобороны были приглашены председатель Государственной комиссии по приёмке НИСов Герман Степанович Титов и Главный конструктор ЦКБ «Балтсудопроект» Борис Павлович Ардашев.

«Время ехать на доклад, – рассказывал Ардашев, - а Германа всё нет, прямо как в «Пиковой даме». Сорвать доклад – это лишиться премии. Потерять очень престижную награду. Звоню в ГУКОС. Воробьёв, начальник морского отдела, сообщил – Титов на Байконуре и когда будет – неизвестно. Доклад назначен на 10.00. Виктор Иосифович даёт совет:  Звони в институт Балану! Только он сможет в этой ситуации помочь! Позвонил. Объяснил ситуацию. Анатолий Афанасьевич спросил только, куда ехать. Приехал на своём «Москвиче».

Иллюстрирован доклад был плакатом с трассой полёта спутника и зонами видимости НИПов на территории СССР. И всё! На защите техпроекта в ЦКБ было больше десятка плакатов, а тут один. Я в ужасе, – рассказывает Ардашев,  а Анатолий Афанасьевич спрашивает меня – есть ли хоть фотографии судов? Слава Богу, - были! И пошли мы – наступило время нашего доклада. Генерал-полковник Алексеев – зам. министра обороны по вооружению дал 5 мин для доклада.

Скажу вам, – я тоже заслушался. Он не о кораблях рассказывал, а о том, что при управлении пилотируемыми космическими кораблями наземному комплексу катастрофически не хватает времени для выполнения программы. Вывод АМСов на межпланетные орбиты и спутников связи «Молния» на высокоэллиптическую орбиту контролируют только ПИПы. Спутники связи на стационарную орбиту, могут быть выведены только при участии научно-исследовательских судов проекта «Селена-М», изображённых на представленных фотографиях. Он был так убедителен, что вопросы были только один:  Почему первые ваши суда были с шарами, а на этих шаров нет? Анатолий Афанасьевич ответил блестяще:

— На первых судах и кораблях мы ставили аппаратуру в сухопутном исполнении. Тогда, при их создании, не было и возможности времени производить её в морском исполнении. Теперь вся аппаратура морского исполнения и радио прозрачных укрытий не потребовалось...

Всё прошло блестяще, а Анатолий Афанасьевич, уже, когда ехали домой, спросил:

— Вы заметили, что я лауреатскую медаль не забыл – авторитет выше».

За 5 мин сумел так изложить, что члены комиссии проголосовали единогласно. А я вам сколько дней пытаюсь рассказать! Что-то с головой…

— Ладно, Максимыч, не расстраивайся, заговорил Степаныч. Мы премий не присуждаем! Рассказывай, как получается, но про сослуживцев вспоминай. Хороший сказ слух ласкает, и душу успокаивает.

— Тогда продолжим, а то время уходит. Анатолий Афанасьевич был активным участником морских дел с самого начала. По рассказам Анатолия и его товарищей, дела разворачивались очень быстро. Космическая тематика была самой увлекательной. А тут облёт Луны и высадка на её поверхность человека. Это покруче, чем фотографирование и мягкая посадка АМСа на Луну. Теперь космический корабль возвращается на Землю не с 1 космической скоростью, а со 2-й. Опыт полёта к Луне АМСов был. Не получалась мягкая посадка сразу, но как вы знаете в 1966 г. «Луна-9» эту задачу выполнила. А вот полёт человека к Луне – это грандиозное событие! Фантастика Жюля Верна и Алексея Толстого осуществлялась при нашем участии!

Для тех, кто уже участвовал в создании кораблей-измерителей для ТОГЭ и плавучих телеметрических комплексов для Атлантического океана, было очевидно, что правительственные решения по созданию ожидаются в ближайшее время. Руководство института и морская команда научных сотрудников понимали, к поискам и исследованиям надо приступать немедленно. Начали с определения оптимальных размеров и формы корпуса носителя измерительной аппаратуры. Ранее этот вопрос рассматривался, но тогда не было траекторных измерений, которые требовали больших антенн, систем их стабилизации, высокоточной системы наведения, которая учитывала бы качки, колебания курса, вертикальные перемещения антенн от волнения моря и деформации корпуса судна от воздействия волн, температуры и ветра.

Самым внимательным образом изучались материалы по кораблям американцев. Они к этому времени проводили траекторные измерения и выдавали команды на борт космических аппаратов и пилотируемых объектов. Для программы «Аполлон» разрабатывались проекты переоборудования 5 судов с такими же проблемами. Подходы к решению технических задач были адекватны.

Конечно, наши разработчики обсуждали всевозможные варианты носителей: суда и военные корабли, подводные лодки, плавучие платформы на подобии нефтяных, буксируемые баржи и, конечно, использование заморских территорий и даже дирижабли. Выбор пал на суда сухогрузного и танкерного флота. Они имели хорошие мореходные качества, большую автономность плавания, располагали требуемыми площадями и объёмами для размещения имеющейся и перспективной аппаратуры, а также были дешевле в эксплуатации всех остальных рассматриваемых вариантов.

Опыт эксплуатации 6 кораблей КИК на Тихом, и 4-х ПИПов в Атлантическом океанах, подтверждал правильность выбора. Существующие американские корабли-измерители тоже были переоборудованы из сухогрузов и танкеров, и новые, для программы «Аполлон», создавались на тех же принципах.

- Чтобы понять атмосферу тех лет, пришлось не только читать литературу и отчёты и НИРы, но и беседовать с участниками событий того времени. Самые первые космические моряки: Начальник морского отдела Николай Григорьевич Устинов, научный сотрудник Василий Васильевич Быструшкин – разработчик предложений оснащения ПИПов телеметрическими средствами, начальник экспедиции на т/х «Краснодар» 1960 - 1961 гг, 1-ый начальник морского отдела в ЦУКОСе  – 1966-1971 гг.; Олег Маркович Бурдейный научный сотрудник разработчик вопросов эксплуатации телеметрических станций, начальник телеметрической лаборатории в 1961 - 1963 гг. на НИСах «Краснодар», «Долинск»; офицеры морского отдела Валерий Васильевич Орлов и Виктор Иосифович Воробьёв – первые офицеры в III управлении ГУРВО, которым было поручено вести направление – применение и эксплуатация ПИПов; Анатолий Афанасьевич Балан – научный сотрудник НИИ 4 МО, участник создания всех наших космических судов и кораблей.

— Максимыч, наверное, этот список не маленький, и ты его в книге своей обязательно напиши, но пожалей нас, уважаемый, - взмолился доктор, Этак тебе про каждого надо нам рассказать, а для этого придётся судно остановить и рассказывать, пока не кончишь, а домой-то уже хочется. Ты уж по ходу, с событиями вместе про них, да так, чтобы успел рассказать до нашего убытия в края родные. Мы не против и помянуть, и за здоровье их – ну, как заведено это у нас.

— Анатолий Иванович! Предлагаю: За здоровье тех, кто воплощали в жизнь желания человечества проникнуть в космос, превращали книжную фантастику в реальность и делали это увлечённо, талантливо, бескорыстно, и достойно выпить, когда будем прощаться с «Комаровым». Вы согласны?

Так будет очень прилично! – сказал мастер. Остальные своё отношение выразили одобрительным шумом. Но пробудилось желание сказать что-то такое, что должно было поверить всем нам, что люди всегда будут помнить времена начала космической эры, нашей активной жизни, единственные в истории человечества. И я попробовал:

— И мы, и потомки наши должны уважать тех, кто ещё может рассказать о начале космической эры, о людях, кто отдал жизнь делу освоения космического пространства. Нужно писать правдивые книги об этом, создавать фильмы и спектакли, музеи и дома космического творчества. Сохранять для будущих поколений всё, что рассказывает о жизни и делах первооткрывателей космической эры.

— Максимыч! А про моряков, которые водили эти суда по океанам, и так же, как и вы отвечали за выполнение космических работ, тоже будет написано? – спросил старший электромеханик.

— Я хочу это сделать, но у меня очень мало материалов. Нет уже ни Балтийского, ни Черноморского пароходств, и связь с моряками пока не налажена. Многих капитанов уже нет. Ушли из жизни капитаны «Космонавта Владимира Комарова» — Шевченко и Кононов. Первый 8 лет отдал «Комарову», и из них 6 лет был капитаном, а второй 20 лет, и из них 14 лет капитанил. А на Балтике я знаю только капитанов «Кегострова» Фридриха Фёдоровича Фечина и Владимира Яковлевича Радченко— капитана «Моржовца». Первый 13 лет капитанил, а Радченко в 1964 г. ходил на «Долинске». С 1967 по 1984 гг. достойно служил на «Моржовце». Буду собирать материалы. Что найду, обязательно включу в книгу.

— А я-то попаду в эту книгу?

— Вам я обещаю не последнее место, Владимир Львович. Могу и сейчас признаться, что считаю удачей ваше пребывание на мостике НИСа «КВК».

— Приятно слышать. Может, вернёмся к вашему рассказу?

— Согласен. Хочу сказать – буду стараться сказать о каждом из вас.

— Итак. Всё, что я услышал от своих товарищей по службе и запомнил, попытаюсь вам рассказать:

— Период с 1964 по 1967 гг. я бы назвал периодом последних удач первого десятилетия начала космической эры и начала проявления симптомов разлада и чиновнического карьеризма в космической команде, потери целенаправленности, научной обоснованности путей развития освоения космоса в мирных целях, да, наверное, и в военных. Пагубность слияния мирных и военных направлений и абсолютная политизация космических планов освоения космоса, абсолютное засекречивание научной и производственной деятельности в нутрии страны, полное отсутствие международного сотрудничества превратили поступательную динамику творчества в закольцованный процесс самолюбования и показухи.

Ну, вот как относиться к тому, что первые разработки освоения Луны были сделаны в НИИ-4 в группе Михаила Клавдиевича Тихонравова в начале пятидесятых годов параллельно с разработкой возможности запуска первого ИСЗ, что в 1961 г. в ОКБ-1 Королёв одобрил проект «Союз» по облёту Луны человеком, разработанного также отделом Тихонравова. Попали в Луну, послали АМС в сторону Марса, cфотографировали обратную сторону Луны, а первыми об облёте Луны и высадке человека на её поверхность c конкретными сроками исполнения заявляют американцы в том же 1961 г. Америка устами президента Кеннеди объявляет эту задачу – национальной и приоритетной для возвращения Америке роли ведущей страны в освоении космического пространства. Мы же молчим о Луне, но вещаем помпезно о достигнутых успехах. И не занимаемся этим почти 3 с половиной года. Только в августе 1964 г. тема облёта и высадки человека на Луну была реально поставлена государством на исполнение, но в строжайшей секретности.

— А чего тянули? – спросил Миша.

Не тянули. Считали – мы успеем!  Мы же первые пришли в космос, в нашей стране самый справедливый строй и самый героический народ, который может преодолеть любые трудности, главное, чтоб они были. Мы за ценой не постоим. В начале 1964 г США начали лётные испытания по программе «Аполлон», а в СССР даже в секретном исполнении не вышел правительственный документ по программе освоения Луны пилотируемыми космическими кораблями. Такой документ вышел только 03.08.1964 г. Он одобри предложения министерств и ведомств и определил заказчиков, разработчиков, создателей и исполнителей советской лунной программы в указанные сроки. Не буду о нём много говорить, но хочу отметить, что конкретно по нашим кораблям там ничего не было. Говорилось только о подготовке НКИК к работам по этой программе.

Я уже вам говорил, что НКИК создавался на основе научных изыскательских работ и технических заданий, разработанных НИИ-4 МО. ПИПы были составной частью наземного комплекса. Научную разработку тактико-технических заданий делала лаборатория, преобразованная затем в морской отдел. Руководил отделом Н.Г.Устинов. Командование института поставило задачу научно обосновать необходимое количество ПИПов, географическое их размещение, решаемые каждым пунктом задачи и соответствующие технические и тактические требования.

Практически это были совершенно новые задачи, на которые прямых ответов не существовало. Впервые надо было создавать суда, на которых будут установлены комплексы и вспомогательные средства, обеспечивающие полёт человека на Луну. Первые наши суда для Атлантики превращались в ПИПы на уровне рационализаторской работы. Телеметрические станции «Трал» в кунгах, снятых с автомобильных шасси, устанавливались в трюмы. Рядом монтировался бензоагрегат с электрогенератором. По каким техническим условиям? Да ни по каким. Всё делалось на месте. Как возможно было разместить, так члены экспедиции и команды и делали.

Олег Бурдейный  – первый начальник станции «Трал» на т/х «Краснодар», пригнал в Одессу два ЗИЛа прямо на причал. Весь засекреченный он согласовал с капитаном, куда грузить кунги, и сообщил это докерам. Солдаты, переодетые в одинаковые рубашки, ботинки и костюмы, бдительно охраняли пломбы на дверях и окнах кунга. Приказ хранить военную тайну был строг. Год-то 1960-й! Тут и Пауэрса сбили 1 Мая, и на Кубе напряжённая обстановка!  Кастро примкнул к коммунистическим идеям, советские суда, идущие туда, постоянно подвергаются облёту самолётами США.

Вид у Олега важный и не доступный. Бригадир докеров – здоровенный хохол круглолицый, c усами, и говорит ему:

— Лейтенант, слушай сюда: погрузить твои секреты у трюмы за так, возможностей никаких не имеется. Тут, мабудь, нужен творческий подход. Твои люди просто доходяги. До погрузки пускать их не можно. Их накормить бы надо. Денег вам, как говорят твои замаскированные солдаты, выдать не успели. У нас кое-что из дома в торбочках есть. На всех хватит. Ты нам накапай чистенького из канистрочки. Перекусим, подумаем и решим проблему. Империализму будет очень трудно вас обнаружить.

Олег, как он рассказывал, обалдел! Все знают! Каким образом? Потом уже понял, что солдаты его продолжали называть товарищ лейтенант, а канистру он очень оберегал.

Пришлось налить бутылку, откушать вместе, с удовольствием. И докеры всё сделали. Но молва просочилась, и желающих помочь погрузить кунги и ящики, установить и выполнить электромонтажные работ, нашлось много. А делали так, как им говорил Олег. Конечно, главный механик со своими кадрами тоже руководил и контролировал.

Теперь такое – было просто недопустимо. По материалам НИР, выполненным в НИИ-4 стало ясно, для определения путей развития ПИПов и ПКИПов, решения вопросов разработки и строительства, эксплуатации, модернизации и контроля их применения, в ЦУКОСе  необходима структура, которой было бы поручено вести направление подвижных измерительных и командно-измерительных средств морского и сухопутного применения. Такое подразделение был создан в 1966 г. Командиром был назначен зам телеметрического отдела НИИ-4, первый начальник экспедиции на ПИП т/х «Краснодар» В.В. Быструшкин. Основу его составляли В.И.Воробьёв и В.В. Орлов, которые ещё в составе III управления ГУРВО начали заниматься ПИПами. В отдел были назначены: Г.И. Калашник начальник экспедиции на т/х «Долинск», О.М. Бурдейный – специалист по телеметрии, сделавший несколько рейсов на первых ПИПах, А.М. Антипов – вёл корабли ТОГЭ в ГУРВО. С ними я познакомился на Балтийском заводе во время переоборудования сухогруза «Геническ» в НИС «Космонавт Владимир Комаров».

В НИИ-4 (РВСН) к 1960 г. уже сформировалось космическое направление, а к 1966 г уже действовал морской отдел, возглавляемый Н.Г. Устиновым. Вот эти 2 отдела (в ГУКОС и НИИ-4) и были созидательной и движущей силой нового направления – подвижные командно-измерительные пункты. Отдел Устинова разрабатывал научное обоснование и ТТЗ, проекты технической и эксплуатационной документации. Отдел Быструшкина давал жизнь этим документам  - организовывал согласование с министерствами и ведомствами, решал вопросы порядка финансирования и определения исполнителей, готовил проекты правительственных постановлений на создание новой техники. Все стороны деятельности этих отделов очень тесно переплетались.

Народ терпеливо слушал, шалея от этих ЦУКОСов, ГУРВО и прочих аббревиатур. Они слушали, но чувствовалось, что они ждут острых сюжетов, действий людей на грани риска. Когда я говорил об одесском бригадире докеров, то заметил оживление. Часы показывали 00.30. Что-то надо было делать, и лучше всего на сегодня остановиться. Мастер почувствовал, наверное, то же самое и пришёл мне на выручку:

— Я думаю, что надо двигаться на покой. Завтра дел больших нет, и я с удовольствием послушал бы самое интересное – как, всё-таки, создаётся корабль. Сколько лет плаваю, а представляю это очень туманно. Во время приёмки судна главным образом ищешь недостатки и пишешь замечания, а потом только красишь его и ходишь туда-сюда, туда-сюда.

— А у нас точно такое же представление! – сказал старший механик,  на приёмке знакомимся с верфью. Сухогрузы и танкеры создают по одним и тем же принципам, а ваши суда уникальные. Наверное, проблем было много?

— Давайте на сегодня закончим, а завтра приходите после обеда.

Так закончился 43-й день.

Ложиться во влажную постель не очень хотелось. Раздевшись до плавок, я отправился в бассейн – лучшее средство после кондиционера от тропической хандры. Небо было чистым. Звёзды, как отмечают многие, посетившие Южное полушарие, были крупными и яркими. Луна в виде убывающего серпа висела над горизонтом в ожидании купания в океане. Слабые дорожки от её бледного отражения высвечивали океан во мраке, а всё остальное было перемешано со звёздами.

Вода в бассейне казалась прохладной. Липкий сырой воздух был смыт с тела, и благодать стала наполнять меня до самой макушки. Лёжа на спине, я смотрел в небо, по которому скользили звёзды, выписывая причудливые узоры вокруг конусов антенн кормовой мачты.

Что же там всё-таки есть, у самой близкой звезды Проксима Центавра? Время нам досталось потрясающее, а всё равно нифига не знаем! На Луне уже были земляне, на Венере и Марсе были наши АМСы, совсем близко рассматривали Юпитер и Меркурий, и комету Галлея. Ищет край вселенной космический телескоп Хаббла. Неужели всё это получилось после взрыва? Расширяемся! Куда-то все летят. А инки видели созвездия такими же, как и мы. И ко всему ещё наш переход от социализма к капитализму!

Снова боремся за светлое будущее, но уже не для всех поголовно, а каждый для себя при полной свободе и открытости. Вот, если взять фотоаппарат, установить большую выдержку и сфотографировать то, что выписывают звёзды надо мной, то фотография отобразит наши мытарства. А что если попробовать?

Из трубы вырвался дымный клок, размазал звёзды и мои вселенские мысли. Барахтаясь в воде, я начал рассматривать вспыхивающие в воде огоньки  – микроскопический планктон.

— Наслаждаешься? – прозвучал знакомый голос. Алексея Архиповича доставил, как надо. Получил он ровно столько, сколько всё жёны в мире выливают в уши мужей в целях профилактики левых уклонов.

Нептун стоял, облокотившись на леер бассейна, с правого борта, там, где был трап. Фонари, освещающие бассейн, были выключены. Только ходовой кормовой огонь, неярким светом напоминал, – он на вахте. Силуэт Нептуна в звёздном свете выглядел контуром, правый бок которого подсвечивала Луна, фуражка-блин тоже проявлялась своей белизной и казалась сиянием над головой.

— Вид ваш вполне божественный, трезубца не хватает.

— А ты вполне за дельфина сошёл бы. Тебе бы пару нереид! Амфитриту – жену мою, дельфин отыскал и к венцу доставил, так что благоволю к дельфинам. Созвездие Дельфина учредил. Пегас, Лебедь и Лира рядом. Всё для торжеств предусмотрел.

— Нереиду неплохо бы, да нет её в бассейне, и все они давно уже в брачных сетях трепыхаются – подыграл я Нептуну, поднимаясь по трапу из бассейна. Давай посидим здесь, подождём. Может, докличешься до какой. Мы сели на лавочку.

— Да, с кадрами стало трудно управляться. Божественность совсем утратили. Научно-технический прогресс и нас перемолол. Олимпийские игры и те стали чистой коммерцией. Знаешь, почему человек лишён бессмертия? Потому, что он душу стремится заменить компьютером, а разум Интернетом. Еврейский Бог это понял ещё в самом начале свой творческой деятельности. Когда он вдохнул жизнь в тело Адама, созданное из праха и глины, то первое, что он сделал – предупредил его не трогать плодов древа познания добра и зла, а когда ребро Адама превратил в Еву, то и её предостерёг не брать и не вкушать плоды оного. Если по нынешним понятиям, то древо это сопоставимо с Интернетом.

— Вот это поворотики! Ты и «Ветхий Завет» толкуешь по-нептуновски. Я его начал читать совсем недавно, но до такого не додумался и не слышал от наших средств массовой информации...

— И про них скажу, – перебил меня Нептун.  Некий Змий дал информацию Еве о том, что, скушав плод древа, она узнает о добре и зле, и будет знать о мире, как Бог. Не кажется тебе, что это был представитель журналистской братии, то есть, как у вас принято нынче говорить – представитель СМИ. И ведь уговорил Еву, а она Адама! И что получилось? Лишились бессмертия и рая!

— Но зачем это было нужно Змию?

—А, за тем, что он хотел показать всей своей братии, каково их место и чем они должны заниматься: не только ползали, но и ходить, плавать, летать, везде бывать, и про всё писать – нести истину Миру и им управляла. Нынче СМИ четвёртой властью называет себя.

— Бог наказал людей. Лишил их бессмертия и проклял, сделав их обречёнными на краткий срок земного существования в тяжком труде, страданиях и болезнях. Змеи тоже гадами ползучими пребывать на Земле обречены, а СМИ продолжают биться за влияние на власти и жизнь. Тут у Бога пока решение не созрело, – завершил объяснение Нептун.

Месяц коснулся горизонта и как лемех плуга стал зарываться в океан. Там, где он уходил, линия горизонта, казалось, искрилась. Сколько миллиардов лет эта картина повторяется.

— Вспомнил я Юрия Никулина, – заговорил Нептун,  анекдот он хороший мне рассказывал:

— Возвращается Адам после работы в саду, а Ева его спрашивает: С кем ты провёл этот день? Змий тебя искал, поговорить желал.

— Да с кем я мог, если в саду ты, я и Бог?

Но когда Адам заснул, Ева пересчитала ему рёбра...

— И в раю сомнения были. Олимп был ближе к человеческой жизни, – задумчиво произнёс Нептун и, усмехнувшись, добавил: там был тоже бардак, но божественный.

— И что это ты, Владыка, такую тему затронул?

—Устал я от бессмертия. Ведь потоп был. Великий Потоп! Ной да его семейство только и остались. Ну, и всякая живность, конечно. Бог еврейский думал, что от чистого, безгрешного семейства Ноя пойдёт другая, почти райская, жизнь нового человечества... А она стала ещё хуже... А... Да что там говорить!

— Давай остановимся. Тема тяжкая. Сколько существует человечество, столько оно и мечтает о лучшей жизни, постоянно ищет того, кто создал этот мир и желает установить с ним контакт, чтобы вместе делать жизнь хотя бы сносную. Несправедливо обречь на муки и болезни, на тяжкий труд и мучительные роды и затаиться. И даже ты, бессмертный, устал. Помоги смертному осмыслить то время, которое ему отведено в этом мире только один раз.

— А ты сам-то, как считаешь, прошла твоя жизнь, до этого момента?

Что я мог ему ответить? Я смотрел на осколок Луны, который торчал ещё над горизонтом, на звёзды, ставшие ярче от сгустившегося мрака, и чувствовал, что так будет всегда. Будет утро, потом день, наступит вечер и снова ночь. И есть часы, в которые мы творим и чувствуем себя созидателями – творцами. И всё-таки ответить надо:

— Хочешь, верь, а хочешь, не верь, но мне повезло! Время досталось значимое – кажется, люди приближаются к осознанию того, что Земля – космический корабль, который надо очень беречь не от космических опасностей, а от людской корысти и зависти, от алчности и похоти, лжи и обмана. Грехов много, но все они людские, а не космические. А моё поколение первым прикоснулось к Космосу, первым рассмотрело Землю с небесного места Творца глазами Гагарина:

«Видимость отличная! В иллюминаторе «Взор» наблюдаю Землю, облака... Вижу реки... Красота!».

— И глазами экипажа «Аполлона-8» Бормана, Ловелла и Андерса, когда они впервые увидели яркий голубой диск Земли, восходящий над лунным горизонтом:

«Цвета в космосе есть только на Земле. Она – самое красивое, что мы можем там увидеть. Люди на Земле даже не сознают, что у них есть».

— Вот это речь! Она достойна Олимпа! – не сказал, а воскликнул Нептун, помолчал немного и продолжил:

— А вот почему Борман, Ловелл и Андерс, а не Леонов и Макаров, так я и не понял? Слушал Архипыча вчера, а так и не уяснил, и спросить не успел: «Комаров» твой для Лунной программы был построен? Сегодня мой последний визит, хотелось бы услышать.

— Может, в каюту пройдём? Там всё для «посошка» есть и записи мои.

В каюте мы расположились как обычно – Нептун сел на пуфик, а я на койку возле мурлыкающего приёмника.

— С твоего разрешения! – сказал Нептун и достал из холодильника две банки пива «Хольстен». Открыли. Утолили жажду.

— Время позднее, ты не тяни с ответом, – сказал гость.

— Да я и не тяну. Думаю, что облететь Луну могли, но очень рискованное это было дело. Да и с опозданием почти на 4 года позже начали после американцев. Когда в августе 1964 г., наконец-то, ЦК и Правительство определились с космическими приоритетами, то их оказалось много.  Это облёт Луны, высадка человека на неё, пилотируемая программа «Союз» и стыковка на орбите, спутник связи «Молния-1», программа Е-6 - мягкая посадка АМС на Луну, создание искусственного спутника Луны, а ещё, полёты к планетам Солнечной системы. И при всём при этом обороноспособность страны и ракетно-ядерное противостояние.

В интересах Минобороны перед главными конструкторами ракет стояла задача создания МБР с высокой боеготовностью и надёжностью. Всё это, как у нас говорят, тянули одни и те же и разработчики, и производственники. В основном они были объединены в Министерство общего машиностроения МОМ. Гражданский и военный космос у нас разделить было невозможно. За наземный комплекс отвечали военные. Всю космическую аппаратуру принимали военные представители. НКИК – воинская структура. Полётами космических объектов до 1973 г. руководили тоже военные

Все космические заказы невоенного назначения обязательно согласовывались с Министерством обороны. Заказчиками в основном было оно же. Конечно, для Правительства и для военных, я говорю о высшем командном составе — министр обороны, Генеральный штаб, нужны были МБР, принятые на вооружение в таком количестве, чтобы обеспечить хотя бы равенство потенциалов... По американским данным, в 1965 г. мы имели 225 ракетных боеголовок с ядерным зарядом, а американцы – 1050, ракет для их доставки у нас было 200, а у них – 850. А ещё стратегические ракеты подводных лодок были.

— Это сколько ж нужно было денег, чтобы уравновесить такое состояние дел? – удивился мой гость и продолжил:

— Знаю, что прежде чем поставить ракеты на боевое дежурство, несколько десятков запускают для проверки и отработки на соответствие ТТЗ. Каждый пуск стоит дорого. Сколько вы их пускали на Камчатку и в Тихий океан, и сосчитать не берусь. Американцы пускают ракеты в Атлантику и Индийский с 1951 г. В Тихий океан начали немного позже. Ты бы посмотрел, сколько металла там, на дне – свалка просто.

— Ты правильно заметил – денег нужно много. Министры обороны Малиновский, его преемник Гречко заявляли официально, что научные программы исследования планет, освоение Луны, изучение Вселенной никакого отношения к задачам Министерства обороны не имеют. Этим должна заниматься Академия наук или другая гражданская государственная организация. Но они не в силах были изменить сложившуюся систему, разделить военные и научные задачи, хотя и создали в РВСН в конце 1964 г. Центральное Управление Космическими средствами – ЦУКОС. С этого времени все космические заказы шли через это управление и определялись направления развития освоения космического пространства. И ещё: Американцы создавали один носитель «Сатурн -5» для программы «Аполлон» и облёт Луны был одним из этапов её, а у нас облёт сначала полностью был поручен В.Н. Челомею. Его ОКБ-52 разрабатывало и изготовляло носитель УР-500 и космический корабль ЛК-1 для облёта Луны, Королёву предписывалось создание ракетного носителя Н-1 и корабля Л-3 для высадки человека на неё. Челомей сумел убедить Хрущёва именно в таком виде подписать Постановление в августе 1964 г.

—А что так? – спросил Нептун. Можно же было облёт тоже сделать, как этап программы высадки на Луну.

— Королёв предлагал на базе 2-й и 3-й ступеней ракеты Н-1 создать носитель Н-11 и совершить облёт с помощью орбитального лунного корабля из комплекса Л-3, но поддержки не получил, да и Н-1 тогда был на бумаге. У Челомея носитель был готов к лётно-конструкторским испытаниям (ЛКИ), а вот с ЛК-1 были трудности. Опыта по пилотируемым кораблям не было никакого. Королёв предложил Челомею использовать для облёта Луны носитель УР-500К с разгонным блоком «И» и космическим кораблём 7К из программы «Союз». Челомей отказался.

— В средине 1965 г. Челомей представил экспертной комиссии под председательством президента АН СССР Келдыша эскизный проект УР-500 – ЛК‑1. Келдыш и большинство членов комиссии предложили принять проект и рекомендовать его к воплощению в металл. Макет ЛК-1 был изготовлен сначала из дерева. Против были представители ОКБ-1 Бушуев и Феоктистов. Они заявили, что ЛК-1 бесперспективен, так как он не вписывается в комплекс лунной экспедиции Н-1 – Л-3 и не обеспечивал отработку Л-3, кроме того, разработка системы управления комплекса затрудняется из-за отсутствия практического опыта в ОКБ-52. За ОКБ-1 числились «Востоки», «Восходы», «Луны», «Венеры», «Марсы», «Зениты». За Челомеем — боевые ракеты УР-100, УР-200 и один пуск УР‑500 с ИСЗ «Протон-1» - 16 июня 1965 г. Началось противостояние. Келдыш и Челомей мотивировали своё предложение тем, что потеряно уже 4 года и непринятие проекта усугубляет состояние дел, ведёт к потере ведущей роли СССР в космосе.

— А вдруг, они были правы? Может быть, Алексей и слетал бы тогда? – спросил гость.

— Нет! Я так не думаю. Приоритет облёта – это не успех в лунной гонке, это рывок из последних сил, и неизвестно, добежали бы мы до конца. В песне Владимира Высоцкого про бегуна на длинные дистанции есть слова признания причины поражения в соревновании:

 

Воля волей, если сил невпроворот,

а я увлёкся...

Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот,

и спёкся.

 

Так оно и случилось, хотя ЦК КПСС очень желал иметь очередную победу социализма к пятидесятилетию Октябрьской революции в ноябре 1967 г.  Главная цель была высадить человека на Луну! И американцы все программы полётов к Луне и облёт её, а также все пилотируемые полёты, подчинили этой цели. Королёв понимал, что времени на создание ракеты Н-1 нет. Схема облёта по программе «Союз» в сроки Постановления не вписывается. Корабль ЛК-1 в стадии эскизной разработки. Ракетоноситель, способный отправить в облёт КК 7К могла быть только УР-500К. Проигрывать американцам Королёв не хотел, и предлагает объединить УР-500К и 7К.

— И, по-моему, он был прав, и как конструктор, и как государственный человек – удовлетворённо заметил Нептун. На Луну лететь – не море переплыть. Правда, в первый раз переплыть море тоже очень сложно, но всё-таки это на Земле. А там, кто поможет? Ну, и что же дальше?

— А дальше, в августе 1965 г., Правительство рассмотрело состояние дел по облёту Луны и отметило плохое состояние дел по кораблю ЛК-1. Оно приняло предложение Королёва. предусмотрев вариант доставки космонавтов на корабль Л-1 космическим кораблём 7К-ОК – нынешний «Союз Т», выводимым на орбиту ракетой Р-7.

Тут я хочу заметить, что компоненты топлива ракеты УР-500К были экологически опасными. Взрыв ракеты Р-16 на Байконуре 24.10. 1960 г. с таким же топливом привёл к гибели около 100 человек... Поэтому в августовском решении и был указан вариант с использованием ракеты Р-7 и 7К-ОК.

— Постой, постой. Мне не так просто всё понять, да и названий и фамилий много. Н-1 – ракета Королёва для высадки космонавта на Луну?

— Да! Все ракеты Королёва имели двигатели на керосине и кислороде. Н-1 разрабатывалась с такими же. Глушко в то время был у нас самым авторитетным разработчиком жидкостных реактивных двигателей (ЖРД). Он считал, – в СССР не было ни научной, ни производственной, ни испытательной базы для создания двигателей большой мощности на экологически чистом топливе, необходимой для двигателей РН Н-1 и альтернатива им была только двигатели на высококипящих компонентах топлива, экологически очень опасных и применяемых на МБР. На УР-500К и на всех боевых ракетах Чаломея и Янгеля стояли двигатели Глушко с высококипящими компонентами топлива.

Могу тебе сказать уверенно, что отказ Глушко участвовать в создании двигателей для ракеты Н-1 в значительной мере определил горькую судьбу этой ракеты. Когда Глушко предложили стать во главе королёвской фирмы в 1974 г., он согласился стать не главным, а генеральным конструктором, при условии прекращения всех работ по проекту Н-1, не считаясь с тем, что 5 ракет было изготовлено и двигатели доведены до высокой надёжности при многократном включении.

— А что, у американцев тоже были такие же проблемы с двигателями? Насколько я знаю, американцы при выборе ракеты и схемы посадки на Луну использовали труды русских учёных Циолковского и Кондратюка.

Нептун отхлебнул пива, помолчал немного. Чувствовалось, что он напряжённо думает. Потом достал какую-то записочку, прочитал её и продолжил:

— Вернер фон Браун  – создатель Фау-2, возглавил работы по созданию ракеты «Сатурн». Ещё в 1960 г. было принято решение создавать тяжёлый носитель «Сатурн» с двигателями на компонентах топлива керосин – кислород и водород – кислород. Циолковский в своих трудах показал, что это лучшие компоненты топлива. В1963 г., после долгих и сложнейших оценок, НАСА избирает схему полёта к Луне и высадки человека на её поверхность по схеме Кондратюка.

Чем дальше шёл разговор, тем больше я удивлялся познаниям Нептуна. Мне приходилось напрягаться изо всех сил.

— Позволь тебя спросить! Откуда у тебя столько информации?

— Мы с тобой говорили о «древе познания добра и зла», и я его сравнил с Интернетом – всемирной паутиной. Так вот, мы его тоже не чураемся. Пользуемся аппаратурой, которая нам достаётся. Её столько на дне валяется. Познаём и добро и зло. А куда денешься нынче? Прежде чем к тебе идти, кое-что посмотрел.

— Вот теперь ясно... Но я прошу твоего разрешения вернуться к облёту Луны.

— Согласен.

—Так вот:  После Постановления об облёте Луны комплексом УР-500К – Л-1 в октябре 1965 г. начались работы по определению исходных данных для разработки рабочих чертежей и схем. К апрелю 1966 г. было принято решение об использовании разгонного блока Д из комплекса Н-1 – Л-3. Военно-промышленная комиссия (ВПК) при Совете Министров принимает в 1966 г. Постановление изготовить пять комплексов УР-500 – Л-1, а в 1967 г. 9 комплектов. Лётно-конструкторские испытания (ЛКИ) провести в 4-м квартале 1966 г. – 1-м квартале 1967 г. В июле 1966 г. создана группа космонавтов облёта в составе экипажей Леонов – Макаров, Артюхин – Севастьянов, Быковский – Рукавишников. Создаётся Государственная комиссия, которая контролирует ход работ и принимает решения о пусках объектов.

— Да! Раскрутка мощная пошла, – заметил Нептун. А в СМИ не было ни звука! Американская пресса и телевидение столько рассказывали о «Сатурне», об «Аполлоне», о схеме полёта и об астронавтах, что каждый американец чувствовал себя участником лунной эпопеи. Вся страна следила за ходом работ. На запуски «Сатурнов» зрителей приглашали. О том, что корабль «Аполлон» и ракета «Сатурн-1B» установлена на старте, сообщили 6 января 1967 г. и старт назначен на 21 февраля.

— Луна – постоянный возмутитель моих вод. И скажу тебе, от неё очень многое зависит в океане. Вот вы идёте в Камбейский залив. Будете стоять на якоре вблизи порта Бхавнагар. Приливно-отливное течение там достигает скорости 5 узл, и «бичинг» будут проводить в момент самой высокой приливной воды. Только в этом случае судно сможет пройти как можно дальше на берег. А стоять на якоре вам будет очень сложно. Поползёт якорь, и вы на мели. Машину придётся держать в готовности.

— С капитаном надо будет поговорить.

— Поговори, поговори, – думая о чём-то своём, тихо сказал Нептун. Помолчав, он повернулся ко мне и заговорил:

— А ведь, американцы обсуждали все варианты возможного полёта к Луне и про деньги говорили, и были такие, что считали совершенно не нужным этот полёт, что не только Америка, но и мир не готов к этому. Даже говорили, что тратить 25 миллиардов долларов, чтобы привезти несколько десятков килограммов лунного грунта просто глупо и преступно. На земле голодает большая часть населения! Такие были суждения. Ни для кого не было секретом, что корабль «Аполлон» стоит 65 000 000 $, а ракета «Сатурн-5» – 454 000 000 $.

Американцам так хотелось первыми ступить на Луну, что находились среди них такие, которые предлагали послать туда человека только в прилуняемой кабине и снабжать астронавта всем необходимым для существования там с помощью ракет до тех пор, пока изготовят и зашлют на Луну возвращаемый лунный модуль. Только бы быть первыми! Правительство сумело сделать эту цель общенародной.

Каждый пуск «Сатурна» проводился в присутствии желающих посмотреть это зрелище. Приглашались и зарубежные гости... Знаю, что от СССР на пуске был только один человек – поэт Евгений Евтушенко, которого в те времена называли разрешённым диссидентом. Даже вашим журналистам, работавшим в США, было не рекомендовано присутствовать на пусках. Вот так!

—Я могу сказать, что в изданиях периода лунной гонки, в СССР публикации в СМИ об американских космических программах и их исполнении были очень скудные и редкие. Мы узнали только о свершившихся в космосе событиях. Вышел Алексей Леонов в открытый космос в марте 1965 г., и мы узнали об этом, а что это ему стоило, мы узнаем через двадцать лет. Но я хочу сказать – у нас не было общенационального порыва поддержать ту или иную программу. Мы их просто не знали. Те люди, которые непосредственно были допущены к работам по засекреченным программам, работали с таким энтузиазмом и с такой самоотдачей, что диву даёшься. Думаю, что скрытность и ложь – одна из причин развала СССР

— Юрий Никулин мне хороший анекдот рассказал однажды, улыбаясь, заговорил Нептун: Было это в гражданскую войну. В одной деревне белые, а за мостом через речку другая деревня, и там красные. К белым в деревню въезжает телега. В телеге баба. Просит пропустить за речку к красным. Пропустили. Телега въезжает в село и подъезжает к штабу. Навстречу выходит Фурманов. Женщина снимает косынку.

— Петька! – восхищённо кричит Фурманов:  Ай да замаскировался!

— Это ещё что, – скромно говорит Петька:  Распрягите Василия Ивановича!

Сколько уже я слышал анекдотов про Петьку и Чапаева – трудно пересчитать, но этот был совершенно неожиданный. Я искренне рассмеялся.

— Вот так и развеселил тебя! Давай-ка про облёт. Почему Алексей не полетел? Время-то уже позднее.

— Попытаюсь короче: Американцы в 1966 г. обгоняли нас. 26 февраля стартовала ракета «Сатурн -1В» с орбитальным блоком корабля «Аполлон», 5 июля «Аполлон-2» — отработка второго старта, 25 августа — «Аполлон-3» — отработка носителя и испытания теплозащиты. В целях подготовки экипажей с марта по ноябрь было запущено 5 пилотируемых космических кораблей «Джемини». Для выяснения условий посадки 30 мая была осуществлена мягкая посадка автоматической станции «Серваер-1». С целью определения места посадки на орбиту вокруг Луны было выведено 2 искусственных спутника «Лунар орбитер». В январе 1967 г., по плану, на старт устанавливается ракета «Сатурн-1В» с пилотируемым кораблём «Аполлон-4» для вывода на орбиту ИСЗ. Наземные и морские измерительные пункты отрабатывали задачи обеспечения полёта по программе «Аполлон». Но гонка есть гонка!

На дистанции могут быть и непредвиденные события. В США было достаточно противников программы «Аполлон». Именно они в средствах массовой информации утверждали, что задача высадки человека на Луну не столько научная, сколько политическая. Только из-за того, что идеология США – быть везде и всегда первыми, была нарушена успехами СССР в космосе, американское правительство решилось взвалить на плечи налогоплательщика тяжелейшую ношу – «Аполлон». В этой гонке возможны неоправданные жертвы и потери. Так и случилось. 27.01. 1967 г. на стартовом столе случился пожар в кабине «Аполлона-4» в присутствии экипажа, проводившего тренировку. 3 астронавта погибли, ракета «Сатурн-1В» не пострадала.

— А у вас в стране как-то обсуждалась лунная программа? Для вас она была национальной задачей? – перебив меня, спросил гость.

— Мы уже говорили с тобой о том, что лунная программа была полностью засекречена и о том, что она существует, мы узнали в начале девяностых годов. Всё, что касалось космоса, было для средств массовой информации запретной зоной. Сообщалось только об успехах. Мы и американской не знали. Все материалы были либо служебного пользования, либо секретными.

— Трагедия на мысе Канаверал, как казалось нашим разработчикам лунной программы, могла сдвинуть сроки этапов программы и отодвинуть облёт Луны и высадку на её поверхность. Какая-то надежда, что мы сделаем облёт первыми, ещё теплилась.

— По нашим планам, как я уже говорил, лётные испытания должны были начаться во второй половине 1966 г., но не получалось... Космонавтика потеряла Сергея Павловича Королёва 14 января. Смерть его была неожиданна. Лёг подлечиться, а случилось непоправимое. Он так ждал запуска объекта Е6 №13 – ставшем 3 февраля «Луной-9». Снова была победа социалистического строя под руководством Партии, но уже без Королёва. Пилотируемой программы на этот год у нас не было. В марте и октябре успешно были выведены на орбиту искусственного спутника Луны «Луна-10,-11 и-12», а 22 декабря мягкую посадку осуществила «Луна-13» – вот, пожалуй, и все успехи. К программе облёта Луны они почти никакого отношения не имели.

Пуск 28.11.1966 г. корабля 7К-ОК («Космос-133») можно считать как этап подготовки транспортного корабля. Он прошёл в конце октября неудачно. Отказала система ориентации, и корабль был ликвидирован системой автоматического подрыва объекта (АПО).

Второй пуск должен был состояться 14.12. 66 года, но случилось так, что запуск двигателей остановила система контроля безопасности, что соответствовало правилам работы схемы запуска. Через 30 мин произошло самопроизвольное срабатывание системы аварийного спасения (САС). Работа двигателей САС, стала очагом пожара на ракете и последовавшего за этим взрыва. Причиной были конструкторские ошибки.

Государственной комиссии, всё-таки, приняла решение очередной пуск сделать пилотируемым. Наступал юбилейный год. Госкомиссия принимает решение провести 07.02. 1967 г. запустить ещё один 7К-ОК, как «Космос-140» перед пилотируемым полётом, чтобы подтвердить правильность принятого решения. Он закончился неудачей. Систем ориентации работала со сбоями, спуск с орбиты пошёл по баллистической траектории, тепловая защита СА прогорела. Объект приводнился в Аральское море. Юбилейный год наступил, а достижений в пилотируемых полётах нет. Стыковкой пилотируемых кораблей 7К-ОК за №2 и №3 и переходом космонавтов из одного в другой, рассчитывали получить очередную победу и потеснить американцев. Старт состоялся 23.04.1967 г.

— А сам-то где был в это время? – спросил Нептун. К делам этим уже был причастен?

— C средины 1965 г. я служил на НИП-10, около города Симферополь. Во всех вышеназванных работах принимал непосредственное участие. НИП-10 был центром управления по программам «Е-1,-2,-4,-5,-6,-7,-8» – освоения Луны. Это был один из крупных измерительных пунктов. На его территории был создан комплекс управления АМСми, первый приёмный пункт системы связи «Молния‑1», средства управления ИСЗ различного назначения, лунодром, где отрабатывали систему управления «Луноходов». Управление «Луноходами» на Луне проводилось тоже с этого пункта...Я был инженером узла связи в состав которого входила УКВ-станция «Заря» для переговоров с космонавтами. Я в этой работе принимал непосредственное участие. О запланированном запуске ещё одного «Союза» нас не информировали.

После развала СССР, Украина объявила симферопольский и евпаторийские пункты своей собственностью. В настоящее время НИП-10 демонтирован, НИП-16 (Евпатория) используется на договорной основе для работ по объектам дальнего космоса.

И тогда нас настигла беда. Космонавт Владимир Комаров погиб при посадке 7К-ОК №2 – «Союз-1» из-за отказа парашютной системы. В результате наш НИС, который переоборудовали на Балтийском заводе, в мае получил имя дважды Героя Советского Союза, человечество первого погибшего во время полёта космонавта

— Да, дела! – грустно заметил Нептун, В Аланге увидишь очень печальную картину. Там ваш военный, научный, торговый и рыболовный флот, с обнажёнными шпангоутами, всё побережье украсил. Бывает так на берегах океанских. Выбрасываются киты или касатки на берег, и кладбище это долго белыми рёбрами привлекает внимание плывущих мимо и потрясает вблизи ужасом безжалостной трагедии развала богатейшей страны. Давай к теме вернёмся.

— Программой облёта, предусматривалось четыре этапа:

1 – отработка стартового оборудования при пуске макета объекта Л-1;

2 – отработка старта корабля Л-1 с орбиты ИСЗ (второй старт) с помощью разгонного блока Д двух макетов №2 и №3;

3 – запуск непилотируемых объектов Л-1 № 4 – 9:

4 – запуск пилотируемых объектов №№ 10 – 14;

К концу 1966 г. изготовленных объектов Л-1 не было. НКИКу предстояло ещё израсходовать выделенные средства на модернизацию 100 000 000 руб., в том числе 50 000 000 руб. на создание ПИПов и ПКИПов. Таков был доклад Государственной комиссии командиром НКИК генералом Спица и главным конструктом радиосистем Рязанским 31.12. 1966 г. Как создавали морской космический флот, буду рассказывать завтра. Сможешь, подходи. Я попробую рассказать, как выполняли программу Л-1. Послушаешь и сделаешь вывод – мог ли облететь Луну Леонов.

— На 1967 г. очень надеялись. Год пятидесятилетия Великой Октябрьской революции. Все пропагандистские и агитационные силы напрягали народ на достижение высочайших результатов во всех сферах жизни и деятельности страны. Вера в то, что советский народ может сотворить невозможное, даже когда кажется, что поезд наш ушёл, и в нужный пункт мы опоздали, порождала надежду на удачу, на то, что нам повезёт. Пока нам везло, и мы пожинали лавры успехов запуска первого спутника, первой фотографии обратной стороны Луны, полётов Юрия Гагарина и Германа Титова, первой женщины-космонавта Валентины Терешковой и первого выхода человека в открытый космос, – у многих головы кружились от карусели праздников. Не было только чётких долговременных программ, самых насущных, самых нужных. Не было государственной структуры, способной создать эти программы, эффективно использовать интеллектуальные и промышленные возможности страны. Результат получился не такой, как ожидали. Наш успех получился от действий растопыренными пальцами, а не крепко сжатым кулаком. Он был неожиданным, но не сокрушительным.

Все намеченные задачи партийных программ должны свершатся к нужной дате, к юбилеям революционных дел, чтоб мир, завидуя, смотрел на нашу страну, и очень хотел жить, как мы.

Надо было в юбилейный год дать результаты: по пилотируемым кораблям «Союз»; по стыковке двух "Союзов" и переходу космонавтов из корабля в корабль; по программе облёта Луны; по носителю Н-1 и стартовому комплексу; по кораблю Л-3; по спутнику связи «Молния-1». Нужно было выполнить программу посадки космического аппарата на Венеру. А ещё были задачи выравнивания ракетно-ядерного потенциала с американским. И всё это делали одни и те же люди, те же институты, те же промышленные предприятия, тот же космодром и тот же НКИК.

А тут ещё американцы уверенно заявляли, что в первом квартале 1967 г. начинают пилотируемые полёты на корабле «Аполлон». Они понимали, что в СССР тоже совершаются лунные таинства. У них носитель «Сатурн» успешно проходил намеченные этапы программы. Не желая быть поверженными новыми неожиданными успехами советского чуда, они все силы и средства сосредоточили на чётком выполнении программы «Аполлон».

Мы тоже понимали, что отстаём и в программе облёта, и в программе высадки, но упорно тратили силы и средства на обеспечение сроков, определённых Постановлением Партии и Правительства, обеспечивающих юбилейные даты новыми достижениям космонавтики в СССР под мудрым руководством КПСС. Все непосредственные исполнители – рабочие, инженеры, конструкторы, учёные отдавали всё порученному делу и никогда не размышляли, много или мало им платят.

Первые победы в космосе и их триумфальное шествие по всему миру пробудили такую веру в свои силы, что уступить первенство люди не могли и не хотели. Многие занятые в деле освоения космоса месяцами сидели в командировках, жили в условиях общежитий, работали, сколько было нужно. Но были и такие работы, для которых энтузиазм неприменим, а иногда даже вреден. Особенно это было заметно на этапе испытаний ракет. Все двигательные системы носителей отрабатывались при пусках изделия. Стендов для испытания каждой ступени не было. Представляешь! Ракета имеет три ступени и космический объект. У Н-1 первая ступень имела 30 двигателей, вторая – 8, а третья – 4. Запускают. Авария первой ступени! И всё хозяйство гибнет. Сколько надо штук запустить, чтобы добраться до отработки лунного модуля.

— Ты хочешь сказать, хреново дело было поставлено? – недовольно сказал Нептун.  Ваша страна так много сделала в космосе, и хочу отметить, – одна из первых стала серьёзно изучать моря и океаны, и научный флот какой имела! А вот за последние 5 – 7 лет извели его на нет. Горько это понимать и видеть. Да и в космосе вы захирели. Один «Мир» из последних сил старается. Не о космических исследованиях думают, а как его уберечь.

— Уж очень торопились доказать, что социализм – лучший государственный строй, и его на всём земном шаре надо строить. СССР должен демонстрировать только успехи. Ну, по уровню жизни мы, конечно, были примером для колониальных или бывших колониальных стран. Наша Конституция, пятилетние планы и директивы Партии постоянно утверждали – в нашей стране всё делается для народа и по воле народа. Лучшим доказательством этого, руководство страны считало, пропаганда любых успехов, подтверждающих решающую роль Партии в деле строительства социализма.

Первый спутник и первый человек Страны Советов в космосе произвели такой эффект, что затмили МБР с ядерной боеголовкой. Так хотелось поражать мир космическими успехами, что на многие важные факторы, определяющие реальность выбранного пути и сроки исполнения, в спешке не обращали внимания. Огромный грех того времени – всё делалось, как сейчас принято говорить, без гласности и открытости.

— Ой, что-то ты своё прошлое испепеляешь, а это, как говорит мой жизненный многовековой опыт, очень и очень пагубно сказывается на молодом поколении, да и сам ты становишься несовременным. Поверь мне, все люди делают ошибки и видят их по итогам своей судьбы через призму прошедших лет, но это не значит, что те годы прожиты плохо. Человек поступал так, как ему диктовало время, его разум и его сердце. И так всё повторяется. Вечная жизнь становится скучной. Признаюсь тебе, что когда полетел Юра Гагарин и Нил Армстронг ступил на Луну, я подумал, что в вечности появляется смысл. Ведь Вселенная бесконечна, и жить можно будет бесконечно. Но только тогда, когда сможешь в ней двигаться туда, где ещё не был.

Гость почему-то начал поправлять фуражку. Мне показалось, она стала съезжать куда-то на затылок от таких мыслей. Потом он привстал, выглянул в иллюминатор и сказал, повернувшись ко мне:

— Столько звёзд там качается, что каждому человеку на Земле достанется не один десяток. Каждый может себе выбрать направление и лететь. Только о бессмертии надо с творцом решить вопрос. Надо ждать. Ждать, когда творец задумается о том – обустроится мир при бессмертии или нет? Такое дело неплохо бы и чем-нибудь крепеньким оросить! Ведь какие мысли попёрли, – засмеявшись, сказал Нептун...

Я достал плоскую бутылочку виски – берёг на последний день, открутил пробку и налил в стаканы. Разводить не стали. Выпили. Помолчали.

— Давай вернёмся к моему вопросу. Уносит нас куда-то, а время идёт. Посмотри! Уже 5-й час, - предложил Нептун.

— За 10 минут. постараюсь уложиться. Только про облёт:

Всего было изготовлено 15 космических комплексов УР-500К – Л-1. Первый номер использовался для наземной отработки, Л-1 №2П и Л-1 №3П в марте и апреле 1967 г. запускались на орбиту ИСЗ для отработки систем управления и второго старта. Объект №3П задачу не выполнил, блок Д не запустился. Номера 4 и 5 запускались с целью облёта Луны 28.09 и 22.11 1967 г. В обоих случаях произошла авария носителя. Отмечаю, что под эти пуски в Атлантике и Индийском океанах находились построенные в Ленинграде новые НИСы: «КВК» и 4 «Селены».

В 1968 г. было 5 пусков: в марте Л-1 №6 – «Зонд-4» был выведен на высокоэллиптическую орбиту с апогеем 330 000 км. Впервые отрабатывались системы управления объектом, коррекция траектории и посадка на Землю со второй космической скоростью. Из-за отказа звёздного датчика на Сириус коррекция орбиты была выполнена после двух попыток. Прошла только третья коррекция, что обеспечило возможность входа в заданный коридор.

В этой работе участвовали НИСы «Ристна» и «Бежица». «Ристна» приняла телеметрию на входе объекта в атмосферу, чётко доложила через Одессу: «Прошло разделение спускаемого аппарата и приборного отсека. Осевые перегрузки на борту достигли 20 единиц, звёздный датчик не работает и СУС (система управления спуском) отключена». По этой информации государственная комиссия определила: объект пошёл по баллистической траектории и, при таких перегрузках, сработало АПО. «Зонд-4» ликвидирован.

— На «Бежице» капитаном был мой старый знакомый Владимир Иванович Баглай. Настоящий мореход и мужчина. Только он согласился взять старпомом женщину. Вот хозяйка была! А какой приём нам сделала Нина Тимофеевна Мосеева! И начальников экспедиции «Бежицы» Валентина Феоктистова, Юрия Дулина знал хорошо, знаком был с Серёжей Масенковым и Володей Никифоровым, командовавших на «Ристне», добром вспоминаю. Они же ещё на самых первых НИСах ходили.

— Ты прав. Мореходы они были отменные. Феоктистов всем флотом командовал после Безбородова. Никифоров на «КВК» и «КЮГе» начальником экспедиции ходил. Масенков главным инженером всего космического флота служил до ухода на пенсию. Они дольше всех на нашем флоте служили. Первые ветераны. Да! Возвращаюсь к нашей теме:

— Объект № 7 потерпел аварию во время старта 23.04.1968 г. На активном участке включилась система аварийного спасения (САС) СА. «КВК» ожидал работу в Гаване. До следующего старта, планируемого на 21.07.1968 г, времени было достаточно для перехода в Одессу и выполнения работ по установке ЭВМ «Минск‑22». Было время для проведения настроечных работ спутникового комплекса связи «Горизонт КВ» и возвращения в Гавану. 02.07. 1968 г. «КВК» вышел в рейс. 15.07 шифровкой нам сообщили: работа переносится на более поздние сроки. На РН № 8 при наддуве разорвало бак окислителя разгонного блока Д. Погиб 1 офицер. Ракета снята со старта. Такова была причина отмены работы.

Объекты №9 и №10 под названием «Зонд-5» и «Зонд-6», можно считать частично выполнили свои задачи. «Зонд-5», запущенный 15.09.1968 г., снова страдал из-за отказа звёздного датчика. По ошибке оператора была выключена система управления корректирующим двигателем. Траекторию возвращения удалось привести к расчётной за счёт двигателей ориентации и солнечного датчика. Их включали в течение 20 часов с помощью команд с наземных пунктов и «КВК». Баллистический спуск был осуществлён в Индийский океан 21.09, где он был найден НИСом «Боровичи» и передан на судно «Василий Головнин» эскадры поиска и спасения ВМФ.

Шуму по «Зонду-5» было много. Впервые в мире земной объект облетел Луну, со 2-й космической скоростью вошёл в плотные слои атмосферы и благополучно приводнился. Его пассажиры-черепахи живы и здоровы. Так сообщало ТАСС. Мы очень радовались этому успеху. «КВК» отработал без серьёзных замечаний, и мы поняли, что умеем работать на этой сложной технике. Учёба и тренировки, от которых балдели без настоящей работы, дали отличные результаты. На самом деле на «Зонде-5» были серьёзные неисправности и не получился управляемый спуск на территорию Казахстана. предпосылок к пилотируемому полёту было очень мало. Но мы этого не знали и предстоящий пуск мы ждали с нетерпением...

10.11.1968 г. был запущен  «Зонд -6» в беспилотном варианте. Оказалось, что существовало условие – совершить без замечаний 4 беспилотных облёта, перед полётом космонавтов. Второй посланец не выполнил задачу тоже, хотя получился управляемый спуск, но из-за разгерметизации объекта неправильно работал высотомер. Он сформировал команду на отстрел стренги парашюта на высоте 5,3 км, и спускаемый аппарат разбился. Целой осталась только фотокассета со снимками Земли. Мы отработали без замечаний.

ТАСС сообщил о новой победе. Мы жили ожиданием пилотируемого полёта. «Комаров» работал по «Зонду-6» сразу по возвращении в Гавану от острова Сейбл, где мы обеспечивали впервые работу по «Союзу-2», пилотируемому Береговым и «Союзу-3». Это был первый пилотируемый полёт после гибели Комарова. Мы понимали, что полёт идёт не по программе, корабли должны состыковаться, а она не получилась. Но ТАСС сообщил об очередном успехе. Нам было важно, что космонавт полетел, значит, и Л-1 с космонавтом тоже может скоро полететь. И ещё, мы ознакомились с технологией работы по орбитальному объекту, и теперь у нас есть свой счёт выполненных работ.

— Получается, что ни одного пуска Л-1 к концу 1968 г. нормально не прошло, и пилотируемый полёт отодвигался на 1969 г., – огорчённо сказал Нептун,  очень похоже на то, как обстояли дела перед запуском Комарова, так я понимаю?

— Совершенно верно!  Гибель Комарова, да ещё Юрия Гагарина 27.03. 1968 г. и неудача при полёте «Союза-2» и «Союза-3», конечно, удерживали от принятия решения на пилотируемый полёт Л-1. Георгий Береговой не смог вручную состыковать корабли, так как неправильно сориентировал «Союз-2» – перевернул его вокруг продольной оси на 180°. Пытаясь выполнить стыковку в таком положении, он израсходовал топливо, и было принято решение стыковку не проводить, так как топлива осталось только на посадку. А тут ещё американцы к новому 1969 г. преподнесли нам сюрприз – «Аполлон-8» совершил пилотируемый облёт Луны из 10 витков в период с 21 по 27 декабря.

После этого у творцов наших космических планов исчезло желание совершать облёт Луны. Рушилась и программа посещения Луны. Надежды на Н-1 – Л-3 были призрачные. Носитель Н-1 ещё не прошёл наземные испытания, а лунный корабль Л-3 всё ещё не определился даже с весовыми нагрузками. Самые главные руководители искали, как и чем поддержать бывший высокий престиж в космосе. Руководство страны требовало найти пути удержания хотя бы равенства. О первенстве не могло быть и речи. На поиски были призваны главные силы. Надежды стали возлагать на проект программы Е-8-5, создание возвращаемого лунного аппарата, способного набрать несколько граммов лунного грунта и доставить его на Землю, хоть немного, но первыми. Разработка НПО им. Лавочкина, главный конструктор Бабакин. Главная задача лунной гонки превратилась в бесполезный для политики груз. Внимание руководства страны уделялось только тем предложениям, которые давали шанс завершить гонку неожиданным решением. Я бы его так озвучил:

 

Закончить всё полётом автомата,

А в нём контейнер и лопата.

Сделать просто акт угона

Из-под носа «Аполлона»

 

Сотню граммов луногрунта.

И доставить их до пункта,

Что в просторах СССР.

Вновь Союз, для всех пример!

 

— Это твоё творение как краткое выражение целой начала космической эры? Чувствую, балуешь стихами! Но ведь это было позже.  Я помню, что в Индийский океан ещё один «Зонд» садился. Где-то южнее атолла Чагос миль 700.

— Пытаюсь в рифму о делах сказать. У атолла был «Зонд-8»  тоже неудачник. Он был запущен 20.10.1970 г. и должен был через Северный полюс сесть на территории СССР в Казахстане, но опять, подвела система ориентации. Cпуск «Зонда» был выполнен по баллистической траектории. В точке приводнения находились только суда службы поиска и спасения ВМФ. Траектория была такова, что наши НИСы не нужны были на участке спуска. Работал только «Космонавт Владимир Комаров» из Гаваны. Он успешно выполнил третью коррекцию и во время всего полёта активно участвовал в обеспечении программы полёта. К сожалению, это была последняя работа, когда «Комаров» работал комплексом «Кретон» с использованием всех его возможностей. В последующие годы комплекс использовался только как командная радиолиния.

Перед «Зондом-8» было ещё два пуска в 1969 г. – Л1 №11 20.02. закончился аварией носителя УР-500К и 08.08. Л-1№12 – «Зонд-7», который выполнил практически всю программу полёта без замечаний, осуществил управляемый спуск в расчётную точку СССР южнее Кустаная.

— Ну вот, и был же повод для того, чтобы рискнуть и запустить Алексея Архиповича и Олега Макарова в облёт Луны. Поздновато немного, но всё-таки шаг вперёд.

— После «Зонда-7» были попытки космонавтов обратиться к руководству, но кто тогда мог выйти в Политбюро с предложением совершить облёт, когда 20.07 1969 года «Аполлон 11» совершил посадку на Луну, астронавты Нил Армстронг и Эдвин Олдрин вышли на её поверхность.

— Постой! А ты говорил о лунном автомате, способном сесть на Луну, набрать немного грунта и вернуться на Землю. Он-то не смог слетать? – перебил меня Нептун.

- Надежда была. 13 июля, за три дня до запуска «Аполлона-11» была запущена «Луна-15». В энциклопедии «Космонавтика» 1985 г, да и в более поздних изданиях она называется искусственным спутником Луны. В некоторых публикациях пишут: посадка предполагалась 19 июля, за час до посадки американской ЛК «ОРЁЛ», а старт на следующий день. Так вот спутник этот прекратил существование 21 июля, когда американцы ходили по Луне, собирали образцы грунта «Луна-15» стала осуществлять программу посадки, включив ТДУ, и прилунилась. На связь объект не вышел.

Наш спутник и был той самой великой тайной, которая и должна была закончить лунную гонку доставкой грунта раньше американцев. Но, увы. Не получилась мягкая посадка. Объект видимо разбился. В 1970 г. «Луна-16» эту задачу выполнила и тогда наша пресса писала: «зачем рисковать людьми, зачем тратить такие деньги, когда можно небольшим автоматом добиться тех же результатов».

Хочу добавить, из 11 пусков Л-1 удачным был «Зонд-7», 5 пусков неудачных и 5 частично выполненных. 60% отказов – УР-500К, 20% – разгонный блок Д и 20% – Л-1. Вот и делай вывод – мог Алексей Архипович облететь Луну?

— Да! Но ведь дело-то надо было довести до конца. Кажись, 11 пусков было. Ну, ты говоришь, что один-то пуск – «Зонда-7» всем был хорош, и можно было попридержать чуть-чуть, разобраться и довести дело до конца...

— Можно было, но тогда это решало Политбюро, а оно не научное и не экономическое образование. Вот так!

— Понимаю, как все переживали. Могу представить, что может чувствовать человек, когда не фантастика реализуется! По настоящему отправляет к Луне земного посланца, созданного своими руками. Разговаривать с ним о его здоровье, помогать рулить к цели, принимать фотографии нашей Земли и ждать его возвращения. А что переживать будет полетевший туда космонавт и вообразить трудно.

— Хочу рассказать тебе такой случай. Работал «Комаров» по «Зонду-7». Когда он вылетел из-за Луны, мы удачно установили с ним связь. Всё идёт очень хорошо. Траекторию меряем без сбоев, телеметрию принимаем качественно, команды проходят с первого раза, что подтверждают квитанции с объекта, хотя остронаправленная антенна у него не раскрылась. Наши охлаждаемые жидким азотом параметрические усилители прекрасно вытаскивают сигнал от объекта из шумов Вселенной. 400 000 км, а по техническим характеристикам комплекс «Кретон» должен работать до 150 000 км.

Всё руководство в 25-й лаборатории. Довольны все! Идут чёткие доклады. Москва благодарит за работу. Технический руководитель Краснов потирает руки и заявляет, что теперь они сдадут комплекс в эксплуатацию экспедиции.

Вот когда увеличишь нормы спирта на профилактику, тогда и будем разговаривать, – с улыбкой говорит ему начальник экспедиции Поздняков.

— А сколько стаканов на каждого? – подыгрывает Краснов.

Наступило время конца сеанса связи. На 615-м пульте выдачи команд набрали код выключения борта. Оператор Слава Васильев в заданное время нажал нужную кнопку. Шифр команды высветили на табло из 16 лампочек. Ответного сигнала об исполнении команды не будет. Такие же 16 лампочек не загорятся. Через 2 секунды пропадёт сигнал и на экране трубки пропадёт зелёное кольцо. Всё-таки 2×400 000 км. Осознаёшь скорость электромагнитных волн. C 35-ой лаборатории (приёмные системы) доложили, - отношение сигнал/шум упало, но сигнал наблюдается. На экране кольцо превратилось в зелёный клубочек, что говорило о наличии слабого сигнала. На рабочем жаргоне мы его называли 342 ∆. Дельтой обозначалось цифровое значение опорной частоты, формирования рабочих частот диапазонов комплексов дальней связи.

Краснов, с согласия руководителя оперативной группы и начальника экспедиции повторил команду на выключение. Она прошла, а сигнал остался, правда, такой же слабый. Попробовали ещё несколько раз выключить борт. Торчит на электронной трубке клубочек из дрожащих колец и ниточек! Началось лёгкое волнение, Дали команду поднять мощность на передатчиках. Результат тот же. Доложили в Москву. Ответили: у них сигнал не наблюдают и предложили тщательно всё проверить. Причин выдвигалось много. Вновь включить и выключить борт Москва не разрешила. Уже было выдано около 10-и команд, а результат всё тот же! От былого благополучия уже ничего не осталось. Какая-то даже растерянность.

В это время оператор пеленгационной антенны – той, что в малом шаре, обратил внимание, – у него на электронной трубке тоже присутствует сигнал, и он стал на него наводить свою антенну. Сигнал стал расти, но направление антенны совершенно не совпадало с направлением на Луну.

— Так ведь это «Молния», – радостно закричал оператор.

И у всех наступило прояснение. Действительно, «Молния» имела командную радиолинию тоже на частоте 342∆ . Именно в это время проходил сеанс управления объектом «Молния-1» и высокочувствительные приёмные устройства и 8-миметровое зеркало приёмной антенны выделяло из шумов сигнал частоты 342∆.

Начальник оперативной группы, улыбаясь, сказал, что пережил много, думал – загубили объект. Вот такие были случаи и переживания.

— Максимыч! Шестой час! Ложись, поспи немного, а я уж пойду. Завтра. А, что я говорю! Сегодня после обеда подойду. Ну, буду следить. Пока!

Он исчез также мгновенно, как и появился...

 

 

На третий день творенья.
Мозаика будней строительства океанских опор.
Последний визит Нептуна.

 

22.10.1994 г. Kурс 44°; φ=12°43'N; λ=64°33'E; Ветер 40°, 6 м/cек ; море 2 балла; V=12,6 узл; Tвоз=27°; Твод=30° Н=4050 м; S=302 мили, L=11633,6 мили.

 

В 1966 г. запущена «Луна-12» – программа Е-6М – искусственный спутник Луны. Второй старт в южной части Атлантического океана обеспечивал ПИП «Аксай». НЭ – Пётр Павлович Савкин. КМ – Эдуард Гаврилович Сударчиков. Программа полёта выполнена.

Утро пасмурное. Идёт дождь, но свежести нет. Духота. Вставать не хочется. Тишина в коридорах и на палубах. На зарядку никто не ходит. А в былые времена за дверью шмыгала шваброй уборщица, звякала ведром, подволок грохотал от кроссовок бегающих и прыгающих членов экспедиции, озабоченных лишним весом и недостатком подвижности и громкоговорители наполняли каюты бодрящими песнями и маршами.

Теперь слышно, как сверху, при крене на мой правый борт, струями падает вода. Начало крена сопровождается шорохом. С увеличением крена вода скапливается у бортового бруса и водопадом падает через сливы за борт. Ветер терзает струи, разбивает на брызги и кляксы, заносит на нижние палубы. Они барабанят по ним точно так, как это происходит на даче или в палатке на берегу озера. И, представляя это, начинаешь грустить. Но вот судно пошло на другой борт, и вода скапливается у надстроек и, булькая, рвётся в шпигаты. Её много, она урчит и подвывает, падая на палубу из труб, как с крыш. В каюте слышно, как она бежит и журчит. И снова продолжаешь думать о грибах после дождя.

Но вставать надо. Послезавтра приходим на место. Что нас ожидает, не знаем. Чума и холера точно в Индии есть. Надо попросить капитана связаться с агентом по этому вопросу. Вот уже приоритетное дело есть.

После обычных процедур – физзарядка, купание в бассейне и приведение внешнего вида к потребной форме, двигаюсь по привычному маршруту – столовая, мостик, обход по палубам и каюта. Конечно, по пути происходят встречи и разные разговоры. На мостике Славик и Андрей. Новостей никаких, навигационная обстановка спокойная. Мастер выходил на вахту за старпома. Слава стоит возле открытого иллюминатора. Он смотрит по ходу судна и молчит. Лицо, ещё не тронутое морщинами и не подёрнутое серой дымкой курящего, – он не курил.  Для художника – натурщик «Мыслителя». Так мне кажется, и я улыбаюсь сам себе. Этого ни Слава, ни Андрей не видят.

— Олег Максимович! – неожиданно заговорил Слава. А вы не жалеете, что с морем жизнь связали?

— Нет! Не жалею. А что тебя навело на этот вопрос?

— Да так. Смотрю вперёд, и никаких помех не вижу до горизонта. Для безопасности плавания это хорошо. По жизни мы тоже идём и смотрим вперёд. И тоже ищем помехи, но не видим горизонта. А это для безопасности очень плохо. У моря обязательно есть берега. Мы приходим к ним, а там – другие горизонты и другие правила движения. На земле моряки часто становятся жертвами.

— Ага! – воскликнул радостно Андрей.  Старпом был у нас на буксире, пенсию он уже наплавал, но юмора не потерял. Так он говорил, что все приходы радостные, а уходы гадостные. У него было девять детей – гордился мужицкой силой. Пришёл из рейса – уже 9-ый народился, а жена ему и говорит, мол, надо бы 10-о! По новому закону это даст право получить шестикомнатную квартиру и по 120 рублей на брата. Ты бы съездил в Новороссийск. Там же у тебя есть сынок. Дело прошлое, молодое. А нам бы в самый раз. Ну, старпом и поехал. Знаете, как морякам квартиры-то давали. Возвращается с сыном, а в доме пусто! Где дети? – жену спрашивает.  А она: Вчера понаехали, каждый забрал своего ребёнка и увезли! Вот и хожу с тех пор в старпомах – так закончил рассказчик.

— Хоть и пошлость всё это Андрей, но и так бывает у моряков – огорчённо сказал Слава.  Я-то ещё не женат и не очень рвусь к этому. Сколько надежд было после нашего плавания в эмираты. Думал, дело заведу. Лавку купил. Сожгли всё, сволочи. Не поделился с ними.

— Слава, грустно ты настроен сегодня. А моря, так я думаю, были созданы не зря на третий день сотворения мира. Они разделили сушу на материки и острова, чтобы каждый из них жил своей жизнью, и когда Всевышний создавал животных и людей, то он знал, какими сделать и куда поселить. И море заставило людей думать о том, как познать мир, что там есть за морем. Бог не зря зажёг на четвёртый день звёзды, Солнце и Луну: «Да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на Землю. И стало так». Люди стали смотреть на небо, чтобы по звёздам найти путь в море. А когда научились этому, стали думать – что же там, на звёздах, что там, на Луне? И полетели к ним. Вот Слава, что значит море для человека. Ты, главное, ищи свой путь. Вот послушай:

 

Мне нравится звезда в зените!

Вы в небо, в небо посмотрите!

Её далёкий мягкий свет

Идёт к нам много, много лет.

 

Через просторы, пыль вселенной,

Он к нам приходит непременно.

Находит ждущего любовь

И будоражат ему кровь

 

Ищите свет, звезду ищите!

Она там есть! Пусть не в зените.

Не бойтесь туч. Они уйдут.

А Звёзды вечны! Встречи ждут!

Одна из них, надежд полна!

И будет предана она!

 

—Да! – задумался Слава, продолжая смотреть в иллюминатор. Стихи всегда несут какую-то смуту и в сердце, и в голову, но от этого деньги не появляются. Вот вернёмся, вроде что-то заработали! Я надеюсь, что фирма ваша нас не кинет.

Слава замолчал, посмотрел на меня, потом на Андрея. Лицо его немного порозовело. Он почувствовал, – сказал что-то неприятное.

— Вам кажется, я о вас плохо думаю! После многочисленных провалов всё время ожидаю очередной гадости. Вы уж извините. Но и от вас не всё зависит. Вы тоже можете оказаться кинутыми.

— Всё будет в порядке, не волнуйся. А стихи не только возбуждают ум и не столько наводят смуту, сколько тревожат душу:  А так ли ты жизнь свою с судьбой переплетаешь? В ладу ли разум и душа? Мирно ли с совестью живёшь? Подумай, Слава.

Вахтенный штурман взял бинокль, начал рассматривать внимательно горизонт прямо по курсу. Там ничего заметного не было. Слава думал.

— Пойду в радиорубку, может быть есть связь с Бомбеем, – сказал я и вышел на крыло.

Начальник радиостанции сообщил, что мастер запросил агента по делам холеры. Ждёт ответа. Связи с Питером нет, а с Москвой есть. На моё настроение начальник радиостанции влиял отрицательно, и я постарался поскорее удалиться.

Что меня потянуло на нижнюю палубу, я не знаю. Там находились все многоместные каюты, столовая команды, кают-компания старшего командного состава и камбуз. Здесь же была библиотека. Она находилась на левом борту в носовой части. Я шёл по коридору правого борта, смотрел на номера кают 21, 19, 17 и в памяти возникали образы тех людей, которых я ещё помнил. Здесь жили женщины – медицинская сестра Нина и три буфетчицы. Они старались создать уют, вешали лёгкие шторы, чтобы разделить этот военный кубрик для 4-х матросов на отдельные секции, желая хоть как-то почувствовать наличие своего жилья, своего гнёздышка, где можно уединиться, раздеться, полежать обнажённой, накрутить волосы. Ну, такой, чтобы никто не мог видеть. Я вспомнил об этом в связи со случаем, произошедшем в одном из рейсов.

Шла вторая половина рейса, и всё это время мы болтались по тропикам. От бассейна, солнечных ванн и рыбалки мы уже получали мало разрядки. Многие предпочитали вечерние прогулки по палубам во время захода солнца, когда многоцветный фейерверк заката увлекал в фантастический мир и рассеивал хандру и неудовлетворённость. Вот таким вечером, медсестра и её соседка по каюте, гуляя, забрели на мостик, где на вахте стоял третий помощник. Это был отпрыск одесских чудаков, который, опоздав на электричку, говорил: «Хорошо, что билеты я не покупаю, а то было бы очень обидно...».

Так вот, девочки зашли на мостик, конечно, с разрешения вахтенного помощника, как уважаемые и лучшим женщины судна. Помощник, командирским голосом отдав команду рулевому следить за горизонтом и докладывать о появлении любого предмета по курсу, подошёл к гостям и предложил сделать экскурсию по ходовой рубке. Гости, тронутые вниманием и немного удивлённые разрешением войти в святая-святых на судне, с удовольствием согласились. Помощник стрекотал кузнечиком на закате в начале лета. Женщины  слушали его, как по вечерам за городом слушают лягушачьи трели. Огромное любопытство у них вызвал экран, по которому бегал луч и вспыхивали какие-то точки.

— Сейчас работает внешнее наблюдение. На мачте видели – антенна крутится. На 25 миль всё видим.

— А что есть и внутреннее наблюдение? – хохотнув, спросила буфетчица.

Помощник, от неожиданности поставленного вопроса даже замолчал. Прервав возникшую паузу восклицанием мда! Заулыбался, обошёл вокруг локатора, хитро посматривая на рулевого и, подойдя вплотную к женщинам, сказал почти шёпотом:

— Только никому! Я вам открою маленькую тайну. Может, это и поможет вам:

Есть у нас внутреннее наблюдение, но его делает только капитан. Ну, иногда доверяет помполиту…

Женщины с напряжёнными лицами приблизились к помощнику. Они ждали чего-то неожиданного и очень важного.

— Не так давно, – продолжал таинственно помощник,  пришёл мастер, отправил меня в штурманскую карту найти, а сам включил внутренний обзор и смотрит, да так к тубусу прижался, что ничего не видно со стороны. Он продемонстрировал действия капитана.

Я принёс карту и говорю ему, что, мол, карта на столе. А сам думаю: может, оторвётся, не выключит, и я увижу, что же это за внутренний обзор? И точно отошёл, а выключить забыл! Ну, девочки, я вам скажу – каюта на экране и голая баба на полу лежит! Лица не разобрал. Занавески мотаются от сквозняка, а она ноги раскинула, а руками груди приподняла. Чего-то говорит – губы шевелятся, а не слышно.

— Тут капитан меня окликнул. Ну, я к нему и пошёл. Посмотрел он на меня и говорит: «Смотрел, наверное? Башку оторву, если кому скажешь!». А я ему говорю, ничего, мол, я не видел и никуда не смотрел, за точилкой ходил. Карандаши все не точёные. Мастер переключил на внешний обзор, а крышечку вот эту запер. Вот видите замочек специальный.

Женщины были потрясены и больше вопросов не задавали. Немного посмотрев вокруг, они направились к двери.

— Вы же, девочки, меня не подставьте, спишет он меня.

— В каютах тоже есть антенны?  воскликнула медсестра, потрясённая таким открытием...

— Наверное! – ответил штурман. Где-нибудь на подволоке. Картинка сверху видна была.

История получила продолжение. Девочки на следующий день, по секрету, сообщили помощнику, что они в каюте пластырем замотали две штучки с дырочками, которые торчат посредине подволока. Теперь они спокойны за себя. Другим пока не говорили, но когда приедут домой, об этом скажут, где следует. Помощника этот розыгрыш так завлёк, что он на совещании комсостава с озабоченным видом сказал, что надо проверить пожарную сигнализацию, так как увеличилось количество чаепитий, а соответственно, и чайниковключений, что не всегда совпадает с чайниковыключениями. Мастера очень расстрогала такая заботливость. Проверка была запланирована.

Когда пожарный помощник обнаружил замотанные пластырем датчики, сигнализирующие о пожаре, и доложил по команде, мастер вызвал женщин и допросил с пристрастием. Он долго не мог понять, кому надо было так одурачить женщин. Но они упорно молчали. На вопрос, а кто и где смотрит, они толком ничего не говорили. Он понимал, что не зря на него смотрят недоброжелательно, с подозрением. И тут он вспомнил активность третьего помощника на совещании. Так это он закрутил мозги бабам, - понял мастер. Он успокоил женщин, попросил их снять с приборов пластырь и пообещал прекратить это безобразие. Когда женщины ушли, он вызвал третьего помощника и предложил ему всё рассказать, как было. Зачем он оклеветал и мастера, и помпу? Вот у него лежит рапорт медсестры о вторжении в её личную жизнь администрации судна. Помощник попытался отрицать всё, но мастер понял, что это был он, и решил раскрутить игру дальше.

По приходу я буду докладывать в партком о вашей попытке создать нервозную обстановку на судне, скомпрометировать администрацию и ещё вывести систему пожарной сигнализации из строя. Я думаю, что вместе нам работать больше возможности не представится. Можете идти. Да! И рапорт мне подробный напишите по этому случаю.

Видимо, мастер переборщил, так как третий, после двухчасового раздумья, пошёл к женщинам и стал просить у них прощения за свою шутку. Он объяснил всю несостоятельность его трепотни и просил их поговорить с мастером. Надо отдать должное женщинам – они долго смеялись, называли себя дурами, а третьего – трепачом и даже предложили выпить «тропического». Их поход к капитану состоялся. Капитан сначала изображал строгого начальника, но не выдержал этого долго. Всё кончилось миром, но хохма эта получила огласку, и третьего звали теперь «тележурналист», а женщин «плейбойцыцы».

Пока я вспоминал и переживал, ноги мои привели к каюте № 9 — двухместной с металлическими койками в 2 этажа, расположенными поперёк судна, c умывальником «мойдодыр» и железными рундуками, на которые смотрели два круглых иллюминатора. В этой каюте жил Виктор Дмитриевич Благов во время 5-о рейса. Он представлял управленцев полётом пилотируемых космических кораблей королёвского ОКБ-1 в оперативной группе на «КВК».

Начался пятый рейс 09.06.1969 г. Из Одессы мы ушли, полные надежд на успех предстоящих работах. Нам предстояло обеспечить полёт космического корабля Л‑1 – «Зонда-7». Это из нашей лунной программы. В облёте Луны, и высадки на её поверхность космонавтов, мы здорово проигрываем. Правда, «Зонд-5» в сентябре 1968 г. был первым рукотворным космическим кораблём, облетевшим Луну и вернувшимся на Землю. Его пассажирами были черепахи. Но американцы в декабре этого же года на «Аполлоне-8» с экипажем из 3-х астронавтов тоже облетели Луну 10 раз и вернулись благополучно на Землю. Если «Зонд-7» в августе вернётся после облёта Луны, то и наши 2 космонавта полетят на следующем «Зонде». Может, пилотируемый Л-1 назовут по другому. А Л-3 (посадка на Луну) ещё на бумаге и лететь к Луне ему пока не на чём. В феврале 1969 г. пуск Н-1 был неудачный. Вот в этот 5-й рейс в июле будем ждать в Гаване 2-ой пуск ракетоносителя Н-1.

03.07.1969 г. неудачно стартовал РН Н-1. Нас это очень огорчило. Нам разрешили сходить на Мартинику закупить свежие продукты. В Гаване были высокие цены и маленький выбор. В конце июля «КВК» вернулся в Гавану, а вскоре прилетела оперативная группа. Благов был в её составе. Мы очень ждали их и надеялись узнать, чем мы ответим американцам.

До августовского пуска «Зонда-7» американцы успели запустить 3 «Аполлона». «Аполло-11» выполнил самую главную задачу. Два астронавта Нил Армстронг и Эдвин Олдрин 21 ч 36 мин находились на Луне, и как можно больше старались оставить следов.

Виктор посмотрел предложенную ему каюту, как купе в «Красной стреле», убедился, что его место нижнее, задал только один вопрос:

— А гальюн (туалет) далеко? Убедившись, что это рядом, положил свои вещи и сказал:

— Новоселье надо бы отпраздновать. И никаких претензий и просьб подыскать получше жилище. Это было удивительно. Обычно, такого уровня прикомандированные проявляли немало изобретательности и настырности, чтобы добиться преимущества в размещении. Виктор располагал к себе тем, что дорожил отношениями в коллективе. С ним всегда было легко работать, потому, что он прекрасно знал своё дело и зажигал окружающих людей желанием знать дело и выполнять работу так же, как он. Терпения и выдержки у него хватало. При тренировках и подготовке к работе он старался объяснить логику управления в обязательной связи с действиями оператора комплекса и дешифровщиков телеметрических параметров. Тут я хочу подчеркнуть, программу полёта и работу бортовых систем он рассказывал по временному графику сеанса связи и разъяснял ответные реакции бортовых систем на команды, выданные комплексом.

Очень заметно было, как изменилось наше отношение к тренировкам и подготовке комплекса к работе, когда мы стали понимать, что же происходит там, на орбите, после выдачи команды, почему телеметрический параметр имеет именно такое значение. К работе по «Союзам» мы готовились напряжённо и потому, что времени было мало, и потому, что Виктор помогал нам осознать и понять всю сложность и ответственность задач, которые мы должны были выполнить для обеспечения первой в мире стыковки пилотируемых кораблей.

Мы стали воспринимать корабельный комплекс и космический корабль, как единый организм. По тем временам эта стыковка пилотируемых «Союзов» была ответом на облёт Луны «Аполлоном-8». Наш успех в лунной гонке, завоёванный «Зондами-5 и-6» был отодвинут с первого места этим облётом.

Политикам нужен были новые прорывы в космосе. Успешный полёт «Зонда‑7» никак не приблизил нас к достижениям американцев. Так уж тогда сложилось, что в космической нашей стратегии на первом месте были политические приоритеты. Понимали мы тогда это? Конечно, нет. Когда нам поставили задачу идти на ньюфаундлендскую банку для обеспечения работ по групповому полёту 3-х «Союзов», то вновь проснулась надежда на новое направление нашей пилотируемой космонавтики, и страна снова будет первой.

Мы тогда только нутром чувствовали, что страна тратит огромные деньги и людские силы, чтобы не отдать пальму первенства в космосе. Ведь открытого состязания не было. Слушая «Голоса», мы понимали, облёт Луны и высадка человека на Луну у американцев уже получилась, а у нас пока о полёте человека к Луне были очень туманные намёки, и наши «Зонд-5» и «Зонд-6» и «Зонд-7» были только первыми пробными шагами.

Конечно, новоселье мы отпраздновали и убедились, что и в этом деле он знал толк. Мы часто собирались и вели долгие беседы. Нам было очень интересно слушать про трудности и неудачи, которые случались практически при каждом запуске объектов, про разработки новых космических аппаратов и кораблей. Конечно, это делалось в очень узком кругу. За такие байки могли и биографию испортить.

В один из вечеров, когда мы шли уже в Одессу, в каюте № 9 Виктор рассказал нам, как «Комаров» помог довести работу по «Зонду-5» до результата, о котором ТАСС заявил как о новой победе СССР, – первом в мире возвращении на Землю космического аппарата, облетевшего Луну.

В сообщении ТАСС говорилось о полном выполнении программы полёта. А на самом деле, как рассказывал Виктор, в Центре управления в Евпатории настроение было очень тревожное. Когда «Зонд-5» появился из-за Луны и направился в сторону Земли, измерения параметров движения показали, – необходима коррекция траектории. Выполнить её было невозможно. Ряд систем вышли из строя: звёздный датчик, система управления ориентацией и включения корректирующей двигательной установкой (КДУ).

И только в девяностые годы в печати появились короткие пояснения, что система ориентации отказала из-за ошибки в управлении полётом и по этой причине нельзя было включить КДУ, а следовательно, провести коррекцию траектории, обеспечивающую попадание в коридор диаметром 15 км и под углом 5°- 6° к местному горизонту в точке входа в плотные слои атмосферы. Не обеспечивался даже баллистический спуск в Индийский океан. Об управляемом спуске не могло быть и речи, так как сориентировать СА перед разделением, и включить программу управляемого спуска было невозможно, всё по той же причине – отказ системы ориентации.

Звёздный датчик был выведен из строя загрязнением его оптики продуктами диффузии краски бленды. Датчик остронаправленной антенны не обеспечивал наведение её на Землю, так как в логике работы схемы была допущена ошибка.

«Сложилась такая обстановка, что и 9-ый пуск объекта Л-1 (Зонд-5) останется без результата – рассказывал Виктор Дмитриевич,  должно было быть 4 удачных беспилотных облёта Луны перед полётом человека. Американцы объявили облёт в конце 1968 г. Уже сентябрь. Времени на поиск выхода из создавшегося положения с «Зондом-5» уже не часы, а считанные минуты».

В этом месте рассказа Виктор сделал паузу и предложил взять на грудь по рюмке за «русскую смекалку». Конечно, присутствующие полностью поддержали инициативу, благо, что шли на Гибралтар, а потом в Одессу.

— Это русская смекалка, сыграла в нашем космическом триумфе решающую роль, поддержал тост Пётр Иванович Колодин. Тихонравов смекнул, что на МБР Р‑7 можно запустить простенький спутник и быть первыми. Главное, чтобы его было и видно, и слышно. Она же подсказала, что если снять скафандры с космонавтов, то в одноместный корабль Юрия Гагарина можно усадить 3-х космонавтов.

— Да, можно привести миллион примеров пользы русской смекалки, – продолжил Виктор. Тогда срочно собрали спецов по управлению, ориентации и баллистике полёта. Вот они и придумали, что нужный импульс коррекции 0,35 м/сек можно получить с помощью корректирующих двигателей системы ориентации, расположенных по левому и правому борту в плоскости солнечных батарей. Ориентировать корабль в этом случае можно было на Солнце с помощью единственного работающего солнечного датчика, а на Землю – по максимуму, принимаемого объектом сигнала от наземного передатчика. Двигатели ориентации поворачивают объект вокруг направления на Солнце, а по телеметрии смотрят, в какой момент сигнал, принимаемый на борту, достигает максимума. По времени максимума сигнала определяют, как направлены сопла корректирующих двигателей относительно Земли, рассчитывают время их включения и работы. Таким образом «Зонд» как бы качается вокруг направления на Солнце, периодически проходя направление на Землю. По радиолинии выдавались команды на включение и выключение двигателей то правого, то левого борта, которые постепенно доводили корректирующий импульс до расчётной величины. В таком режиме работа велась в течение 20 часов. Ближе к концу этой программы сеанс выдачи команд выполнял «Космонавт Владимир Комаров», и результаты траекторных измерений и принятая телеметрическая информация комплексом «Кретон» подтвердили достижение нужного результата коррекции. Так вот, уважаемые комаровцы, ваш вклад в этот успех очень значительный», – завершил рассказ Виктор.

И действительно, мы не знали этого, так как тогда это скрывалось очень тщательно. По программе, заданной из Евпатории, мы выдавали серии команд и постоянно вели траекторные измерения, которые передавали в центр обработки в ЦНИИ-4 МО. О том, что на борту неполадки, никто не говорил. Для нас информация о вкладе «КВК» была очень приятная новость.

И по «Зонду-6» мы узнали от Виктора о том, что объект разбился при посадке, а причины этого появились в печати тоже в начале девяностых годов. Произошла разгерметизация спускаемого аппарата. Это спровоцировало коронарный разряд, вызвавший преждевременное срабатывание гамма-высотомера, и на высоте 5300 м парашют был отстрелян. СА разбился, заряд АПО от удара не взорвался. По сообщению ТАСС «Зонд-6» впервые в мире осуществил управляемый спуск на территорию СССР. Мы тогда надеялись, что вот-вот полетят наши космонавты, несмотря на то, что американцы объявили о старте 21.12.1968 г. пилотируемого «Аполлона-8» для облёта Луны.

Нам было известно, что есть решение Правительства о строительстве ещё двух новых командно-измерительных плавучих комплексов. Известны были и их названия: «Космонавт Юрий Гагарин» и «Академик Сергей Королёв». В 1971 г. они должны уже идти в рейсы. Для нас было понятно, что впереди новые работы, ещё более сложные, ещё более интересные. Верили в полёт советского космонавта к Луне и посадку его на неё. Огорчали даже неудачи те, о которых мы знали. А сколько мы не знали...

В каюте № 9 проходили наши посиделки, на которых мы много узнавали о нашей профессии, о людях, которые задумывали и разрабатывали космическую технику, о том, какие результаты публикуются и какие они на самом деле. Но хочу сказать, то что прочитал сейчас, услышал по радио и видел в рассекреченных и новых фильмах, – все наши разговоры коснулись малой толики реальных событий того времени. Очевидцы тоже знали мало.

Размышления нарушил боцман. Он вышел из своей каюты № 7 и направился за кипятком на камбуз. В этом рейсе палубной команде работ почти не было. Чаепитие было главной объединяющей силой в интервалах между едой по распорядку и вахтами.

— Вы что-то ищите или кого-то? – спросил боцман.

— Нет. Я просто вспоминаю жильцов этих кают, вернее, тех, кто чем-то запомнился. C левого борта, в каюте № 2, жил наш шеф-повар Александр Иванович Голищенко со своей женой Надей. Саша плавал с первого рейса, а Надя пришла немного позже. Тогда запрещали родственникам плавать на одном судне. С большим трудом капитану, при поддержке Безбородова  – командира космического флота, удалось воссоединить Сашу и Надю на «КВК». Они потом плавали всё время вместе, даже когда уходили на другие суда.

Последний раз они шли на «Комарове» со мной при переходе из Одессы в Ленинград в декабре 1989 г. Саша и Надя были мастерами своего дела. Я не помню каких-либо проблем с камбузом. Саша умел ладить с обслугой, но всегда был нетерпим ко всяким делам, компрометирующим его заведование. Гостей судна он потчевал вкусными блюдами и подавал их красиво. Стол, накрытый Голищенко, всегда был достоин высокой оценки. Они рассказали удивительную историю, которая произошла именно в этой каюте № 2.

Боцману, видимо, делать было нечего, а одному сидеть в каюте тоскливо, и он проявил заинтересованность к моим воспоминаниям:

— Повар был главным началом в создании чувства любви или, можно сказать, уважения экипажа к судну.  Когда повар хорош, то и мастер пригож!

Разговаривая, мы подошли к каюте № 2 и открыли дверь. Всё было на месте в этой крейсерской каюте. Проектант – Невское проектно-конструкторское бюро разработало проект, а Балтийский завод переоборудовал сухогруз в соответствии требованиям ВМФ. ЦКБ-17 гражданских судов не проектировало. Всё было как на корабле ВМФ. Койки, шкафы, столы, стулья, умывальник из металла и только книжная полка над столом была деревянная.

— Вот в этой каюте и происходили события, о которых рассказывали мне Саша и Надя в декабре 1989 г. в Балтийском море, на подходе к Ленинграду. А история такова: возвращался «Комаров» в Одессу после 6-и месяцев плавания в Атлантике. Было это в конце семидесятых, как сейчас говорят, — самый расцвет застоя, сплошные победы и успехи, Партия социализм построила, и обещанный коммунизм заменила развитым социализмом.

«Занятые хлопотами по подготовке к прибытию в родной порт, все ждали захода в Лас-Пальмас, Канарские острова. 3 дня стоянки в порту удовлетворили все наши «школьные» запросы, и желание скорее прийти домой стало доминирующим. Грохот якорной цепи и команды отдать швартовные концы звучали как торжественные марши. Попрощавшись с палубы с островом Гран-Канария и портом Ла-Лус, мы спустились в каюту. За эти дни устали и хотелось отдохнуть. Всё было, как обычно, но что-то было не так. И тут какое-то шевеление на книжной полке привлекло внимание. На перекладине ограждения верхней части полки сидела серенькая птичка на тоненьких длинных ножках. На голове были чёрные пёрышки, напоминающие шляпку. Птичка сидела неподвижно, даже не поворачивала головки, наверное, она ещё была где-то там, на склонах гор, со своими друзьями.

Видимо, она почувствовала наше внимание – рассказывал Саша,  и тут же нахохлилась, глазки задвигались, стали присматриваться к нам. Мы наблюдали за ней, стараясь не спугнуть. Что её заставило залететь в каюту и остаться? Тихонечко опустившись на диван, мы ждали, что же будет дальше. Иллюминаторы оставались открытыми, остров уже был далеко. Улетит она или нет? Но птичка никаких признаков желания улететь не проявляла. Нам показалось, что это представитель мужской половины. В поведении его появились признаки беспокойства. Он упорно посматривал на иллюминаторы, и когда шум волны усиливался, он приподымался на лапках, тянулся к иллюминатору – выходу на свободу, словно шум предвещал чьё-то появление. Он ждал кого-то. Потом успокоился и как бы застыл. Прошло уже больше часа, а гость сидел почти недвижимо и мы тоже.

— Надо попробовать его покормить, – сказал я и поднялся с дивана.

Птичка не двинулась с места. Саша накрошил хлеба на стол и добавил немножко пшена, потом налил в блюдце воды и поставил рядышком. Никакой реакции на эти действия. Гость продолжал сидеть и посматривать на иллюминатор и на нас. От усталости мы задремали. Сколько это длилось – трудно сказать, но глаза открыли от непривычного шума. Он выделялся из судовых шумов.

Гость слетел со своего места на стол и с удовольствием клевал крошки и зёрнышки. Он подошёл к блюдцу и, закидывая голову, напился воды и взлетел на своё место... За бортом уже была ночь, и нам стало понятно, что гость никуда не улетит. Он ходил по полке, как бы выбирая себе место, а может быть, ему надоела неподвижность. Что-то новое появилось в его облике: величавость в осанке и плавность в движениях. Казалось, он ищет место, откуда будет нам хорошо видно его, а ему иллюминатор. Наконец, он остановился почти напротив нас, сделал четверть оборота в сторону иллюминатора, потом весь потянулся в ту сторону и вдруг запел!

Это была удивительная трель, напоминающая волшебную флейту, которая прерывалась ритмичными щелчками. Он вторил мелодии и щелчкам своими движениями – то он чуть приседал, то весь вытягивался в сторону иллюминатора. Сами по себе напрашивались мелодия и слова: «Милая!.. Ты услышь меня...». В поведении его, в позе, в полуприкрытых глазах-бусинках, во всём виделось, даже не виделось, а так и было, что он звал кого-то. И не просто звал, а говорил о любви. Он менял мотивы, ритмы, прерывался, чтобы спуститься попить, потом занимал то же самое место, некоторое время прилаживался, а затем снова начинал петь.

Концерт закончился неожиданно. Певец замолчал, осмотрел каюту и направился в угол полки в сторону двери, уселся на ограждение, засунул голову под левое крыло и заснул. Ночь прошла спокойно.

Эти концерты давались три раза в день: утром, в обед и вечером. О концертах в каюте № 2 весть быстро разлетелась по судну. Певцу придумали имя – Серко. Может, потому, что в его оперении преобладал серый цвет или придумали аббревиатуру из слов серебряный колокольчик. Пришлось ограничивать число слушателей на каждом концерте. Я и токарь смастерили клетку со всеми удобствами. Теперь Серко на ночь устраивался в клетке, а днём концертировал на полке.

В назначенные часы приглашённые собирались в каюте и слушали концерт. Приходили с магнитофонами и записывали. Весь переход от Канар до Гибралтара судно жило концертами Серко. Заботы и суета подготовки к приходу смягчались его песнями, настроение у большинства было приподнятое, и тревоги о том, как встретят, гасли в звуках трелей. В Гибралтарском проливе новое событие взволновало весь «КВК». После утреннего концерта все вышли посмотреть на знаменитую гору, а когда вернулись, то в каюте № 2 на клетке Серко сидела такая же серенькая птичка, чуть меньшего размера и с беленькими шнурочками на голове. Безусловно, это была она. Как и когда она залетела, никто не видел.

Серко был взволнован. Он тихонько щебетал и делал маленькие шажки внутри клетки, стараясь быть ближе к гостье. Она сидела на одном месте, наблюдая за ним. Казалось, гостья ждала, когда же он выйдет к ней знакомиться, а может быть, просто поздороваться. Только для неё он пел всё это время. Открыли клетку. Серко степенно вышел, сел на дверцу и стал щебетать. Что уж он ей нащебетал, но она вспорхнула над клеткой, потом присела на дверцу рядом с ним, что-то щебетнула, впорхнула в клетку и села на жёрдочку.

Как узнали на судне, трудно сказать, но в каюте уже был народ. Тишины никто не нарушал. Всё было, как в филармонии – смотрели и слушали. Чудеса продолжались. Серко слетел на стол, взял со стола кусочек дольки апельсина и отнёс его своей Даме. Такое имя ей дали зрители сразу. Дама приняла дар, быстро и с наслаждением с ним расправилась, попила водички и вылетела из клетки. Попорхав над полкой, она уселась точно на то место, на котором солировал Серко, и запела. Запела торжественно и трогательно. От счастья закрыла глазки, крылышки напряглись, кончики их приподнялись и вздрагивали в такт песне. Радость была безмерной. Она долго искала и нашла своего суженого! Он теперь рядом. Вот здесь, на этой клетке.

Публика была зачарована. Казалось, что Серко и Дама давно друг друга знают, и их разлука была случайной. Им судьбой предназначено быть вдвоём. Только так. И вот они вместе! Серко заворожено сидел и тихонечко подщёлкивал Даме.

С этих пор Серко больше никогда не пел. Он хлопотал о ней и заботился о доме – чистил клетку, приносил всякие вкусности, которые зрители и обожатели рассыпали на столе. Как только наступало время полудня, он вылетал из клетки и садился на её верх, а она вылетала и садилась на полку. И начинался концерт, на котором исполнитель пел только для одного слушателя. Нас они не замечали».

Как рассказывали и Саша, и Надя, жизнь многих на судне изменилась. Зрителей всегда было больше, чем мест. Слушали, заворожено, сидели тихо-тихо. Лица мечтательные, по-детски открытые и искренние. За весь переход до Одессы мы не слышали ни одной двусмысленной хохмы или хамского выражения. Все мы преобразились – так нам казалось.

Но, увы... Мы были уже поколение перестройки. По приходе в Одессу, мы так окунулись в свои заботы, что, уходя с судна, забыли наших славных певцов – не выключили вентиляцию. Ночью рефмеханик включил горячий воздух, – было холодно, и птички погибли... Так мы отблагодарили тех, кто ещё раз попытался нас убедить, что жизнь прекрасна всегда, если любовь сильна».

— Вот такая история была в этой каюте № 2, уважаемый боцман.

— А я вам поверил. Мне понравилась эта история. Конец печальный. Но ведь всё кончается – рейс кончается, жизнь этого знаменитого судна кончается. А вот такие рассказы остаются, – сделал неожиданное заключение боцман.

По времени обед был близок, я попрощался с боцманом и по правому борту направился к себе. Мне предстоял ещё разговор в продолжение вчерашнего рассказа о нашем флоте.

В каюте на столе лежал бланк телеграммы с текстом: «В штате Мадхьяпрадеш вспыхнула малярия. Умерло 130 человек», – дописано рукой: граничит со штатом, куда мы идём. Позвонил радисту. Он сказал, что сообщение услышал по радио и продолжает слушать. Циркуляров пароходства по этому вопросу не было. Будем ждать сообщения от агента.

Обед прошёл быстро. Мастера не было. Шеф-повар продукты уже не экономил. На столах стояло несколько ярких бутылочек приправ, порции были большие, закуски различные. А готовил он очень хорошо. Повезло «Комарову» с поварами и в первом рейсе, и в последнем. На палубу гулять не пошёл – дождь не прекращался. В иллюминаторе картина была просто гнусная. Достал свои записи и стал просматривать. Уже 44-й день идём. Осталось всего 3 дня до прихода. Старался, записывал всё, что помнил, до чего додумался. Получается или нет? – Вот в чём вопрос. А кто ответит? Наверное, дорабатывать буду дома.

Из коридора донеслись шум и разговоры. По времени должны быть гости.

— Можно войти? - послышался голос Степаныча.

— Погода дерьмо, и мы решили вернуться к продолжению вчерашнего рассказа, – пояснил доктор.

В дверях были ещё электромеханик, стармех, Миша - моторист и наш токарь.

—Заходите, рассаживайтесь, настроение у вас хорошее.

— А чего ему быть плохим. Финал близок, а значит, спектакль окончится, и мы отправимся по домам, чтобы готовиться к поиску новых ролей, новых спектаклей,  заговорил доктор. Исполнителей ролей у нас навалом. Хуже с режиссёрами и сценаристами. Всё триллеры и боевики. Ужасы – куда ни глянь. Наверное, снова куда-нибудь поплывём.

— Ну вот, опять за своё. То чума, то холера. А теперь драма и комедия его заинтересовали, – прервал доктора Степаныч. Ты мне своими рассуждениями напомнил анекдот:

— Плывёт мужик по реке, и вдруг, голос из глубины:

- Мужик, а мужик! Что лучше: прибавить 2 или отнять 2?

Мужик как мужик отвечает:

- Ну, конечно, прибавить 2!

Вылез на берег, глядь, а у него 4 яйца!

Перепугался и к вам докторам за помощью – помогите, мол!

А доктор, коллега твой, очень похоже на тебя, совет даёт:

— Операция тут сложная. Отрежешь, да чего-нибудь не то. Ты проплыви ещё разок по тому месту – оно, может, и приведёт всё к норме.

Послушался он доктора. Поплыл. А из глубины голос:

— Мужик, а мужик! Тебе как лучше – прибавить 4 или отнять 4?

— Что посоветуешь, доктор? – обратился к доктору Степаныч.

Смеялись от души....

— Плавай на спине, посоветовал бы я, – отсмеявшись, ответил доктор.

— Итак, пойдём дальше. Буду вас утомлять цифрами и названиями – останавливайте! Очень хочу, чтобы рассказ был понятен вам. Если это получится, буду вам благодарен за терпение и совет.

— Вчера мы с вами закончили на том событии, что для создания плавучих измерительных пунктов, соответствующих задачам облёта Луны человеком и посадки на её поверхность, были созданы необходимые структуры у военных, так как практически только военные и были квалифицированными заказчиками.

19.07.1966 г. вышло правительственное Постановление о принципиальных направлениях развития ракетно-космического комплекса страны, наземных и плавучих измерительных и командно-измерительными комплексов, средств поиска и спасения экипажей космических кораблей. Головными исполнителями по созданию ПКИПа были назначены ЦКБ-17 – Невское проектно-конструкторское бюро (НПКБ) и завод №189 – Балтийский завод, а по ПИПам ЦКБ-32 – «Балтсудопроект» и судостроительные заводы №190 – имени Жданова и №370 – Выборгский завод.

Вот с этого момента и началась целенаправленная работа и промышленности, и военных. Морской отдел НИИ-4 приступил к разработке требований к судам и комплексам, в ЦУКОСе группа офицеров, выделенных для морского направления, начала формировать правила работы этого направления, налаживать пути взаимодействия с исполнителями и всеми заинтересованными организациями, а их тогда привлекалось большое количество. Министерства, ведомства, институты, конструкторские бюро, заводы – всего не перечислишь. К концу года был сформирован отдел №19, которому были поручены все задачи по организации заказов промышленности ПИПов и ПКИПов, их приёмку в эксплуатацию и контроль. Тут я хочу отметить следующее – морской отдел НИИ‑4 начал работать сразу по ПКИПу и четырём телеметрическим ПИПам для программы  облёта Луны.

Плавучий командно-измерительный пункт должен был обеспечивать отлёт от Земли и возвращение объекта к ней. Программа облёта была первоочередная. Выполнение её намечалось в первой половине 1967 г. Поэтому все главные морские силы института и ЦУКОСа были сконцентрированы на решении вопросов создания ПКИПа и ПИПов.

Значимость этой программы определялась тем, что в 1967 г. исполнялось 50 лет самому главному событию в истории нашей страны – Великой Октябрьской Социалистической революции. Исполнялось 10 лет космической эры, которую открыл Советский Союз под руководством КПСС 4 октября 1957 г., чем очень обидел США. Обиженные заявили в 1961 г., они вернут Америке престиж первой космической державы и до конца шестидесятых годов совершат пилотируемый облёт Луны, и американские астронавты ступят на её поверхность.

Нам никак нельзя было отдавать первенство. Мы же планировали построить социализм во всём мире. В лагерь социализма двинулись Африка и Азия. Первая социалистическая страна должна быть первой во всём – такая была установка. Мы тоже Луну намечали облететь и походить по ней, но, как у нас принято, неожиданно и триумфально.  «Луну американцам не отдавать!» – так ответил Н.С. Хрущёв Королёву в 1964 г. Поэтому мы ничего не объявляли.

Проекту ПКИПа дали № 1917, что соответствовало году свершения Великой Октябрьской Революции, а шифр «Сириус» – мерцающий или блестящий. Это ярчайшая двойная звезда первой величины в созвездии Большого Пса. Наверное, здесь был тоже выбор со смыслом. Когда Сириус появлялся в небе над Египтом в сумерках зари восходящего Солнца, то Нил начинал свой летний разлив, и люди приступали к сельскохозяйственным работам. У нас начинался разлив работ по лунным программам при выходе «Сириуса» в рейс. Проекту ПИПов дали № 1918 и шифр «Селена» – в греческой мифологии олицетворение Луны.

— Получается, что до первых пусков в облёт Луны оставалось меньше года. Надо было, переоборудовать 5 судов, оснастить их сложной техникой, и научиться на них работать, – заговорил старший механик. Построить торговое судно и сдать заказчику, как мне известно, можно при нормальных поставках комплектующего оборудования и аппаратуры, как минимум за 2 года. Из вашего рассказа получается, на всё про всё: от решения делать, до ухода судов в рейсы, – затрачено полгода! Как это удалось? Ваши суда значительно сложнее по конструкции и огромное количество оборудования и техники. Тут на «Комарове» столько напихано, даже если смотреть по судовому оборудованию, ну, а по вашей технике вообще полный перебор.

— Создание НИСов для обеспечения программы облёта Луны и высадки на Луну советского космонавта, уникально не только в советском судостроении, но, пожалуй, и в мировом. Реальные действия всех заинтересованных организаций начались во второй половине 1966 г., после выхода правительственного решения об их создании. Тут надо отметить, начиная с 1965 г., шла большая подготовительная работа в НИИ-4 МО, который был головным, в разработке требований к ПКИПу, и ПИПам, в ЦУКОСе, отвечавшего за создание всех руководящих документов, в головных институтах разработчиков измерительных и командных комплексов. ММФ определяли суда под переоборудование, в МСП подбирали головные КБ-разработчики проектов и судостроительные заводы – исполнители.

До начала 1967 г. все работы были только на бумаге. В первую очередь шли документы в обеспечение работ по программе облёта Луны – программа Л-1, а по программе Л-3 велись проработки. Уже в конце ноября 1966 г. вышло постановление Правительства, определяющее сроки сдачи ПКИПа и ПИПов, головных исполнителей и поставщиков командно-измерительных и измерительных комплексов. Все постановления готовил ЦУКОС. Чтобы постановление вышло, его надо было согласовать со всеми министерствами, комитетами и организациями, привлекаемыми к созданию НИСов. Тут как подготовишь и согласуешь постановление, такой и получишь заказ. Что просил, то и будешь иметь. А ведь опыта не было. Тут не столько надо было быть технарём, сколько везде проникающим чиновником.

—Максимыч! А ведь уже были у вас на Тихом океане корабли, что по ракетам работали и здесь у нас в Атлантике, ты же рассказывал, были 4 судна, переоборудованные для космоса. Дорожки-то были протоптаны по всем конторам. Люди-то, сделавшие их, ещё служили, наверное, – спросил доктор, улыбаясь. Видимо, ему показалось, что я специально нагнетаю обстановку тех лет, чтобы придать значимость тому времени в моей судьбе...

— Уважаемый док! Те корабли и суда строились под руководством НИИ-4. Они, по началу, предназначались к выполнению очень узких задач: тихоокеанские для испытания ракет на полную дальность, а атлантические – контролировать второй старт с орбиты ИСЗ и работу ТДУ во время посадки. Подход там был более простой:  установить действующие наземные средства и обеспечить их работу в море – если сказать просто.

Ставилась тогда задача показать натовской братии, что у нас есть МБР, и она может долететь до Вашингтона. А в Атлантике получить информацию о работе доразгонного блока при марсианских и венерианских пусках, при запусках спутника связи «Молния» или работа ТДУ на участке схода объекта с орбиты для посадки. Программы наших первых шагов в космосе были сногсшибательными, но до конца не продуманными.

Все вопросы управления ракетами и космическими объектами в целях скрытности мы хотели проводить наземным комплексом с территории Советского Союза. И когда нам потребовались плавучие и самолётные измерительные пункты, то времени на их создание было в обрез. На создание первых 4-х кораблей для Тихого океана Невскому конструкторскому бюро и Балтийскому заводу потребовалось чуть больше года, а для Атлантики суда переоборудовались у причалов Одессы и Ленинграда силами и средствами НИИ-4 с помощью экипажей судов за полгода.

Задач на перспективу для этих судов не рассматривали. Я бы сказал так, что тогда всё подчинялось цели получить результат самым простейшим и самым быстрым путём для решения актуальной политической проблемы. Кто сильнее и страшнее, показать, что нам есть, чем защитить нашу страну и весь социалистический лагерь. И сроки, которые я вам назвал, были недостаточны для качественной разработки и переоборудования, но для упрощённого решения задачи были, можно с натяжкой сказать, достаточные... А вот в лунной гонке организационно довели дело обеспечения облёта Луны наземными средствами до такого состояния, что Правительству пришлось экстренными мерами напрягать промышленность на небывалые сроки – ПКИП за 6 месяцев, а 4 ПИПа за 4 месяца. Вот тут всё и закрутилось.

Отсчёт времени начался с 25.11.1966 г., с момента выхода постановления Правительства по исполнителям специальной техники, срокам её поставки и работам по судам в целом. Тут надо сказать, что работы в НИИ-4 были начаты раньше, ещё в 1965 г., но это были поисковые работы по инициативе морской лаборатории. После июльского постановления Правительства в институте был создан Морской отдел, который возглавил Николай Григорьевич Устинов. Он сразу приступил к разработке тактико-технического задания на ПКИП и ПИПы, на специальные комплексы, станции и обеспечивающие системы.

— Олег Максимович! А про американские корабли в институте что-нибудь знали? – спросил электромеханик.

— Безусловно. В 1969 г. вышла книга Устинова «Корабли слежения за космосом». Она написана по материалам, собранным по американским кораблям, и использовалась при разработке требований к НИСам.

Я почувствовал, что мой рассказ начал утомлять слушателей и им хотелось чего-нибудь яркого, увлекательного, с сюжетом из морской травли. Перестраиваться надо – подумал я. На это нужно немного времени.

— Может, чайку сообразим, или кофе?

— Это можно! - сказал Степаныч, и добавил: Пока молодёжь побегает и приготовит, можно и покурить. Посмотрел на меня и, улыбаясь, добавил:

— Мы терпеливые и дослушаем. Интересное это дело. Но ведь люди все постановления выполняли и, наверное, c инициативой и находчивостью, а? Максимыч! Ведь ты для книги стараешься и каждый рассказ для тебя, да и для нас, как бой в лесу? Ты хочешь на слушателях проверить точность попадания твоих строчек, а мы напрягаемся принять огонь на себя, и выявить позиции ваших батарей. Всё как бою! Перед боем нужны наркомовские 100 гм – для поднятия духа!

— Вот даёт наш огнетушитель, – воскликнул доктор. Своё гнёт, как тот грузин в поезде:

— В купе грузин на нижней полке и немка на верхней. 2 часа едут и молчат. Немке надоело смотреть в окно. Она наклонилась к грузину и спрашивает:

— Шпрехен зи дойч?

— Очень хочу, дорогая! Зачем спрашиваешь?

— Слушай, дорогой, а ведь ты прав! Я завсегда свои желания не скрываю. А вот ты, как тот супруг, что говорит жене:

— Ты меня разбуди, когда я захочу выпить.

— А как я узнаю это?

— А ты только разбуди!  Вот я тебя и бужу всегда, а ты всегда готов, как пионер!

В каюте наступило оживление. Посмеялись на привычную дуэль Степаши и Хрюши. Андрей сбегал за кипятком, Степаныч с моего разрешения налил всем по стопке – отступать мне было некуда, да и незачем. Шли последние дни нашего плавания, и когда мы ещё так соберёмся и соберёмся ли? Пока все занимались своими делами, я вроде бы нашёл нужную форму продолжения моих повествований.

— Я вам расскажу про создание НИСов, взяв за основу судьбы «Космонавта Владимира Комарова» и «Космонавта Юрия Гагарина». И начну с первого.

Постановление, с которого начался отсчёт времени по проектированию ПИПов и их переоборудованию, подготовили Виктор Иосифович Воробьёв и Валерий Васильевич Орлов. Они были, пожалуй, начинателями в недрах ЦУКОСа по морскому направлению. Когда в ЦУКОСе в октябре 1966 года начал работать отдел №19 под началом В.В. Быструшкина, то по ПИПам и ПКИПу для облёта Луны был подготовлен проект постановления Правительства, проект решения Военной Промышленной Комиссии (ВПК), определены взаимоотношения с предприятиями МСП, МОМ, ММФ и другими заинтересованными организациями. Я подчёркиваю, что период создания ПИПов и ПКИПа был периодом становления всего морского направления в Советской космонавтике.

— 4 ПИПа, «Кегостров», «Невель», «Боровичи» и «Моржовец» и ПКИП «КВК» переоборудовались под облёт Луны космическим кораблём Л-1. ПКИПы «Гагарин» и «Королёв» строились – для обеспечения полёта и посадку на Луну и его возвращения на Землю корабля Л-3, я правильно понял? – спросил старший механик.

— Совершенно верно, Сергей Николаевич. Сложилось так, что Л-1 пошла первой. Все документы, определяющие сроки разработок проектной документации, переоборудования, изготовления и поставок специальных комплексов, как я уже говорил, были определены правительством в ноябре 1966 г., а по Л3 только шли проработки и формирование проектов документов для открытия работ по разработке и строительству. По ПКИПам для Л-3 вышло постановление 1968 г.

— Вот я вам расскажу график создания «Комарова», и вы представите, как должны были трудиться люди, которым было поручено это дело. Вот послушайте:

–Технический проект – декабрь 1966 г.;

– выпуск рабочей конструкторской документации - февраль 1967г.;

– техническая документация – 15.04.1967г.;

– погрузка и монтаж аппаратуры – 10.05;

– погрузка и установка антенн – 18.05;

– швартовные испытания  20.04 – 30.05;

– доковые работы – 20-30.05;

– приёмосдаточные испытания – 01–10.06;

– ревизия и подписания акта о сдаче ПИП Заказчику – 30.06.1067 г.

Это получается на всё про всё 6 месяцев, – подвёл итог старший механик. Оно и видно, – продолжил он,  всё оборудование с военных кораблей и смонтировано по требованиям ВМФ. Только у военных ставили для кондиционера пароэжекторные машины. А умывальники-мойдодыры в каютах? Наворочено здесь будь здоров! Одних топливных танков количество – до сих пор выясняю.

— Времени на нормальный цикл работ не было. В январе на Байконуре начались наземные испытания ракеты и корабля Л-1, на 28.09.1967 г. планировался первый облёт и ПИПы и ПКИП должны быть в рабочих точках океанов. И ещё, – американцы в 1966 г. запустили уже 3 «Сатурна-1» с макетами «Аполлонов» и в 1967 г. планировали полную отработку на околоземной орбите. Мы опаздывали! Вот поэтому и был срок – конец июня, месяц на освоение экипажем и экспедицией ПКИПа и месяц на переход, и подготовку к работе в Гаване. А ПИПы должны были успеть занять свои места в Атлантическом и Индийском океанах. Вот так. А цистерн под топливо и масла около 80, как мне помнится. Помещений 834, а отсеков 127 на «КВК».

— А по электричеству такое наворочено, что мы никогда не сталкивались в торговом флоте, – нарушил молчание электромеханик. Две электростанции, кабелей сотни километров, а щитов электрических и вентиляторных – не перечесть. Собрать это оборудование и установить на судно, по нынешним нормам, года не хватит.

—У меня тут есть записи, так вот, всего на «Комарове» было затянуто 520 км магистрального кабеля. Ещё бы 80 км и хватило бы до Москвы. Электрощитов установлено 600 штук.  Хочу отметить факт всеобщего желания всех участников выполнить задачу. Решения при проектировании и строительстве принимались оперативно и преследовали одну цель – выполнить работы и обеспечить требования ТТЗ в установленные сроки. Были и трудности:  НИИ-4 и ЦУКОС не успевали согласовать и выдать ТТЗ на ПКИП к началу технического проектирования, много трудностей возникало при создании ТТЗ на комплекс «Кретон» и обеспечивающие системы. Формально можно было ждать технические задания, но, ни Заказчик, ни исполнители работ так не думали. Было принято решение работать по проектам ТТЗ и отслеживать изменения. ТТЗ было утверждено только к защите Технического проект, то есть к 22 декабря 1966 г.

— А что мешало своевременно выдать ТТЗ? Институт, как вы говорили, работал над техническими требованиями к ПИПам c первых кораблей и судов,  –спросил старший механик.

— Требования были, но их надо было согласовать с разработчиками, изготовителями аппаратуры и судостроителями. Очень важным решением было ничего не разрабатывать, а использовать аппаратуру комплексов, станций и обеспечивающих систем, освоенную промышленностью и поставляемую на наземные измерительные пункты. А это требовало кропотливой работы по согласованию входных и выходных параметров при межсистемной стыковке.

Вот, например, антенны комплекса «Кретон» диаметром 8 м нужно было установить на стабилизированные платформы и обеспечить при качке 10° и ветре 20 м/cек точность наведения на объект 15'. Привода наведения антенн на земле выдерживают такой ветер и обеспечивают точность, а пост стабилизации при таком ветре и при весе антенны около 20 т, вносит существенную ошибку в наведение антенн.

Требования по точности не выполняются. Что делать? Пост взят от корабельной артиллерийской установки с другими весовыми и аэродинамическими характеристиками. Выход один. Закрыть антенну радиопрозрачным укрытием – шаром, и тогда вся система будет в идеальных условиях. Начались поиски укрытия. Нашли. К укрытию разработали требования. А это всё время.

Возникла проблема по измерению радиальной скорости движения космического объекта. Это скорость удаления или приближения космического объекта по радиусу, который соединяет центр антенны и объекта. Оказалось, что антенна вместе с судном тоже движется с радиальной скоростью по этому радиусу из-за подъёма и опускания судна на волне и ошибка измерения значительно увеличивается. Так вот, для решения этой задачи пришлось создать специальную аппаратуру, которая измеряла эту радиальную скорость антенны, преобразовывала его в специальный код, и вносила это значение в кадр, где записывалась радиальная скорость объекта, и обе они передавались в вычислительную машину для обработки и получения значения истиной радиальной скорости космического корабля. Сколько тут надо было пройти согласований и поисков решений.

Эту работу проводил морской отдел НИИ-4. Институт научно обосновывал и подготавливал материалы для ТТЗ, а представители отдела ЦУКОСа обеспечивали согласование и утверждение. Самая важная работа его заключалась в подготовке проектов постановлений Правительства и межведомственных решений. Прежде чем представить проект на утверждение, нужно было получить визы от всех, упомянутых в проекте постановления организаций, потом получить подписи министров или руководителей ведомств. Срок выхода постановлений главным образом зависел от способностей и умения офицеров, которым поручалось эта работа. Много лет спустя, когда я служил в представительстве Заказчика, мне пришлось участвовать в подготовке постановлений по проектам «Зодиак» и «Адонис», КИКа «Маршал Неделин» и НИСа «Академик Николай Пилюгин». Виктор Иосифович Воробьёв и Валерий Васильевич Орлов рассказывали мне, как им удалось в течение 3-х месяцев согласовать, подписать и представить на утверждение Постановление Правительства о создании «Комарова» и четырёх «Селен».

— Максимыч! Про порядок согласования постановлений нам хочешь поведать? Для нас это слушать уже непосильный труд. Это же высшая бюрократия. Можно ли понять пожарному помощнику или старшему электромеханику? Я не говорю о нашем терапевте! – воскликнул Степаныч.

— Вот и пожарный извещатель заработал! Пожар! Намекает, что надо заливать – ответил доктор.

— Да не собираюсь я вас терзать бюрократическими секретами и тайнами. Я хочу вам рассказать о тех людях, которым выпала эта роль в истории нашего флота. Так вот, и Орлов, и Воробьёв были первыми офицерами, которым ещё в недрах Ракетных войск было поручено заниматься подвижными измерительными пунктами. Надо сказать, выбор был сделан удачно. Виктор Осипович отлично разбирался в характерах людей, быстро находил контакт и принуждал несговорчивых быть покладистей. Валерий Васильевич в контакты входил более жёстко и отношения строил, как чиновник. Всё излагал чётко и доводил дело до нужного финала настойчиво. Он рассказывал, что каждый высоко сидящий чиновник вёл себя при рассмотрении документа по-своему. Так, Мстислав Всеволодович Келдыш — президент АН СССР, принимал в согласованные сроки, без проволочек и если документ был подготовлен грамотно, он его подписывал. Если возникали вопросы, то он внимательно разбирался и старался решить быстро. Келдыш был одним из тех руководителей, которые считали ПИПы очень важной составляющей всего наземного измерительного комплекса. Подпись Келдыша всегда была зелёным светом для других подписантов. Принимал Келдыш всегда уважительно и внимательно.

В некоторых министерствах встречали, сдержано и волокитно. В Минрадиопроме Виктор Иосифовича подолгу держали в приёмной, что угрожало срыву сроков. И тогда он нашёл способ, почти со 100%-ой гарантией: узнавал, в каком кабинете есть правительственный телефон-вертушка, и просил разрешение у кого-нибудь пониже чином позвонить в ЦУКОС. Набирал номер приёмной министра и от имени начальника ЦУКОСа или его заместителя и просил секретаря или прямо министра принять своего представителя  – подполковника Воробьёва.

Иногда высокий руководитель выходил в приёмную и предупреждал, что он освободится поздно и ждать его не стоит, на что они отвечали:  «Ничего, мы подождём!». И ждали, вплоть до того, что приходилось ехать с чиновником домой и по дороге получать визу.

— А судовое оборудование даже для тех лет, поставлено допотопное, и на торговом флоте уже не применялось, – заметил старший механик.

— Такое же решение было принято и по судовому оборудованию. Поэтому главные конструктора «Сириуса» – А.Е. Михайлов (НПКБ) и «Селена» – С.П. Возный (Балтсудопроект) выполняли проекты, используя данные серийного оборудования. Благодаря этому были значительно сокращены сроки по комплектации и поставкам, и конечно по выпуску технического проекта, рабочей конструкторской документации. Вот почему вы видите, казалось бы, такие неожиданные конструкции на «Комарове». И ещё: НПКБ проектировало только заказы ВМФ, и поэтому использовано оборудование и конструкции по военным нормам. Балтийский завод хорошо владел технологией военного кораблестроения.

Вы знакомы с «Селенами». Так вот, ЦКБ «Балтсудопроект» в основном проектировало гражданские суда. НИСы, переоборудованные на Северной верфи и на Выборгском заводе, в значительной степени отличались в лучшую сторону по комфортности и обитаемости. Короче, «Комаров» построен преимущественно по военным требованиям при соблюдении основных норм Регистра. «Селены» переоборудованы полностью по нормам Регистра СССР с учётом требований ВМФ к судам ММФ.

—Вот вы хотели его переоборудовать под экологическое судно, но мне кажется, выполнить существующие нынче требования Регистра и морских конвенций было бы очень дорого и трудно. Корпус тут хороший, а вот конструкция помещений запутанная и непонятная. Тут, наверное, надо, как и при первом переоборудовании, всё выгребать и делать новое, – высказался старший механик.

— Сергей Николаевич прав! – неожиданно раздался голос капитана. Он стоял в дверях, как всегда чисто одетый и до блеска выбритый.

— Прошу разрешения присутствовать! Мастер вошёл и разместился в кресле, которое уступил ему Миша - моторист. Он продолжил:

— Жить в таких каютах никто не согласится. Кают-компании, салоны отдыха и вся существующая структура обслуживания не пригодна для использования судна в рыночной экономике. Думаю, что одной из причин вашего неуспеха с инвесторами была эти военно-морские архитектура и дизайн.

— Владимир Львович, многих это отпугивало, но были и такие, что брались за эти работы. Не хватило политической стабильности ни нам, ни нашим партнёрам. Я говорю про итальянскую кредитную линию, которая рухнула от путча у нас и смены правительства в Италии.

— Но разговор у нас не про это. Тогда, в 1967 г. нужен был ПКИП для программы облёта Луны. Всё было направленно на создание его. Ход проектирования и переоборудования контролировал Совет из представителей министерств под председательством зам. министра МСП Фокина. Он заседал раз в неделю. Завод ежедневно делал фотоснимки судна и представлял их в Совет. Доходило до того, что на судне работало 3700 человек.

— Сухогруз «Геническ», построенный в Херсоне в начале 1966 г., был снят с рейса и прибыл к причалу Балтийского завода 09.01. 1967 г.

— Он принадлежал Черноморскому пароходству? – спросил Миша.

— Да! «Геническ» принадлежал ЧМП, а вот четыре лесовоза: «Невель», «Боровичи», «Кегостров» и «Моржовец» выделило БМП. Их тоже в это же время поставили на заводы – Северная верфь и Выборгский судостроительный завод. О малышах не буду рассказывать. Вот по «Геническу» отмечу, что на нём, сразу же начались работы:

– 22.01 – демонтировали надстройку;

– 15.02 – полностью закончен демонтаж судовых конструкций, и снимаемого судового оборудования;

– 30.03 – закончена установка новых корпусных конструкций;

– 22.04 – принято питание на ГРЩ (главный распределительный щит);

– 25.05 – комплекс «Кретон» подготовлен к включению электропитания и установлены шары;

– 27.05 – судно поставлено в кронштадтский док;

– 09 06 – выход из дока. 15 июня - конец швартовных испытаний;

– 17.06 – выход на приёмо-сдаточные испытания;

– 25.06 – возвращение на Балтийский завод;

- 30 июня – подписание акта, о приёмке судна.

Вот основные этапы создания научно-исследовательского судна «Космонавт Владимир Комаров». За 5 месяцев и 20 дней был создан первый плавучий командно-измерительный пункт.

«Селены» были сданы заказчику в начале мая, а во второй половине они уже ушли в рейс...

— А флаг когда подняли на «Комарове»?

— Флаг подняли 4 июля. Присутствовал и выступал космонавт П.Р. Попович. Было очень торжественно и празднично. Экспедиция и экипаж стояли на палубе и смотрели на митинг сверху. Мы чувствовали восторг победителя. Что-то было похожее на ощущения победившего марафонца. Преодолён долгий мучительный путь. Мы вышли в финал. Нам предстоит ещё борьба и с внешними препятствиями, и с самими собой. Мы не знали, что такое рейс, как примет нас океан и как мы его, и что такое заграница, как выдержим отрыв от дома, от семьи, от родных и близких. Но мы прошли испытания.

Весь июль завод устранял замечания. Стояли мы в порту. Жизнь наша уже шла по моряцким правилам. Рейса ждали, как военные ждут присвоения очередного звания. Мы так устали и вымотались за время пребывания на заводе, где мы участвовали в монтажных и наладочных работах на комплексах. Нас, членов экспедиции, привлекали к работам по приёмке помещений и лабораторий комплексов, различных обеспечивающих судовых систем и устройств.

— Приёмка судна от завода всегда насыщена разными интересными событиями, – энергично вступил в разговор капитан:   В первую очередь начинаешь понимать, как промышленность умудряется, вообще, построить судно при таком бардаке, а во вторую,  что бы они ни построили, принимать надо, а то можешь без работы остаться. Капитан помолчал немного, осматривая всех нас, с уверенным видом спросил:

— Может, кто не согласен? – и продолжил:   Вы же, наверное, акт подписывали с такой кучей недостатков, что их устраняли до конца гарантийного срока. Партком и райком настоятельно рекомендовали подписать приёмный акт в установленный срок, так как завод может не выполнить план и, следовательно, район, а там и город, не смогут доложить в верха об успешном выполнении обязательств. Что, у вас не было такого?

— Ну, в те времена я этого не мог знать. Я был просто член экспедиции, а по паспорту моряка  – научным сотрудником. Мы осуществляли приёмку с военпредами. Они ставили перед нами задачи, и мы шли на объект и собирали всё, что считали сделанным плохо. Я набирал до сотни замечаний, и очень довольный своей работой шёл к военпреду доложить результат. Ожидал я похвалу, а получил конфуз. Из всех замечаний только 5 или 6 были приняты, а остальные оказались просто мои пожелания, о которых можно было просить, но не требовать выполнения.

Когда я стал представителем ГУКОСа в конструкторских бюро и на судостроительных предприятиях, там я окунулся в экономическую реку судостроения с притоками поставщиков, партийными и министерскими плотинами, регулирующими производственные потоки. Вот тогда я узнал о роли Партии в производственной деятельности нашей промышленности.

Акт о приёмке корабля «Маршал Неделин» подписывали накануне 1984 г. с учётом названных вами сопутствующих факторов создания материальных ценностей того времени. Одно могу сказать – Партия крепко держала в своих руках нити управления и, прежде всего, решала так вопросы, чтобы её престиж увеличивался, и политическое влияние не имело границ. И хочу сказать, что структура была отработана здорово. Сейчас такой чёткости, ответственности и исполнительности в государственной машине нет, и долго не будет. А вообще не об этом сейчас речь, мужики. Судно построили, чтобы оно работало по назначению. Нам предстояло много сделать.

— Жалеешь, Максимыч, что нет партии? – улыбаясь, спросил капитан.

— Нет! О Партии не жалею, а печально то, что нынешнее государство не может создать такой структуры, которая могла бы надёжно решать любые жизненные проблемы, чётко и быстро проводить эти решения если это отвечает интересам государства, а значит и народа. Мне иногда кажется, что наш проект по «Комарову» получил бы поддержку у Партии.

Когда строительство корабля «Маршала Неделин» затянулось, то партком Ленинградского Адмиралтейского объединения (ЛАО) и партийная организация представительства Заказчика, при поддержке Ленинградского обкома Партии, заключили коллективный договор между парткомами основных разработчиков, поставщиков специального и судового оборудования и парткомом ЛАО. Они брали обязательство обеспечить контроль исполнения сроков разработки и поставок комплектующего оборудования в соответствии с постановлением Правительства о строительстве корабля. Не могу сказать, что этот договор решил все проблемы, но во многом он помог. Если тот или иной вопрос увязал в бюрократической трясине или из-за незаинтересованности исполнителя, стимуляция шла по партийным каналам, а в них препон было значительно меньше и за невыполнение сроков, установленных ЦК КПСС, спрашивали быстро и строго.

И хочу отметить, именно во время проведения различных мероприятий по действенности договора появилось ощущение пробуксовки партийной структуры. Прилагались усилия к тем вопросам, которые удовлетворяли интересы партийного руководства, и наблюдалось полное безразличие к решению вопросов эффективности и перспективы нашей оборонной техники, которые закладывают в проекты заказчики и разработчики. Сроки сдачи заказа уплыли далеко от директивных, предусмотренных постановлением. «Маршал» так и не был укомплектован самым главным локатором под единственным шаром. Корабль лишили возможности решать 3 задачи из всех, предусмотренных проектом: обеспечивать испытания МБР с разделяющимися ГЧ, осуществлять наблюдения за отработкой МБР США и участвовать в системе контроля космического пространства. В космических делах таких примеров становилось всё больше.

— Ну, тут сроки создания «Комарова» и «Маршала» просто несопоставимы! Полгода и 7 лет. Но у меня другой вопрос. Он относится к тому времени, когда ваш флот нарождался.  Почему НИСы в одном случае передавались ВМФ – на Тихом океане и в другом – ММФ, в Атлантике? Почему их не подчинили вашему космическому начальству? – желая приблизить разговор к более знакомой теме, спросил капитан.

— Этот вопрос был, пожалуй, самым сложным и самым важным в судьбе нашего флота. Все этапы решения принадлежности, создаваемых в 1967 г ПИПов и ПКИПа, пришлось пройти командиру 9-го ОМКИК Виталию Георгиевичу Безбородову. Его приглашали начальники всех уровней, вплоть до министров МО, ММФ. Ему приходилось докладывать своё видение этого вопрос на всех уровнях принятия решения по этому вопросу. Как правило, его приглашали вместе c руководителями ЦУКОСа, и после обсуждения ему последнему задавали вопрос:  А как думает командир этого флота? И приходилось отвечать.

— Из ваших рассказов следует, что ВМФ имел Тихоокеанскую космическую флотилию из 6 кораблей, а для Атлантики вы арендовали у торгового флота 3 сухогруза и 1 танкер, оснащали техникой и ходили в океаны обеспечивать космические полёты, – дополнил вопрос капитан и продолжил:

— Академия наук имела свой флот, рыбаки свой, пограничники свой. Почему бы и такой мощной организации, какой была ваша в те годы, не иметь свой флот?

— Рассматривались все варианты. Главком ВМФ категорически отказался от наших судов, мотивируя тем, что ему хватает мороки с ТОГЭ-4 и ТОГЭ-5 на Тихом океане. Эти корабли выполняют задачи главным образом в интересах Ракетных войск и ЦУКОСа и иногда обеспечивали испытания МБР морского базирования, что и послужило главным доводом для принятия их в состав ВМФ. Да и честно говоря, наше командование и сам Безбородов, прошедший службу на крейсерах Северного флота, никак не проявляли желания иметь космический флот под флагом ВМФ. Во время рассмотрения этого вопроса у министра обороны маршала Гречко Безбородову был задан тот самый вопрос: А как думает командир этого флота?

Ответ решал многое, но самое-самое было то, что от этого решения зависела и карьера. Быть или не быть адмиралом? По всей видимости, в ВМФ этим флотом будет командовать адмирал, так же как и на ТОГЭ-4.

Как вспоминал Виталий Георгиевич:  «Вот тогда я первый раз лишился возможности стать адмиралом»

— А ответил Безбородов предложением оставить НИСы Атлантического бассейна в эксплуатации ММФ, так как только ММФ сможет обеспечить профессиональную эксплуатацию судов и безопасность мореплавания. Да и базирование судов будет в Одессе и Ленинграде, что обеспечит надёжную связь со структурами НКИКа.

Конечно, были и другие важные факторы, такие, как права захода в иностранные порты, льготы торгового флота, оплата валютой взамен командировочных, да и военно-морские порядки для экспедиции, где более половины были члены профсоюза, вряд ли способствовали созданию нормальной обстановки при рейсах более 6 месяцев.

А ещё, по опыту работы тихоокеанцев, можно было сказать, что правила и порядки ММФ были более приемлемы на наших судах. Правда, министр морского флота В.Г. Бакаев тоже был против присутствия в ММФ судов космического флота. Но тут нам повезло. Пришедший ему на смену новый министр Тимофей Борисович Гуженко проникся уважением к новому направлению в морском флоте и согласился быть судовладельцем. Он поинтересовался мнением начальников Ленинградского и Одесского пароходств. И тут надо отдать должное и отделу ЦУКОСа, и Безбородову – поработали они очень хорошо. Начальники пароходств дали добро.

Совет Министров СССР 10 июня 1967 г принял решение – обязать ММФ принять в эксплуатацию 4 действующие НИСа: «Долинск», «Аксай», «Бежица», «Ристна» и 5 переоборудованных судов: «Космонавт Владимир Комаров», «Невель», «Кегостров», «Боровичи» и «Моржовец». Академии наук СССР включить их в состав научного флота.

Считаю, что немаловажную роль в принятии такого решения, сыграл инцидент ареста «Ристны» властями Ганы на рейде порта Токаради 25.01 1967 г. Арест был спровоцирован разведслужбами НАТО. Если бы это судно принадлежало Минобороны, последствия могли иметь большой политический резонанс. В разрешении инцидента участвовали члены Правительства и ЦК КПСС. Они поддержали предложения по структуре управления и эксплуатации космического флота. Предложение подчинить космический флот ЦУКОСу никто не рассматривал. У него не было ни материально-технической базы, ни людских ресурсов для обслуживания судов. ЦУКОС мог обслуживать только космическую технику. Вот так и появился на свет космический флот в составе научного флота Академии наук, руководимого великим полярником, Героем Советского Союза Иваном Дмитриевичем Папаниным.

— С этой даты вы стали легальными – так я понимаю? – спроси доктор.

— Да нет. Датой считается 18 июня 1967 г, когда сообщение было опубликовано в печати. Почти месяц его ждали НИСы на рейде Балтийска. Без него они, да и «Комаров», оставались нелегалами. На сентябрь и ноябрь планировались пуски космических объектов Л-1. Так что с 18 июня НИСы могли официально, как суда космической службы АН СССР, заходить в иностранные порты и приглашать гостей. «КВК» в это время был на ходовых испытаниях.

— А что вам больше всего запомнилось из времени создания судна? – спросил Миша – моторист.

— Я сейчас стараюсь вспомнить как можно больше. Памятен первый приход на завод, когда я впервые увидел судно с ещё не заваренными переборками надстроек, антенны без шаров, повсюду паутины проводов и кабельные трассы, шланги и строительные леса. Я испытывал чувство неизведанного. Что-то похожее я испытал, когда смотрел на ленту графического регистратора телевизионной системы, когда электрод вырисовывал первое изображение поверхности Луны по сигналам «Луны-13». Это было в декабре 1966 г. на НИП-10 в Симферополе. А потом, конечно, государственные приёмо-сдаточные испытания.

— Это был ваш первый выход в море? – продолжал любопытствовать Миша.

— Нет. В сентябре 1952 г., курсантом Кронштадтского военно-морского технического минно-артиллерийского училища (ТМАУ) ходил в десятидневный поход по Балтике на паруснике «Седов». Впервые увидел линию горизонта и синий простор вокруг. Я был в самом центре его под белыми парусами, и мне хотелось, чтобы так было всегда. Тогда нас прихватил шторм. Дело было в конце сентября. В памяти остались и чёрные краски: огромные крысы, овсяная каша на палубе и боцман, извергающий ругань за нашу блевотину. Признаюсь, на «Комарове» я испытывал такое же чувство значимости моря в моей судьбе, как и на «Седове». Только тогда ещё пьянил восторг прикосновения к морю под белыми парусами и осознание первого самостоятельного шага в жизнь, а теперь это был окончательный выбор. А ходовые испытания запомнились отдельными событиями. Во-первых, это рутинное занятие. От бумаг и бесконечных совещаний дуреешь. Заводчане очень хотят сдать и без замечаний, а у экспедиции и экипажа огромное желание принять так, чтоб всё было идеально и на всю жизнь.

Народу на судне раза в 3 больше, чем по штату. Живут в спортзале, в салонах, в постах и лабораториях – везде, где можно поставить раскладушку и дышать. Мы, например, экспедиция, жили в музыкальном салоне, спали на диванах и раскладушках. В столовой и кают-компаниях ели по сменам. Испытания шли круглосуточно. Параллельно завод устранял все свои долги. Задача была поставлена такая: – НИС должен быть готов к работам по Л-1 к 1 июля. Никто не роптал, не жаловался на условия. Все хотели уложиться в срок, но делали это по-разному.

Идёт прогон комплекса «Кретон» – самый главный наш комплекс. Прогон – это в течение 18 ч комплекс должен непрерывно работать по прямому назначению без переключения на резервные комплекты. Особое внимание обращалось на стабильность основных генераторов задающей частоты. Из неё создаются все частоты, обеспечивающие формирование передаваемых сигналов на лунный объект, для обработки принимаемых сигналов и преобразования их в информацию для ввода в ЭВМ. Это вам понятно?

— А какой основной, а какой резервный, как понять? – спросил электромеханик. Они же должны быть одинаковыми.

— Любой из них может быть основным. Нельзя во время прогона их менять.

Идёт уже 12-й час прогона. За бортом глубокая ночь. Не занятые в испытаниях видят предутренние сны. Во главе с заместителем председателя госкомиссии, представителя морского отдела НИИ-4 МО Анатолия Афанасьевича Балана наблюдаем за параметрами систем и регистрируем их. Конрад Конрадович Салгус возглавляет команду НИИПа, разработчика комплекса. Обстановка мирная. Ходим пить кофе. Вспоминаются разные случаи при монтаже, во время работ на наземных пунктах и в институтах. Эпизоды украшаются анекдотами и байками. Близится конец. Результаты пока обнадёживающие. Генераторы задающих частот в пределах допусков.

Балан приглашает нас, членов экспедиции, в свою каюту попить кофе. У нас это не вызвало беспокойства, промышленность почему-то стала очень интересоваться, куда мы и почему все сразу? Балан эту настороженность уловил и говорит Салгусу:  В Одессе, на пляже бабушка кричит внучку, стоящему в воде по пояс:

— Бора, ты уже пописал?!

— Да, а что?!

— Так что ты мокнешь ножки? Нам нужна эта простуда?

— Я зову тех, кто пописал! – закончил Балан.

Когда мы собрались в каюте, Анатолий Афанасьевич сказал, по его наблюдениям, промышленность переключила первый комплект генераторов на второй. Первый не тянет. Такое наблюдалось и на стендовых испытаниях. Делают они это очень аккуратно. Надо проверить.

Попили. Разошлись по постам. Основные и резервные генераторы были в 25‑й лаборатории. Переключение комплектов, осуществлялось щелчком переключателя на стойке генераторов. Не привлекая внимания, один из нас периодически появлялся у этой стойки. Внимательнее стали наблюдать и за другими индикаторами частот. Не помню, кому удалось засечь небольшие изменения частот на индикаторах. Сразу же подошли к стойке генераторов и убедились, было переключение комплектов. Выключали комплект, давая ему остыть и вернуться к допустимым отклонениям.

Балан потребовал, чтобы Салгус прекратил испытания на прогон. Тут началось! Салгус стал доказывать правомочность таких переключений. Но это недоказуемо, потому что в программе испытаний прогон был записан только с одним комплектом. Страсти нарастали. Повторять испытания Салгус не хотел, так как это увеличивало сроки, и при повторении возможны новые неприятности. Он берёт телефонную трубку и набирает номер председателя Государственной комиссии адмирала Соловьёва. В посту все замолчали. Пищали сельсины и гудела вентиляция. Сигналы вызова в трубке слышны были хорошо. Часы над 615-м пультом выдачи радиокоманд показывали 03.30.

— Слушаю вас, – раздалось в трубке. Судовая АТС работала очень хорошо. Голос был настоящий – командирский. Салгус от волнения забыл имя и отчество адмирала.

— Товарищ генерал!

— С кем я говорю? – спросила трубка.

— Это Салгус. Я от промышленности. Представитель НИИПа, ваш заместитель…

— Товарищ Салгус! Во-первых, я для всех адмирал, а во-вторых, вы можете доложить чётко: кто звонит и по какому вопросу? – прервала трубка попытку Салгуса высказать адмиралу свои тревоги.

— Извините. Но тут такое дело. Ваш заместитель Балан остановил прогон. Он срывает сроки. Я буду докладывать Афанасьеву.

— Товарищ Салгус, я не знаю, кто такой Афанасьев, но мои заместители всегда решали вопросы сами. На Флоте адмирала будят только в 2-х случаях: если началась война, если корабль тонет или горит. Вам понятно?

Наступила пауза. Никто не знал, что делать. У Салгуса вид был человека, которому сказали – он сел в поезд, который никуда не поедет.

В трубке щёлкнуло, и раздались частые гудки. Адмирал положил трубку.

Анатолий Афанасьевич смотрел на оторопевшего Салгуса и улыбался, что очень не понравилось тому. Он с грохотом бросил трубку на аппарат, повернулся к своим сотрудникам и сказал:

Комплекс выключить. Утром дам шифровку Афанасьеву. Афанасьев – Министр общего машиностроения.

Поутру все успокоились, договорились и повторили испытания. Адмирал на совещании даже не спросил о ночном звонке. Только после этого, если возникал конфликт, то сразу говорили:

— Пусть Салгус позвонит адмиралу!

Адмиралу, надо сказать, было нелегко. Как-то ночью он поднялся на ходовой мостик. Со света в коридоре он вошёл в тёмную рубку. Никто его не встретил. Привыкнув к темноте, он никого не увидел. У штурвала рулевого матроса не было. Вахтенный помощник тоже отсутствовал. Темнота скрыла, как багровело лицо, как шевелились губы, пытаясь сказать всё то, что думает адмирал об этой ситуации. Из штурманской рубки вышел вахтенный помощник – 3-й штурман Лёва Новиков и, не обращая внимания на адмирала, идёт к штурманскому столу, положив на него карту, направляется к локатору кругового обзора. Адмиралу всё это кажется кошмарным сном. На мостике военного корабля всегда много людей, у каждого свои обязанности и каждый кому-то что-то докладывает, а вахтенный офицер – старшему начальнику. А тут – никого, даже рулевого матроса нет. Вахтенный помощник спокойно смотрит на экран локатора и даже попытки не делает заметить адмирала!

— Вы вахтенный помощник? – обратился адмирал к Лёве.

— Да! – ответил Лёва, продолжая смотреть на экран.

— А где рулевой матрос, где сигнальщики? Почему никого на мостике нет?

— Матрос рулевой пошёл за чаем, а сигнальщиков у нас не бывает. Маршрутную карту надо было поменять.

— Это полнейшее безобразие! – огорчённо сказал адмирал.  Вызовите ко мне в каюту обоих капитанов: и сдаточного, и принимающего. Ничего больше не сказав, адмирал ушёл. О чём они говорили в каюте, никто не знает, но Лёва получил взбучку от своего капитана, сдаточный капитан стал периодически проверять несение вахты, а адмирал больше не ходил на мостик ночью.

— На Балтике такое, недопустимо, – заговорил капитан. Ленинградские моряки такого не позволят никогда. Одесситы – так те могут. Они шутят всегда. Как я знаю, «Комаров» на выходе из Средиземного моря пропорол японского рыбака. Обошлось без жертв тогда. Ничего себе хохмачки – на мостике в подпитии вахту нести. Вот не лежит к одесситам у меня душа.

— А мне нравилось с одесситами работать. Весело! Неудачи и огрехи везде есть. Важно, как к ним относиться, – назидательно сказал Степаныч.

— Расскажу вам, как нам ленинградцы сдавали судно:  в моём ведении были лаборатории антенн и передатчиков. Завод упросил принимать оборудование лабораторий во время ходовых испытаний. Боялись, что у причала растащат. Тогда же как говорили: — Не спёр на работе – обокрал семью. Ну, мы согласились. В какой-то день нашёл меня мастер сдаточного цеха и предъявил извещение на приём оборудования 41-й лаборатории. Это передатчики “Горизонт”. Идём принимать: полки для книг, держатели стаканов и графинов, вешалки, ну и тому подобное – вы всё это прекрасно знаете. Всё в лаборатории на месте. Мастер рассказывает, как они стараются и тонко намекает, что такое качество работ неплохо бы и «шильцем» отметить. Подписал извещение. Но что-то тревожно. Пошёл по другим лабораториям, а там никакого оборудования. Думаю: не успели ещё установить.

На другой день несут извещение на 28-ю лабораторию. Принимаю. Опять намёки на «шило». У нас был свой спирт, и они это знали. Уже почти решаюсь страждущих ублажить. Иду по делу в 41-ю лабораторию, смотрю результаты проверки волноводных трактов и совершенно случайно замечаю: полок нет, держателей нет, стулья не все, других предметов не хватает. Спрашиваю старшего инженера Пантелеева: – Где оборудование? А он говорит: да мастер приходил, какие-то работы заканчивал. Тут мне всё стало ясно. У них оборудования не хватало. Мало взяли на борт, а извещения закрывать надо. По прибытии на завод они всё поставят, конечно, но и доложат об ударном труде и выполнении графика. Нашёл я мастера и поговорил с ним по душам. Так что и на старуху бывает проруха, уважаемый Владимир Львович. И добавляю:  Я ведь тоже одессит.

— Ну, во-первых, это относится к морякам-профессионалам, а во-вторых, питерский одессит  это редкость на флоте.

— Разговоры про «шило» всегда наводят на мысль, что его в мешке не утаишь, – воспользовался паузой пожарный помощник.

— Степаныч, можно и напороться, – прокомментировал электромеханик.

— Это возможно. Запомнился мне ещё один случай на ходовых испытаниях. Ясно, что «шило» было самым высоким вознаграждением за самоотверженный труд. Очень трудно шли испытания якорного устройства на корме. Сроки выходили из графика. Обрадовал всех заводской электрик – нашёл причину. Извещение было закрыто. На радостях, главный строитель Риммер презентовал герою 0,5 «шила» из своих «погребов». Человек, охраняющий награды, потребовал бумагу. Премированный бросился на поиски главного строителя. Нашёл его возле малой антенны, которая ещё не была закрыта шариком. Ожидали самолёт для проверки её работы.

Он растеряно смотрел на главного строителя и, запинаясь, изложил суть проблемы. Ну, что можно поделать с мужиком, поощрённым, но не получившим награду по вине какой-то бумажки.

— Ты что подождать не можешь? – спросил старший строитель. – ну прямо, как тот кобель в пустыне:  не найду столба – всё обоссу! Давай, подпишу! Главный строитель достал шариковую ручку.

А бумажки-то и не нашлось. Электрик был в ужасе: уходит награда, уйдёт хранитель. Он так посмотрел на Риммера, что тот машинально стал искать по карманам хоть что-нибудь, на чём можно писать. Но, как назло, ничего не было. Окружающие всё рылись по карманам.

— Давай руку! – сказал Риммер. На ладони шариком написал: «Подателю сего письма налить 0,5. Риммер»

Рассказывали, что хранителя он не нашёл сразу, и чтобы запись не стёрлась, рука была забинтована. Говорили и про то, что он долго ходил с забинтованной рукой и не один раз пользовался этой заявкой, меняя только количество в меньшую сторону, дабы его не разоблачили.

— Вот вам моя рука! Пишите ваше решение! Тогда был первый выход в море, теперь последний. Согласитесь, мы поработали тоже неплохо, ‑ солнечно улыбаясь, сказал капитан. Вы главный, вы и хранитель!

Поворот событий был неожиданный. По лицам моих слушателей бродили блудливые улыбки, а в глазах стоял знак вопроса: как директор будет выходить из этого лабиринта? У меня ещё запасы были и чем-то можно поделиться сегодня. Я берёг немного на последний наш прощальный стол. Будет это завтрак, обед или ужин, не знал. Надвигался ужин, и так или иначе будет перерыв, и с закуской возиться не надо.

Беру ручку и пишу на ладони мастера: «Выдать подателю сего документа 0,5 л (Столичная)» и роспись.

Вся процедура потребления прошла очень быстро, и все спустились в столовую отужинать. Договорились собраться у меня в 21.00. Нельзя пропустить последнюю попытку увидеть зелёный луч. Тучи растащило, и на западе смотрелось чистое небо до самого горизонта.

Закат был красивый, но зелёного луча никто не увидел. Полчаса потолкались у бассейна, искупались и потянулись ко мне. Собрались все. Пришёл даже старпом. Он уже оклемался немного и нуждался в обществе. Мастер нарочито положил забинтованную руку так, чтобы все видели. Старпом сразу обратил на это внимание и поинтересовался происхождением травмы. Доктор попросил у капитана разрешения рассказать о причине.

— Как вам известно, в Дурбан мы не зашли, на Сейшелах не остановились, а в Индии нас ждёт чума. Учитывая всё это, капитан взял на себя риск проверить нашу русскую вакцину, которая оказалась на борту в некотором количестве. Перед ужином мы сделали прививку капитану, и в конце нашей встречи посмотрим, каков результат и можно ли остатки привить команде.

Все делали серьёзные лица. Старпом принимал доктора всерьёз. Мастер только сказал:

— Старпому и мне надо сделать инъекцию сегодня, так как завтра будем на подходе.

— Давайте этот вопрос обсудим в конце, когда будем покидать эти апартаменты, – подыграл доктор.

— О программе облёта Луны мы говорили вчера, и повторяться, наверное, нет смысла. А теперь мы с вами посвятим сегодняшний вечер программе Н-1 – Л-3, программе высадки советского космонавта на Луну. Рассказывать можно много, а времени у нас очень мало. Буду пытаться связать рассказ о программе Л3 с созданием для выполнения этой программы ПКИПов: НИСы «Академик Сергей Королёв» и «Космонавт Юрий Гагарин».

— Если бы вы, Максимыч, не заговорили о нашей программе высадки человека на поверхность Луны, то, поверье мне, я бы ничего и не знал о ней. Хотите верьте, хотите нет, но о том, что в Советском Союзе была программа высадки человека на Луну, я не слышал и не знал ничего, – c обидой сказал капитан.

— Никто не знал, Владимир Львович! Даже те, кто работал в космической отрасли об этом не знали ничего, кроме допущенных к программе Секретность была главным нашим поражающим фактором. Всё у нас происходило неожиданно. Американские газетные материалы у нас печатались в изданиях для служебного пользования.

Если говорить об идее высадки человека на Луну, то надо начинать издалека. Мечтали и фантазировали великие учёные и мыслители: Иоганн Кеплер, Сирано де Бержерак, Исаак Ньютон, Жюль Верн, Герберт Уэллс, Константин Циолковский, Александр Беляев, Алексей Толстой и многие другие. Я думаю, что все эти имена вам знакомы.

— В школе нас учили хорошо, – заметил старпом. Кеплер, как помню, законы движения планет открыл, а Сирано де Бержерак только носом большим запомнился…

— Да это же французский писатель,  подсказал стармех. Он действительно был некрасив, но женщины его любили. Он написал книгу, в которой, в комедийной форме описал империи и государства на Луне и как туда можно долететь. А вот как называется книга, не помню. Бабушка читала нам, как с помощью фейерверочных ракет, земляне долетели до Луны. И насколько мне память не изменяет, написано это было в средине XVII века.

— Но знаете, меня больше всего удивило, что в августе 1773 года, на свадьбе венгерского князя Эстергази была исполнена опера Иосифа Гайдна «Путешествие на Луну» по пьесе Иосифа Гольдони. До 1959 г. опера не исполнялась. Музыковеды считали, что партитура оперы утеряна. Случайно, а может быть и не случайно, партитура была найдена в архивах князя именно во время наших успешных полётов «Луны-2» и «Луны-3». По такому случаю, она была исполнена второй раз. Ведь современники наши так до сих пор ни пьесы, ни оперетты, ни оперы не написали. А ведь вышеуказанные авторы все события воображали и фантазировали, а наши творческие современники были очевидцами реальных полётов и путешествий человека по Луне.

— А я скажу вам так, – заговорил капитан,  я помню один художественный фильм об освоение космоса – это «Укрощение огня». Как я понимаю, он посвящался Королёву.

— Мне кажется, этот фильм посвящён всем, кого Королёв объединил в начале реальных космических дел. Космосу посвящено много книг, документальных кино и видеофильмов, и подавляющее большинство наших, особенно 1960 – 1990 гг., наполнены беспроблемностью и парадностью. Думаю, что наступило уже время, когда о покорении космического пространства нам рассказывают ближе к тому, как это было на самом деле. Тишина сопровождала мои слова, значит, слушают внимательно. Это воодушевляло:

— О полёте человека к Луне и планетам солнечной системы в пятидесятые годы нашего века не только мечтали, но уже начали разрабатывать проекты. Начало осуществимым проектам было положено в октябре 1960 г. Предстоял пуск первых двух марсианских автоматических станций. На космодроме Байконур собралась вся научная и техническая элита, государственное и партийное руководство космического направления. Отмечу, что в Атлантику, вышли 3 первых ПИПа: теплоходы «Краснодар», «Ворошилов» и «Долинск». Сразу скажу, оба пуска были неудачными из-за отказов III-х ступеней.

Королёв представил на обсуждение программу «Союз», – полёта человека к Луне и возвращение на Землю. Доклад делал руководитель разработки Тихонравов. Программа предусматривала сборку лунного корабля на орбите ИСЗ с использованием РН Р-7А. Обсуждался и перспективный вариант с использованием РН Н-1. Эта тяжёлая ракета предназначалась для выполнения на первом этапе программы высадки человека на Луну и возвращения, а на втором – пилотируемый полёт тяжёлого межпланетного корабля (ТМК) к Марсу. И американцы, и наши идеологи прекрасно понимали, что успехи в космосе определяются мощностью и надёжностью ракеты. До 25.05.1961 г., и в СССР, и в США, об облёте Луны и высадке человека на её поверхность разговоры велись только в научных кругах.

04.10.1957 г. СССР запустил первый спутник, 12.04.1961 г. он же выводит на орбиту вокруг Земли пилотируемый космический корабль «Восток» с космонавтом Гагариным. США дважды были вторыми. Престиж передовой державы мира был утрачен. Народы мира с восторгом смотрели на СССР. 25.05.1961 г. президент США выступил перед конгрессом. Он призвал страну и конгресс объединить все научно-технические силы страны, экономические и финансовые возможности, для решения задачи высадки американских астронавтов на Луну к началу семидесятых годов. Осуществление этой задачи возвращало США лидерство в освоении космоса и, следовательно, мирового лидера.

Только так можно опередить СССР. С этого момента в США под руководством НАСА и под контролем президента начали разворачиваться работы по лунной программе.

В июне 1961 г. НАСА создаёт комитет по ракетоносителям, куда входили Минобороны, НАСА, ВВС, корпорации ракетного и космического направления. Работы по созданию ракетоносителя поручаются Вернеру фон Брауну, создателю ракеты Фау-2, бывшему штурмбанфюреру СС.

Уже в июле 1962 г. НАСА принимает решение об однопусковом полёте корабля «Аполлон» для высадки двух астронавтов на поверхность Луны используя РН «Сатурн-5».

— Олег Максимович, вы начинали про нашу программу Н1-Л3, так, кажется, она называлась – обратился старпом,  а рассказываете пока только про американцев.

— Я пытаюсь сам разобраться и вам понятно рассказать про лунную гонку. Когда транслируют по ТВ старт бегунов, то всегда рассказывают про каждого бегуна. Американцы, по моему мнению, пришли раньше на старт и первыми стартовали. Если пользоваться этим сравнением, то когда американцы побежали, мы только начали готовить форму и шиповки. Суть вот в чём:  в конце 1961 г. мы купались в успехах полётов Юрия Гагарина и Германа Титова. В забеге первого полёта человека мы так рванули со старта, что американцы не могли понять, куда надо бежать и с какого старта.

Эту гонку они проиграли и тогда придумали лунные гонки. 25 мая 1961 г американцы вызвали нас на старт лунной гонки. Нам было не до неё. Нас терзали раны прошедшей войны и угроза новой со стороны НАТО. Америку мы могли достать только МБР, а их на дежурстве были единицы. Да ещё разоблачённый культ личности Сталина отбирал много сил на реабилитацию идей построения коммунизма.

Мы поверили в свои космические возможности, потому что считали американцев, безнадёжно отставшими от нас в этой области и в ракетах, и в пилотируемых полётах. НАСА у нас не было. Всеми космическими делам руководили ЦК КПСС и Военно-промышленная комиссия. 13 мая 1961 г. Правительство выпустило постановление о создании ракеты Н-1 с окончанием испытаний в 1965 г. Постановление вышло накануне заявления Джона Кеннеди и, казалось нашим руководителям, что мы опять опережаем американцев. Будет тяжёлый носитель, и наши учёные, конструкторы создадут космические корабли для покорения Луны и планет Солнечной системы. Советский народ доказал всему миру умение напрячь духовные и физические силы защищая Родину.

Но уже в конце 1961 г. американцы начали лётные испытания ракеты «Сатурн-1». Это вызвало беспокойство советского руководства. В апреле 1962 г. выходит постановление ЦК и Совета министров «О создании образцов МБР, глобальных ракет и носителей тяжёлых космических объектов». Оно предусматривало: Королёву – разработку эскизных проектов Н-1 и глобальной ракеты на базе ракеты Р-9 с двигателями разработки либо Глушко, либо Кузнецова; Янгелю – разработку эскизного проекта тяжёлого носителя Р-56. Через 13 дней новое постановление одобряет предложения Челомея разработать носитель УР-500. Экспертной комиссии под председательством Келдыша поручалось по всем проектам дать заключение.

— Я вижу, у вас созрел вопрос:  А на хрена нам эта информация? Про НИСы и разговора пока нет.  Тут много информации о том, как мы готовились к старту в этой гонке. О Луне в этот год пока разговора не велось. Только о носителе. Если НАСА объединило всех разработчиков для выбора пути построения носителя, то у нас их разделили. Каждый разрабатывал свой проект.

— Но ведь это хорошо. Как нынче говорят, конкуренция помогает найти самый выгодный путь решения поставленной задачи, – с удивлением заявил доктор.

— Конкуренция хороша, когда занимаешься автомобилями, велосипедами и другими товарами быта, но не такими крупномасштабными задачами, как создание ракетно-космического комплекса для полёта на Луну. Работая на один выбранный вариант программы, гонка закончилась бы для нас более успешно. Мне так думается, если бы в то время над этой задачей работали совместно специалисты разных стран, то и результат был бы иной. На Луне была бы база, и там сделали бы уже много полезных дел для человечества.

— Ракеты и космически аппараты военного назначения, заказывает Минобороны. Космические комплексы для науки и народного хозяйства должны заказываться Академией наук и соответствующими министерствами. Промышленность не сможет обеспечить изготовление разработок всех конкурентов, пытающихся создать свой ракетно-космический комплекс для облёта Луны и комплексы МБР. Какая здесь польза от конкуренции разработчиков? – не сдавался доктор.

— Думаю, что доктор во многом прав, – заговорил капитан. Любое оружие всегда предполагает серийное производство. Назначение и применение их разнообразное. Вначале при разработке объединяются все заинтересованные организации. По каждому виду оружия был главный конструктор, и он занимался разработкой оружия и правил его применения. Между ними, я думаю, конкуренция – полезное мероприятие.

— Я согласен с Владимиром Львовичем! – решительно заговорил доктор. Сколько было в авиации главных конструкторов: Туполев, Лавочкин, Ильюшин, Яковлев, Петляков, Микоян. Да всех не перечислишь. А сколько их в артиллерии, стрелковом оружии?

— Космическая эра изменила мир. Нейл Армстронг, делая первый шаг на Луне, очень правильно сказал: «Это один маленький шаг для человека – гигантский скачок для человечества».  В Космонавтике масштабы не те. Вот, например, когда Королёв создавал первую советскую ракету Р-1, он был назначен Главным конструктором, и первое, что он сделал, – создал Совет главных конструкторов, который решал все вопросы создания ракетного комплекса. В Правительство вносились только решения Совета. Так было, пока разработчиком боевых ракет был Королёв. Запуск первого спутника МБР Р-7 значительно расширил цели и задачи ракет, а полёт первого человека в космос на модифицированной МБР Р-7А потребовалась новая организация работ по управлению пилотируемыми полётами. Ясно было, боевые и космические ракеты очень разные по организации разработок, производства и исполнения запусков.

К этому времени начали испытывать свои новые боевые ракеты главные конструкторы Янгель, Челомей и Макеев. Они в королёвский совет не входили. Каждый из них работал по Постановлению ЦК и Совмина. У них были свои советы и в них входили некоторые главные конструкторы из королёвского совета. И боевые ракеты, и космонавтика всё было в ведении Госкомитета по оборонной технике (ГКОТ) при Совете Министров СССР впоследствии ВПК.

Каждый главный конструктор понимал, что в холодной войне МБРы решающий фактор мира и использованы они могут быть однажды. Космическая ракета будет использоваться многократно, и приносить мировую славу и вечную память. Космическое направление стало выделяться из ракетного, у которого был один заказчик – Минобороны. У американцев они были разделены в 1958 г., после создания НАСА. Это позволило им создать солидный парк боевых ракет и лунную ракету «Сатурн-5», обеспечившую выполнение программы «Аполлон». В СССР такой ракеты не создали, и лунная программа осталась на бумаге.

— Тут я понято говорил?

Теперь ясно, лунную ракету без Королёва довести до ума не смогли. Из-за этого, полагаю, наши космонавты Луну не облетели и не потоптали её. А жаль, мы же открыли космическую эру!

— Америка пошла другим путём. Она разделила военный и гражданский космос. Одной из задач НАСА было наиболее эффективное использование научных и технических ресурсов США. К концу 1962 г. НАСА получило под своё начало 5 научно-исследовательских центров от Минобороны, 5 лётно-испытательных центров, Лабораторию реактивного движения, Государственный центр по разработке пилотируемых космических аппаратов. Это позволило НАСА представить правительству программу, о которой я вам говорил: создать носитель «Сатурн-5», полезная нагрузка 120 т, к Луне летит 45 т. На Луну высаживаются 2 астронавта. Вся программа выполняется одним пуском. Срок реализации до 1970 г.

— Я понял так, что вызов на старт СССР не принял, – сказал капитан, и продолжил:  Наверное, не до Луны было нашим. После такой войны прошло-то всего ничего – 17 лет. До сих пор трудно понять, как мы смогли через 12 лет после такой разрушительной войны, запустить первыми спутник, а через 16 лет полетел Юрий Гагарин. Американцы такого урона и таких потерь от войны, как наша страна, не имели и не знали.  Конечно, у американцев были и деньги, и людские ресурсы, и сильная промышленность. Война для них была прибыльным делом. Мы же считали каждую копейку. Надо было восстанавливать разрушенную войной промышленность, сельское хозяйство, города и сёла, железные и автомобильные дороги и многое другое. Огромные средства требовались на поддержание армии, на создание нового ракетного оружия и космической техники. Проще говоря, не хватало средств так же, как их не хватает и в наше время.

— У СССР было много обуз, пожирающих деньги и материальные средства: укрепление и расширение социалистического лагеря за счёт стран третьего мира. Партия делала всё для мировой победы социализма. Так вот, в этих условиях, по теперешним меркам, надо было очень точно определить объёмы финансовых потоков и чётко их пустить на выбранные направления. Как они были распределены, до сих пор неизвестно.

— Что касается лунной программы, – решил я дополнить капитана, то её финансы растворялись в военном потоке. Одни и те же разработчики, одни и те же производственные и испытательные базы, НКИК и монопольное руководство. Как показало время, структура управления космическим направлением не смогла достойно принять участие в решении проблем лунной гонки. Были положительные результаты на этапе облёта Луны. Мы были свидетелями неудачные пуски Н-1 да полётов автоматов с лунным грунтом и путешествия луноходов.

Почему первые десять лет 1957 – 1967 гг. у нас в космосе всё получалось? Потому, что нужно было создать ракеты, способные нанести ядерный ответ по Америке и странам НАТО. Заимев боевую королёвскую ракету, получили возможность запустить первый спутник и первого человека вывели на космическую орбиту вокруг земли. СССР, стал лидером в покорении космического пространства. Мир, который КПСС призывало идти за СССР так аплодировал, что мы, уверовав в присвоенное нам миражное лидерство, старались его поддерживать разовыми эффектными космическими экспериментами. Потом нас догнали в декабре 1968 г., облётом Луны «Аполлоном-8» и, можно сказать, обогнали навсегда.

— Нынче-то мы и в догонялки перестали играть. Теперь ни по мясу, ни по молоку бега не устраиваем. Не пытаемся догнать и перегнать Америку. Лозунг «Всё для фронта, всё для победы» для этого времени не пришёлся. Только и слышишь слова: инфляция, дотация, дефолт, приватизация. Пожарный помощник, произнёсший этот речитатив, раскраснелся, очень разгорячился, хотел что-то ещё сказать. Видимо мысль куда-то вылетела. Он огорчённо махнул рукой и зацепил пустую бутылку, поставленную им же возле стула. Бутылка загрохотала по палубе. Степаныч встрепенулся, как будто голос услышал сверху, и вновь заговорил:

— Вот отчего русские говорят: Без пол-литра здесь не разберёшься! И, со времён Петра I так и решают свои проблемы. А что? «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил! Выпил рюмку, выпил две – зашумело в голове» – очень популярная песенка была в 1917 г. В настоящее время ему памятник в Санкт – Петербурге установлен на этой речке. В ваших космических лабиринтах без состояния чижика не разберёшься.

— 1957 и 1967 годы-то были юбилейные. От юбилея до юбилея очень гулко позвенели! Столько торжеств было! Первое десятилетие космической эры было нашим. А потом только корму американскую рассматривали. Нынче и китайцы выгребать начинают.

— Степаныч, ты про что говоришь? Ты считаешь, что пора браться за разборки? Издалека, начинаешь разговор о поисках врагов,  – прервал его размышления доктор.

— Можно я отвечу? – капитан даже поднялся со стула. Мы с тобой, Степаныч, почти одногодки и хорошо помним, как нас заставляли работать. За опоздание на работу судили, за поднятый с поля колосок тоже судили. Всё, что было в решениях партийных съездов обязательно, необсуждаемо. Руководители отвечали партийным билетом, а партбилет был пропуском продвижению по службе и благополучию. Я скажу так, что и лозунг «Всё для фронта, всё для победы» поддерживался очень жёсткими мерами.

Ракетным и космическим направлениями в те годы руководили участники войны. Многие из них, на себе познали последствия культ личности. Знаю, что Королёв, Глушко и многие другие только в конце войны были выпущены из закрытых институтов с тюремным режимом, как называл их Солженицын – шарашки. Капитан внимательно посмотрел на каждого из нас, убедился, что его слушают, продолжил:

— Ракеты и космос были новым, неведомым направлением науки и техники. Те, кому выпала судьба посвятить себя этому делу, после всего пережитого до марта 1953 г. рвались уйти от прошлых неудач и невезения. Они делали боевые ракеты, чтобы не было III мировой войны, и понимали, что их ракеты могут реально открыть путь в космос. Все силы, все свои знания они отдали этому делу. И добились побед. Были первыми. Желание выйти из неизвестности, представлять свои достижения миру при жизни было естественным. Но, увы! Они все были засекреченными.

— Степаныч прав, наверное, про «чижика-пыжика». Во-первых, ему хочется жить, а во-вторых, как и нам хочется по чуть-чуть, чтоб мимо счастья не махнуть!

Я понял, что до рассказа о «Космонавте Юрий Гагарин» могу сегодня и не дойти. А стрелки часов неумолимо двигаются к 00.00, и скоро наступит 23 октября. Завтра ещё я не потеряю своих слушателей. Они меня стимулируют на воспоминания и поиск оценок прошлого. Очень надеюсь, что Нептун нанесёт прощальный визит. С ним беседы почти непредсказуемы и поэтому всегда вызывают чувства неожиданного открытия, нежданной встречи с удачей. Пока капитан философствовал, я отлучился по надобности.

Когда вернулся, все слушали старшего помощника:

— Я вот слушаю вас и понимаю, что всё происходящее с нами есть те камушки, из которых складывается мозаика истории. Как моряки, мы с вами переживаем, сейчас крах нашего флота. Ведь всё посыпалось. Ни торгового, ни научного, ни рыболовецкого флота нынче нет. Некоторые ушли под чужие флаги, некоторые стоят брошенные, ржавея. Много судов и военных кораблей продано на лом. Вот мы все здесь не знаем, куда пойдём работать по возвращении. Нет БМП, нет Рыбфлота. Под флаг чужой наниматься – сложно и дорого. Обещал помочь агент в Кейптауне узнат, можно ли найти работу в ЮАР, но я на это не надеюсь.

Потом наши внуки и правнуки будут разбираться в прошлом и, конечно, читать книжки, написанные очевидцами и, может быть, прочтут про нас, найдут в книжке Максимыча про те самые камушки и сложат рисунок этих дней про нас. Важно, чтобы они сохранили цвет, форму и размеры. Вот мне так кажется, что они – будущие историки, будут говорить, что нам достались удивительные годы по драматизму, фантастичности и комизму. Старпом говорил с огромным желанием. Ему было необходимо мысли последних дней выпустить из головы. Он почувствовал, сто его слушают:

— В наше время мы и весь мир воевали против фашизма. Погибло более 50 миллионов человек. Победили. Казалось, мир успокоился. Но ненадолго. Передохнув, победители ринулись завоёвывать космос, чтобы по новой выяснять, кто самый сильный, самый главный. Мы первые вырвались в космос. Нам казалось, наш строй самый сильный и за ним будущее. Может быть, из космоса нам стало видно, что не так мы в СССР живём. Самая большая, самая богатая природными ресурсами страна, почти вся едет в Москву, Ленинград, Киев за колбасой по 2 рубля 20 копеек за килограмм. Чижик-пыжик, который на Фонтанке водку пил, по очередям за ней стоит. А для того, чтобы рюмки помыть, нужно в другой очереди постоять и по талонам получить мыло.

Я воспользовался паузой и обратился ко всем:

— Мне кажется, что мы расплываемся, как лужа на асфальте. Во все стороны. Предлагаю вернуться к «Гагарину».

— Тут мы увлеклись историей уже не флота космического, а страны нашей, бывшего Союза и нынешней России. Чем они разнятся, объяснить не могу, – сказал старпом.

— Чтобы понять, надо знать, относительно чего вы хотите их рассмотреть, – заметил стармех.

— А я вам могу рассказать анекдот по этому случаю? – сказал Миша-моторист.

— Давай! Только, что ни будь одесское, – согласился Андрей.

— Так вот, начал Миша,  сидят два одессита на Лонжероне, попивают пивко с таранькой и рассуждают о всякой всячине:

— Лёва, а какие твои мысли об Алике Эйнштейне, об его Относительной теории?

— Знаешь, Боря, он, конечно, наш человек. А вот теорию, кто относительно кого движется, придумал для нас непонятную.

— Так я тебе объясню! Я это понял, когда тётя Соня меня обедала:

— Как ты думаешь, если на твоей голове 3 волосины – это много или мало?

— Так это же сплошная лысина! Ноль! Ничего!

— Отлично! А теперь, тебе подают суп, а там плавают 3 волосины. Это много или мало?….

— Даже одной много!

— Вот и весь секрет! Всё зависит, относительно чего рассматривается проблема.

— Нормальный ход, – сказал доктор, когда утихла реакция слушателей, – думаю, нам не стоит, пытаться сейчас понять, что мы тогда построили и, что нынче строим.

— Давайте примем предложение доктора, и я готов перейти к «Гагарину».

— Прошу только одну минутку, – волнуясь, попросил Степаныч,  можно от армянского радио сказать по данному поводу и внести полную ясность?

Не дожидаясь, ответа он начал:

— Армянское радио спросили, какая разница между ночным горшком и телевизором?  Армянское радио долго молчало, а потом ответило:

— Разницы, ни какой, но в горшке лучше видно!

— Так как у нас в данный момент нет ни телевизора, ни горшка, и заглядывать нам не во что, есть предложение поговорить про «КЮГ».

— Всё! Базар закончен! Стрелки пошли к полночи. Слово даём директору, – властно сказал капитан.

— Ну, поехали. Для программы облёта Л-1 5 НИСов построили в 1967 г. Первую часть программы морской отдел ЦУКОСа выполнил. Теперь предстояла вторая часть – создание 2-х ПКИПов для программы Н-1 – Л-3. Теперь надо было не переоборудовать а строить. Для «АСК», содержание технического задания на постройку, в части командно-измерительного комплекса, было аналогично требованиям для «КВК». Задачи почти были те же, но значительно улучшались тактико-технические характеристики НИСа. Поэтому разработка ТТЗ в морском отделе НИИ-4 шла более-менее гладко.

А вот по «КЮГ» проблем возникало много. Попытаюсь объяснить. Радиотехнический комплекс должен обеспечивать управление космическим кораблём Л-3, состоящего из орбитального корабля (ОК) и лунной кабины (ЛК). Нужно было обеспечить: выдачу команд и программ управления, измерение параметров движения, приём телеметрической информации, телевидения и переговоры с космонавтами на орбите спутника Луны. Эти же функции «КЮГ» должен обеспечивать с ОК и ЛК при посадке, во время пребывания на Луне, при взлёте ЛК и стыковке с ОК и при полёте к Земле. Для этого, в первую очередь, нужна была надёжная радиолиния и к Луне, и к Земле. Значит, нужны были антенны с большими эффективными площадями, чувствительные приёмники и мощные передатчики. Добавлю, дальность связи выбиралась, с учётом пилотируемого полёта к Марсу, и поэтому расстояния выбирались предельно возможные.

— На Земле были комплексы, которые работали и на лунных, марсианских, и венерианских расстояниях? – подняв руку, как ученик, заговорил стармех,  наверное, их технические характеристики и надо было брать за основу ТТЗ для морского комплекса.

— Совершенно верно. На шести наземных пунктах к началу 1968 г., в дополнение к уже существующим комплексам дальней связи ДРК в Симферополе, «Плутон» в Евпатории, была установлена аппаратура комплекса «Сатурн-МС», разработанного и изготовленного «Научно-исследовательским институтом приборостроения» (НИИП) п/я Г-4149. Мы его называли – «4 маленьких». В те времена «чекушка» стоила 1 р 49 коп.

Так вот, комплекс выполнял эти задачи в дециметровом диапазоне рабочих частот. В это же время институт разрабатывал комплекс «Сатурн-МСД» для дальнего космоса c сантиметровым диапазоном частот. По телевизору часто показывали огромную антенну из восьми параболоидов, расположенных в два этажа, по четыре чашки на каждом этаже. Вращались они на поворотном устройстве башни артиллерийской установки линкора. Площадь поверхности составляет 1000 м².

— Я видел такую антенну. Про «Венеру-13» или 14 рассказывали и панораму поверхности Венеры показывали,– заметил мастер. Кажется, это было в начале восьмидесятых.

— А Луна, разве, не дальний космос? – удивился Андрей.

— «Сатурн-МСД» предназначался для работы на дальностях сотни миллионов километров. Его сантиметровый радиоканал позволял значительно увеличить объём передаваемой и принимаемой информации, повысить точность траекторных измерений на межпланетных расстояниях. До Луны расстояние 400 000 км и, считается, что это средний космос. Вопросы есть?

— У матросов нет вопросов, – отрапортовал Степаныч.

— Двигаемся дальше. Заказчик – ЦУКОС, разработчик – НИИП. Главный конструктор Рязанским понимали, что корабельный радиотехнический комплекс «Фотон» должен сопрягаться с «Сатурнами», ДРК и «Плутоном», то есть создаваться на их принципах, следовательно, антенны комплекса должны быть 25 м в диаметре, иметь системы наведения с точностями не хуже, чем наземные – единицы угловых минут. Координаты антенн в океане должны быть известны с точностью в несколько метров. Морской отдел НИИ-4 ещё для первых ПИПов показал, что оптимальный принцип построения их – размещение специальной аппаратуры в самоходном судовом корпусе. Он обладает хорошей подвижностью и может свободно занимать выбранную точку в международных водах или, по договорённости, в территориальных водах той или иной страны. Казалось бы, создавайте «Сатурн-МС» в морском исполнении. Учитывайте возможности радиотехнических комплексов «Сатурна-МСД[3]», ДРС, «Плутона», выполните требования для обеспечения орбитальных пилотируемых полётов и разрабатывайте. Создавайте комплекс «Фотон» и размещайте в судовом корпусе. Их, в те годы, Минсудпром делал много. Так ведь, Владимир Львович?

— Да. В шестидесятые и семидесятые годы в СССР строилось много судов для ММФ. Для военных строили ещё больше. А какие пассажиры мы строили. «Пушкин», «Лермонтов»! Вся моя капитанская служба прошла на пассажирах. А нынче, наверное, делаю последний рейс в своей жизни на бывшей гордости научного флота и судостроения.

Я видел «Космонавта Юрия Гагарина» в Ленинграде, и в океане, и в иностранном порту. Думаю, что такое чудо создать было не просто.

— Оказалось, на самом деле, не просто создать ТТЗ. События развивались в конце 1967 г., в начале 1968 г. Полёт «Союза-1» закончился катастрофой, программа облёта Луны объектом Л-1 двигалась тяжело, создание носителя Н-1 находилось в зачаточном состоянии, а по Л-3 разработки пребывали в начальной фазе. Сроки, установленные Правительством по облёту 1967 г. и высадке на Луну 1968 г., были сорваны. Американцы программу «Аполлон» выполняли по графику, с учётом катастрофы в январе 1967 г., и было ясно, на Луне они будут в 1969 г.

Несмотря на это, сроки никто не отменял, и ответственность за исполнение постановлений Правительства висела над головами исполнителей. В практике создания ракетно-космических комплексов существовали такие негласные правила: никто своё отставание не оглашает, а всякими способами убеждают руководство – осталось чуть-чуть, причина в недопоставках или в нераскрытых технических проблемах. А на самом деле, ждут, кто первым сдастся и заявит, что он не выполняет плановый срок. Вот тогда на него и вешают всех собак. Все знали этот закон, но никогда его не отвергали.

— Этот закон действовал и в торговом флоте. Наверное, он действовал во всём жизненном укладе СССР, – заметил капитан.

— Минобороны отвечало за НКИК и, создание новых ПИПов и ПКИПов в установленные сроки оставалось в силе. ЦУКОС не желал быть крайним по этому вопросу. Подобных вопросов у него было много. Их можно было ещё как-то разделить с промышленностью и Академией наук, кроме готовности к работам НКИК.

НИИ-4 МО было главным идеологом НКИК, ЦУКОС – заказчиком. Морской отдел ЦУКОСа (начальник Быструшкин) совместно с Морским отделом НИИ-4 (начальник Устинов), освободившись от работ по НИСам для программы Л-1 к августу 1967 г., бросили все силы на разработку ТТЗ и проекта постановления ЦК КПСС и СМ СССР по созданию 2-х ПКИПов для программы Н-1 – Л-3. На первом этапе лунной гонки они не позволили сделать их крайними. Под первые пуски Л‑1 НИСы стояли в рабочих точках. Теперь стояла задача и в программе Н-1 – Л-3 не оказаться крайними. «АСК» и «КЮГ» во второй половине 1971 г. должны быть готовы выйти в рейс.

Минсудпром пошёл навстречу заказчикам и определил заводы-строители и разработчиков проектов судов, несмотря на то, что в планах военного и гражданского судостроения на пятилетку эти заказы никак не значились. Это уже был успех. По радиотехническому комплексу, казалось бы, забот не будет. Головной разработчик наземных средств есть – НИИП, разработчик ТТЗ – НИИ-4 МО. Но оказалось, здесь-то и возникли сложности.

Главный конструктор радиотехнических систем Рязанский, рассматривая проект технического задания Заказчика, пришёл к заключению, что на подвижной основе получить требуемые точности наведения антенн комплекса невозможно. Во-первых, нет таких систем стабилизации, чтобы обеспечили во время качки фиксированное положение таких огромных антенн. Во-вторых, судно для таких антенн должно быть больших размеров, а это значит, что деформации его будут значительными, и ошибки в наведении превысят допустимые. Систем измерения деформаций для таких судов нет. Также не совсем понятны вопросы с точностями определения места положения антенн в океане. Такая махина не только дрейфует и качается, она ещё и двигается вверх и вниз на волне и рыскает по курсу. Какими средствами это учитывать? Если диаграмма направленности большой антенны в сантиметровом диапазоне составляет угол порядка 10 мин, то точности измерения всех ошибок в системе наведения должны быть в секундах. У моряков курс корабля измеряется c точностью в десятки минут.

— А что если антенну неточно наведут, то радиосигнал не включит аппаратуру на спутнике? – спросил Миша-моторист.

— Ну, Миша, ты даёшь! Если хреново прицелишься, то не попадёшь! – ответил Андрей.

— Это если пулей стреляешь. А если дробью? Оно ж, поле, электромагнитное, как дробь летит, – парировал Миша.

— В науку ударяться не будем. Я просто приведу вам пример, говорящий о важности точного наведения антенны. Напомню вам, что 02.01.1959 г. ТАСС объявил о новой победе в космосе, о запуске автоматической станции «Луна-1», которую в прессе назвали «Мечта». Станция пролетела мимо Луны на расстоянии 5000 км и стала малой планетой Солнечной системы. В обращении к участникам создания ракеты и автоматической станции, Партия и Правительство назвали это событие величайшим достижением. Но оно было бы ещё более грандиозным, если бы станция попала в Луну и доставила вымпел с надписью СССР, как предусматривалось программой. Промазали потому, что оператор навёл антенну радиоканала управления с ошибкой. Антенна смотрела на ракету не основным лепестком диаграммы направленности, а боковым, в котором очень маленькая мощность, и система управления отработала с ошибкой.

— А в полёте не могли откорректировать эту «Мечту»? – спросил электромеханик.

— Нет, на первых лунных станциях не было приборного отсека с двигателями коррекции траектории. Станция «Луна-1» была похожа на первый спутник.

— Значит, не зря волновался главный конструктор, – сделал вывод старший помощник.

— Конечно, не зря. Построить такой дорогой комплекс без пользы, для главного конструктора, это полный крах его главенства. Рязанский считал, что такой комплекс можно установить во Французской Гвиане в Южной Америке. В крайнем случае, установить комплекс на огромном понтоне или барже. Их можно, притопив, поставить на грунт и сделать неподвижными. В этом случае не будет качки, а координаты места антенн с высокой точностью будут определяться по береговым ориентирам. В проектах ТТЗ на радиотехнический комплекс и на судно в целом требования по точностям были разработаны отделом Устинова. То, что эти точности достижимы, подтверждалось научными отчётами отдела и кандидатскими диссертациями его сотрудников. Но это не убеждало НИИП. Они требовали назвать исполнителей. А время уходило. Напряжение росло.

Споры шли между Заказчиком и Исполнителем ожесточённые. По выбору носителя, то есть на что установить комплекс, страсти разбирались даже на Лунном совете, председателем которого был министр МОМ Афанасьев. Как вспоминает Быструшкин, по вопросам создания «КЮГа», совет собирался 4 раза. Хорошая поддержка была со стороны президента АН СССР Келдыша Вопрос о строительстве НИПа во Французской Гвиане был снят после доклада начальника ЦУКОС Карася . Материалы для доклада готовил офицер морского отдела Левчик. Он сумел собрать данные, доказывающие совершенно неприемлемые климатические и природные условия, отсутствие транспортных и энергетических структур. В докладе были приведены значительные материальные затраты при строительстве и эксплуатации.

Политическая обстановка в этой стране, да и на всём Американском континенте, была для нас почти враждебная. Вопрос о барже был снят, так как Морской отдел НИИ-4 и Морской отдел ЦУКОСа представили доказательные материалы по опыту эксплуатации советских и американских судов космического флота. И ещё. В доказательство того, что получить требуемые точности и условия эксплуатации на НИСах обеспечить можно, офицеры морского отдела Быструшкина: Воробьёв, Орлов, Калашник, Антипов, Левчик, Бурдейный. сумели найти нужных исполнителей комплексов и систем. Таким образом, данные для постановления Правительства и ТТЗ, к ноябрю 1968 г. были все согласованы. 03.11.1968 г. Постановление было подписано.

Хочу вам привести удивительные результаты работы всех коллективов, участвовавших в создании «КЮГ» и «АСК». 03.11.1968 г. подписано Постановление о разработке и строительстве НИСов для программы Н-1 – Л-3, а 17.11.1968 г. ЦКБ «Балтсудопроект» защищает технический проект под шифром «Феникс» за № 1909. В марте 1969 г на стапеле Балтийского завода был заложен корпус судна. В декабре спущен на воду. 14.07. 1971 г. на судне «Космонавт Юрий Гагарин» был поднят флаг СССР и вымпел АН СССР. На НИС «Академик Сергей Королёв» флаг и вымпел были подняты 26.12. 1970 г.

— Тут, наверное, ошибка, Олег Максимович. За две недели технический проект такого судна сделать невозможно. Наверное, 1969 г.? – заметил капитан.

— Как раз это и не ошибка. Ещё в июле 1967 г., после подъёма флага на «Космонавте Владимире Комарове», Быструшкин  и Калашник, по рекомендации главного инженера Балтийского завода Белоусова, будущего министра судостроительной промышленности, посетили ЦКБ «Балтсудопроект». Они предложили начальнику ЦКБ Сытову и главному инженеру Соколову взяться за разработку проекта плавучего командно-измерительного пункта. Выслушав Заказчика, Сытов пригласил ведущих специалистов Ванюшкина, Николаева, Гершановича, Фрида и попросил изложить основные требования, которые уже были определены в проекте ТТЗ, разрабатываемом НИИ-4.

Предлагалось, создать НИС с четырьмя параболическими антеннами с диаметрами зеркал от 12 м до 25 м, которые могли бы работать при волнении моря 7 баллов и качке 7°, ветре 20 м/сек. Конечно, приводилось и много других требований, а некоторые ещё и не были определены. После обсуждения, Соколов попросил 3 дня на проработку. Через 3 дня он представил первые проработки. Предлагалось на базе корпуса танкера типа «София», разработанного ЦКБ, построить НИС в соответствии с требованиями Заказчика. Сразу получали экономию времени на разработку корпусных чертежей, главной машины и якорных устройств. Если строителем будет Балтийский завод, то у него и производство было готово к постройке корпуса. Такое отношение к делу сразу вызвало симпатии к разработчикам. Ещё большее уважение вызвало согласие ЦКБ взяться за эту работу, но при условии гарантий оплаты разработки и получения согласия Минсудпрома. Справедливое требование. Примерно такие же события происходили и в «Черноморсудопроекте» с принятием решения о разработке пректа № 1908 – «Конопус», будущий «АСК».

— Получается так, что ЦКБ «Балтсудопроект» с 1967 г стало головным по судам и кораблям космического флота, – отметил старший механик.

— Головным его никто не назначал, но ЦКБ разработало больше всех проектов. Это: 1918 «Селена» – 4 НИСа; 1909 «Феникс» – НИС «КЮГ»; 1929 «Селена‑М» – НИСы «КВВ», «КПБ», «КГД» и «КВП»; 1914 «Зодиак» – КИКи «Маршал Неделин» и «Маршал Крылов»; 19510 «Адонис» – НИС  «Академик Николай Пилюгин». 5 проектов, 10 НИСов и 2 КИКа.

«Невское ПКБ» разработало 4 проекта: 1128 – «Сахалин», «Сибирь», «Спасск»; 1129 –  «Чукотка»; 1130 – «Чажма», «Чумикан»; 1917 «Сириус» – «КВК».

«Черноморсудопроект» разработало проект 1908 «Конопус» – «АСК».

— Насколько мне известно, договор на разработку проектной документации заключают после выхода Постановления правительства. «Балтсудопроект» и «Черноморсудопроект» выполнили работы без договора, – правильно я понял? – спросил капитан.

— Да. И в Ленинграде, и в Николаеве проектанты пошли навстречу Заказчику и начали разрабатывать проекты без договора и без утверждённых ТТЗ. Начальник ЦУКОС генерал Карась, выслушав доклад Быструшкина о результатах переговоров с проектантами, просмотрев научное обоснование необходимости создания этих НИСов для программы Н-1 – Л-3, разработанное морским отделом НИИ-4, приказал подготовить письма в Минсудпром и в проектные организации с просьбой начать разработки и гарантировал предприятиям оплату этих работ. Вот так, к моменту, когда офицеры морского отдела Воробьёв и Орлов согласовали проект Постановления Правительства на строительство судов и представили на подпись в ЦК и Совмин, оба ЦКБ были готовы к защите технических проектов. А защиту проводили на 2-е недели позже выхода Постановления от 3 ноября 1968 г, так как надо было заключить договора.

— Как вы рассказываете, получается почти как ударная стройка. Трудно сегодня представить даже, что за 4 года было построено для лунных программ 7 научно-исследовательских судов. Да какие суда! – Доктор даже поднялся со стула: А почему же ни одна программа не была выполнена? Построили такие совершенные штуки, а самого главного не сделали. Кто-то же собирал данные о ходе выполнения программы полёта человека на Луну. Кто-то должен был руководить всеми делами? И тогда всё шло, как сейчас – по Черномырдину: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда».

— Видишь ли, Анатолий Иванович, все работы по этим программам были ударными. Исполнители работ трудились, не считаясь со временем, c плохими бытовыми условиями жизни в командировках. Желание сделать лучше и в срок поддерживалось духом победы в Великой Отечественной войне, первыми в мире победами в космосе и желанием сделать свою страну самой сильной и великой. Не хотели мы снова воевать и очень желали доказать, – мы сильные. А ещё, мы устали от плохой жизни и надеялись, космос даст толчок всей стране к сытой и устроенной жизни. Как они трудились, как жили, об этом открыто никто и нигде не говорил. После очередного космического успеха, в обращении Партии и Правительства к народу их называли создателями, творцами, самоотверженными тружениками. Оценку всему давала Партия. Руководила всем тоже Партия. Кого и когда запускать в космос, какие программы и в какие сроки делать, решала она. Кандидатура каждого космонавта утверждалась в ЦК. Каждое важное политическое событие или праздничная дата должны быть отмечены достижением в космосе. «Интернационал» с борта «Луны-10» в день закрытия ХХХIII съезда Партии и на торжественное заседание в день 96-й годовщины рождения Ленина. Облёт Луны – к пятидесятилетию Великой Октябрьской революции, высадка на Луну – к столетию Владимира Ильича.

Я почувствовал, что теряю контакт с аудиторией. Куда-то меня понесло. Надо менять тему. Чтобы выиграть время, я попросил Степаныча налить мне воды из банки, стоявшей в холодильнике.

— А может, чайку сделать? – спросил Степаныч. Чаёк в такую духоту куда лучше.

— Предложение принимается, – сказал капитан. Только про инъекцию не забывайте!

Начались хлопоты по чаю. Я стал искать продолжение разговора. Мне очень хотелось объяснить моим гостям, что лунные программы выполнялись в глубочайшей секретности, что ни в прессе, ни на телевидении никаких сведений нельзя было найти. Разъяснить им, что единого руководства программами Л-1 и Л-3 не было. Страна ничего не знала о программах. Они не были национальными и поэтому, Партия и Правительство перед народом за них не несли никакой ответственности. Чтобы это понять, надо было исполнителям программ и многим руководителям дожить до 1994 г., пережить перестройку, развал СССР и начало реформ. Теперь космонавтика живёт только за счёт сделанного в прошлом. Осталась только орбитальная станция «Мир», для которой с огромным трудом находят в России средства поддерживать её в рабочем состоянии. Снова нет космических программ будущего. Знакомясь с публикациями прошлого нашей космонавтики, с огорчением встречаешь неизвестные нам материалы о неудачах испытаний и провалы в организации разработок космических программ и ракетно-космических комплексов. Очень хочется найти и понять их причины. А они, наверное, те же, что и развалили СССР.

— Что задумался, Максимыч? Чай готов. Тут мастер насчёт инъекции намекал. Это как скажешь, – обратился Степаныч.

— Давайте почаёвничаем, – согласился я.

Пили чай молча. Часы показывали полночь. Усталость чувствовалась у всех. Надо было завершать. Завтра день подхода к Камбейскому заливу.

— Владимир Львович, завтра подходим к заливу, в какое время?

— Думаю, к 12.00. Заходить не будем. В залив пойдём после получения от агента точки стоянки. Рисковать не будем. Посмотрев на часы, капитан задумался о чём-то, потом посмотрел на каждого из присутствующих и сказал:

— Время позднее, надо расходиться. И всё же, как я понял, военные свою задачу выполнили. Плавучие пункты к началу пусков были готовы. Крайними вы не стали.

— Я знаю, как прореагировал Мишин, когда военные доложили о готовности командно-измерительного комплекса к работам. Мишин тогда сказал: «Я был уверен – ЦУКОС не успеет построить суда в установленные сроки». Напомню вам: «КВК» и 4 «Селены» были к пуску Л-1 №4 08.09.1967 г в океане в рабочих точках. «КЮГ» и «АСК» были готовы к работам в июле 1971 г, когда разработчики комплекса Н-1— Л-3 приступили к лётно-конструкторским испытаниям носителя и к наземным испытаниям отдельных систем лунного корабля Л-3.

— Я хочу понять: НИСы ваши были созданы по делу или как БАМ? Шуму было много, денег затрачено не одна куча, а они стали никому не нужными, – снова заговорил капитан. Пассажирский флот нашей новой стране стал тоже не нужен. Хозяева его быстренько под чужие флаги загнали. А чего ваши не отдали их во фрахт китайцам или индусам, например? Они прямо рвутся в космические державы. Или Европейскому космическому агентству? Наконец, можно было договориться эксплуатировать их вместе с американцами? Вроде в вашей области с ними взаимодействие налаживается. На «Мире» готовятся летать вместе в 1995 г., спутники их запускаем.

— Ответить на этот вопрос мне просто не по силам. Китайцы постоянно приезжают в Россию и очень интересуются нашими космическими морскими судами. Знаю, что ведутся переговоры с Адмиралтейскими верфями о продаже, недостроенного НИСа «Академик Николай Пилюгин». Индия интересуется только металлоломом. Об этом вам разъяснений не требуется. С американцами таких переговоров не может быть, так как свой космический флот они списали, частично законсервировали. Несколько кораблей используются для испытания своих ракет и для контроля наших пусков по полигону на Камчатке. Для ответа на вопрос – по делу или нет, созданы наши НИСы, необходимо время, а по времени уже 23 октября. Есть силы дальше слушать?

— Я думаю, что пора выполнить ваше обещание, – заговорил старпом, пора сделать и мне, то же самое, что вы сделали капитану.

— Поддерживаю это предложение. С удовольствием приму эти муки, да пожелаю их и всем вам, – заявил с пафосом мастер.

— А после инъекции будете слушать или режим покоя выберете?

— В любом случае будем стоять на входе в залив до вечера, пока не начнётся прилив. Так, что день будет у нас выходной. Отчёты по расходам за рейс будем готовить. Может, будет рыба брать. Сегодня предстоит последнее заседание вашего клуба воспоминаний.

Раздался телефонный звонок. Вахтенный штурман просил капитана. Он выслушал сообщение и сказал:

— Прямо по курсу большое количество огней. Наверное, это рыбаки.  Я иду на мостик. На сегодня всё. Инъекцию придётся перенести на другое время.

Так закончился день 22 октября 1994 г.

Я взял камеру, бинокль и пошёл на мостик. Луна пряталась за облаками. В разрывы туч заглядывали звёзды. Края разрывов лунный свет превращал в жёлтые кружевные оборки серочёрной дырявой драпировки неба. Южные звёзды сочные. По правому борту, где Луна играла с океаном в прятки, дыры походили на плафоны. С левого борта северное небо светилось слабее. Звёзды были бледные и холодные, да и Луна скупо дарила северу свет. Когда она появлялась в разрыве, сияние её чётким пятном падало на волны. Получалась арена гладиаторов, куполом которой были золотистые кромки облаков и бездонная тьма, усеянная фонариками-звёздами и светильником-Луной. Казалось что нам показывают первые дни сотворения мира. Только там, где небосвод закрывали шары, был абсолютный мрак. Граница между мраком и отблесками кромки выглядела, как контур сцены. Он качался вместе с судном. Звёзды, то выглядывали, то прятались за этой чернотой, задевая край, оставляя на нём чуть-чуть своего блеска. Когда «Комаров» вышел на эту арену и лунный свет облил шары, то кромки их были похожи на остывающие сварные швы, соединившие их и Вселенную. Чувство бескрайности мира и нашей малости в нём принимаешь как аксиому. Омар Хайям так сказал об этом:

 

Океан, состоящий из капель, велик.

Из пылинок слагается материк.

Твой приход и уход не имеет значенья.

Просто муха в окно залетела на миг.

 

Прямо по курсу звёздное небо сливалось с узкой шторой, падающей под нос судна. Это были те самые огни. Такую картину я наблюдал в Японском море на корабле «Маршал Неделин». Японцы ночью ловят сайру при свете фонарей. Правда, тогда их было значительно больше, фонари светились ярче и вокруг.нас.

На мостике капитан и старпом. Мастер дал команду включить палубные огни. Так лучше нас видно. Вокруг судна образовалась зона полумрака, в которой можно было различить рыбацкие лодки и шхуны. На их палубах видны люди, которые рассматривали нас с любопытством. Никто нам не махал руками, не слышно было и выкриков. Мне показалось, что им уже привычны встречи с разными судами, единым для которых был облезлый вид с ржавыми подтёками. Они знали их судьбы.

Рыбацкую флотилию прошли быстро. Палубные огни вахта выключила. Судно погрузилось во мрак. Я спустился на шлюпочную палубу, прошёлся вдоль левого борта до бассейна. Тут никого не было. В бассейне плескалась вода. Она плавно качалась и искрилась огоньками планктона.

Зачем брал камеру, так и не понял. Сделал несколько съёмок, но просмотр показал темноту и огоньки рыбацких фонарей. Решил искупаться и двигать в каюту. Может, Нептун заглянет. Свежего ветра нет, духота стоит, и на палубе появились мухи и ещё какие-то букашки, которые встречаются на поверхности воды в бассейне. Берег уже близко.

Включил свет в каюте и разорвал мрак. Печатная машинка стояла на своём месте, незаконченный лист слегка покачивался от лёгкого сквозняка и напомнил мне о незавершённом разговоре. Вопрос мастер задал непростой. Надо подумать. Кресло за столом просто приглашало сесть и поразмышлять. В койке было всё влажное и липкое. Я погасил верхний свет, включил ночник над столом и сел в кресло. Полумрак всё изменил. На карте значок «КВК» подползал к Индии. Что-то заставило меня посмотреть на карту внимательнее.

Какое-то предчувствие неожиданного открытия заставило присмотреться к материку и полуострову Индостан. Если чуть-чуть прищурится, то всё многообразие карты сливается в сплошное единое образование, и евроазиатский материк по контуру превращается в быка: Европа рисуется головой, Аравийский полуостров – передние ноги, Индокитай – задние, а Камчатка – хвост. Надо же так! А полуостров Индостан расположен там, где у быка находятся главные его признаки.

На Руси испокон веков, если кто-то не нужен и мешает, то его посылают на «заповедное мужское достояние». А мы туда и плывём! Вот я и додумался!

— Позволь потревожить твои размышления, – раздался ожидаемый голос. Сегодня наша последняя встреча. Хочу тебя поблагодарить за тепло наших встреч. Предвижу, что вашего брата я больше не встречу в океанах. Докажешь обратное, буду рад. Нептун замолчал на какое-то время.

Мне тоже не очень хотелось нарушать судовую тишину. Гудение вентиляторов, ленивый скрип конструкций и шорохи волн были только признаками её. И всё-таки я заговорил:

— Послушай, какие мысли ты разрушил. Сначала чуть прищурься, посмотри на евроазиатский материк и попытайся распознать, на что он похож.

Нептун повернул голову. Прищуриваясь и открывая широко глаза, стал рассматривать карту.

— А знаешь, что-то есть в контурах этого материка. Если прищуриться и поднапрячь воображение, то я усматриваю быка.

— Точно!  Радостно воскликнул я: Я тоже так подумал. Ну, а что ты скажешь про Индию?

Нептун снова стал присматриваться, потом хмыкнул, повернулся ко мне и, улыбаясь, сказал:

— Если вспомнить проказы Зевса, как он превратился в быка, чтобы похитить Европу, то полуостров Индостан есть мужские достоинства Зевса. Ты доволен моим ответом! Я это вижу по твоему лицу.

— Да, да! Это так. Вот до этого я додумался и сделал чисто российский вывод. Мы идём туда, куда в России посылают, когда не знают, куда ещё можно послать.

— С палуб ваших судов я много слышал «фольклора» и вижу, ты им тоже владеешь неплохо. В своих сочинениях используй аккуратно. Слышал иногда, как по громкой связи такое запустят по палубам, что, кроме местоимений и союзов, один «фольклор» слышно. Не зря у вас мегафон и рупор называют матюгальниками.

— Спасибо за понимание и совет. Я ещё хочу поблагодарить за огромную помощь в моём деле сочинительства. Я понял, что история – это тоже одушевлённый предмет, но вечно живущий. У вас на Парнасе богиня истории муза Клио есть. Она следит за ходом жизни, запоминает и изучает, сочувствует и страдает, любит и ревнует, боготворит и ненавидит, награждает и выбирает. Только масштабы и глубина восприятия, осмысление выбора требуют наблюдения жизней людских не одного поколения. Ты, Нептун, один из достойных собирателей и хранителей истории. Я пытаюсь передать то, что потом с твоей помощью богиня истории отберёт и запишет в своих книгах.

— Давай не будем воздавать хвалу друг другу. Говорю тебе по своему опыту: хвала всегда прислуга власти. А власть скрывает истину. Хвала рождает к власти страсти. Власть спешит влезть в историю. Слушал я вашу беседу в этот вечер. Капитан тебе достойный задал вопрос, так что давай по делу – прервал Нептун.

— Уверенно могу сказать, что ПИПы были построены по делу. Тут, как говорится, других мнений быть не может. Прошло 37 лет с начала освоения космоса и 35 лет с начала первых работ плавучих измерительных пунктов. За это время так всё изменилось, что современное поколение не задаёт вопросов, как держать связь со станцией «Мир» или транспортным кораблём «Союз». Мобильные телефоны могут связать двух абонентов в любых точках земного шара, а «Интернет» вообще обещает владельцу компьютера дать доступ к любой информации.

— Ты мне эти мудрости не говори. Всё, что смертные сотворили в этом веке, на притихшем Олимпе, ещё долго будут обсуждать и разбираться. Вот ты мне толково объясни – можно было обойтись без космических НИСов? И в будущем будут их создавать?

— Нет, дорогой мой владыка морей, твои воды занимают две трети поверхности Земли и спутник, летая, большую часть времени находится над вашими просторами. Первые десятилетия связь со спутником можно было иметь только в зоне прямой видимости, и поэтому, в море ставили ПИПы, а в некоторых случаях применялись и самолётные измерительные пункты (СИП). Особую роль подвижные измерительные пункты играли при лётно-конструкторских испытаниях, когда они проводились в реальных условиях космоса, и информацию надо было получить там, где наземного пункта не было. Когда спутники связи позволили ПИПы и ПКИПы соединить с НИПами и вывести их на ЦУП, то подвижные пункты стали выполнять и командные функции. Из ЦУПа стал выдавать команды и вести переговоры с космонавтами через НИСы. Каждый НИС увеличивал зону видимости орбитального объекта за один виток на 7%-10%. Над территорией СССР максимальная зона видимости с наземных пунктов за период оборота 90 мин была около 25 мин.

НИСы ставили в такие рабочие точки, чтобы они работали на 6 витках не видимых c наземных пунктов. Если поставить «КЮГ», «АСК» и «КВК» так, чтобы на одном витке спутник проходил через их зоны видимости последовательно, то они могли обеспечить связь с объектом такое же время, как и наземный комплекс, ретранслируя информацию в ЦУП и на борт космического корабля. Для лунных программ Л-1 и Л-3 НИСы работали в тех точках, где измерения и управление с наземных пунктов было невозможно, где они могли подстраховать наземные пункты.

— Подвожу итог. Я понял так: для облёта Луны, как ты называешь, на корабле Л-1, было создано 5 НИСов. Программа эта не получилась. Всего было четыре полёта с облётом Луны и возвращением на Землю. Это были «Зонды-5,-6,-7 и -8». Прошлый раз мы этот вопрос обсуждали у тебя в присутствии Алексея Леонова. Жаль, что ему не повезло, да и вам тоже. Ну, а по высадке на Луну, вообще, никаких следов работы не осталось и вашему флагману «КЮГ» и «АСК» в деле не пришлось поучаствовать. Получается – зря денежки угрохали. Что скажешь?

— Грустный разговор у нас начинается. Может быть, к посошку подготовочку сделаем. Расстаёмся ведь навсегда.

— Ну, тут ничего не поделаешь, – спокойно постарался сказать Нептун. За мои века количество встреч и расставаний почти одинаково. А вот посошок только у вас, у русских. Очень трогательный обычай, и мне нравится. Давай расстанемся с посошком.

Мы оба встали. Я пошёл к холодильнику, а гость занялся сервировкой стола. Когда для трапезы и посошка было всё готово, Нептун опустился в кресло и сказал:

— Попытаюсь тебя развеселить. Расскажу тебе анекдот ваш, русский. Так вот, возвращается из командировки в Россию дама в родной Вашингтон. Очень довольная, поездка была удачной. Фирма её поощрила. Но через некоторое время дама стала грустной и задумчивой. В работе появились сбои. Босс пригласил её на беседу. На вопрос, что случилось, смущённо ответила, – она беременная и не может понять, как это получилось. Ни в России, ни дома у неё не было интимных связей.

— Может, вы не помните? – спросил босс. Встречались, наверное, в весёлых компаниях?

— Вы же знаете, что я почти не употребляю спиртного. Правда, когда провожали, все настаивали выпить водки на посошок. Я не могла отказать. Их шеф был такой внимательный, такой настойчивый. Я даже не заметила, как в самолёте очутилась. Открыла глаза, а мы уже летим.

— А что значит посошок? – спросил босс.

— Я не успела спросить.

Босс попросил принести словарь русского языка. Там они нашли, что посох – это палка в дорогу, а посошок – это ласкательная форма – палочка.

Я смеялся от души. Хороший анекдот. Потом мы выпили по рюмашке и вернулись к нашему разговору.

— Деньги были вложены большие, но до 1974 г. в научных кругах и среди некоторых политиков, теплились надежды на продолжение работ по лунной программе с развёртыванием советской научной обитаемой станции на Луне, на начало подготовки пилотируемых полётов к Марсу. Был даже шифр программы Н‑1 – Л-3М. Надежда поработать по ней поддерживалась разработчиками и создателями техники для её осуществления. Вера держалась на слухах. Партия и Правительство безмолвствовали.

Если просмотреть прогнозы учёных в 1970 г. на 2001 г., то лунные программы к этому времени предполагали на Луне создание научно-исследовательских станций и регулярное с ними сообщение. Но, как видно, прогнозы не осуществились. Американцы потеряли интерес к Луне, выполнив программу «Аполлон». Они доказали миру: США, передовая космическая держава. Мы отказались от лунных программ, проиграв лунную гонку с треском уже в начале. Характерным для советских политиков, в конце шестидесятых и в начале семидесятых годов, было давление на учёных и конструкторов искать эффектные ответы американцам на их успехи. Как сделать гонку без финиша?

— А что же произошло в 1974 г? – спросил Нептун.

—В этом году в мае конструкторские бюро Королёва и Глушко были преобразованы в научно-производственное объединение НПО «Энергия». Генеральным конструктором и директором был назначен Глушко. Преемник Королёва Мишин был отправлен в отставку. Глушко согласился стать генеральным, а не главным конструктором объединения при безусловном прекращении работ по лунной программе Н-1 – Л-3 и Н-1 – Л-3М. Так в советской космонавтике появился титул генерального конструктора. Первым достижением его было прекращение работ по программам освоения луны, начатых Королёвым.

Мы сошли с дистанции, не пробежав и начальный участок. НИСы «Гагарин», «Королёв» и «Комаров» привлекли к обеспечению пилотируемых кораблей «Союз» и долговременных орбитальных станций «Салют». Практически НИСы уже с 1970 г. постоянно работали в районе острова Сейбл у восточного берега Канады. Здесь была оптимальная зона видимости 6-и витков, не проходящих над территорией СССР.

Малые суда обеспечивали вторые старты с промежуточной орбиты и работу ТДУ при посадке космических кораблей с космонавтами и спускаемых аппаратов. Их рабочие точки были в южной части Атлантического океана.

— Раз уж ты говоришь, лунная гонка была прекращена, то позволь спросить, а почему тренер и капитан команды согласился с этим? Получается, ваша команда сошла с дистанции, признав своё поражение.

— Гонку мы проиграли уже в 1968 г., когда «Аполлон-8» с экипажем облетел Луну. Окончательно наше поражение подтвердил успешный полёт «Аполлона-11» в июле 1969 г. В октябре 1970 г. полётом «Зонда-8» была поставлена точка в попытках совершить хотя бы пилотируемый облёт Луны.

Я сделал паузу, чтобы сообразить, как ответить гостю. Последнее время публикуется много информации о попытках скрыть наше поражение в лунной гонке. И я попытался ответить:

— Руководство нашей страны тщательно скрывали своё поражение от народа. До сих пор существуют слух, что телевидение СССР, во время выхода астронавта из лунной кабины «Орёл» на поверхность Луны 21.07.69 г. в 05:57 ДМВ демонстрировало по первому каналу фильм «Свинарка и пастух». Это чушь! Было раннее утро, и тогда телевидение только готовилось к передаче. Фильмы в такую рань тогда не показывали. В выпусках последних известий демонстрировались кадры американского телефильма о посадке как одно из событий, произошедших в мире. Целевой передачи и комментариев не было.

Нептун сделал паузу, видимо, оценивая сказанное мной, и сказал с удовлетворением:

— А в Америке про полёт Гагарина показывали?

— Время тревожное такое. Железный занавес был и подпёрт ракетным щитом. А причина-то в чём? Только сейчас осознаёшь, что всемирная социалистическая революция больше бед натворила, чем загнивающий империализм. На кого мы нынче ровняемся, какие реформы проводим и где он, лагерь социализма? А об успехе Гагарина американские СМИ больше говорили, как о предсказателе мрачного будущего их стране, если правительство не вернёт США престиж ведущей страны мира. Насчёт американцев? – продолжил я, Они своего не упускали. Если публиковали всё, то с такими приправами, что наши успехи представлялись мыльными и случайными. Вот, помню, видел мультик по телевизору, в каком-то рейсе:  летает наш первый спутник. От него идут сигналы в виде точек и тире. На земле люди смотрят в небо и всякими способами выражают восторг. Присмотрелся, а народ на спутник смотрит через бутылки. Или:

Американский космодром, на старте ракета со спутником. Кругом устройства, приборы, специальные машины, заправщики. Командный пункт весь в экранах, кнопках, лампочках и рубильниках. Техника – высший класс! Идёт отсчёт времени. На ракете все символы США. Транспаранты и лампочки светятся и моргают. Оператор в наушниках нажимает кнопку. Старт. Ракета медленно поднимается со стартового стола, набирает скорость. Вдруг, взрыв! Ракета вдребезги. Спутник падает на землю, и вместо сигналов – звуки, напоминающие плач ребёнка.

— Так оно и было. Американцам долго не везло с ракетами, – заметил Нептун.

— Слушай дальше. Идёт следующий сюжет. Наш, русский. Тайга дремучая- дремучая. По просеке тяжело двигается лошадка, везущая не хворосту воз, а ракету. Мужичок с бородой, в треухе – шапка зимняя с длинными ушами, защищающими от мороза уши и лоб, в шубе, валенках и, конечно, c самодельной сигарой из махорки, завёрнутой в газету. На газете видно слово «Правда». Мужичок, дымя как паровоз, решительно двигается вперёд по бездорожью. Лошадь ведёт под узду. За ним такие же мужики с топорами за поясом, мотками верёвок через плечо и лопатами в руках. Тоже все курят.

Вот и небольшая поляна. Мужики рубят лес, лопатами расчищают поляну, верёвками ставят ракету на пень. Главный мужик достаёт кресало, поджигает фитиль. Вспыхивает пламя в нижней части ракеты. Она натужно отрывается от пня и летит вверх. От ракеты отделяется спутник, а в иллюминатор высовывается собака Лайка и начинает лаять. На Земле народ ликует, мужики пьют самогон.

Новый кадр. Американцы снова трудятся с помощью красивой техники над следующей ракетой. Вот так наши достижения оценивали наши соперники-враги.

— А что такое кресало?

— Это древний огнедобывающий инструмент. Состоит он из фитиля, камня — кремня и металлического бруска. Фитилёк прижимают к камню, а потом бруском по кремню ударяют так, чтобы высекаемые искры падали на фитиль. Бьют до тех пор, пока фитиль не начнёт тлеть.

— Мудрёная техника – заговорил Нептун. Оно и нынче хорошего говорите друг о друге мало. Всё подозреваете, друг друга – как бы кто кого не надурил. Вон в моём хозяйстве подводные лодки так и гоняются друг за другом. Сколько их на дне лежит, утопших по неизвестным причинам. Ну, эта картина только мне и знакома. На Олимпе не лучше было. Зевс с Кроносом, сколько за власть дрались!

Нептун задумался. Посмотрел снова на карту, улыбнулся и сказал:

— А куда посылать корабли советского военного, торгового и научного флотов теперь посылать будут – место определилось!

— Был, в СССР, такой духовный наставник, секретарь ЦК КПСС, член Политбюро Михаил Суслов. Ещё его в народе называли серый кардинал. Он продолжил завет Никиты Хрущёва – «Неудач и аварий в советской космонавтике не может быть. А у американцев не может быть успехов».

— Об этом хватит. Время к утру. Очень хотел бы узнать, почему вы проиграли лунную гонку. Для XX века высадка человека на Луну, пожалуй, по значимости сопоставима с первым полётом человека в космическое пространство. По масштабности, конечно, она превосходит все космические достижения этого века. И на XXI ещё останется.

— Я попробую рассказать о втором десятилетии космической эры – по значимости событий не уступающих первому. Когда «КВК» в 1969 г. и «АСК» в 1972 г. стояли в Гаване, в ожидании пуска Н-1, мы готовились к работе с непилотируемым объектом. Работа предстояла интересная и нужная. Комплексы должны были пройти натурные работы с реальным объектом, как завершающий этап Государственных испытаний. После этого их можно будет передавать в эксплуатацию экспедициям. Никаких разговоров о том, что мы участвуем в лунной гонке, не велось. Говорить о содержании и назначении работ на собраниях личного состава экспедиций не дозволялось. Всё ограничивалось разговорами о работе комплексов. Переживали за результаты работы тоже секретно. Каких-то организованных мероприятий по оценкам достижений СССР и США в космосе, как это делалось по мясу, молоку или кукурузе не проводилось. Мы были очевидцами и участниками лунных дел американцев и наших. Было обидно, что во втором десятилетии космической эры мы стали догоняющими. И всё же ещё была вера, что вскоре будем присутствовать мы на Луне.

Мы добросовестно отстояли все 4 неудачных пуска Н-1 в Гаване. Вместе с ОГ (оперативная группа), представлявшую Главную оперативную группу управления (ГОГУ), сожалели о невезении, обменивались скупыми сведениями о сути работы и строили прожекты на будущее. После 1972 г. я не слышал никаких разговоров о предстоящих работах по Н-1. Про Л-3 вообще не упоминали. А если говорить за всю страну, то о лунной гонке знал узкий круг людей, руководящих этой программой. Исполнители знали только то, что им поручалось, а всё остальное население страны, да, наверное, и весь мир, ничего не знал. Термин «Лунная гонка» появился в открытой печати только в конце восьмидесятых годов.

— Я понял так, что ваши учёные, конструкторы и промышленность не смогли создать такую ракету, как американский «Сатурн-5», – заговорил Нептун. Знаю, что производство ракет у вас и в Америке началось с немецкой ракеты Фау-2. И у вас и у американцев в организации этого активное участие принимали немцы. У вас возглавлял немецкую группу Гертрупп, а в Америке сам Вернер фон Браун. Почему-то у вас Н-1 не полетела, а у фон Брауна «Сатурн» полетел!

— Откуда такие познания, уважаемый Нептун? Гертрупп руководил только работами по модернизации Фау-2 и организации проектирования и производства её.

— Откуда, откуда! – удивился Нептун. Из прессы и прямых наблюдений! Американцы писали и вещали. Все спускаемые аппараты пилотируемых кораблей садились в моих владениях и с астронавтами, и без них. О ракетах и говорить нечего. Все они падали в Атлантический, либо, в Тихий, океаны. А вот про ваши дела до последнего времени одни домыслы были. Королёв был главным в создании МБР, c помощью которой, были запущены первые спутник, человек и лунная станция. Ракета была самой мощной. Американцы её «Интегралом» называли. Вместе с вашими кораблями ТОГЭ-4 наблюдал в Тихом океане прилёт головных частей. Двигатели на ракете были, разработки Глушко, самые мощные. Это в первом десятилетии было.

Вы были на 3 – 4 года впереди. Так оценивал «Интеграл» Вернер фон Браун тогда. Он убеждал НАСА в том, что догнать СССР можно, только создав более мощную ракету, чем у русских. И они серьёзно занялись этим делом. А когда президент Кеннеди в мае 1961 г., поставил перед всей страной национальную задачу – вернуть США первенство в освоении космического пространства, совершив высадку человека на Луну, к началу семидесятых годов НАСА поручило Вернеру фон Брауну создать для этой цели ракету.

Он проектировал её так, чтобы поднять на орбиту ИСЗ полезный груз 120 т. Это обеспечивало старт к Луне космическому кораблю «Аполлон» весом не менее 45 т. Это обеспечивало безопасный полёт 3-х астронавтов к Луне, высадку 2-х на её поверхность, взлёт ЛК (лунной кабины) и стыковку с ОК (орбитальным кораблём). И он вместе с немецкими и американскими коллегами с честью выполнил порученное ему дело.

Я знаю, что было сделано 25 пусков ракеты «Сатурн», и среди них не было ни одного аварийного. Случались отказы систем и двигателей. На пример с РН «Сатурн-5» при запуске макета «Аполлона-6». Были две аварии: cгорел в спускаемом аппарате первый экипаж «Аполлона» во время тренировки 27.01.1967 г. и, конечно, авария системы энергоснабжения на «Аполлоне-13» 13 августа 1970 г., но к РН они не имела никакого отношения. Вот самые громкие неудачи в американской лунной программе.

Нептун замолчал, посмотрел на карту, потом на натюрморт стола и налил рюмки.

— А когда на посошок пьют? В начале расставания или в конце?

— Не знаю точно, но мне кажется у порога

— Тогда давай помянем тех, кто погиб в космических кораблях и на Земле, и в полёте.

Выпили, пожевали сервелат, маслины. Помолчали.

Познания моего гостя в истории космоса XX века были просто потрясающими. Внешне он не похож был на морского бога. Как я уже говорил, он напоминал Юрия Никулина. Прекрасная память, умение просто рассказать о сложном, передать красочно анекдот или какую-нибудь историю очень приближало его к Никулину. С ним хотелось говорить обо всём, о самом сокровенном. Очень мудро он слушал. В этом последнем плавании Нептун-Никулин был моим духовным отцом. Я перед ним исповедовался. Он слушал меня и находил в лабиринтах прожитой мною жизни пути, где события были значимы для истории. Он помогал рассказывать о них. Я надеялся, он, когда-нибудь, расскажет мои воспоминания богине истории Клио. Нептун заговорил снова, как бы читая мои мысли:

— В истории XX века можешь занять своё место, если толково напишешь про ваши суда и корабли, про своих сослуживцев и товарищей по жизни. Старайся. Тут надо очень хотеть и уметь. Пока надеюсь и жду.

— Вот стараюсь, сам видишь.

—Тогда постарайся рассказать понятно, как простому смертному, почему для облёта человеком Луны и высадки космонавтов на её поверхность создали космический флот, а ни то, ни другое не выполнили и лишили историю вашего флота таких славных событий. Американский космический и военно-морской флот в программе «Аполлон» заслужили достойное место в истории освоения Луны.

— Ну, у «КВК» есть заслуги. По 4-м «Зондам» отработал. «Боровичи» отыскали «Зонд-5» в Индийском океане. Все ПИПы обеспечивали отработку стартов с орбиты и режимов посадок. Таков итоги по программе УР- 500К – Л-1. По Н-1 – Л‑3 выходили в рабочие точки 4 раза, но все старты были аварийные.

— Сам-то, что думаешь?

— Попробую изложить сначала по пунктам, а потом отвечу на вопросы.

Первое:  и мы, и американцы, в конце пятидесятых, понимали, что только мощные ракеты, способные вывести на орбиту ИСЗ полезную нагрузку в несколько десятков тонн, позволят иметь прочные ведущие позиции в обеспечении мира и освоении космоса. Американцы начали разработку ЖРД Н-1 (Эйч-1), работающего на кислороде и керосине и ЖРД J-2 (Джей-2) на водороде и кислороде в 1958 г. по заказу военных. После 25.05.1961 г. эти работы исполнялись уже в интересах РН «Сатурн» программы «Аполлон» по заказу НАСА. Других мощных носителей по его заказам не разрабатывалось.

В нашей стране ракетно-космическим лидером был Сергей Павлович Королёв. В этом же 1958 г он тоже приступил к поискам путей создания мощной ракеты для Министерства обороны. Рассматривали, в первую очередь, возможность использования ядерных ракетных двигателей. Но это направление и у нас, и у американцев реального воплощения не нашло. Королёв предлагает в 1960 г. к разработке ракету в интересах военных, которую назвали Н-1 (Наука-1) с полезной нагрузкой на орбите ИСЗ 40-50 т к 1963 г и 60-80 т к 1967 г. Он предложил при разработке предусмотреть возможность использования ракеты для тяжёлого межпланетного корабля (ТМК) и орбитальных станций. Ракета трёхступенчатая. Двигатели 1-й ступени работают на керосине и кислороде, а 2-й и 3-й ступеней электрические реактивные двигатели. Их в литературе сокращённо называют ЭРД.

— Постой, постой. Это что-то вроде вентиляторов что ли? Видел пуски ракет, взлёты самолётов с палуб авианосцев, но у них из двигателей пламя вылетает – горит топливо. А у ЭРД молнии, наверное?

— Существует много принципов получения рабочего тела: взрывной, термически, электродуговой, высокочастотный и др. и способов достижения им нужных скоростей прохождения через сопло.

— Очень для меня сложно. Давай оставим это. Понял только, что всё равно ЭРД работает в принципе так же, как и все реактивные двигатели.

— Тут хочу обратить твоё внимание, владыка, что наш русский учёный Эдуард Константинович Циолковский утверждал: оптимальное топливо для мощных ракетных двигателей – керосин и окислитель кислород на 1-й ступени, а для последующих - водород и окислитель кислород.

— А, что, другого топлива нет?

— Конечно, есть. Ядерное топливо я уже называл. Реактор разогревает газ. Электричество – тоже упоминал. Есть множество химических видов топлива, но то, что назвал Циолковский, – самые экологически безопасное. Они меньше всего приносят вред природе и человеку.

— И к чему ты меня подводишь?

— А к тому, что американцы приняли выводы Циолковского за основу при разработке РН для пилотируемых полётов. А ведущий советский главный конструктор В.П. Глушко, хорошо знавший эти выводы и мечтавший о полётах к Луне и планетам Солнечной системы, выводы учителя посчитал не приемлемыми для того времени..

— А ваши руководители космического направления сделали не такой выбор?

— В твоём вопросе звучит и пункт второй моего изложения. Суть содержания второго пункта состоит в том, что государственного органа управления космическим направлением, подобного НАСА, у нас не было, и поэтому каждый главный конструктор выбирал сам пути решение проектных проблем, возглавляемого им направления. Свои предложения каждый представлял в Правительство. Оно создавало Государственные комиссии по рассмотрению проектов и экспертных оценок с участием Академии наук СССР. Так получилось и по Н-1. Королёв выбрал трёхступенчатую конструкцию ракеты с двигателями ЖРД на экологически безопасном топливе, способную вывести на орбиту ИСЗ полезный груз 80 т. Все положенные комиссии рекомендовали проект к разработке.

— Глушко заявил, что надёжных двигателей на экологически безопасном топливе при существующем в СССР научном потенциале и уровне производства в области ракетного двигателестроения невозможно. Разработка таких двигателей потребует много времени и финансовых средств, что приведёт к срыву выполнения сроков полёта и высадки человека на Луну, предусмотренных Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР. Постановление можно выполнить при использовании двигателей на высококипящих компонентах топлива, которые он разработает и изготовит в необходимые сроки.

По первому пункту можно сказать, что выбор двигателей сделали соперники одинаковый, но НАСА обеспечило разработку и изготовление их для «Сатурна». Советское Правительство не смогло привлечь к работам самую опытную, самую мощную двигательную фирму Глушко. Более того, оно приняло решение поддержать предложения главных конструкторов Янгеля и Челомея по разработке мощных носителей Р-56 и УР-500 и УР-700 c двигателями Глушко. Таким образом, отказ Глушко от работ по Н-1 был государством принят.

Почему на боевых ракетах использовалось экологически опасное топливо?

— Компоненты топлива для двигателей, предлагаемых Глушко, пригодны к долгому хранению и обеспечивают высокую боеготовность. Ракеты находятся на боевых позициях и требуют только регламентного контроля, который выполняется автоматически. Ну, а жидкий кислород хранить без потерь очень трудно. Ракета Р-9 Королёва уступала значительно ракетам Янгеля и Челомея по боеготовности. Самые надёжные боевые ракеты были разработки Надирадзе. Они на твёрдом топливе.

— Позволь тебя спросить, что эти два умнейших человека Королёв и Глушко первый раз встретились и не смогли договориться?  Как я понял, первый спутник, первое попадание в Луну, первый космонавт Юрий Гагарин достигли успеха на двигателях Глушко. Не в топливе, видно, дело!

— Я прошу разрешения вернуться к разговору об этих гигантах, поднявших человечество на космические орбиты, заставивших американцев сделать прыжок на Луну, который оторвал от военной машины 25 миллиардов $ у них и десятки миллиардов рублей от нашей. Это они инициировали лунную гонку, которая отобрала огромные материальные средства и интеллектуальные силы у военного чудовища – термоядерного оружия. Хочу тебе сказать, что на создание атомной бомбы по Манхэттенскому проекту американцы затратили 2 миллиарда $.

Успехи в космосе, достигнутые СССР в 1957–1961 гг. на королёвской ракете Р-7 с двигателями Глушко, так ударили по американскому самолюбию, что они ринулись восстанавливать престиж США высадкой астронавтов на Луну раньше нас. И никакие доводы о том, что килограммы лунного грунта не стоят таких денег, что у Америки масса социальных проблем, что мир стоит на грани ядерной войны и что человечество просто не готово к освоению Луны, не остановили правительство США от развёртывания работ по программе «Аполлон». Уж очень их заело, что «могильщик империализма» обошёл их и, как говорят моряки, и с кормы показывают им шкерт, покачивая.

— Эта традиция парусного флота мне известна. Она процветала в эпоху клиперов. Помнишь, о «Катти Сарк» был разговор. Канецкого вспоминали. Судьба ваших НИСов мне напоминает судьбу клиперов. Скоротечно возникли, удивляли и восхищали всех и быстро ушли, почти ничего о себе не оставив. Клипера начали строить в Америке, когда понадобились быстроходные суда для перевозки чая из Китая, который через Россию попадал в Европу ещё в 1610 г. В конце XVIII века потребление его значительно возросло. Обычные парусные суда и караванные перевозки не обеспечивали спрос.

К средине XIX века зарождается паровой флот, который сразу же стимулирует создание быстроходных клиперов. Тихоходные паровики-буксиры освободили парусники от операций по заходу в порт и швартовкам. Корабельные инженеры смогли уделить главное внимание быстроходности – обводам судна и парусам. Наш знакомый клипер «Катти Сарк» развивал скорость до 17 узл. Были случаи, когда некоторые из них достигали скорости до 21 узл. Это позволяло сохранить высокие качества чая за время транспортировки.

C 1865 г. и по 1869 г. клипера носились от китайского порта Фучжоу в Тайваньском проливе в Лондон за 97 – 99 суток. Открытие Суэцкого канала лишило клипера основного преимущества – самой быстрой доставки чая. Парусники самостоятельно пройти Суэцкий канал не могли, а их буксировка стоила огромных денег. Пароход при меньшей скорости приходил в Лондон быстрее, чем клипер.

Клипера были украшением парусного флота. Они ему были нужны, пока их скорость была востребована, как только спрос упал, они потеряли ценность для него. «Катти Сарк» оставлен англичанами как исторический памятник английского флота. Таких парусников больше никогда не будет.

Нептун помолчал немного, встал и подошёл к фотографии «Комарова», стоявшей на тумбе под приёмник, внимательно посмотрел и сказал:

— А он тоже достоин, быть музеем. Такой флот уже не повторится. Он не только украшение научного флота, он символ начала космической эры и уникального судостроения.

— Ты прав. Возник наш флот в 1959 г. и практически уже закончил своё существование. Для «КВК» у нас был проект по строительству причала в Ленинграде возле Горного института на Васильевском острове. «Комаров», как музей космонавтики и как действующий Аэрокосмический центр экологии, должен был швартоваться к этому причалу в межрейсовый период. К сожалению, распад СССР и коллизии создания Российского государства вычеркнули этот вопрос из перечня первостепенных дел Правительства. Время ушло. «КВК» идёт в Аланг.

В настоящее время на «КВВ» и «КПБ» специальные комплексы демонтированы и они ждут решения о дальнейшей судьбе. «КВП»» и «КГД» ещё сохраняют все технические возможности быть использованными по прямому назначению, но РКА (Российское космическое агентство), не может найти платёжеспособного потребителя. Может быть, сохранят одно из них, как музей. Ходят разговоры о постановке «КВП» в Калининграде в Музее океана.[4]

— Это было бы очень здорово. Жаль, что такого с «Комаровым» не получилось. Слышал, ледокол «Красин» пробивается в памятники и пока там стоит, где вы «Комарова» хотели поставить.

— Но мы опять ушли от главного. Глушко, как ты сказал, не согласился. А что же Правительство? Промолчало?

— Тогда между Королёвым и Глушко произошёл полный разрыв. Пытались правительственные и партийные чиновники помирить их. Хрущёв приглашал их с жёнами на дачу почаёвничать, но результат был отрицательный. Королёв стал сотрудничать с главным конструктором ЖРД Н.Д.Кузнецовым. Глушко сотрудничать отказался.

— Второй пункт звучит, в моём понимании, так:  У нас не было государственного органа, планирующего, контролирующего и управляющего космическим направлением научного и народнохозяйственного назначения.

Министерство обороны сумело в 1964 г создать Центральное Управление Космических средств – ЦУКОС подчинённый Главкому РВСН. Его главное направление – военный космос. Он же продолжал заниматься вопросами использования и изучения космического пространства для научных и народно хозяйственных целей. И надо отдать должное – ЦУКОС выполнял организующую роль, практически, во всех космических направлениях. Безусловно, он внёс большой вклад в научное и народнохозяйственное направления в освоении космоса.

Наземный комплекс – получатель всей информации от космических объектов подчинялся сначала РВСН, потом ЦУКОСу, затем ГУКОСу и теперь Космическим войскам. Космосом занималась Военно-промышленная комиссия (ВПК) при Совете министров СССР. На неё же замыкались вся оборонная промышленность, вся наука и вся оборона страны, так что времени на космос оставалось мало. Без визы ЦК ни одно решение не выходило.

До августа 1964 г. не существовало программы и проекта Н-1 - Л-3. Выходило правительственное Постановление по созданию тяжёлой ракеты Н-1 для военных и космических целей. Обсуждались и прорабатывались варианты трёхпусковой схемы. Это когда тремя ракетами Н-1 на орбиту ИСЗ выведут 3 объекта. Их стыкуют и, таким образом, создадут лунный корабль весом 200 т. Экипаж 3 – 5 человек, доставляется ракетами Р-7А. К Луне летит корабль весом 62 т. На поверхность её прилуняется ЛК массой 21 т. Заметь, пожалуйста, вес на орбите и при полёте к Луне превосходит вес «Аполлона».

— Не снималась с повестки дня и предложенная Тихонравовым и одобренная Королёвым программа «Союз». Тоже многопусковая схема с помощью ракеты Р‑7А.

— Варианты, похоже, реальные.

— Да. Реальные. Но это были предложения, не одобренные Партией и Правительством. Челомей предлагал однопусковую схему на УР-700 с двигателями Глушко. Американцы тоже работали по однопусковой схеме. 28 мая 1964 г. состоялся 6-й пуск ракет «Сатурн-1» и первый с макетом корабля «Аполлон». Это заставило Правительство СССР, Политбюро во главе с Хрущёвым спросить у ВПК и АН СССР, у главных конструкторов: чем они ответят американцам? Есть такие разговоры, что Хрущёв заявил Королёву: «Луну американцам не отдавать!».

3 августа вышло Постановление ЦК и Совмина, в котором поддерживались предложения Королёва по программе Н-1 – Л-3. С этого момента мы приняли вызов американцев, но они уже приступили к лётной отработке ракетоносителя с макетом корабля «Аполлон» и продолжали наращивать наземную испытательную базу, максимально используя вычислительные электронные средства, жёсткую плановую дисциплину и чёткое государственное управление. Они уже ушли вперёд, а нам надо было догонять. Этим постановлением поручалась разработка ракетных двигателей Николаю Дмитриевичу Кузнецову из Минавиапрома. Здесь я сформулирую третий пункт:  Мы начали осуществлять лунную программу почти на 3 года позже.

— А Глушко в исполнители работ по Н-1 – Л-3 не попал? – тут же полюбопытствовал Нептун

— Нет! Я думаю, что для Глушко это была трагедия.

— А почему ты так думаешь? Как я понял, все ваши первые боевые ракеты на жидком топливе были с двигателями Глушко. Для Челомея он сделал отличные двигатели для «Протона» и разрабатывал для УР-700 очень мощный двигатель – так ты рассказывал.

— Это верно. Они с Королёвым достигли больших высот. Судьбы их так переплелись, что много трудных и счастливых дней они пережили вместе. У них разница в возрасте всего полтора года. Пришли в ракетостроение и космонавтику по-разному. Глушко в 13 лет сделал выбор цели жизни. Прочитав Жюля Верна, он решил посвятить свою жизнь межпланетным полётам. В 15 лет он пишет первое письмо Циолковскому с просьбой прислать ему труды, посвящённые исследованию мирового пространства.

В марте 1924 г. он пишет Циолковскому, что интерес к межпланетным путешествиям является его идеалом и целью жизни, которую он хочет посвятить этому великому делу. Всю свою жизнь он посвятил этому! В воспоминаниях его дочери есть удивительное подтверждение этому: «Папа не скрывал, что часто бывает во сне на Луне или Марсе. Он завещал одну часть своего праха оставить на Земле, а другую отправить с космической экспедицией к одной из планет Солнечной системы или к Луне и развеять над их поверхностью».

— Похоже на божественное предначертание совершать подвиги. Ну, а Королёв что?

— Сергей Павлович рвался летать. Он мечтал об авиации. Сам конструировал планеры. Дипломный проект в институте был посвящён двухместному легкомоторному самолёту. Он окончил школу лётчиков и летал на своих планерах. В 1929 г., говорят, он познакомился с Циолковским и, выслушав его взгляды на межпланетные сообщения и роль ракет в этой области, тоже, как бы, дал клятву: «Отныне моя цель – пробиться к звёздам!», Циолковский, как вспоминал Королёв, улыбнулся и сказал: «Это очень трудное дело, молодой человек, поверьте мне, старику. Это дело потребует знаний, настойчивости, терпения и, может быть, всей жизни».

«Я не боюсь трудностей»,  ответил Королёв. Очень похоже с Глушко. Только Королёв уже был состоявшимся инженером. И было это на 5 лет позже. Так изложил А. П. Романов в книге «Конструкторы». Мне очень хочется понять, почему эти два апостола, принявшие веру Циолковского, преданно служившие ей всю свою жизнь, превратившие её в движущую силу общества, не сумели победить временную смуту в своих отношениях. Ведь они стоически пережили вместе аресты, клевету и доносы, унижения тюремного труда на благо Родины. Много пишут о них, но о конфликте, возникшем при определении разработчика двигателей для РН Н-1, сказано очень осторожно и аккуратно. Ведь они очень дружно трудились по ракетам от Р-1 до Р-7 и Р-9. Все награды, все учёные звания они получали вместе.

— А с чего раздор-то начался?

— Насколько я разобрался, первые признаки раздора появились в начале шестидесятых, когда они приступил к работам по созданию мощного носителя. Тогда же шла разработка глобальной ракеты Р-9А. Королёв настаивал на разработке двигателей, работающих на керосине и кислороде, а Глушко считал, что высококипящие компоненты топлива перспективнее. И он был прав в отношении боевых ракет. Он разрабатывал для Челомея и Янгеля двигатели на этих компонентах, и военные принимали их на вооружение быстрее и с желанием заменить ракеты Королёва.

Чтобы выполнить задание Правительства и не сорвать сроки, Королёв добился включить в Постановление разработчиком двигателей Н.Д. Кузнецова из авиационной промышленности. Это огорчило Глушко, но он продолжал настаивать на высококипящих компонентах топлива при рассмотрении предложений по созданию мощных носителей. А когда для разработки тяжёлого носителя были приняты предложения Королёва – Н-1, то Глушко отказался участвовать в разработке.

Королёв отказался от услуг Глушко даже в разработке корабля Л-3, на котором двигательная установка ЛК работала на высококипящих компонентах. В Постановлении эта работа поручалась Янгелю. Глушко было отказано в осуществлении его мечты, его главной цели в жизни – осуществить межпланетный перелёт с участием человека. Вот почему, я думаю, для него это была трагедия. Обида была велика. Это он сказал, что Н-1 возит воздух, а двигатели гнилые.

— А почему Королёв не уступил бывшему своему другу?

— Я не знаю. Думаю, он верил: ракеты для освоения космоса будут летать постоянно. Для освоения космического пространства они должны быть экологически безопасными. Р-7 была сначала боевой ракетой, а теперь она стала главной космической ракетой. Все пилотируемые полёты совершаются на ней. Н‑1 тоже задумывалась, как боевая ракета, но Королёв уже в самом начале разработок видел в ней космическую ракету будущего.

— Но тогда почему облёт Луны – Л-1 планировали и пытались выполнить на ракете УР-500К, двигатели которой работали на токсичных компонентах?

— Насколько, я понял, Королёв предлагал использовать для облёта Луны вторую и третью ступень от Н-1, но одобрения Партии и Правительства не получил, так как на это нужно было время, а УР–500 уже готовилась к лётно-конструкторским испытаниям (ЛКИ). Облететь Луну надо было осуществить раньше американцев.

В августовском постановлении 1964 г. облёт Луны был поручен Челомею по его же просьбе. В 1965 г. стало очевидно, лунный корабль ЛК-1 разработки Челомея к назначенному сроку не будет готов и, кроме того, ЛК-1 совершенно не вписывался в программу испытаний и отработки корабля Л-3. Тогда Королёв предлагает компромисс – использовать орбитальный корабль Л-3 и его доразгонный блок «Д». Так появился корабль для облёта Луны Л-1 и ракета УР‑500К. Верил ли Королёв в облёт Луны человеком в таком варианте, я не знаю. Думаю, что для него важно было отработать и проверить всё возможное для Л-3. У американцев облёт Луны был подготовительным этапом к посадке «Аполлона» на Луну.

Нептун задумался. Мне показалось, что он вспоминал далёкое прошлое, когда создавался мир и человеческое общество. Наверное, для него наши проблемы мало чем отличаются от прошлых проблем человечества, которые стали нашей историей, нашим опытом. Мы от них ушли и решаем, как мы считаем, совсем новые проблемы, такие, как освоение человеком космоса, других планет и небесных тел. А человек осваивал всегда то, что становилось для него необходимым и возможным.

— А ведь всё повторяется, – заговорил Нептун.  Всевышний создал Землю и рай, потом человека бессмертного для райской жизни по образу и подобию своему. Еву сделал, чтобы спасти его от одиночества. Живите и радуйтесь. Нет, потянулись к древу познания, поверили змею-искусителю и вкусили яблоко. Изгнал их Бог из рая. Предначертал им устраивать жизнь самим, плодясь и размножаясь, рожая в муках и добывая хлеб в труде. Вот уже, сколько веков человечество искупает грехи. Потоп был. Казалось, всё смыло. Только самые послушные остались для начала новой, чистой и безгрешной жизни. Начинайте жить без греха снова!

Сберёг Ной ковчег со своей семьёй и каждой твари по паре. Новый люд народился. Грешить после такого лиха ни-ни!... Ан нет!... Ещё круче народившиеся народы в разгул пошли. Чего только не натворили! Все в поисках чего бы пожрать, да ещё вкусненько и красиво, с прелюбодеяниями. Сначала на суше искали! Потом в водах моих. Поначалу вдоль берега, потом за горизонт стали посматривать. Кругосветные хождения осуществили. В глубины вод стали заглядывать. И всюду с оружием и смертью. И в космос-то двинули, чтобы найти места пригодные к жизни и пропитание, в страхе, что на Земле, стремясь вернуть себе райскую жизнь, разоряют её и приводят земной организм к неизлечимым болезням. Всё-таки, вечно жить, для нас, как пожизненное заключение, для вас смертных.

— Наверное, устал? Сколько там времени набежало? – неожиданно закончил свои размышления Нептун.

— Да, уже четвёртый час. Может кофейку приготовить?

— Нет. Лучше пивка баночку и посошок готовь. Уже пора к порогу. И пожалуйста, всё-таки ответь на мой вопрос про лунную гонку.

— После постановления августа 1964 года Королёв приложил много сил, чтобы развернуть работы по Л-1 и Н-1 – Л-3. Но, заниматься этим делом, ему было отведено меньше двух лет. Он сумел убедить всех, – Челомею не надо разрабатывать и создавать космический корабль ЛК-1, а использовать модифицированный орбитальный модуль корабля Л-3 для облёта Луны. Им было принято решение увеличить число двигателей на первой ступени Н-1 с 24 до 30, что позволяло увеличить полезную нагрузку до 90 т.14 января 1966 г Королёв умер на операционном столе. Королёвская эпоха закончилась.

Тут я назову четвёртую причину неудач с Н-1. Королёв отказался от создания испытательной базы для первой ступени ракеты. Огневых испытаний первой на стенде не проводили. Королёв надеялся на отработку первой ступени Н-1 во время лётно-конструкторских испытаний, как это делалось при создании МБР. Конструкторы боевых ракет считали, – ЛКИ самый короткий путь отработки ракет, до требуемой надёжности.

И действительно, боевые ракеты были проще и по устройству, и в эксплуатации. Достаточное количество их создавалось быстро, и поэтому число пусков было значительным. Для Н-1 такая методика отработки оказалась непригодной. Все четыре пуска Н-1 были неудачными из-за аварий первой ступени. Причины были в том, что аварии возникали из-за невыявленных конструктивных ошибок и неотработанных систем управления.

— Вот дела! – воскликнул Нептун, он что? На русское авось, небось и как-нибудь, рассчитывал? Да такого не могло и быть!

— Я тоже так думаю. Но вот послушай. Сроки были жёсткими. Л-1 в 1967 г., Н‑1 – Л-3 в 1968 г. Уступать американцам первенство Королёв не собирался. Наладить разработку и качественное производство ракеты Н-1, лунного корабля Л-3, построить старт для Н-1 – это огромные средства из бюджета. Представить проект постановления в Правительство, с предложением о строительстве испытательного стенда для Н-1, означало просить дополнительно ещё сотни миллионов рублей. Испытательный стенд для первой ступени стоит не меньше старта, да и по времени строительства он уходил за директивные сроки.

А тут ещё начало разработок УР-700 Челомеем и Р-56 Янгелем – всё это тоже требовало бюджетных средств, нагнетало обстановку, обостряло борьбу за право быть первым в лунной гонке. Поддержка Хрущёвым Челомея, а после снятия его, в октябре 1964 г., министром обороны Гречко, вызывали опасение закрытия программы Н-1. ЦК КПСС и Минобороны настаивало, кроме этого, обеспечить паритет с США по количеству МБР, продолжать успешное наступление в пилотируемых полётах по программе «Восход» и «Союз», наращивать достижения по дальнему космосу полётами к Марсу и Венере. И все программы были главные.

— Да! Блюдо из дорогих яств! Приготовить его могут только в очень богатом королевстве. А если теперь судить, то такого королевства в те времена и не было. Американское блюдо наполнили только лунной индейкой «Аполлоном», а все остальные программы, в том числе и военные, они разместили на другом блюде и даже на другом столе. Они отказались от программы «Мохоле» – изучение строения Земли – в интересах программы «Аполлон». Мы с тобой говорили о ней.

Знаю, что не было ни одного аварийного пуска ракеты «Сатурн» ни в лунной гонке, ни в программе долговременной орбитальной станции «Скайлэб», ни в программе ЭПАС. Надёжность ракеты «Сатурн» отрабатывалась на стендах. Так вот, с расстояния 30 прошедших лет, ваше посещение Луны в 1968 г., было авантюрой. Думаю, скрывалась вся ваша космическая деятельность от народа и от всего мира по этой причине, – сделал неожиданный вывод Нептун.

Уважаемый мой гость! Сейчас, конечно, в лунной гонке можно найти и авантюрные составляющие. Думаю, что поставленная Партией задача быть первыми на Луне, вступив в гонку на 3 года позже американцев, – авантюра. Это слово французское. Оно в словарях толкуется как рискованное, сомнительное предприятие, рассчитанное на случайный успех; дело, предпринимаемое без учёта реальных возможностей и обречённое на провал; приключение, похождение. Я думаю, что первопроходец всегда авантюрист. В лунную гонку мы вступали, уже имея семилетний опыт освоения космоса и, конечно, могли авантюризм свести до минимума, но задачи были не научные и технические, а политические. Американцы желали вернуть себе имидж самой могучей державы, который был принижен космическими успехами СССР, а Союз не хотел уступить завоёванное первенство, так как оно очень эффектно помогало утверждать: социализм – самый передовой строй, достойный господствовать на всей Земле.

— Выходит, не на благо Земли и её людей такое грандиозное дело было совершено, а просто выясняли, кто же самый могучий. Ну, точно как у нас на Олимпе. Вечные хотят власти над миром, а смертные эту власть для них добывают жизнью своей. Боги, прежде всего, думали о своём благе, – с горечью произнёс Нептун.

— Мне кажется, что и Королёву, и Глушко, и Вернеру фон Брауну был предоставлен шанс осуществить то, для чего они родились. Они это делали в силу своего таланта и характера. Королёв не успел – только сфотографировать обратную сторону Луны, Глушко опоздал. Вернер фон Браун успел, но мир, восторженно приняв успех, положил его в ячейку истории, как полёт Икара, ожидая лучшего времени, когда миру этот успех будет необходим…

Неприятный осадок был от слов Нептуна. Судьбы смертных определяют бессмертные. А в это не хочется верить. Пусть наши дела и не все востребованы и пока лежат в ячейках памяти истории, но они же приносили нам удовлетворение и радость, а это значит, что мы были счастливы. Мне казалось, что c вековых расстояний Нептуну все дела смертных кажутся суетой и бессмыслицей. Но человечество движется вперёд и хочет жить лучше. Что-то получается, когда нужно, а что-то нет или не во время. Всегда есть выбор, но выбирать Бог не помогает, а человек может сделать ошибку.

— Я предполагаю, что Королёв всё-таки пошёл бы на контакт с Глушко. Дальнейшие события с Н-1 говорят о том, что Сергей Павлович начал бы искать решение задачи по надёжности двигателей. В моём представлении он сделал бы всё, чтобы объединить Глушко и Кузнецова ради дела. При живом Королёве Глушко мог осуществить цель своей жизни, своё обещание Циолковскому.

Василий Павлович Мишин – соратник и сподвижник Королёва в 1947 – 1966 гг., и преемник 1966 – 1974 гг. не смог завершить программу Н-1 – Л-3. Деловые отношения между Глушко и Мишиным никогда не были даже тёплыми. Четыре пуска Н-1 были неудачными. Попытки предложить многопусковой вариант Королёва с доработанной ракетой Н-1 не имел успеха. В 1969 г. президент АН СССР М.В. Келдыш дважды предлагал сделать полёт к Марсу главной задачей РН Н-1. Он предлагал перенести полёт Н-1 – Л-3 на 1972 г., как промежуточный к полёту на Марс.

Руководству страны нужна была победа над американцами. Она не состоялась. Посадка на Луну советского космонавта потеряла политическую значимость. Научная и техническая ценность политиков, как нашей страны, так и американцев, интересовала постольку, поскольку это помогало политике. В 1974 г. фирмы Королёва и Глушко были объединены. Генеральным конструктором и директором был назначен Глушко. И тут случилось то, чему я объяснения не нахожу.

Глушко потребовал прекратить работы по Н-1–Л-3. То, что двигатели уже были отработаны при многоразовом включении, и на полигоне Н-1 №8 готова к установке на старт, то, что в заделе находилось ещё несколько изделий и задачи ставились уже о создании к началу восьмидесятых лунной обитаемой базы, – всё было отвергнуто. Тут хочу отметить, Кузнецову удалось сохранить двигатели до девяностых годов. Американцы купили их для своих ракет как самые надёжные двигатели. И ещё – всё, что относилось к Н-1 – Л-3, было просто списано в утиль.

— Да. Казалось бы, в память друга было бы достойно завершить его дело. А так, похоже, он из будущего космонавтики просто его вычеркнул, – заметил Нептун.

— И более того, он предложил новую программу создания мощных носителей с двигателями, работающими на компонентах керосин – кислород и водород – кислород. На тех самых, на которых настаивал Королёв. Через 13 лет это воплотится в известную ракетно-космическую систему «Энергия» – «Буран». Единственный полёт завершил эту программу. Межпланетный полёт – мечта и цель жизни, так и не состоялся. Мне кажется, что если бы тогда в средине семидесятых продолжили работы с Н-1, то к Луне наши космонавты полетели бы, и мечты Королёва и Глушко осуществились.

— И вам бы выпало счастье быть участниками этого. Получается так, что Глушко оценил программу Н-1–Л-3, зря пожирающей деньги и интеллект. Но комплекс «Энергия» – «Буран» повторил судьбу лунной программы. Разница только в том, что Н-1 не довели до полёта, а «Энергия» – «Буран» продемонстрировали всему миру невостребованные возможности.

Нептун замолчал. Потом посмотрел на часы:

— Время идёт в одну сторону. А жаль! Он поправил фуражку-блин. Встал и прошёл в спальню. Открыл холодильник, посмотрел его содержимое и сказал:

— Прежде чем посошок осуществим, давай помянем первых, тех, кто проникал в неизвестное и открывал миру новые пути-дороги. Давай твою последнюю «Столичную» употребим!

Гость мой по-хозяйски разлил водку по рюмкам и сказал:

— За Королёва и Глушко, за Вернера фон Брауна, за Гагарина и Армстронга. За всех первых!!!

Мы выпили. Говорить не хотелось. Что думал Нептун, я не чувствовал. Мне было очень грустно. Предстоящий посошок гнетуще надвигался. Я понимал, что это наш последний разговор.

— Конец судьбы ваших НИСов и кораблей печальный и незаслуженный, – заговорил Нептун. У людей ваших тоже сложилось всё трудно. Судя по морскому хозяйству военных, торговых, и научных моряков, дела в стране хреновые. Перед посошком хочу сказать тебе, что прожитой зря жизни не бывает. Невезуха – божий перст. Выбирать боги не помогают. Не тот путь выбрал, не тем способом решал задачу, не так помощников учил – это твой выбор. Ну, невезуха! И всё равно! Ты искал! Высматривал нить Ариадны. Главное, сохранить память о сделанном, и о делавших. Таков порядок в истории. Лунную гонку вы проиграли. Но, думаю, и выигравшие, и проигравшие ещё не сделали исторических оценок. Пока вы больше говорите о том, что сделать всё можно было лучше и полезнее, что многое было не своевременно.– Нептун замолчал.

Он повернулся ко мне, но темнота скрывала его лицо. Я чувствовал, мои рассуждения ему не нравятся. Но я говорил то, что думал.

— Знаешь, до сих пор ещё задают вопросы:  А что же дали людям 7 «Аполлонов», слетавших к Луне? И отвечают по-разному. Даже когда транслировали выход астронавтов на поверхность Луны, американские зрители задавали вопрос: А кому это надо? Что, у нас некуда деньги вложить? Что, от лунной этой пыли лучше в Штатах мы зажили?

— Раньше так было и в будущем так будет, – сказал Нептун. Часто люди сомневались в правоте своих деяний. Даже в рождении и смерти. Ты-то как думаешь о космическом флоте?

Вопрос застал меня врасплох. Я понимал, что вот-вот будет посошок, что больше мы не увидимся никогда в этой жизни, да и в той. Он же бессмертный. Хотелось сказать что-то значимое. Такое, что бессмертный запомнит навечно. Я заметил, Нептун не очень ждёт мой ответ. Он с грустью смотрит на стол с сервировкой для посошка.

— Можешь не отвечать, – заговорил он. Ты любишь своё дело и тебе повезло, что Бог позволил быть с флотом до конца его существования. Вижу, что тяжело прощаться навсегда, но думаешь и веришь: НИСы в начале космической эры были надёжными океанскими опорами космических мостов. Давай-ка, вызывай ваш посошок!

Нас устраивала темнота. Она скрывала наши переживания. Когда в иллюминатор брызнул блеклый отблеск далёкой молнии, то он слабо промелькнул там, где было лицо Нептуна. Наверное, его отразила слезинка. Я незаметно смахнул что-то со щеки. Мы, не сговариваясь, стали готовить посошок, хотя всё было уже на столе. Но мы что-то двигали, переставляли. Успокоились только когда наполнили рюмки.

Нептун встал с кресла, поднял рюмку до уровня груди и сказал:

— Я не знаю, чьи это стихи, но в них большая мудрость:

 

Вот снова день исчез, как ветра лёгкий стон,

Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.

Но я, покуда жив, тревожиться не стану

О дне, что отошёл, и дне, что не рождён.

 

— Пусть этот посошок принесёт тебе удачу! – выдержав небольшую паузу, произнёс Нептун.

Мы выпили, взяли по маслине и опустились в кресла. Слышны были всхлипывание волн под бортом, тоскливое завывание вентиляторов и где-то постукивала незакрытая дверь. В иллюминаторе уже чувствовалось утро 23 октября 1994 г.

Напоследок расскажу тебе байку американскую, что сказал Армстронг перед тем, как поставить ногу на лунную поверхность: «Good luck, Mr. Kumpinski!» (Удачи вам, мистер Кампински!)

А кто это такой? – спросил я с удивлением.

Как объясняет пресса, это, якобы, соседи Армстронгов. В юношеские годы Нейл стал невольным свидетелем ссоры супругов Кампинских. В пылу ссоры супруга заявила мужу: «Я тебя ненавижу, урод! Я у тебя в рот возьму, только если соседский мальчонка прогуляется по Луне!»

— Ну, это очередной трёп!

— Трёп не трёп, а пишут в прессе, – ответил Нептун, Армстронг не комментировал этого, а товарищи убеждены, что он не мог этого допустить. Он мог сказать только то, что все услышали.

— Ну, мне пора! Прощай.

— Это стихи, наверное, Омара Хайяма, – сказал он уже в пустоту.

Тёплая, уже индийская, ночь скрыла моего неповторимого гостя, наверное, навсегда.

 

 

Переход закончен. Былое и думы.
Первые океанские опоры лунных и орбитальных мостов. «Зонд-5», «Зонд-6», «Союз-2», «Союз-3».

 

23.10.1994 г. Курс 35°; φ=20°29'N; λ=70°35'E; P=760мм рт.ст; V=11,9 узл; Твоз=28°, Твод=30°; H=42 м; S=287,5 миль, L=12228 миль.

 

Завтрак я проспал, и поэтому, сделав зарядку и водные процедуры, пил кофе в каюте. Рассматривая карту, я увидел, что отображаемый путь «Комарова» уже ложится на воды Камбейского залива. Как верёвочка ни вейся, а конец найдётся. В 1970 г. в этот день «КВК» шёл в водах Карибского моря. Курс был на Гавану. Предстояла работа по «Зонду-8», последнему объекту программы облёта Луны. Правда, тогда мы этого не знали и надеялись, что после него полетят космонавты. Вот запись в дневнике:

23.10.1970 г. «КВК» НЭ – Валиев. КМ – Борисов. Атлантический океан. Карибское море.

«Работали комплексом в режиме прослушивания работы Евпатории (НИП‑16) по «Зонду-8». Идём по Карибскому морю старым Багамским каналом, он, как зеркало. Видим Кубу, острова провинции Камагуэй и горы. 25.10 утром должны войти в Гавану. Будем работать активно в режимах штатного сеанса. Нас ждёт оперативная группа. Видны огни Матанзаса и Гуанабо – пригороды Гаваны».

Прервал размышления и воспоминания прошлого. Надо начинать этот день у берегов Кубы.

Поднялся на мостик. Вахта всё та же: 3-й помощник Слава и рулевой Андрей. Тут же находились старший механик, пожарный помощник и доктор.

— Мастер дал команду становиться на якорь в 12.30  – сообщил вахтенный помощник,  глубина 25-30 м, так что готовьтесь к рыбалке.

— Да тут ничего клевать не будет, – отреагировал Андрей. Вода, посмотрите, какая мутная и сколько дерьма всякого плывёт!

Я посмотрел на часы. Стрелки показывали 11.15 судового времени.

— Попробовать всё равно надо, – вступил в разговор доктор.  Делать нечего!

— Можно подумать, что наш Айболит будет рыбу ловить, – вступил в разговор Степаныч. Ты, давай, готовься к карантину!

— А я всегда готов! Если он будет, то попадём все! Карантин может быть в Москве, а в Индии, думаю, по этому вопросу тревожить не будут, – спокойно ответил доктор.

— Где мы будем стоять?

— Я могу показать на карте, если вам это интересно,  ответил Слава и направился к штурманскому столу.

На карте за № 41021 посредине на бледно-жёлтом фоне большими буквами было написано: полуостров Катхиявар. Она отображала район Индийского океана от Камбейского залива до залива Кач. Суша на морских картах выглядит просто пустыней. На побережье обозначены населённые пункты и маяки, устья рек да мели, окаймлённые светло-голубым цветом. Его в Камбейском заливе много. Оранжевые кольца со звёздочкой в центре – маяки, а маленькие, тоже оранжевые, прямоугольнички у береговой черты – населённые пункты. Вот и всё, что карта говорит о суше. Водные просторы, зато, усыпаны цифрами и кружевами изобат, говорящих о глубинах. Красные пометки «взр. вещ. (1990г.)», слева от нашего курса, предупреждают мореплавателей об утопленных взрывчатых веществах и напоминают о том, что человек гадит везде. Камбейский залив заполняют множество банок под общим названием Банки Малакка. Фарватер, по которому нам идти на рейд порта Бхавнагар, называется Гарант. Такое название действует успокаивающе и на стрелки и цифры, указывающие на скорость и направление течений во время прилива и отлива, надписи около них –  «сильные буруны», смотришь спокойно. Скорость течения от 0,5 до 3 узл.

—Мастер определил стоянку вот в этой точке, на траверзе мыса Навабандар, – сказал помощник, показывая точку.

Ничего привлекательного в этой точке не было. От агента пока никакой информации по стоянке, и мастер, видимо, решил ждать. Становиться на якорь в фарватере, где скорость течения 3 и более узлов, да ещё меняющее направление на 180°, не было необходимости.

— Последний случай порыбачить в океанских водах, – заметил доктор. Эх, если бы повезло!

— Надо попробовать, – предложил старший механик.  Чем-то время надо занять.

— Вода мутная и грязная, – подал голос Степаныч. В бассейн, не нальёшь. Теперь только под душем можем освежаться.

— Недооцениваешь руководство, Владимир Степанович! – зазвучал бодрый голос капитана. Забота о людях в нас заложена Партией на всю оставшуюся жизнь. По предложению старшего механика форпик был заполнен чистой океанской водой, и граждане свободной рыночной России всё оставшееся время пребывания на этом историческом судне в Камбейском заливе могут наслаждаться купанием в бассейне.

Капитан стоял в двери на правое крыло мостика во всём белом. Солнце упиралось лучами ему в спину. Оно уже подбиралось к зениту, и тень его на палубе рубки была как бы в рамке.

— Ну, вы как бубновый король из прикупа, – с ухмылкой заметил доктор.

— Я тот самый король, который разгромил вас, уважаемый целитель, не так давно. Не желаете ли испробовать ещё одну битву?  Всем добрый день! Сказал весело мастер и вошёл в рубку. В 12.30 станем на якорь. После обеда проведу учения со штурманами по обеспечению безопасной стоянки.  В 13.30 всем помощникам быть на мостике. Передайте второму, чтобы обеспечил, – обратился мастер к вахтенному помощнику. Убедившись, что все поняли, он дополнил:

— Рыбалки, думаю, здесь не будет и, поэтому, свободного времени до получения радиограммы от агента у нас будет много. Мастер, внимательно посмотрел на каждого и, остановив взгляд на докторе, сказал:

— А вас попрошу проверить, как вымоют бассейн и заполнят водой. Сегодня весь народ там будет. И ещё – вчера у директора мы разговор не закончили. А хотелось бы всё завершить. Больше времени у нас не будет.

— Я готов принять всех желающих!

На том и решили. Наступило время обеда, и все пошли в столовую.

Шеф-повар уже не думал об экономии. На столах стояли приправы всех видов имеющихся в запасах. Порции были обильными. Но в столовой никто долго не засиживался. Духота и жара вызывали равнодушие к обилию и многообразию. Все стремились на корму, к бассейну. После вахты работ не было. Народ наслаждался бездельем, сражаясь в карты, забивая козла или просто рассматривая неповторяющуюся пляску волн, игру солнечных бликов и хоровод стайки облаков, плывущих над ними. Такая картина была свойственна нашим космическим судам.

После конца рабочего дня члены экспедиции располагали личным временем. У них суточных вахт не было. Только, в отличие от прошлого, отдыхающих окружали ржавые, облезлые надстройки, пустые шлюпбалки и давно не крашеные палубы, да и отдыхающими были члены экипажа, для которых массовое безделье во время рейса просто невероятно. Грустная была картина. При всей праздности это были предсмертные часы. От этих мыслей пропало желание примкнуть к отдыхающим.

На первой площадке никого не было. Всё пространство здесь заполняли 3 надстройки в ржавых подтёках, 3 белых шара и 2 мачты с рогами-антеннами. Все суда лунной флотилии были рогоносцы. 3 шара, – экслибрис космического флота. Под кормовым шаром была лаборатория № 41 – передающих устройств командно-измерительного комплекса «Кретон» и комплекса связи «Горизонт». Под носовым шаром были лаборатории приёмных устройств этих комплексов. В шарах были антенны на постах стабилизации. Передающие устройства и все антенны были моим заведованием. Как говорили ребята, голоса и уши судна. Лаборатории теперь были пустыми, а антенны оставались на месте. Демонтировать их можно только после удаления шаров, а это стоило больших денег.

На лобовой переборке зиял вырез 3×3 м, завешенный брезентом. Его прорезали в 1993 г., чтобы поставить купленные в Гамбурге автомобили. На открытых палубах мест был мало. Хотели заняться коммерцией, возить автомобили. Тогда морякам разрешали это делать без пошлины. Мы умудрялись оформлять пассажиров как членов экспедиции. В этом был наш гешефт. Ни команда, ни судно к этому были совершенно не готовы. Этот бизнес провалился с треском.

Но не это мне вспомнилось. В памяти всплыли события третьего рейса. Простояли мы в Одессе всего пару недель. 2 июля 1968 г. вышли в рейс. В Гаване должны быть 21.07. Предстоял пуск объекта Л-1 №8. Второй год не удавалось реально поработать по космическим кораблям и межпланетным станциям. Пилотируемые полёты, после гибели Комарова, были заморожены, а Л-1 №4, 5 и 7 ушли «за бугор». Теперь нам предстояло работать с Л-1 №8. Эту работу мы очень ждали. Только реальная работа давала право принять комплекс «Кретон» в эксплуатацию.

Это освобождало нас от значительного числа представителей промышленности, обеспечивающих работу всех средств комплекса. Их набиралось до 50%. За первые 2 рейса мы многому у них научились. Нам очень хотелось отработать по реальному объекту, увидеть и почувствовать живой сигнал с лунных расстояний. Весь переход шли тренировки, проводились регулировки и настройка аппаратуры, отрабатывалась структура управления и методики испытаний и инструкции выполнения работ по прямому назначению.

Заход в Лас-Пальмас был короткий. Брали продукты на рейде, на берег не увольнялись. Изменений больших в составе экипажа и экспедиции не было, и поэтому процесс притирки и подгонки взаимоотношений был почти незаметен. Слушали Высоцкого в 23-й лаборатории, как говорили, «у Бычкова». Костя Бычков заведовал лабораторией приёмных устройств и магнитофонов. Смотрели фильмы, собирались в каютах на посиделки. Шла нормальная жизнь. Рейс-то был уже третий. Все ждали работы.

15.07 или 16.07 начальник экспедиции собрал командиров и сообщил о переносе работы с 21.07 на более поздние сроки. Такая весть огорчила, даже очень. Мы в предыдущих 2-х рейсах трижды получали такую информацию, и в результате оставались без работы. Капитан дал команду идти экономичным ходом, старпом распорядился беречь воду, первый помощник развернул, полит- и культурно-массовую работы. На комплексах начались профилактические и регламентные работы, а значит, промывка и протирка спиртом контактов и оптики. Самым обильным потребителем был навигационный комплекс «Сож».

Этот комплекс обслуживала команда от ленинградского «Электроприбора». «Сож» давал навигационные параметры для комплекса «Кретон» и обеспечивал навигацию судна. В то время такие средства ставили на подводные лодки. Члены команды прошли школу на них. Многие имели учёные степени. Возглавлял команду опытный сдатчик Бойцов. У них спирт на профилактику всегда расходовался полностью, иногда даже не хватало. Они не умели таить «шило» в мешке.

Посиделки проходили дольше и говорили на них громче. По вечерам, иногда, можно было услышать сочный голос Юры Ситникова – программиста и баллистика:

 

Ехал цыган через речку вброд.

Видит девушка к реке идёт…

Ай, ны-ны, ны-ны, ны-ны, ны-ныыы…..

Видно нам не избежать беды!!

 

Юра был умница, очень добрый и отзывчивый, но плохим борцом за трезвый образ жизни. Нет-нет, да срывался. Тогда он пел и читал стихи, не ходил в столовую и искал, к кому бы вовремя прийти в гости. Его все любили и никогда не отказывали. Если он был не в форме, то прятали и выгораживали, когда им интересовалось начальство.

Где-то на подходе к Гаване, в Карибском море, ночью просыпаюсь от ощущения присутствия в каюте постороннего. Моя каюта №59, представляла собой ящик – 2 м × 3,5 м. Проектанты сумели разместить в ней: умывальник, шкаф на два отделения, кровать у носовой переборки, стол и диван, над которым была книжная полка. Проход между ними был не более полуметра. Присутствие ещё одного человека сразу меняло среду обитания каюты.

В шипении кондиционера появились звуки человеческого голоса. Слабый свет от палубного освещения, еле проникающий через занавеску иллюминатора, обозначал фигуру человека, примостившегося на диване у двери.

— Ну, кому там не спится? Что-нибудь случилось?

— Ты спишь, Максимыч? – последовал дурацкий вопрос. Извини, но надо поговорить. Пока, ничего не произошло! А может… Очень даже может!

Я не мог сразу понять, кто это? Силуэт на диване был похож на кучу с мохнатой верхушкой.

— Понимаешь, мы там, в самом низу, вахты несём весь рейс. Никто в экспедиции суточных вахт не несёт, а живём по 4 человека!

Тут я узнал сразу Колю Минкевича. Наш сотрудник, ленинградец, прошёл блокаду, отслужил на флоте. Он был старше нас, хорошо знал своё дело, но, видимо, пережил много неудач и в службе, и в личной жизни. Не люблю выражение – личная жизнь. Что-то похожее на камень за пазухой.

Когда Коля перегружался, он всегда хотел поговорить за жизнь, про её жестокую несправедливость. Вот и теперь он начал с несправедливого расселения по каютам, потом возмущался самовольством артельщика, который не продаёт ему то, чего он желает, и, в конце концов, он просто подавлен тем, что ему на профилактику нормы спирта занизили, и он не может гарантировать работу оптических систем.

Вести разговор на повышенных тонах было бесполезно, да и шум поднимать не хотелось.

— Коля, а рюмочку ты не против?

Это для него было неожиданно. Он, видимо, рассчитывал на упрёки, выговоры и порицания. А тут, на тебе, и выпить предлагают.

— Ты извини, Максимыч. Мы там сидели маленечко. Не везёт нам. 3-й рейс и ни одной работы. От методик и тренировок тошнит уже. Все неисправности почему-то вылезают в самый ответственный момент. Когда постоянно работаешь, то хомутов мало бывает. Понимаешь, шёл в каюту из наших низов и зашёл к тебе поговорить, ведь опять перенесли работу. А почему? Ты можешь объяснить?

Спирт у меня, конечно, был. Налил я ему на 30° 100 гм и дал воды запить, достал из стола печенье от ужина.

— Причин, Николай Иванович, может быть много. Лунный объект в облёт Луны пойдёт впервые в мире. Нас посылают в Гавану, чтобы мы давали информацию, как в полёте работают системы и приборы космического объекта, измерять параметры его движения и, если нужно, выдать команды на борт, необходимые для выполнения программы полёта. Запуск могут отложить по разным причинам, а описывать их нам в шифрованных радиограммах – дело трудоёмкое и дорогое. Им там, на космодроме, не до этого.

Я хотел его успокоить и отправить спать. Огорчать нетрезвого человека в море, опасно. И мне это удавалось.

— Давай я эту граммульку выпью, чтобы в этом рейсе повезло с работами!

Коля выкушал, запил водой, понюхал печенье и положил на стол. Помолчал. Протяжно вздохнул и сказал:

— Хорошие минуты в жизни бывают, когда тебя понимают. Хорошо бы было знать, почему мы остаёмся без работ, заплывая так далеко?

Коля сладко зевнул, встал и сказал, что пошёл спать. Я поверил ему и не пошёл провожать, нарушив заповедь моряков, – выпившего человека уложи в постель и проверяй, как он спит.

Засыпая, подумал: Коля прав! Плохо, что нам не дают никакой информации о причинах переносов пусков.

На судне много было разговоров о причинах переноса работы, но правды никто не знал. Командование судна переключилось на дела по приходу. Жизнь шла своим чередом, и надо было заполнять каждый день до получения информации о намечаемом пуске объекта. Разрабатывался план научно-технической конференции, готовился план работ по методикам государственных испытаний комплекса «Кретон». Конечно, готовилась конференция по документам, вышедшим в связи с пятидесятилетием Великой Октябрьской революции.

В начале августа сообщили, – работа планируется на середину сентября. В планы судовых мероприятий вновь вошли тренировки. Стояли мы у причала «Регла». Так назывался район Гаваны. Он занимал холмы, расположенные на северном берегу бухты, за знаменитой крепостью, красовавшейся на вершине отвесной скалы на входе. Крепость была построена испанцами в период колонизации Америки. Она охраняла вход в порт от пиратов и непрошеных гостей. Когда эпоха флибустьеров закончилась, её превратили в тюрьму для государственных преступников. Рассказывают, что в камере смертников есть шахта с выходом в море. Туда сбрасывали тела казнённых узников, и поэтому у выхода всегда дежурили акулы. От некоторых кубинцев мы слышали, что и в настоящее время акулы там настойчиво рыщут. Видимо, их подкармливают.

На вершине самого высокого холма Регла стоит статуя Христа, в длинном, до пят, белом хитоне. Его фигура огромных размеров далеко видна на фоне неба. Её возвели по велению последнего диктатора Кубы Батисты там, где жили бедные и где, входящие в порт суда будут видеть его спасителя. Так он доказывал миру, – спасение от террористического нападения произошло по воле Бога. Тут не было колоритных испанских коттеджей. Улочки петляли между небольшими домиками с прилепившимися к ним деревьями и кустами. Ходить в увольнение сюда было неинтересно, да и небезопасно.

Старый полуразрушенный причал, от которого добираться до города можно было на рейсовом катере или на городском автобусе. Путь к нему пролегал по тропкам, вьющимся по холмам, местам тихим и мало посещаемым горожанами. С одной стороны причала стоял «Комаров», а с другой – заброшенный водолазный катер советской постройки. Он потом затонул у нас на глазах при отходе «Комарова» в Сьенфуэгос.

Причал был захламлён всякой всячиной. Как подарок, на причале стоял один баскетбольный щит. Вечером, когда спадала жара, у щита собирались моряки – любители баскетбола, борцы с избытками веса. Здесь нас донимал дым от горящей свалки, которая, как вулкан, извергала потоки смрада. Когда ветер был восточных направлений, то запахи горящего мусора проникали в систему вентиляции и заполняли помещения. Это так всех раздражало, что через 12 дней стоянки капитан и начальник экспедиции приняли решение уйти в Сьенфуэгос. Там для нас была оборудовано место стоянки на бочках, и мы могли оттуда работать. Бухту окружали тропические леса, воздух не засорён промышленными дымами и газами, воды бухты были чисты и прозрачны, полны рыбы, креветок и лангустов. В бухте был остров Аврора, оборудованный для отдыха наших моряков-подводников. В их отсутствие мы получили от кубинских властей разрешение посещать его. Жизнь здесь шла размереннее и спокойнее.

13 августа по плану у нас была тренировка. Задача была испытать режимы работы комплекса «Кретон» на лунных расстояниях, т. е. при максимальной излучаемой мощности в антенне и минимальном принимаемом сигнале. Всё шло по программе. Вводили помехи, неисправности на системах, заменяли вышедшие условно из строя блоки, регистрировали и передавали информацию в комплекс спутниковой связи. Всё делали близко к реальным условиям.

Руководил работой заместитель по измерениям Дымов. Начальник экспедиции Поздняков, технический руководитель Краснов и капитан Матюхин представляли ЦУП и оценивали работу. Обеспечение тренировки судовыми средствами контролировал старший помощник Шевченко и главный механик Шаров. Мы предполагали, что сеансы связи с лунником будут длительными, и поэтому тренировка вместе с подготовкой комплексов и судовых средств занимала несколько часов. И надо отметить, игра во многом походила на настоящую работу. Но судьба решила нас испытать. Выбор пал на моё заведование.

Я находился в центральном посту управления – лаборатория № 25, где контролировал систему программного наведения антенн, когда из лаборатории № 41 доложили, что нарушена герметичность волноводного тракта и упала излучаемая мощность. Такой вводной неисправности у нас не было. Все насторожились. Дымов спросил меня – не я ли это придумал. Краснов сразу пошёл на передатчики. Получилось так, что всё внимание переключили на неисправность, а о том, что мы работаем по объекту, забыли. Передатчики были тоже моим хозяйством. Я, конечно, помчался в 41-ю лабораторию не по коридорам, а по этой площадке, где я сейчас стоял.

Отодвинув брезент, закрывавший проём, я вошёл в помещение 41-й лаборатории. Прошлое напоминал только мост сложения мощностей от трёх передатчиков. Он представлял собой соединение прямоугольных волноводов от трёх передатчиков с прямоугольным коробом-резонатором, в котором электромагнитные поля, складываясь, утраивали мощность, подаваемую к антенне, через волновод, идущий к антенне.

В лаборатории уже были и представители промышленности – разработчики передатчиков. Все смотрели на приборы контроля герметичности волновода и показатель выходной мощности. Давление в волноводе упало до ноля – герметичность нарушена. Стрелка на приборе мощности моталась из стороны в сторону. Где-то происходил электрический пробой

По громкой связи Дымов запросил, сможем ли мы выполнить сеанс выдачи команд и уставок. Тут только до нас дошло, что мы же работаем с объектом. А если бы это был реальная работа, и у Луны находился объект с космонавтом? До начала сеанса оставалось 7 мин, сообщил руководитель работ Дымов. Шёл приём телеметрии. Следующий режим – выдача команд. Присутствующие в лаборатории поняли, – тренировка стала объективной проверкой нашей готовности к реальной работе. Краснов даже изменился в лице: пропала улыбка, появилась напряжённость в глазах.

— Будем выполнять программу или прекратим тренировку? – обратился Краснов к Анисимову – представителю главного конструктора передатчиков «Горизонт 2В».

В лаборатории уже были все, кто имел хоть какое-то отношение к работе передатчиков. Валентин Пантелеев – начальник лаборатории, выпускник ВИКИ им. Можайского 1967 г., пожалуй, первый, кто сделал дельное предложение:

— Надо снизить мощность до минимума и осмотреть волновод на антенне. В лаборатории явных признаков нарушения герметичности нет.

— Мощность надо снижать, когда мы поднимемся на антенну, — сказал Анисимов, – это может помочь найти место нарушения герметичности. Там будет искрение.

— Хорошо! – заговорил Краснов.  Пантелеев остаётся у пульта передатчиков, вместе с Шевцовым и будут снижать мощность по моей команде, а я, Павленко, Никаноров и Водопьянов пойдём наверх.

— 25-й! – обратился по громкой связи Краснов. Прошу 5 мин для оценки обстановки и принятия решения.

— 41-й! Даю добро.

На антенне нам стало всё ясно. Мы поднялись на барбет, где прямоугольный волновод стыковался с круглым. Он шёл через пост стабилизации к самой антенне и имел 4 вращающихся соединения. Швы торцевой крышки прямоугольного волновода размером 40×25 см были разрушены. Из-под крышки валил чёрный дым. Произошёл электрический пробой в круглом волноводе. При мощности 20 квт, возникшая электрическая дуга разрушила пайку, вследствие чего нарушилась герметичность.

— 41-й! Снижайте мощность, – скомандовал Краснов.

Искрение пропало, и дыму стало меньше.

— Предлагаю поставить крышку на место, придавить её запасным грузом противовесов антенн. Он весит 20 кг. Контакт будет надёжный. Дать воздух в волновод большего давления и провести сеанс мощностью в 15 квт. Думаю, что за время сеанса ничего не произойдёт, – предложил Анисимов.

Мы приладили крышку на место, втащили на пятиметровую высоту барбета противовес и прижали крышку. Спустившись в лабораторию, доложили в 25-й.

Поздняков взял микрофон в 25-й лаборатории и спросил:

— У вас все согласны с таким решением?

Мы в 41-м все закивали головами, а Краснов это подтвердил по громкой.

Тренировка была выполнена по полной программе. Мы первый раз почувствовали, что комплекс «Кретон» может проявить свой норов, и нам ещё много надо делать, чтобы идти уверенными на предстоящую работу, которая у нас будет первой.

Устранить неисправность надо было до конца месяца. По плану нам предстоял заход на остров Кюрасао, принадлежащий Нидерландам, в порт Виллемстад. Уже на следующий день работы были развёрнуты в полном масштабе. Пришлось разбирать круглый волновод вплоть до облучателя в зеркале антенны. Самым сложным для нас были вращающиеся сочленения, которые обеспечивали контакт волноводных токоведущих частей при отработке качки и при наведении зеркала по азимуту и углу места. Ходом работ интересовались все. В Москву шли постоянные доклады. Но самым привлекательным элементом в этой аварийной работе было огромное, по судовым меркам, количество спирта-ректификата для промывки волноводных поверхностей. Промываемые поверхности, а их было 25 м, были чёрными от сажи сгоревших пластмассовых шайб. Это чёрную жидкость сразу прозвали «Бакарди блэк».

Мыли трубы с помощью пыжа, сделанного из мягкой ветоши. Трубу с одной стороны затыкали ветошью, а с другой вводили пыж. Исполнители этой работы были самые уважаемые тогда люди. Они могли отдать кому-нибудь заглушку или пыж, из которой можно было отжать стакан «Бакарди блэк» или слить из трубы остатки от промывки в неучтённую ёмкость. А от желающих помочь отбоя не было. Как уж мы не налаживали контроль и учёт расхода спирта, но после окончания работ явных отходов для уничтожения не было. Всё, что было использовано для промывки, испарилось в процессе работ. А в эти дни посиделки проходили чаще. Поощрённые поездкой на рыбалку участники работ вспоминали хорошую уху и «Бакарди блэк».

19.08.1968 г. было принято решение вернуться в Гавану, чтобы забрать оперативную группу и ЗИП для волновода, который обещали привезти самолётом.

В Гавану мы пришли 21.08. В этот день услышали по радио о вводе в Чехословакию войск стран Варшавского Договора. Мы знали о каких-то несоветских идеологических всплесках в Компартии Чехословакии, но ввод войск говорил о серьёзности событий. Для нас эти события могли сказаться при выборе порта захода и во время пребывания в нём. Это ощутили мы в Гаване. В предыдущих рейсах встречали нас многолюдно и представительно. На борт, кроме портовых властей, поднимались представители Минсвязи Кубы, от группы наших войск, от Интерклуба, журналисты.

В этот раз были только портовые власти. Увольнение на берег попросили пока не производить. Поездка в посольство тоже ничего не разъяснила. Фидель Кастро в течение 3-х дней не давал своей оценки этим событиям. Наше радио вещало о контрреволюционном мятеже при поддержке Запада. «Голос Америки» утверждал об очередном попрании социалистическим лагерем свобод и прав человека. Мы ждали, какую позицию займёт Кастро. А «Голос Америки» рассказывал о выступлениях на Красной площади диссидентов, и 23 или 24 августа передали запись выступления Евтушенко. Он читал своё стихотворение «Танки идут по Праге». У кого были радиоприёмники, слышали. Оно полностью противоречило тому, что вещал «Маяк» и другие наши радиостанции.

Для нас было ясно, что в Чехословакии мы отстаиваем завоёванные нами позиции, и наши успехи пугают Запад. Они не могут противостоять нашей идеологии и идут на контрреволюцию. А Евтушенко – это карманный поэт – диссидент от КПСС и ему для антуража позволяют иногда плеснуть антикоммунизма на подножье пьедестала его строителей.

Вспоминая сейчас этот рейс, я обратил внимание на то, что первые строки стихотворения:

 

Танки идут по Праге

В закатной крови рассвета.

Танки идут по правде,

Которая не газета.

 

и последние:

 

Я обращаюсь к потомку

только с единственной просьбой.

Пусть надо мной – без рыданий –

Просто напишут, по правде:

«Русский писатель. Раздавлен

русским танком в Праге.

 

остались в моём дневнике. Нас что-то уже тогда настораживало. Сахаров, Солженицын, Евтушенко не из простых людей. Почему они протестуют? Кто они? То, что мы познали за эти два рейса, уже не давало нам права, просто, отрицать их взгляды. Но мы хорошо знали, что визы будут у нас, пока наши взгляды будут соответствовать газете «Правда».

25 августа, а может и позднее, Кастро выступил по радио и поддержал действия Варшавского Договора. Произошло это в 10.00, а в 12.00 на судно хлынули гости, прибыл Интерклуб с обширной культурно-развлекательной программой. Всё стало на привычные для нас рельсы, и жизнь покатилась по часам работы, занятий, экскурсий, поездок на пляжи, встреч с русскими специалистами и кубинскими учёными. Вождь разрешил.

Работы по восстановлению волноводного тракта передающей антенны были закончены 30 августа подписанием акта о готовности комплекса к работам. В этот день мы находились на подходе к острову Кюрасао. Порт Виллемстад посещали впервые и, поэтому наводили справки о возможностях качественного и выгодного исполнения «школьной программы». Старший помощник капитана Шевченко, неоднократный участник наших посиделок в один из вечеров, за чашкой кофе, рассказал много интересного об острове. Умение передать, да ещё с одесской изюминкой, южную эмоциональность, красочность и непредсказуемость финала всегда превращали его повествования в спектакль одного актёра. Особенно это проявлялось, когда обсуждали возможности Остапа Бендера в наше время – при развитом социализме или сравнивали наши служебные отношения во времена Иосифа Швейка и поручика Дуба.

— Так вот, если вас спросят на Привозе или Курском вокзале:  А вы слышали про Кюрасао? Я думаю так: Вы таки авторитетно уже не скажите: Это ответвление Курасиво, и где-то близко к Японии. Это было до вашего визита в Карибское море. Теперь вы будете знать, что владеет этим островом Голландия и у неё здесь таких островов 6 штук. Кюрасао был открыт соратником Колумба Алонсо де Охедо в 1499 г. На берегу был оставлен священник – кюре. Как вы поняли, это первая составляющая названия острова. Вторая составляющая названия – сао – произошла из местного наречия и переводится как глагол «жарить».

Когда корабли испанцев вернулись к острову и стали искать кюре, то местные аборигены постоянно повторяли: кюрасао, кюрасао. Как вы поняли, аборигены не выдержали обращения их в православную веру и изжарили священника. Вот таково происхождение названия утверждают историки. Все колонизаторы старались стать владельцами острова. В 1815 г., после того, как успокоили Наполеона, по парижскому договору голландцы стали полновластными хозяевами. Сначала остров жил работорговлей, потом долго искал, чем лучше торговать? Когда гонимые из Европы евреи стали этими же рабскими путями пробираться в США и частично оседать на Кюрасао, родилось предложение перерабатывать нефть.

Что касается «школы», то уроки надо брать на южном берегу залива Святой Анны, который называют Пунда или «маленький Амстердам», где расположены деловые и торговые центры. Северный берег называется Отрабанда - район, где проживает беднота. Там нам делать нечего. Левый и правый берег общаются с помощью понтонного моста «Королева Эмма». 20 раз в день буксир соединяет и разъединяет берега плавучим мостом. В настоящее время строится мост через залив. Высота его будет 50 м, и под ним сможет пройти любое судно. Алексей Ильич принёс карту и показывал места, о которых рассказывал. Особо он отметил наличие казино, равнозначных Лас-Вегасу и Монте-Карло. Он, конечно, не советовал туда ходить, так как «школьников» там пока не принимают.

01.09.1968 г. мы зашли в порт Виллемстад. Мы уже входили в залив Святой Анны, а буксир ещё тащил мост «Королева Эмма» от Пунды к Отрабанде. Нам казалось, что он не успеет убрать его из-под носа «Комарова», но буксирчик, без суеты и надрыва, нежно прижал мост к берегу Отрабанды. По правому борту был европейский город с красными черепичными крышами, узкими зелёными улочками, блистающими витринами и машинами. Стены домов были различных цветов. Не было только белого. Это удивляло.

Все южные города, которые нам удавалось видеть с борта судна, были наполнены белым цветом. Как потом нам рассказали, белый цвет исчез из города во время правления губернатора, который его не выносил. Он раздражал ему глаза до слёз. Губернатор запретил красить стены в белый цвет. Вот после него и нет такого цвета в Виллемстада. Каприз властелина стал правилом и традицией для всех. Ещё раз задашь себе вопрос:  Так кто же делает историю?

Двигаясь к причалу, мы прошли под строящимся мостом. Грандиозное сооружение. Такой же мост строят через Босфор.

Удалось сохранить переводы некоторых сообщений газет Виллемстада. «Новости дня» (Beurs en Nieuwsberihten) от 02.09. 1968 г. сообщали: «В воскресенье 01.09. 1968 г. русское судно-станция «Космонавт Владимир Комаров» прибыло на Кюрасао. Огромные белые шары на палубе привлекают большое внимание.

В городе ходили слухи, что это шпионское судно. Об этом было известно несколько месяцев тому назад по материалам, полученным Венесуэльскими военно-воздушными силами. Однако это сообщение относилось не к этому судну, которое стоит в настоящее время в гавани Кюрасао. «Космонавт Владимир Комаров» – судно для слежения за спутниками, как и наземные станции, оно принимает сигналы от ИСЗ и космических аппаратов».

Другая газета – «Друзья Кюрасао» («Amigos di Curacao») – сообщение о нашем судне сделала в полном соответствии с существовавшими тогда взаимоотношениями, то есть в духе холодной войны:

СТРАННОЕ СОВЕТСКОЕ СУДНО ПО УПРАВЛЕНИЮ СПУТНИКАМИ В ГАВАНИ.

АМЕРИКАНСКАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА ТАКЖЕ ПОСЕТИЛА ПОРТ.

(Виллемстад, 2 сентября 1968 г.)

«Вчера утром в 10.00 русское НИС «Космонавт Владимир Комаров» вошло в порт Виллемстад, где стало к причалу «Адмирал Брион» в новой гавани. Судно простоит несколько дней в гавани, чтобы взять снабжение и провизию, и, если это будет возможно, осмотреть команде, состоящей из 250 человек, остров. Посещение судна населением острова невозможно.

ПОДВОДНАЯ ЛОДКА. Сегодня утром американская подводная лодка «Морской лев» (АПСС 315) вошла в порт Виллемстад со своим обычным визитом, как было напечатано в коммюнике информационной службы Голландского Королевского военно-морского флота. «Морской лев» также стала у стенки причала «Адмирал Брион» на расстоянии 100 м от русского судна. «Морской лев» предположительно будет стоять в порту до 09.09. Информационная служба Голландского Королевского военно-морского флота опубликовала следующее:

«В течение этого периода несколько дней будут проводиться манёвры с частями Голландского Королевского ВМФ, которые являются продолжением проходящих больших манёвров.

СУДНО-ШПИОН. Голландский журнал «Панорама» 6 апреля 1968 г. опубликовал большую фотографию судна с нижеследующим текстом: «Таинственное русское судно с громадными шарами на борту вызвало большое волнение среди английских военных кругов. Неожиданно русское судно «Космонавт Владимир Комаров» появилось недавно в Ла-Манше. Его прибытие совпало со временем, когда англичане принимали в эксплуатацию чрезвычайно секретную, совершенно новую радарную систему. «Космонавт Владимир Комаров», прячущий под алюминиевыми шарами чрезвычайно чувствительные электронные измерительные приборы, является самым современным, а также поразительным шпионским судном, которое имеют русские для охоты за английскими секретами».

«МНОГО РУССКИХ. Последнее время большое количество русских судов посещают район Карибского моря. Часть этих судов заходит на Кюрасао.

22 августа 1968 г. газета «Друг» опубликовала фотографию русского судна «Академик Курчатов», ошвартованное у причала «Принц Гендрих». Это также научное судно. На нём большое количество антенн.

Уже несколько дней русское сухогрузное судно «Иркутск» находится на Кюрасао. Судно доставило груз на Кубу, и в настоящее время грузит металлолом, предназначенный для Японии. Это судно также очень трудно посетить.

Несколько месяцев тому назад русское научно-исследовательское судно «Кегостров» имело затруднения с бразильскими ВМФ. «Кегостров» – однотипное с «Космонавтом Владимиром Комаровым» судно.

США. Хорошо известно, – американцы имеют много станций для управления спутниками на различных островах Карибского моря. Говорят, что эти станции могут быть использованы для измерения параметров траекторий полёта баллистических ракет. На Кюрасао также имеется такая станция в Ньюпорте, недалеко от Фрик-Бей. Фактически эта станция принадлежала институту Сенстомана. Сейчас она принадлежит ВМФ США (ЮСАФ). Недавно новый экипаж прибыл на эту станцию. Не исключено, что русские могут заинтересоваться этой станцией. То, что американская подводная лодка «Морской лев» посетила Кюрасао одновременно с «Комаровым» и стояла так близко от него, возможно, было просто совпадением.

«Морской лев» с экипажем из 8 офицеров и 70 матросов. Командир Д.В. Марковски. По данным справочника «Джейн», раздел «Боевые корабли», лодка принадлежит к классу Балао, принята в эксплуатацию 08.03.1944 г. Её длина 311 фут и водоизмещение 2100 т. В 1948 г. лодка переоборудована в подводный транспорт-носитель амфибий. Её вместимость – 80 морских пехотинцев, командиров и, сверх того, могут транспортироваться люди-лягушки. Для того, чтобы достичь нужной вместимости, с лодки были сняты торпедные аппараты и два дизеля».

Вот так о нас тогда писали. Принимали в городе не очень приветливо. Чехословацкие события здесь, за тысячи миль, тоже будоражили людей. По причалу ходили группы людей с плакатами: «Москва! Верни свободу чехам!», «Руки прочь от Праги!» и тому подобное. Что-то выкрикивали.

Для нас это было впервые. Сначала вызвало серьёзную настороженность у руководства. Иванкин, отвечавший за режим на судне, а проще, представитель КГБ, посоветовал усилить вахту бдительности, так как возможны провокации, да и подводная лодка с водолазами-диверсантами, может быть, не зря рядом. Люди-лягушки с подводной лодки носились по бухте на резиновых катерах, видимо, что-то отрабатывая. К нашему судну близко не подходили и любопытства не проявляли.

Агент, обслуживавший наше судно, сказал, что это чехи и словаки, живущие на Кюрасао, ещё не могут успокоиться. Опасаться их не надо. И всё-таки, всех увольняемых инструктировали быть осторожными и не ввязываться ни в какие уличные события.

В магазинах почти всё американское, тайваньское и японское. Одесситы отыскали товары для «школы». Это были женские сапоги-чулки и босоножки, а для мужиков футболки с рисунком на груди. Заход прошёл благополучно.

Ушли в Гавану 05.09. Весь переход готовились к работе и встрече с оперативной группой. На время работы им надо было выделить несколько кают для отдыха. Большое беспокойство вызывала надёжность отремонтированного волновода. Шла обширная переписка с ведущим конструктором Сорокиным. Все старались огородить себя от возможных неприятностей. Ещё раз провели испытания по согласованной программе. Всё было пока нормально. Отсутствовал ЗИП для волновода. Институт Г-4149 взял обязательства к следующей работе изготовить и поставить его, а также детали, которые требуют замены.

Все рвались к работе. Прошёл год, как судно ушло с завода, а мы ещё и пороха не нюхали. Нам очень хотелось как можно быстрее закончить натурные испытания, принять комплекс в опытную эксплуатацию, что позволяло значительно сократить количество представителей промышленности в рейсах. Жить в каютах по шести и по четыре человека в течение нескольких месяцев было тяжко. Даже одесситы по этому поводу шутили зло.

Один из уборщиков устроился спать в вентиляторном помещении и никому об этом не сказал. Весь экипаж, свободный от вахт и работ, 3 часа искал его по всему судну, а когда нашли, то ему воздали просто – по морде. Его объяснения: он не может уснуть при большом количестве людей в каюте,– послужили поводом для умозаключений матроса Бенги, потомственного бича:

—Тоже, нашёлся интеллигент! Ему жить тесно вшестером. Он желает видеть сны про «школу» «барахолку» и «дородную тёлку». Сам! Без коллектива! Ему покой, а нам, хоть волком вой! Должны искать его по закоулкам и думать, не пошёл ли он к русалке за борт на пиcтон? Нет! С такими жлобами успехов в космосе не будет! Страна пригласила задачи решить космические, так он не умеет ещё преодолеть проблемы социалистические даже!

В Гавану пришли 10.09.1968 г. В этот же день за подписью начальника экспедиции и технического руководителя в Москву ушла телеграмма о готовности НИСа к работе. Оперативная группа (ОГ) уже была в Гаване и встречала нас на причале. Сразу же начались отработка спутниковых каналов связи и проверка программного обеспечения вычислительного центра. Особое место занимали программы расчёта целеуказаний (ЦУ). Если раньше Москва передавала ЦУ для программного наведения антенн по 3-м радиоканалам КВ-диапазона в течение часа на 1 сеанс связи с объектом, то теперь мы получали в одной телеграмме начальные условия, и по ним наш ВЦ рассчитывал программы наведения для всех антенн и на все сеансы.

Спутниковую связь через «Молнию-1» давали несколько раз в сутки. Москва, кроме начальных условий для ЦУ, присылала прогноз движения космического объекта, программы выдачи команд и уставок, инструкции по работе. Мы передавали в Москву результаты траекторных измерений, телеметрическую информацию, отчёты за проведённые сеансы. Теперь мы имели надёжную связь с ЦУПом и КВЦ при подготовке к работе с объектом и по окончании её. Во время работы с объектом связь с ЦУПом обеспечивалась в телеграфном режиме по КВ- каналам связи. Спутниковый комплекс связи «Горизонт-КВ» не имел своих антенн. Он подключался к антеннам комплекса «Кретон», после окончания работы его с объектом. Этот недостаток был заложен в проекте.

Руководство ОГ доверительно рассказало о причинах отмены работ по объекту Л-1 № 8 21 июля. 15 июля на старте велись работы по графику подготовки к пуску. Ракета УР-500К ещё была не заправлена. Разгонный блок Д и космический корабль Л-1 были заправлены. При очередной проверке корабля произошёл взрыв бака окислителя разгонного блока из-за превышения в нём давления. Были разрушены узлы крепления блока Д к 3-й ступени ракеты. Корабль и блок Д упали на площадку мачты обслуживания. Возник пожар. Три человека погибло.

Сам министр МОМ Афанасьев руководил ликвидацией аварии. У ракеты надо будет менять 3-ю ступень, а на корабле разгонный блок Д. Старт не пострадал – повезло. Об этом просили нигде не говорить. Иванкин, представитель комитета, просто посоветовал об этом забыть. А когда зашёл разговор о том, что скоро запустят новый носитель с Л-3, он не советовал, а на полном серьёзе запретил всякие разговоры. И всё-таки, Игорь Гнатенко – зам руководителя ОГ, намекнул нам, что нас ждёт в этом рейсе, может быть, в октябре, работа по пилотируемому «Союзу», и не по одному, а в ноябре будет ещё один Л-1.

Для нас эта информация была настоящим открытием. Уходя в рейс, мы знали, что нас ждут работы по «Зондам» Так или иначе, мы старались понять всё до конца. Будущие работы по новому носителю и лунному кораблю Л-3 мы сравнивали с американскими. 6 беспилотных «Аполлонов» у них уже отлетало на орбите ИСЗ, и ни одной аварии при пуске. По «Голосу Америки» слышали, что в ноябре будет запущен «Аполлон-7» с экипажем. Назывались фамилии астронавтов, а в декабре будет пилотируемый облёт Луны на корабле «Аполлон-8», и эту миссию исполнят астронавты Фрэнк Борман – командир, Джон Ловелл и Уильям Андерс. Про нашу лунную программу и наших лунопроходцев никаких намёков даже за бугром не было.

Может 15.09.1968 г. что-то прояснится. Пуск-то будет с облётом Луны. Во всяком случае, наши суда «Невель», «Боровичи» ушли в Индийский океан брать телеметрию на участке входа в атмосферу Земли. Говорили о двух вариантах посадки: основной, управляемый – на территорию СССР в район Казахстана, и баллистический, т.е., как получится, – в акваторию Индийского океана. Туда ушли корабли ПСС (поисково-спасательная служба) ВМФ. Как рассказывали члены оперативной группы Александр Харитонов, Игорь Гнатенко, таких кораблей было 8. Базировались они на Чёрном море. Гнатенко работал в отделе управления полётами космических объектов НКИК (в/ч 32103), а Харитонов в ОКБ-1. Они, конечно, много знали о предстоящей работе, но информацию давали скупо, ссылаясь на прилёт новой ОГ, которая расскажет больше. Секретность работ их сдерживала. За лишнюю информацию они могли оказаться без виз, да и по служебная карьера очень могла пострадать.

Нам было ясно, что после работы с «Зондом-5» нам предстоит перестраиваться и отрабатывать организацию работ обеспечения орбитального пилотируемого полёта. Он для нас был совершенно новым делом.

15.09. 1968 г. в 00.46.10,6 ДМВ с космодрома Байконур стартовала ракета УР-500К с кораблём Л-1 № 9 «Зонд-5». В Гаване ещё было 14.09. 1968 г. И местное время 16. 46.10,6, когда Безбородов сообщил: «Объект полетел к Луне, суда отлично отработали по второму старту».

Эта весть быстро разошлась по судну. Теперь наступает время реальных оценок. Вся экспедиция преобразилась. Экипаж внимательно следил за нашими хлопотами и старался сделать всё, от него зависящее. Наши командиры прошли по всем заведованиям экипажа, которые участвовали в обеспечении работ, и рассказали о важности качественной работы судовых систем для надёжной работы радиотехнического комплекса «Кретон», связного комплекса «Горизонт КВ», навигационного комплекса «Сож», вычислительного центра и средств радиосвязи.

Повсюду чувствовался подъём. Наконец-то свершилось. Может, ещё раз обойдём американцев. Если этот полёт пройдёт удачно, то на следующем Л-1 полетят наши космонавты. По идее, «Союз» и Л-1 очень похожи, и, может быть, полёт «Союза» с космонавтом на борту есть тренировка перед облётом Луны?

Сейчас кажется это смешным, а тогда в прессе о космосе писали только о свершённых победах и нашем неудержимом желании быть впереди американцев. Мы могли только догадываться, какие успехи нас ждут. Члены ОГ в эти разговоры старались не ввязываться.

Я настолько увлёкся воспоминаниями, что почти вернулся в то время. Вот Поздняков собирает совещание командиров и внимательно заслушивает доклады о готовности. Подробно расспрашивает, как будут дешифровать телеметрическую информацию и готовить результаты для передачи в ЦУП, что будут делать при потере сигнала или его флуктуациях. Ему пока тяжело охватить всю структуру управления комплексом. Он отлично знает организацию работ на малых судах, а на «Комарове» ещё ни одной работы не было. А тут куча новых забот.

В подчинении начальника экспедиции разного народа 250 человек. Тут и экспедиция, и промышленность, и представители военных институтов, и от НКИКа, и от судостроителей. В Гаване присоединяется ОГ. И каждый качает права. Судно стоит в Гаване, и надо наладить взаимодействие с кубинскими властями по обеспечению условий работ и организации резервных каналов через кубинские центры связи, с представителями нашей военной группировки, которым поручено обеспечить нас транспортом и, при необходимости, связью с Москвой. Илья Никитович больше реагирует на форму доклада. Так ему проще найти предмет для замечания или проявления строгости. Надо выполнять основной принцип советского командира – быть требовательным и принципиальным.

При таком скопище народа и техники это был единственный путь к самоутверждению в командирском статусе. Наличие технического руководителя и промышленности на комплексе, позволяет не демонстрировать свой технический уровень. Все эксплуатационные вопросы решаются заместителями по измерениям и связи, начальниками отделений совместно с техническим руководителем и его командой. Существовавшие положения возлагали ответственность за готовность и надёжную работу комплексов, на технического руководителя от промышленности.

Напряжение было высоковольтным. Сужу по себе. Если раньше мы ждали целеуказаний от КВЦ, то теперь их считали на ВЦ НИСа. Надо было научиться их проверять и верить в них. Это значило безошибочно перейти с ЦУ для «Зонда» на ЦУ по «Молнии-1» быстро и правильно. Своевременно переключить передающие и приёмные волноводные тракты антенн от комплекса «Кретон» к передатчикам и приёмникам связного комплекса «Горизонт КВ» и обратно.

После этого нужно было произвести настройки на заданные режимы. Приёмные устройства комплекса «Кретон» имели параметрические усилители, охлаждённые жидким азотом, и их обслуживание требовало классных специалистов. И к тому же передающий волновод только-только был восстановлен после аварии 13 августа. Были проблемы и по приёму телеметрии, особенно на лунных расстояниях. По ТТЗ комплекс должен обеспечить на расстоянии 130 000 км 3-ю коррекцию, а работы планировались по всей трассе полёта, это до 400 000 км.

Работа командной радиолинии вызывала особое беспокойство. Тут нельзя допускать никакой ошибки. А в практике обслуживания сложных комплексов есть выстраданное правило: «чем меньше переключений и настроек, тем меньше ошибок и отказов. Никаких не согласованных с ЦУПом инициатив в командной радиолинии».

В истории нашей космонавтики был такой факт, когда во время испытаний корабля «Восход-2», в беспилотном варианте, под названием «Космос-57», два НИПа №6 (Камчатка) и №7 (Уссурийск), – одновременно выдали одну и ту же команду на управление шлюзовой камерой. НИП №7 не должен был работать в режиме выдачи команд. В результате произошло наложение сигналов друг на друга, и сформировалась команда на спуск объекта. Такой режим работы бортовых систем не соответствовало программе полёта. Объект садился на чужую территорию. В этом случае система автоматического подрыва объекта (АПО) сработала, и объект был взорван. Он пропал. Долго потом выясняли причину исчезновения.

На пульте выдачи команд С-615 тренировки проходил каждый оператор под контролем целой комиссии, которая определяла самого надёжного. Самым надёжным оказался Слава Васильев – начальник этой системы.

Первая работа. Опыта работ по таким объектам ни экспедиция, ни экипаж не имели. Большая часть офицеров были выпускники Академии им. А.Ф. Можайского 1967 г. и в работах вообще не участвовали. Кто пришёл с измерительных пунктов, главным образом, были знакомы с работами по ИСЗ, так как занимаемые ими должности на пунктах были не выше инженера станции. Некоторый опыт был у тех членов экспедиции, кто принимал активное участие в швартовных и ходовых испытаниях комплексов, когда проводились пусконаладочные работы. Опыт был у представителей промышленности, но он был получен c другими АМСми, на другой аппаратуре и в земных условиях.

Для всех нас эта работа была экзаменом на право стать надёжными океанскими опорами замкнувшим цепь командно-измерительных земных опор космических мостов. Телеметрические суда о себе уже заявили ещё в 1961 г. Теперь стояла очередь и за нами. И это было важно ещё потому, что в этом году начнётся строительство ещё 2-х ПКИПов, а это перспектива для карьеры.

По сообщениям ЦУПа, НИП 16 (Евпатория) начал работу. Нам разрешили выйти на прослушивание сеанса связи. Это значило, что мы работали только на приём информации с борта «Зонда-5».

Мы видели все сигналы, обрабатывали и регистрировали их и даже дешифровали телеметрию. Работали внимательно, аккуратно и вдумчиво. Готовились к нашему сеансу. Надо было проверить волновод передающей антенны в деле. Появилась уверенность. Мы будем работать ночью. ОГ приняла решение – режим прослушивания закончить, дать людям отдохнуть. А у связистов работа уже началась. Пошли начальные условия для расчёта ЦУ и прогноза движения объекта на ближайшие дни, программы выдачи команд и уставок, тарировки для телеметрии, а это значило, что командному составу не до отдыха. ВЦ приступил к расчётам.

Премьера НИСа «КВК» в программе СССР – «Освоение Луны». Передать атмосферу того дня через столько лет точно мне не по плечу. Но попытаюсь. Это, наверное, сопоставимо с ожиданием моряков первых кругосветных путешествий, увидеть берег после долгого и трудного плавания.

Вот выполним предписанную нам задачу по объекту, и закончатся неприятности безработицы: надоевшие уже тренировки, постоянные напоминания о слабой организации работ, которых мы не проводили, бесконечное корректирование инструкций, по которым реально ещё не работали, и, наконец, возвращение домой без результатов реальных дел.

Поздняков всё уточнял с начальником оперативной группы порядок взаимодействия, в какой форме и за чьими подписями пойдут телеграммы, как и за какое время они будут доставляться на узел связи, за какое время дойдут в ЦУП. Нельзя допустить, чтобы затерялись подписи экспедиции. Там, наверху, видеть нас будут по подписям на телеграммах. На «Краснодаре» время прохождения радиограммы от момента срабатывания двигательной установки на космическом объекте до получения её в ЦУПе было основным показателем качества работы ПИПа. Её подписывал только начальник экспедиции, так как других подписантов просто не было на борту судна. Теперь нужна подпись и начальника ОГ.

Шкут, заместитель по связи, отрабатывал три варианта выдачи информации. Через комплекс спутниковой связи «Горизонт-КВ» до и после работы с объектом, через экспедиционные коротковолновые средства связи НИСа и через узел связи республики Куба в реальном времени. Мало ли что может случиться.

Дымов, заместитель по измерениям, вместе с техническим руководителем Красновым, уточняли взаимодействия операторов экспедиции и промышленности.

Капитан Матюхин и старший помощник Шевченко обеспечивали безопасность стоянки, стабильность энергоснабжения комплексов и определение координат судна.

Первый помощник Потехин организовывал вахту бдительности на время работ, трансляцию информации, с отражением работы членов экипажа и экспедиции.

Главный механик Шаров вместе со старшим электромехаником Яшиным отрабатывали схему обеспечения комплекса резервным электропитанием и подачу сжатого воздуха в волноводные тракты передающих и приёмных систем.

Всё это делалось на «Космонавте Владимире Комарове» для реальной работы, впервые. Даже шеф-повар Голищенко представил меню праздничного ужина и обещал вкусно кормить во время работы. Все гладили брюки и рубашки для выхода на первый сеанс связи в парадном виде. Настроение было хорошее, можно сказать, праздничное. Во всех судовых службах побывали представители экспедиции и ОГ с рассказами о работе комплексов в сеансе связи с космическим объектом, о значении надёжной работы судовых систем в качественном выполнении работы с «Зондом-5», который, впервые в мире, должен облететь Луну и вернуться на Землю со второй космической скоростью.

И вот наступило время сеанса связи 12.55 ДМВ (декретное московское время). В Гаване 03.55. Антенны наведены на «Зонд-5». Лаборатории и службы доложили о готовности. В 25-й лаборатории собрались руководители. Дымов даёт команду:

— 41-й! Поднять мощность до 15 квт.

Проходит некоторое время. Тишина. Все думают о волноводе.

— 25-й, я 41-й. В антенне 15 квт, давление в волноводе в норме!

— Принято, 41-й.

Тревожное напряжение несколько спало.

— 615! – продолжает Дымов, обращаясь на пульт КРЛ. Приступить к выполнению программы. В 13.00 выдать команду Борис 25 (Б-25)

— 25-й, я 615-й! Борис 25 выдана в 13.00!

Тишина. Ждём. Все смотрят на электронную трубку индикатора захвата сигнала. Там активно дёргается зелёный луч. Что-то там есть.

— 25-й, я 35-й! (система 2К – приёмники) Есть сигнал! - не говорит, а кричит Алексей Маслов, - отношение сигнал – шум 10 и растёт.

— Принято, 35-й! – торжественно отвечает Дымов.

Мы видим на индикаторе хорошее, чуть-чуть дрожащее кольцо. Это значит, комплекс вошёл в связь с объектом. Мы работаем!

— 34-й, я 25-й! Как выделение сигналов?

— 25-й, я 34-й! - слышим взволнованный голос Юры Плаксина, - сигнал в норме, захват устойчивый, картинка – одно загляденье.

— 615-й! – продолжает Дымов. Выдать серию команд в соответствии с программой!

И пошла работа. Включена телеметрия. На станции работают 2 специалиста с «Краснодара»: Володя Дубков и Володя Заболоцкий. Поздняков попросил их сходить несколько рейсов на «Комарове», – передать опыт и помочь обучить операторов телеметрического комплекса. Операторы работали уверенно, дешифровщики своевременно выдавали значения требуемых ОГ параметров.

Включили режим траекторных измерений. На цифровых индикаторах начали периодически изменяться показания. Это значит, что идут измерения дальности радиальной скорости объекта.

Комплекс работает нормально. Если оперативная группа сочтёт необходимым срочно передать информацию в ЦУП, то шифровка пойдёт по КВ-каналам связи. В штатном варианте, после сеанса с объектом, антенны будут наведёны на спутник «Молния-1», волноводы переключены на связной комплекс «Горизонт-КВ» и всю зарегистрированную информацию будем передавать в КВЦ (координационный вычислительный центр) – Москва и ЦУП, в Евпаторию через Москву.

Следующий сеанс связи запланирован на 17. 00 ДМВ.

То, что происходило на борту «Зонда», нам практически не сообщалось, но из разговоров с Игорем Гнатенко и Александром Харитоновым, представителями ОГ, можно было понять: система ориентации не работает.

В последующие дни, помимо своей работы, мы наблюдали работу Евпатории. Все режимы комплекса «Кретон» проходили нормально. Из-за плохой работы звёздного датчика первая коррекция прошла после нескольких попыток. Принимаемый сигнал был меньше ожидаемого из-за неправильной работы датчика ориентации остронаправленной антенны объекта. Представители ОГ считали это серьёзной неисправностью. 18.09. 1968 г. получили информацию, – первая коррекция прошла. Нам поручили провести дополнительные траекторные измерения, чтобы точнее оценить правильность коррекции.

Когда «Зонд-5» облетел Луну и направился к Земле, мы работали после Евпатории почти до конца нашей зоны видимости. Работа на лунных расстояниях вызывает совершенно новые эмоции и ощущения. Вырваться из земных границ, чувствовать это огромное расстояние и разговаривать с рукотворным объектом у Луны – немногим выпадает такой случай.

В перерывах мы собирались на посиделки, обсуждали эти подарки судьбы и принимали их как награды. Первые встречи бывают у каждого человека, но первый раз в истории человечества, и, может быть, в мире, бывает только один раз. Нам этот раз и выпал. При проверке телефонного канала на подлёте к Луне мы, кто умудрился пробраться, набивались в переговорную кабину, слушали и наблюдали, как проходили контрольные фразы c Евпаторийского пункта на борт «Зонда-5» и возвращались к нам, на «Комаров», в переговорную кабину комплекса, наполненную счастливчиками, сумевшими пробиться. Сейчас этим не удивишь. Тогда это нас волновало и пробуждало чувство исполненного волшебства.

Третьей коррекции не было. Мы выдавали только программы команд, составленные ЦУПом. Что случилось на «Зонде-5», я узнал только в следующем рейсе от Виктора Благова. Об этом я написал раньше, в предыдущем дне.

На самом последнем участке полёта в работу вступали 4 НИСа. Размещались они в Индийском океане в коридоре меридианов 58°Е – 68°Е. «Невель» у архипелага Кергелен – φ=51°S, «Боровичи» – φ=31°33'S, «Моржовец» – φ= 17°S и «Бежица» – φ=11°24'S. Их задача принять телеметрию до момента разделения СА (спускаемый аппарат) и ПО (приборный отсек) перед входом в атмосферу Земли. Если управляемый спуск не получится, то СА «Зонда-5» пойдёт не на территорию СССР, а на посадку в Индийский океан по баллистической траектории. Получился последний вариант – неуправляемый. Отказала система ориентации.

Закончив последний сеанс связи с «Зондом-5» в 16.00 21.09 1968 г. выдачей команды Д-26 на выключение борта, на «КВК» начали обсуждать итоги работы. Нам не терпелось. Мы же отработали без замечаний. Но пока не будет главного итога – удачной посадки «Зонда-5», мы осторожно, чтобы не сглазить, говорили о нашем первом успехе. Мы ждали вестей из Москвы. Комплекс связи «Горизонт-КВ» молотил долго после окончания работы с объектом. Передавали траекторную информацию в КВЦ. По результатам обработки окончательно определяли параметры входа в плотные слои атмосферы. Количество телеметрических параметров, требуемых ЦУПом, всё время увеличивалось, и дешифровщики напряжённо трудились. Больше всего было запросов по параметрам систем ориентации, тормозной двигательной установке и системе жизнеобеспечения. Нам сообщили, что посадка объекта предполагается в 19.08.00.(ДМВ)

Томительно ожидать результатов работы, когда идёт поиск приводнившегося объекта. От нас уже ничего не зависит. У нас наступило утро. В честь окончания работы шеф-повар Саша Голищенко устроил прекрасный завтрак из свежих помидор, картошки в мундирах и отличной селёдки, а заканчивалось всё крепким чаем с лимоном и булочкой с маком. Намечались праздничный обед и поездка на пляж. Для желающих – увольнение в город. Все ждали сообщения об удачном завершении поиска, как на футбольном матче ждут гола.

Прошёл праздничный обед, народ съездил на пляж и уже сытно ужинал, когда по трансляции передали сообщение ТАСС об очередной победе Советской космонавтики, о приводнении «Зонда-5» в Индийском океане с координатами φ=32°38'S, λ= 65°33'E и о том, что объект поднят на борт советского корабля поисково-спасательной службы. Теперь мы все поверили – отработали успешно. Потом появилась информация – спускаемый аппарат нашёл НИС «Боровичи». Это ещё больше добавило радости и гордости за плавучий комплекс, за нашу страну. Мы чувствовали причастность к делу, которое исполнено впервые в мире. «Зонд-5» облетел Луну и благополучно вернулся с живыми черепахами на Землю, имея вторую космическую скорость.

Весь личный состав судна был приглашён на палубу первой площадки. Начальник экспедиции Поздняков зачитал телеграммы от ГОГу из Евпатории с отличной оценкой нашей работы, с благодарностью всему коллективу судна, от нашего командира Безбородова с поздравлением открытия списка реальных работ и пожеланием, так же закончить рейс. Выступили: руководитель ОГ Юмашев, капитан судна Матюхин и первый помощник капитана Трифонов. И, как мне помнится, говорили искренне и тепло. Все без исключения были счастливы.

Через пару дней мы распрощались с ОГ. Они улетели в Москву и взяли наши письма. Когда объявили по судну: письма принести в рубку дежурного по экспедиции к 12.00, то до названного часа в коридорах и на палубах никого не было. Все писали.

В эти дни по радио много передавали о готовящемся первом пилотируемом полёте «Аполлона-7». Он должен состояться 11 октября. На октябрь, по данным «для служебного пользования», планировался и первый пилотируемый полёт «Союза». О пуске «Союза» в средствах информации ничего не сообщалось. Оба эти запуска возвращали космонавтику к пилотируемым полётам.

После работы по «Зонду-5» наметился довольно долгий перерыв в работах. Очередной «Зонд» планировался на первую половину ноября. О полёте «Союза» никаких официальных данных не было.

В Гаване стоять было трудно. Бухта всё время окутана дымом горящего мусора на городской свалке. Поездки на пляж из-за отсутствия транспорта стали проблемными. После чехословацких событий отношение портовых властей и Интерклуба стали прохладными. Видимо, чиновники поняли, что и к советским судам допустимы небрежности в качестве обслуживания. Командование судна решило ожидать следующей работы подальше от столицы и согласовало с Безбородовым и кубинскими властями переход в Сьенфуэгос. Там и чиновники проще и визитёров поменьше, да и условия для организации отдыха лучше. Распрощавшись с ОГ, «Комаров» ушёл в Сьенфуэгос.

Про полёт «Аполлона-7» мы слушали по «Голосу Америки». Конечно, об этом старались не говорить. Руководство при выходе в рейс всегда подчёркивало нежелательность прослушивания «забугорных» голосов, но наши радиостанции об американских делах в космосе говорили только при неудачах или просто и кратко фиксировали событие. О нашем космосе говорили только о достижениях, а о будущем – в общих фразах.

Из передач «Голоса Америки» и переводов, сделанных Шевченко и его женой мы знали, кто полетит на «Аполлоне-7» и с какой программой. Члены экипажа были дублёрами погибших астронавтов в январе 1967 г. Они должны были проверить в деле корабль и подтвердить возможность облёта Луны «Аполлоном‑8». По радио рассказывали о служебной и личной жизни астронавтов. Командир Уолтер Ширра имеет опыт полётов на «Меркьюри-8» в 1962 г. и «Джемини-6» в 1965 г. Его напарники Дон Эйзель и Уолтер Каннингем летят впервые. Ширра был типичным американским военным, любил охоту и «солёные анекдоты», и где бы он ни был, приобретал сувениры. Уолтер был доволен, что носителем «Аполлона-7» будет «Сатурн –1B», а не «Сатурн-5», который очень плохо работал во время запуска «Аполлона-6». Удивительно, что о неудачах и неисправностях, возникающих при работе космической техники, американцы писали.

Дон Эйзель очень умело копировал популярных артистов и телекомментаторов, а Каннингем во время прыжка в воду с трамплина серьёзно повредил шейный позвонок и только благодаря своему упорству и настойчивости был допущен к полёту.

Когда на посиделках касались этой темы, всё время искали мотивы нашей закрытости. Почему американцы много говорят и пишут о пилотируемом космосе и так уверены в успешном выполнении программ, а мы иногда намекаем о наших будущих успехах и хвалимся достигнутыми результатами? Мы искали ответы, но почти всегда сходились на том, что говорили наши вожди: идеологическая борьба непримирима, успехи социализма должны быть широко известны, а допущенные ошибки мы знаем и устраняем. Давать поводы противнику нас хаять вовсе необязательно. Выступления и печатные труды наших вождей мы конспектировали. Мудрые мысли обводили рамками и подчёркивали их красным карандашом. Нам не позволяли официально высказывать своё мнение. Высшим качеством выступления на семинаре или на партийном собрании было цитирование партийных документов, высказываний руководителей Партии и классиков марксизма-ленинизма.

Воспоминания увели меня от действительности. Когда посмотрел на часы, было 14.30. Пора возвращаться в каюту. Обещал капитану ответить на вчерашний вопрос. Я вышел на палубу. НИС уже стояло на якоре. На корме несколько человек пытались ловить рыбу. Глубина была около 30 м. Вода мутная. На поверхности плавали обломки деревьев, белые и жёлтые куски корабельной изоляции – предвестники судьбы «КВК», и всякая гадость. Клёва не было. Вдалеке, в сторону океана, шли рыбацкие шаланды. По небу лениво тащились редкие облака. Появились мухи и какая-то мошкара. У бассейна человек 10, в том числе доктор и пожарный помощник, томились отдыхом.

— Капитан вас искал, – сказал доктор, в каюту к вам заходил. Наверное, пошёл на мостик, чтобы объявить.

— Павленко, просьба позвонить капитану, – прогремело из динамика на дымовой трубе.

— Можно к вам сегодня в гости? – улыбаясь, спросил Степаныч. Надо бы красиво кончить наши саммиты.

— С капитаном переговорю, а вы подходите. Каюта открыта.

Капитан был в каюте и ждал звонка. Он сообщил, что пока от агента информации нет, и до 00.00 будем стоять. Есть предложение продолжить вчерашний разговор и если я не возражаю, то он зайдёт минут через 10.

Эти встречи стали для меня стимуляторами в воспроизведении прошлых событий. Вчера капитан спросил:  А по делу ли был создан космический флот? Никогда такого вопроса не слышал и сам никому не задавал. В нынешней ситуации мне самому нужен ответ на этот вопрос. Отвечать придётся, видимо, самому.

Вот такая, брат, штука, – подумал я,  сел за стол и начал сочинять ответ. И тут мои мысли заметались в прошлом, запутались в настоящем. Чёткого и ясного ответа сформулировать не получалось. Космонавтика, с большими потугами, но продолжает жить, а плавучий командно-измерительный комплекс пошёл «ко дну» и никто ему спасательных средств не посылает.

— Разрешите вас поприветствовать  и заранее поздравить с прибытием – нарушил мои размышления капитан. Теперь в любом случае мы не опоздаем. Завтра утром будем на месте. Только что радист получил радиограмму с разрешением стать южнее острова Пирам. В 24.00 пойдём в точку.

— Это хорошо! Надо подготовить нотис и по прибытии вручить агенту. Формальности соблюсти надо точно. Я волнуюсь за первую встречу. Много всяких пакостей нам рассказывали. Придирки к неточности выполнения договорных условий, таможенных правил, неправильное оформление документов и прочее, лишь бы сбить цену и поставить продавца в крайне невыгодные условия. Отсюда домой возвращаться практически невозможно. Нет топлива, воды и запасов провизии. Нам нельзя возвращаться на щите. Мы должны вернуться со щитом.

— Я думаю, что всё будет нормально. Пока никаких предпосылок к неприятностям нет, – нарушил мои размышления капитан. Все переговоры с агентом идут на нормальном языке, ваша контора тоже беспокойства не высказывает, сроки мы все соблюдаем, и уверен, по технике и по таможне мы в порядке. Давайте не напрягаться, когда в этом нет необходимости.

— Давайте сегодня, продолжим наш вчерашний разговор. Других увлекательных занятий у нас нет. Так что мы обречены, – улыбаясь, закончил капитан. Помолчал немного, ожидая мою реакцию, и добавил:

— Ваших преданных слушателей почему-то нет, и, наверное, это вас немного расстраивает. Но я слышу стук их сандалий и вздохи ожидания радости и удовольствия, – скаламбурил мастер.

И действительно послышались шаги и разговоры. В дверях появились доктор, пожарный помощник, стармех и старший электрик. В иллюминаторы заглянули Миша, Андрей и Слава.

— Ладно! Располагайтесь. Наверное, одно из последних наших сборищ. Попробую с помощью вашего терпения и внимания ещё несколько страничек для задуманной книги сотворить.

— Как красиво говоришь, Максимыч! Коль хочешь урожай взрастить, то надо почву бы полить, – сымпровизировал Степаныч.

— Опять ты за своё! Ну, что бы ни случилось, а ты без лопаты в почву влезешь, – отреагировал доктор.

— Только чай или кофе.  Завтра очень трудное утро, – подчеркнул капитан. Будем становиться в точку на якорь. Завтра, возможно, экипажу придётся покинуть судно. Поэтому мы должны организовать перед этим проверку и подготовку всех механизмов, главную машину, электростанцию, якорное устройство и катер. Но предполагаю, экипаж сойдёт 25 октября. Тут рейдовое сообщение сложное из-за приливов и отливов.

— Давайте начинать. Идея должна созреть, – глядя на доктора, сказал капитан голосом, полным мудрости и надежды.

Мужики! Мастер задал непростой вопрос: По делу ли были созданы наши НИСы? Ответить не так просто. Я попробую кое-что вам рассказать о начале космической эры, а вы делайте выводы. Полчаса тому назад я зашёл под кормовой шар и, может быть, от предчувствия близкого расставания с судном навсегда, ушёл в воспоминания о 3-м рейсе «Комарова». Этот рейс был премьерой, когда НИСы СКИ ОМР работали по прямому назначению. «Комаров» помог выполнить программу вывода «Зонда-5» из аварийного состояния и подтвердить вариант баллистического спуска в Индийский океан. «Боровичи», успешно приняли телеметрию и по времени начала и конца приёма, дали возможность понять, что объект идёт по баллистической траектории и уточнить координаты приводнения. Используя станцию связи с космонавтами «Заря», как пеленгатор, определили в ночном океане, направление на «Зонд-5», подошли к объекту, дали координаты судам поиска и спасения, обеспечили его сохранность до прихода этих судов. НИС «АСК» обеспечил КВЦ параметрами аварийной орбиты грузового корабля «Прогресс-13», что позволило вывести его на расчётную орбиту, осуществить стыковку с «Салютом-7» и выполнить международные и наши программы полностью.

И ещё – вы, наверное, помните случай, когда во время беспилотного полёта станции «Салют-7» в феврале 1985 г. на её борту отказала аппаратура командной радиолинии (КРЛ). Станция стала неуправляемой. Она потеряла ориентацию, солнечные батареи (СБ) не обеспечивали зарядку аккумуляторов, станция замёрзла. Отогреть станцию можно было единственным путём: пристыковать к ней КК «Союз» и космонавтам перейти на «Салют» и восстановить работоспособность. 06.06.1985 г. был запущен КК «Союз-13», командир корабля В.А. Джанибеков, бортинженер В.П.Савиных. Позывной – «Памир». 08.06. Джанибеков пристыковал корабль к неуправляемой станции, открыли люк, и перешли в мёртвую станцию.

– 10.06 – подключили СБ к системе электропитания;

– 13.06 – заменили вышедшие из строя приборы КРЛ, станция стала управляемой.

– 16.06 – начал таять лёд в системе водоснабжения «Родник»;

– 19.06 – экипаж стал спать в «Салюте»;

– 23.06 – пристыковался «Прогресс-24», «Салют-7» начал функционировать полностью.

Весь этот период НИСы СКИ ОМЭР и КИКи ОГЭ-5 обеспечивали связь «Памиров» с ЦУПом. В Атлантическом океане НИСы: «КЮГ», «КВК», «КВВ», «КПБ» «КВП». В Тихом океане КИКи: «Маршал Неделин», «Чажма» и «Чумикан».

Они увеличили зону возможности вести телефонную связь «Памиров» и ЦУПа во время проведения восстановительных работ за пределами зон видимости наземных пунктов. Это сыграло важную роль в качественном и быстром выполнении восстановительных работ. 18.09.1985 г. к «Салюту-7 – «Союзу-13» пристыковался «Союз-14» командир корабля В.В.Васютин, бортинженер Г.М.Гречко, космонавт-исследователь А.А.Волков. Приступила к работе основная экспедиция ЭО-4. Вот и судите сами, по делу были созданы НИСы и КИКи.

— Считаю, что начало было по делу, сказал капитан, - принимаем, как доказательство. Все согласны?

Все согласно закивали, а Миша и Андрей даже подняли руки.

— В этом же рейсе впервые связь с пилотируемым кораблём «Союз-3» обеспечивалась на всех суточных витках. С территории СССР из 16 суточных витков видны только 10. Витки от 6-о по 13-й могли обеспечить пункты, расположенные в Северной Атлантике, у берегов Канады в районе острова Сейбл. Полёт «Союза-3» с космонавтом Георгием Береговым был, пожалуй, после полёта Юрия Гагарина, самым важным и самым непредсказуемым.

— А почему так, ведь до Берегового уже много наших космонавтов побывало в космосе – Титов, Николаев, Быковский, Терешкова, Беляев, Леонов — спросил Андрей.

— 24.04.1967 г. при посадке корабля «Союзе-1» погиб космонавт Владимир Комаров. Отказала парашютная система. Полётом «Союза-3» возобновлялась программа пилотируемых полётов Советского Союза на новых космических кораблях «Союз»

Результаты его важны были для космонавтики и для престижа страны. Так считали в ЦК и, соответственно, так же думали руководители космической отрасли. Это был ответ американцам в лунной гонке. На базе «Союза» создавались корабли Л-1 и Л-3. Удача – значит, мы в лунной программе двигаемся вперёд. И ещё, высшее руководство космической отрасли пыталось сгладить негативные эффекты неудач в нашей луной программе успехами в орбитальных полётах.

сплошные совпадения! После двух успешных автоматических стыковок кораблей «Союз» очень нужна была стыковка «Союзов» в пилотируемом полёте. Удача давала возможность открыть программу создания орбитальных станций, а это позволяло утверждать, – мы снова впереди! Можно будет рассчитывать на одобрение ЦК КПСС нового победоносного направления. При этом плавно, без особых конфликтов, похоронить лунную программу. Орбитальные станции – многоцелевые космические объекты и должны иметь постоянную связь с ЦУПом. Эту связь на глухих витках будут обеспечивать ПКИПы и ПИПы.

— И это в доказательство необходимости ваших судов принимается, с удовлетворением сказал мастер. А то, что у главных конструкторов уже в 1968 г. было сомнение в положительных результатах нашей лунной программы, я правильно понял?

— По тем материалам, что мне удалось прочитать или услышать от компетентных лиц, я могу сказать, сомнения в самой лунной программе и её приоритетности появились сразу после выхода постановления в 1964 г. Уже тогда мы отстали по носителю и по лунному кораблю от США на 3 – 4 года. Но тогда было время космического карнавала. Мы кружились в такт мелодии первого спутника, нам подмаргивали с фотографий кратеры обратной стороны Луны и улыбался Юрий Гагарин своей солнечной улыбкой, белые крылья Чайки украшали голубое небо, и Алексей Леонов был в самом красивом костюме за бортом «Восхода-2». Это был наш бал.

Мы всех приглашали на это карнавал, – красивый, многокрасочный, придуманный нашей страной, с главными сказочными героями и всесильными волшебниками, всеохватывающий и бесконечный. И мы кружились и радовались нашему счастью. И ещё, за лунную программу брался сам Сергей Павлович Королёв, а ему верили. Но у любой медали две стороны. Так вот, решения Партии принимались, как абсолютная истина и никто не решался их критиковать. Наши руководители космического направления и Правительство надеялись на русское чудо карнавала. Пока американцы не продемонстрировали возможность облёта Луны астронавтами в 1968 году, а высадку на поверхность Луны в средине 1969 года карнавальный калейдоскоп переливался краскам и обнадёживал счастливым финалом. Но надежды были хилые. А проигрывать очень не хотелось!

И тогда появились предложения: по долговременной орбитальной станции (ДОС) от Челомея и Мишина, по доставке лунного грунта с помощью автоматической станции от Бабакина. ДОСы – новое направление в пилотируемых полётах, а программа Е8-5 – доставка лунного грунта, при удачном результате может свести на нет эффект высадки американских астронавтов на Луну.

— Вот это да! А я никогда об этом не читал и не слышал, – огорчился Степаныч.

— Об этом тогда не писали и не говорили. Не помню, говорил я вам или нет о том, что в июле 1969 г., когда «Аполлон-11» кружил около Луны и прицеливался сесть, в то же время там летала наша «Луна-15», чтобы сесть, взять 107 г лунного грунта и доставить его на Землю раньше американцев.

— Ну, дела! И почему у нас не получилось? – с досадой спросил Андрей.

— Не получилась посадка. Разбилась, наверное, станция. Это случилось 21 июля, в день посадки «Аполлона-11». Если бы получилось, то предполагалось в этот же день стартовать к Земле и доставить грунт раньше американцев.

— Жалко! Вот бы привезли первые!

— «Луна–16» в сентябре 1970 г. доставила на Землю 105 г лунного грунта, и это произвело сильное впечатление. Когда опубликовали стоимость доставки 1 кг лунного грунта «Аполлоном-11» – 18 000 000 $, то многие стали задавать вопрос: Может, и правы русские, что сделали ставку на автоматические станции? Исследования 105 г лунного грунта в СССР дали тот же результат, что исследования 100 кг, доставленных «Аполлонами». В то время у нас официально программы высадки человека на Луну не существовало. Луну и планеты у нас исследовали АМСами.

— А сколько всего на Землю доставлено лунного грунта? – полюбопытствовал Миша.

— Мне встречались такие цифры:  6 «Аполлонов» доставили 415 кг,[5] а 3 наши «Луны-16,-20, -24» – 0,2301кг.

— И вы говорите, что исследование почти полутонной кучи и этих граммов дали один и тот же научный результат? – с недоверием спросил старший механик.

— Да, читал про это. Я бы отметил вот что. За грунтом на Луну американцы посылали 7 «Аполлонов», и только «Аполлон-13» вернулся без грунта из-за аварии. Мы посылали 6 «Лун» за грунтом, вернулось только 3. Спешка делала своё чёрное дело.

— Ничего себе! – прореагировал доктор. Мы проиграли, как ты рассказал, Максимыч, а я так понимаю, мы проиграли, как и в футбольной лиге чемпионов, обнадёживающе. Счёт в их пользу, но мы забили гол на их поле и потом ждали, когда они к нам приедут. Оно же так и получилось. Мы их теперь на «Мире» возить будем, и строить международную станцию собираемся, наши знания и опыт вкладываются в будущую космонавтику, их и нашу. Луна-то нынче не в спросе.

Дорогие мои слушатели, вы меня прямо наталкиваете на вывод: лунная эпопея ещё не раскрыта перед миром и все суждения, которые сейчас даются, это сырьё для объективной оценки лунной гонки. Во всём этом лунном деле есть 3 составляющие: политическая – приоритетная, техническая и научная. Так вот, я себе представляю так, – политику мы проиграли. Мне это представляется, как чемпионат мира по футболу. Мы и до сих пор его не можем не только выиграть, но и не всегда попадаем в финал. То у нас тренеры сезоны не учитывают, то судьи несправедливы, то в стране не до футбола.

— Что касается техники, то тут у нас дела, как в теннисе. Можем играть, и даже иметь положительные результаты, в отдельных турнирах и быть победителями, исполнители неплохие, но! Чего-то не хватает.

— Что касается науки, то здесь, как в хоккее. Были чемпионами мира, имеем замечательные кадры, но почти все они играют в зарубежных командах. Пока сборную собрать такую, чтобы за Родину играла, не щадя живота своего, не можем. Вот так, друзья.

Возникла пауза. Все о чём-то думали. Я воспользовался этим и попытался вернуться к незаконченному рассказу:

—Я бы хотел вернуться к 3-у рейсу «Комарова»… Мне кажется, именно в результатах этого рейсе можно найти ответы на вопрос капитана – по делу были, созданы наши НИСы или нет? Продолжу нашу тему и расскажу про работу с «Союзами-2 и-3», о которой упоминал:

— Стоим мы в Сьенфуэгосе, проводим плановые тренировки, отрабатывая инструкции для работ по «Зондам» и «Союзам». Пока никакой информации о пилотируемом полёте. Политическая учёба в расцвете. Пишем 3 конспекта, готовимся к конференции о непримиримости идеологий, проводим семинары по программе командирской учёбы и, конечно, ездим на остров Аврора. Это наша отдушина. Ещё придумали поощрять поездкой на рыбалку. Для этого выделяли спасательный катер, тот самый, что остался с левого борта. Ездили на экскурсию в крокодилий питомник. Зрелище, я вам скажу, не для слабонервных.

Время идёт. Вызревает вопрос об очередном заходе. 5 октября исполнился месяц, как мы вышли из Виллемстада. Со столов уже исчезли зелень, овощи и фрукты. Правда, зелёных кубинских мандаринов и грейпфрутов мы покупаем, но они очень кислые. Свежих продуктов запасы мизерные. Безбородов упорно молчит, ссылаясь на то, что пока программа на октябрь и ноябрь для нас не сформирована. Знаем из каютных источников, что 01.09 наши суда «Бежица» и «Долинск» работали по «Космосу-238» при его посадке. На самом деле это был «Союз». Значит, идёт подготовка к пилотируемому полёту. Почему нет информации хотя бы о ближайших работах и разрешённых портах захода?

Идёт 4-й месяц рейса, и уже появляются негативные настроения и болезни. Только что отправили самолётом заместителя технического руководителя от предприятия НИИП (Г-4149) Торшина. Доктор Попов предполагает у него обострение язвы желудка из-за неблагоприятных климатических условий и большого нервного напряжения, связанного с работой. В условиях судна лечение малоэффективно.

— Четвёртый месяц рейса, когда неизвестен график работ и дата возвращения, всегда трудный, и психологически, и физически. Как правило, некоторая разрядка наступает с получением определённости в работе и названии порта захода.

— Вот это верно. А по нынешним временам, заплатят, обещанные баксы, или нет? Настроение совсем плохое, и мысли одна чернее другой, – подчёркнуто трагически произнёс Миша-моторист.

— У нас самые тяжёлые времена были, когда на Кубе или в африканских портах ожидали разгрузки или погрузки. Иногда по 2 – 3 месяца стояли. И не из-за того, что выгоду ожидали. Больше бесхозяйственность или политические игры. Боролись за привлекательность социалистического строя для развивающихся стран, - начал говорить электромеханик. Помню, в Индонезию пушки возили. Очень секретно. Всё прятали от американских самолётов. Пришли в порт Сурабая. Стоим неделю, стоим месяц, а нам всё говорят: «tomorrow». Через полтора месяца стали разгружать. Второй считает пушки. Одной не хватает. Что делать? Офицер-приёмщик ждёт пушку. Портовый служащий принёс ему бутылку виски. Капитан выделил. Офицер сказал: «Okay» и уехал. Через час он привёз пушку. Помощник её предъявил ему же. Акт передачи подписали. Пушки поставили на причал, где их стояло, видимо, не видимо. При нас же пришёл японский сухогруз, погрузил пушки и увёз на металлолом – так нам консул объяснил. И ещё минутку, для разрядки:

- В Индонезии для Вьетнама нам погрузили быков. Пришли куда-то на юг, выгрузили. Вьетнамцы подарили одного быка. Вышли в море. Решили быка посмотреть. Пошли на корму, а их оказалось в кладовой 3 штуки. Подшкипер говорит, что они сами зашли в кладовку и заперлись. Второй помощник сказал, – это за пушку.

Байка всем понравилась. Все посмотрели на меня, предлагая продолжить.

— Где-то 16.10 или 17.10 получаем шифровку: «25.10 – 30.10 предстоит работа по «Союзу-2» и пилотируемому «Союзу-3». Рабочая точка – район Ньюфаундлендской банки, острова Сейбл. Ориентировочно координаты 44° N и 57° W. Уточните с капитаном. Все исходные данные сообщим в ближайшее время. Заход вам планируем в порт Галифакс 31.10 – 02.11 1968 г.».

В памяти отложилось, – суматоха началась сразу. Подготовка к отходу, разработка планов тренировок, составление графиков подготовки телеметрических станций МА-9МК к автономной работе. Настройка станции переговоров с космонавтами «Заря». Сопряжение спутниковых каналов связи со станцией «Заря». Организация привязки судна к координатной системе, а проще говоря, определение координат судна с точностью не хуже 100 м – всё это делалось впервые и одновременно. И ещё, математическое обеспечение для расчёта программ наведения антенн, целеуказаний для ручного наведения и прогноза движения орбитальных объектов не опробованы в реальном деле. Забот много, а времени осталось мало. Капитан Матюхин предложил выходить в ночь с 17.10 на 18.10, что позволит прибыть в район работ 23.10 и даст возможность изучить район и выбрать рабочую точку.

«Аполлон-7», стартовавший 11.10 с экипажем из 3 человек, успешно отрабатывал на околоземной орбите программу подготовки к облёту Луны и высадки на её поверхность. Комментаторы отмечали отличный старт. В течение первых дней были выполнены все программные манёвры корабля, чтобы обеспечить выполнение запланированных операций, в случае если придётся сокращать время полёта. Оно планировалось на 11 суток, ровно столько, сколько необходимо для полёта к Луне и обратно. Радио и телевидение США очень старалось как можно полнее сообщать о полёте. Они передавали на английском языке. Перевод делали Шевченко и его жена. По «Голосу Америки» слушали на русском языке. Наши телевизоры не принимали американский стандарт. Кубинское телевидение просто игнорировало информацию о полёте «Аполлона‑7». Всё это нас напрягало и разжигало желание отработать как можно лучше.

На переходе получили информацию о предстоящей работе. Первым будет запущен беспилотный «Союз-2», а через сутки пилотируемый «Союз-3», который на первом же витке будет производить стыковку с «Союзом-2».

Очень важно как можно надёжнее и полнее получить всю информацию о работе техники и космонавта во время полёта. Для экспедиции и экипажа «Комарова» это были новые испытания. Для всего плавучего комплекса предстоял вступительный экзамен в структуру пилотируемых полётов наземного комплекса. НИСы всё больше занимали место в космических программах, и, конечно, результаты должны были влиять на перспективы морского комплекса и личной карьеры каждого. Безбородов требовал готовиться самым серьёзным образом ко всем возможным режимам работы. Пока программы работ для «КВК» нет. Будет позже. Отсутствие на борту ОГ потребует максимального внимания и осторожности при работе.

Тренировки проходили каждый день. На 24.10 планировалась комплексная тренировка с ЦУПом (Евпатория). Тут у нас уже был опыт работы по «Зонду-5».

— Для меня не совсем понятно, почему вам с орбитальным, как вы называете, объектом надо вновь учиться работать на комплексе? Вы только-только отработали и сразу же снова тренироваться. Мы же на судне не тренируем механиков к каждому заходу, к каждой швартовке, каждому шторму. Люди приобретают опыт, – обратился старший механик,

— Ну, ты, дед, даёшь! Ты на судне и судном управляешь, а у них управляющий комплекс на судне, а управляемые объекты за сотни и тысячи километров от Земли находятся и по разным орбитам летают, - с удивлением, сказал капитан.

— Я так думаю, – заговорил третий помощник Слава. Каждая работа с космическим объектом похожа на военную операцию. Люди и оружие те же, а место и противник всегда разные. В каждом случае надо очень хорошо готовиться. Целиться и стрелять-то надо по-разному.

— Чувствую, что без пожарного помощника не обойдёмся, – вставая, сказал Степаныч. Считаю по опыту: на всякий вызов надо выезжать готовым ко всему.

— Как говорят в Одессе: и ты Лёва прав, и ты Бора прав! Послушайте сюда: тогда только начинались программы полётов. Это были лётно-конструкторские испытания. Как поведёт себя космический корабль, как будут работать во время старта и полёта космонавты, предстояло только узнать. Аппаратура корабельного комплекса тоже проходила государственные испытания в реальных условиях. Поэтому я и говорю, что вы все правы.

Так я решил расслабить напряжённые поиски красочных цитат о сути наших работ. Несколько минут ещё поупражнялись, пока мастер не вернул всех к теме, его интересующей:

— Так каков был ваш первый пилотируемый блин?

— Пришли мы в точку работы 23 октября. Да, именно в этот день «Комаров» занимал позицию для первой работы с пилотируемым объектом. Почём-то все работы по космическим объектам, выполняемые НКИКом, называли «боевыми». Я могу согласиться с этим названием только для чисто военных спутников, например, «Зенит». У нас боевых работ не было. Но тогда мы не задумывались над этим и считали, будем принимать боевое крещение. Вот так!

— Я прошу прощения, – торжественным голосом заговорил капитан. Дело принимает неожиданный оборот – мы сегодня тоже вышли в точку, где «Комаров» готовится к окончанию своего боевого пути. Удивительное совпадение. 26 лет прошло!

Капитан замолчал. Мы все от этого открытия даже растерялись.

— А когда работа по «Союзу-2» началась? – интригующе спросил капитан.

— «Союз-2», беспилотный, стартовал 25 октября в 12.00 по Москве, а в нашей зоне видимости он появился в 21 час, а по местному времени 13 часов.

— Т – а – а – к, - растягивая слово, произнёс капитан.

Все, молча, ждали продолжения. Что-то ж он ещё должен сказать неожиданное?

— В телеграмме агента, я ещё вам не говорил, сообщается: власти и покупатель прибудут на судно 25 октября в 13.00, сплошные совпадения! – сказал, удивляясь, капитан.

— Интересный сюжетик, – сказал доктор. Так вот, и приходишь к выводу, что в мире всё связано и всё расписано. Просто мистика. Думаю, надо послушать, как в эти же дни было на «Комарове» 26 лет назад. Что будет далее, скоро узнаем. Будут ли опять совпадения?

— Весь переход от Сьенфуэгоса выбирали точку работы. Мы готовились к работе по полной программе, что означало – будут использоваться все режимы:

– КРЛ (командная радиолиния) – выдача команд и уставок;

– РКО (радиоконтроль орбиты) – измерение дальности и радиальной скорости объекта;

– ТМ - приём телеметрической информации антеннами станции;

– переговоры с космонавтом по каналам станции «Заря»;

– передача через спутник «Молния-1» полученной информации в КВЦ и ЦУП.

– иметь для каждого объекта ЦУ в случае, если стыковка не состоится;

– быть готовыми к приёму телеметрической информации от каждого объекта;

– при необходимости переговоров ЦУПа с космонавтом через радиостанцию «Заря» ретрансляцию переговоров вести через спутниковый канал связи.

Из всего вышесказанного следовало решить несколько обеспечивающих задач. Выбор рабочей точки оказался не так прост. От нас требовали РКО, а это значит, надо иметь координаты места стояния с ошибкой не более 100 м. Спутниковой системы навигации тогда ещё не было. Чтобы получить требуемую точность, необходимо был выполнить большое количество обсерваций в одной точке, то есть стоять на якоре.

Для надёжной работы якоря желательно иметь глубину не более 40 м. И ещё задачка: на одном якоре судно будет ходить по кругу. Это ухудшает точность обсерваций, а следовательно и координат места. По отношению к космическому объекту антенны будут занимать случайное положение. Как ветер захочет, так и будет. На судне много надстроек, мачт и труба. Они в некоторых направлениях закрывают космический объекты от зеркала антенны, что ухудшает радиосигнал как на приём, так и на передачу. Поэтому для судна надо выбирать курс, обеспечивающий наилучшую видимость объекта. Это возможно при постановке на 3 якоря. А у Сейбла мы работаем по 6 виткам, и все они относительно НИСа имеют разные азимуты. Курс надо выбирать 6 раз и становиться на 3 якоря столько же раз. Как говорят моряки – это уже искусство. Так, Владимир Львович?

— Морской торговый флот не имеет практически судов с тремя якорями. У меня нет практики постановки на 3 якоря, но, я думаю, опытный капитан её исполнит. Дело это непростое. Требует серьёзной подготовки и времени.

— Тут ещё такие ребусы нарисовались: если режим траекторных измерений в сеансе с объектом не запланирован, то нам было выгодно двигаться выбранным курсом малым ходом.

— Это значит, что вы на какие-то витки становились на 3 якоря. На каких-то витках ходили выбранным курсом – подытожил третий помощник.

— Значит, вся команда во время работ тоже на товсь? А как долго длилась работа? – в заключение спросил Слава.

— Каждый виток длится примерно 90 мин. Таких витков 6. Значит время видимости объекта в рабочей точке 9 ч. К работе начинаем готовиться за 2 ч, то есть по двухчасовой готовности. Это уже 11 ч. После окончания зоны видимости ещё 2 ч выдаём информацию и отвечаем на вопросы КВЦ и ЦУПа. В итоге рабочий день 13 ч. Итак, сколько суток летает объект над нашей точкой, столько было рабочих дней.

— Я понял, через каждые полтора часа вы работали по объекту, – вступил в разговор старший механик. За это время вы должны были либо стать на три якоря, либо сняться, передать информацию за прошедший сеанс и принять информацию для следующего сеанса и подготовить все средства к работе. Напряжённый режим работы.

— Поначалу было тяжко. Потом, с каждой новой работой накапливался опыт, совершенствовались инструкции по работам, оттачивались функциональные связи и, конечно, расширялись и углублялись знания. А тогда, 23.10 начальник экспедиции Поздняков согласовал с ЦУПом рабочую точку с координатами φ=44°37'N, λ=57°45'W, глубина 30 – 40 м. В этой точке мы должны были находиться во время сеансов связи.

И это не всё. Выбранная точка находилась в оживлённом рыболовном районе. Движение судов интенсивное. От границы Канады всего 70 миль. 6 месяцев тому назад, в территориальных водах Бразилии был арестован НИС «Кегостров», как шпионское судно. Скандал был очень громким. Правда, там всё закончилось благополучно. Как воспримет Канада работу «Комарова» возле своих границ, нужно ли уведомлять Канаду о наших работах. Для Безбородова в Москве это были тоже напряжённые дни. На многие вопросы ему надо было дать ответы.

Нам надо было оценить помеховую обстановку в районе работ. Если обнаружим сильные помехи, то придётся искать пути исключения их влияния на работу. До пуска «Союза-2» помехи просматривались на всех рабочих частотах круглосуточно. Слава Богу, всё обстояло благополучно.

Вот и мы с вами завтра точно определим место стоянки судна, а сегодня, капитан обсуждал и отрабатывал со штурманами все особенности стоянки и действий экипажа при постановке на якорь. Так что действия наши сегодня похожи на те, что были 26 лет тому назад.

— Олег Максимович! – стесняясь, заговорил Степаныч. Пусть сегодняшние события не такие важные, как 26 лет назад, но их объединяет похожесть – в один и тот же день у вас совершаются значимые дела в вашей жизни. Тогда 23.10.1968 г. вы были причастны к первым работам НИСа «КВК» по пилотируемым кораблям. Это было начало. Теперь, именно в этот же 23.10.1994 г. вы завершаете последний его рейс. Как это ни горько, но всё-таки свою работу мы выполнили достойно.

— К чему ты гнёшь, Степаныч? – спросил капитан. Я же сказал, что завтра ответственный день, и мы должны быть как стёклышко.

— Так я и говорю, что и надо нас омыть, чтобы мы были чистенькие как стёклышко перед памятью о прошлом и перед настоящим. Такое совпадение, такие события бывают раз в жизни, – добродушно улыбаясь, отвечал Степаныч.  Золотое правило моряков: – то, что можно выпить сегодня, не откладывай на будущий приход!

— Вот даёт! – воскликнул доктор. Такой мудрый, такой далекосмотрящий. Всегда на пожарной вышке!

— Ладно! Давайте закончим базар. Может Степаныч и прав в чём-то. Разбежимся, затеряемся в рыночной экономике, растворимся в потоке свободных слов, укачаемся на волнах независимой информации и забудем наши маленькие праздники-совпадения. Предлагаю поддержать Степаныча! Осталось-то вместе быть всего пару дней, – сделал неожиданное заключение мастер.

И как тут было не согласиться! Все необходимые действия уже были отработаны за 45 дней рейса. Настроение у всех поползло к точке «хорошо», и после рюмки всем захотелось ещё активнее найти совпадение событий и дат.

— А теперь расскажите, как вы в первый раз прикоснулись к космическим тайнам.  Увлекательно делать новое дело первым, а неизвестное дело – это как шаг в неизведанное. Я такое переживал, когда первый раз шёл в Антарктиду. Первый айсберг показался мне живым существом, оставленным инопланетянами для охраны непознанного континента, открытого самым последним – шестым. Я прочитал в какой-то газете, что в Антарктиде у инопланетян есть база и Город радуг. К месту будет сказано, открыли Антарктиду русские моряки на кораблях «Восток» и «Мирный» под командованием Фадея Фадеевича Беллинсгаузена и Михаила Петровича Лазарева 28.01.1820 г. почти продекламировал доктор,

— Анатолий Иванович! Вот не знал, что вы полярный доктор, да ещё и с инопланетянами знакомы. Жаль, что так поздно об этом мы узнали. Пару бы вечерков почаёвничать вприкуску с рассказами об Антарктиде, – с искренним сожалением сказал капитан.

— Да! Хочу сказать, что уже наше поколение утратило замечательную составляющую общества – рассказы за рюмкой чая о том, что судьба каждому человеку отпускает. Газеты, радио, телевидение с каждым из нас общаются по принципу игры в футбол в одни ворота, – когда мы в роли вратаря. То ли дело у нас на «Комарове». Каждый может и бить по воротам и быть вратарём. Максимыч рассказывает, а мы всегда можем спросить, возразить или что-то добавить. Сам начинаешь рыться в памяти и иногда, слушая рассказчика, находишь в своей судьбе очень интересные, а порой, и славные события, – дополнил своё выступление доктор.

— Я очень благодарен вам за то, что вы терпеливо меня слушаете.

— Мы и дальше готовы и слушать, и спрашивать, и что-нибудь сообщить примечательное,  – сказал Степаныч

— Так вот, 25 октября мы стояли в точке и ждали сообщения о запуске «Союза-2». Нам поставили задачу принять телеметрию, которая будет включаться в нашей зоне видимости от бортового программного устройства и попробовать режим РКО с включением режима по КРЛ. Для нас это было очень ответственно. Как исполним первый раз, так и будут воспринимать нас, по крайней мере, на этой работе.

По местному времени старт произошёл. В 04.00 местного времени 25.10.1968 г., 12.00. ДМВ стартовала ракета с «Союзом-2». Сеансы связи укладывались в распорядок дня, и первый день начинался привычно. Через 4 часа получили информацию, объект вышел на орбиту, близкую к расчётной, и можно пользоваться ранее выданными начальными условиями (НУ) для расчёта ЦУ и программ наведения антенн. До начала сеанса связи оставалось ещё несколько часов. Мы были уверены в готовности комплекса и всего личного коллектива НИСа к работе, но всё же, волновались. Даже хороший клёв скумбрии на самодур не отвлекал от размышлений о предстоящей работе. По двухчасовой готовности все были на местах, одетые в белые рубашки и при галстуках. Второй раз выходим на настоящую работу и первый раз с орбитальным объектом. Можно сказать, создаём традиции.

Баллистики уточнили ЦУ для телеметрических станций и программы наведения антенн комплекса «Кретон». Координаты судна определяли в основном радиоастрономическими средствами комплекса «Сож» и штурманами, с помощью навигационных средств судна. Береговых ориентиров не было видно. Шевченко – старший помощник капитана обрабатывал измерения и рассчитывал координаты по, разработанной им методике. Когда до начала зоны видимости осталось 15 мин, с мостика доложили о появлении самолёта и судна недалеко от нас. Дымов запросил телеметристов и приёмники «Кретона» о наличии помех. Всё было чисто. Самолёт и «рыбачек» явно проявляли интерес к нам. Мы стояли на якорях. Время шло к обеду, к 12.00 местного времени. Мастер дал команду включить стояночные огни, чтобы нас видели лучше. С погодой нам повезло. Море покачивало, ветер слабый, температура выше 0, и скумбрия просто вешалась на крючки. Кстати, сказать, наличие хорошего клёва, как показала практика в дальнейшем, немаловажный фактор, улучшающий морально-психологический климат.

Все волнения и переживания были внутри нас. По пятиминутной готовности антенны были выставлены в начальную точку траектории корабля «Союз-2». Первыми увидят сигнал телеметристы. Бортовой телеметрический передатчик включается от программного устройства. Передатчик радиолинии РКО мы должны включать сами.

Ждём. Отсчёт времени 10 сек, 9 сек, 8 сек… Тут, скажу вам, начинает казаться, – сигнал должен быть уже! Начинаешь искать возможные причины отсутствия. Первое, что просто сверлит мозги, – нет ли ошибки в положении антенны?... По тем ли начальным условиям посчитаны ЦУ для телеметристов?... Так и хочется запросить оператора наведения азимут антенны. Идёт отсчёт – 5 сек, и вдруг доклад:

— 25-й! Наблюдаем сигнал, АРУ (автоматическая регулировка усиления) хорошее, и продолжает расти.

После этой информации все беспокойства, все сомнения исчезают. Голова начинает чётко работать по выполнению программы.

— 615-й! Выдать команду Борис-25! (Б-25 - включение борта)

Пауза. Что-то щёлкает, пищат сельсины.

— 25-й! Я 615! Команда Борис-25 выдана.

Снова пауза. На экране контроля сигнала появляется кольцо.

— 25-й! Я 35-й! Наблюдаю сигнал, отношение сигнал – шум больше 100 и растёт.

Всё! Мы вошли в связь с объектом! Идём по программе. Включаем РКО и начинаем измерения. Внешне всё нормально. На системе регистрации параметры обрабатываются для записи на перфоленту. В стойках программных устройств пищат сельсины, шкалы угла места и азимута быстро крутятся, стрекочут перфораторы, снимающие с перфоленты программу наведения антенн комплекса «Кретон».

8 мин сеанса связи с объектом пролетают быстро. Руководитель работ даёт разрешение 615-му выдать команду Д-26  – выключить борт. На индикаторе захвата сигнала пропадает зелёное кольцо. Всё! Отбой средствам! Теперь работать связистам, телеметристам и траекторщикам. Антенны комплекса наводятся на «Молнию-1». Волноводы антенн подключаются к комплексу спутниковой связи «Горизонт-КВ», связисты устанавливают связь со Щёлковским пунктом, потом настраивают каналы связи с КВЦ и ЦУПом и начинают выдачу информации. Безбородов успевает поздравить с удачным началом работ и пожелать удачи.

Вот так состоялось наше крещение на орбитальных объектах. В этот день мы работали по 6 виткам. Дерготни не было. ЦУП оценивал состояние объекта хорошим. По выдаваемой телеметрии вопросов не было. КВЦ брал наши траекторные измерения в обработку. Мы испытывали большое удовлетворение от нашей полезности.

После 6-го витка нас предупредили о важности работы с объектом «Союз-3». У нас уже появилась вера в наш комплекс и уверенность в людях. Завтрашнего дня мы не боялись. Скажу так, после 2-о витка многие пошли ловить скумбрию, а 4-й и 5-й витки работали уверенно. Конечно, так было потому, что «Союз-2» летел отлично.

Поздняков и техрук Краснов очень осторожно отнеслись к первому успеху. На завтра было назначено совещание по анализу первого дня работы. Хочу вам сказать, на этом совещании мы выяснили много вопросов, которые требовали и технических, и организационных решений. Оно нас опустило, в нашем случае, на воду, и подготовка к следующему дню проводилась на полном серьёзе. Нас предупредили, надо быть готовыми к работе телеметрическими средствами по двум объектам в состыкованном состоянии и раздельно, но на малом расстоянии друг от друга. Возможен режим работы – переговоры с космонавтом. В этом случае работаем через «Молнию-1».

Эти задачи тоже надо было решать впервые, да и «Молния-1» проходила период отработки. К моменту запуска «Союза-3» мы были полны тревог и забот так же, как и в первый день. Кто должен был лететь на «Союзе-3», никто не знал. Известно было, что главная задача – состыковать активный корабль «Союз-3» с пассивным кораблём «Союз-2», сделать в состыкованном состоянии несколько витков, расстыковаться и по очереди осуществить посадку. «Союз-3» должен стартовать в тот момент, когда «Союз-2» будет пролетать над местом старта. В этом случае корабли будут друг от друга на расстоянии 10 – 20 км, и сразу же начнёт работать система автоматического сближения. Когда расстояние между кораблями будет 200 м, космонавт перейдёт на ручное управление и осуществит стыковку. Фактически на следующем витке они должны были появиться в зоне видимости Евпаторийского пункта состыкованными.

— Получается так, что главные дела на космических кораблях происходят над нашей страной, а зачем тогда вам на «глухих» витках стоять в океане? Вашего флота нынче нет, а «Союзы» и станция «Мир» летают себе по тем же орбитам, – подал голос Миша-моторист.

—Тогда, Миша, было время такое, – многое делалось впервые. Надёжность аппаратуры, обеспечивалась на небольшие интервалы времени, и, поэтому, её приходилось как можно больше контролировать. Бортовые вычислительные и управляющие комплексы только начинали завоёвывать право на жизнь в космосе. Спутниковых систем ретрансляции не было. Получить информацию о состоянии объекта и воздействовать на бортовые системы, возможно было только при прямой видимости космического объекта с командно-измерительного пункта. Других путей организовать управление космическими объектами не было.

— Государство денег не жалело. Построить 7 НИСов для лунной программы за 4 года – немалые деньги. А ещё же планировались суда в службу поиска и спасения. Предложения готовили ВМФ и ВВС. Тема называлась «Эллипс». Поисковая служба на суше и в Индийском океане по их оценке выливалась в сумму около 800 000 000 рублей. Слышал, что военные моряки предполагали в составе поисковых сил иметь 20 океанских судов с вертолётами. Но нашлись разумные люди и предложили сделать 8 судов на базе лесовозов, как и наши «Селены». Это предложение обошлось в значительно меньшую сумму. Флотилия обеспечила поиск и спасение в Индийском океане «Зонда-5» и «Зонда-8» и 2 объекта «БОР-4» – модели ракетоплана из темы «Спираль». Запускали их для проверки характеристик теплозащитных покрытий космического корабля «Буран». Мы с ними мало контактировали, и всех их дел я не знаю.

— Много тогда значила космонавтика для государства, вот и не жалели денег. Уступать американцам очень не хотели. Как я понимаю, ракеты с ядерными зарядами и космические полёты были самыми важными показателями могущества страны, вот и не жалели деньги, вбухивали в это дело, сколько было нужно,  – включился в разговор 3-й помощник Слава,

— Эти направления и сейчас, Слава, очень важные, но теперь времена другие. Но давайте вернёмся к делам «Комарова». С нынешних высот можно сказать, что наступал тогда в судьбе лунных НИСов крутой поворот.

Наша лунная программа стала рушиться, а ориентация главных конструкторов была на орбитальные объекты длительного существования. ПКИПы и ПИПы становились важным фактором качественного проведения лётно-конструкторских испытаний на всех 16 суточных витках. Хорошо, что конструкторы бортовой и наземной аппаратуры, систем и комплексов, унифицировали все средства управления, как для лунных объектов, так и для пилотируемых кораблей. Переход на обеспечение пилотируемых орбитальных полётов не требовал серьёзной модернизации НИСов. Работа «КВК» по «Союзу-2» и «Союзу-3» открывала новое направление в работе плавучего измерительного комплекса. Теперь «Комаров», а с 1971 г. «Королёв» и «Гагарин» будут включены в контур спутниковой связи с ЦУП и КВЦ. С этой работы ОПИК становится полноправным звеном НКИК.

— Прошу прощения, – вступил в разговор старший механик.  Такая важная работа, как вы нам рассказываете, а ваше участие в ней, получается, и не планировалось ЦУПом. По вашему получается, что при выходе в рейс вам ничего о работе не говорили, а потом переговоры с космонавтами всегда вели операторы из отряда космонавтов. Да вы сами рассказывали, что на «Комарове» это делали Колодин, Артюхин и ещё вы называли другие фамилии. Артюхин, кажется, летал с Поповичем, как я помню.

— Насчёт того, что ничего не планировали и не сообщали о предстоящих работах, видимо, я не очень понятно говорил. Нам ставили задачу на рейс и называли объекты, предполагавшиеся к запуску, но точных дат составов экипажей не называли. Программ полётов не давали. Как правило, ясность о работе давали члены ОГ по прибытии на НИС. Начальники экспедиций ПИПов, готовясь к рейсу, посещали разработчиков и отделы обработки телеметрической информации для консультаций. Делали всё возможное для обеспечения качественного выполнения работ. Плохо было с официальными документами на конкретную работу из-за засекреченности всех материалов. А по поводу переговоров с космонавтами скажу следующее:

На наших судах ходили и летавшие, и не летавшие космонавты. Могу назвать летавших: Глазков, Аксёнов, Стрекалов, Рюмин. Из не летавших помню: Колодина, самый, самый первый стал мореманом. Он пошёл с нами в 4-м рейсе для работ по «Союзу-4» и «Союзу-5» в январе 1969 г. Первая в мире стыковка пилотируемых кораблей. Ещё из не летавших ходили: Куклин, Заикин, Петрушко, Пономарёв. Были ещё, но я не помню.

Уж если мы этой темы коснулись, то хочу сказать вам, что самым моряцким космонавтом был Герман Степанович Титов. Все послелунные НИСы: «Волков», «Беляев», «Добровольский», «Пацаев», «Маршал Неделин», «Маршал Крылов» и «Академик Николай Пилюгин» были созданы при его самом активном участии в подготовке правительственных решений, во время разработки проектов, при строительстве и принятии в эксплуатацию. Он был либо председателем Межведомственной комиссии, либо Государственной. Ходил на испытания. Часто посещал НИСы, встречая или провожая. Но всё это к слову, а тогда дела обстояли так:

После гибели Комарова пилотируемые полёты были остановлены. Королёвское ОКБ-1 доработало «Союзы», и уже в конце 1967 г. была осуществлена первая в мире автоматическая стыковка «Космоса-186» и «Космоса-188». Это был большой успех, но решиться на пилотируемый полёт воздержались. В апреле 1968 г состоялась автоматическая стыковка «Космосов-212 и 213». Все динамические операции проводились над территорией СССР. НИСы привлекались только на посадочных витках.

— А почему «Космосов»? – спросил Миша.

— Такие правила были. Всё, что запускалось, шло под названием «Космос». Так мы скрывали все наши военные спутники и новые разработки. Когда скрывать уже было невозможно, объекту давали имя, например, – «Протон», «Союз», «Метеор». Теперь позвольте вернуться к повествованию:

И после успешных стыковок выходить в Правительство никто из разработчиков не решался. Для полной уверенности в готовности кораблей «Союз» к пилотируемым полётам 28.08.1968 г. был запущен «Союз» № 5 под названием «Космос-238». Полёт прошёл нормально и 01.09.1968 г корабль благополучно приземлился. «Комаров» уже были в рейсе. Решения о пилотируемом полёте, не было, хотя уже ходили разговоры в самых верхах о возможности осуществить стыковку пилотируемого корабля с беспилотным. К концу сентября председатель комиссии по расследованию катастрофы «Союза-1» и наставник космонавтов Каманин согласился доложить в Правительство о готовности к пилотируемому полёту корабля «Союз». Было подготовлено 3 кандидатуры на полёт: полковник Герой Советского Союза, участник войны, лётчик-штурмовик каманинского авиационного корпуса, лётчик-испытатель Береговой, подполковник лётчик-испытатель Шаталов и подполковник лётчик Волынов.

Каманин настаивал на активном участии космонавтов в управлении космическим кораблём и ставил в пример американцев, у которых автоматических стыковок не проводилось. Всё делали астронавты. Был ещё один претендент – космонавт Феоктистов, представитель ОКБ-1, один из разработчиков «Союза». Очень настаивал главный конструктор Мишин. Как рассказывали ходившие с нами космонавты, Каманин всё сделал, чтобы полетел Береговой.

— А чего так? – спросил мастер. Разработчик всё-таки. С Комаровым и Егоровым летал на «Восходе». Самое то, что надо для первого раза.

— Я расскажу, что слышал от космонавтов-моряков и узнал из прочитанного в газетах и книгах. Каманин, да и космонавты из отряда считали, – командирами космических кораблей могут быть только военные лётчики-истребители. Драчки из-за этого возникали при формировании экипажей.

Главный конструктор кораблей Л-1, Л-3 и носителя Н-1 Мишин однажды заявил: в полётах по лунным программам будут работать автоматические комплексы управления, и для их контроля нужны инженеры, участвовавшие в разработке этих комплексов. Каманин же считал: Королёв и его последователи «заавтоматизировали» пилотируемые корабли и свели на нет роль космонавтов, в то время как американцы все операции по управлению «Аполлоном» и «Лунным модулем» поручили астронавтам. Поэтому и Каманин, и его подчинённые, считали, – причина отставания СССР от американцев в пилотируемых полётах кроется именно в этом. Автоматические системы трудны в разработке, объёмны по испытаниям и требуют значительных затрат для создания дублирующих систем повышения надёжности. Большое количество автоматов съедает значительную часть полезной нагрузки, и для создания комфортных условий работы космонавтов из-за этого много ограничений. Как пример, – отказ от скафандров на «Восходе» и на «Союзах»; экипаж лунного корабля 2 человека, а не 3; на поверхность Луны высаживать 1-го космонавта, а не 2-х, как на «Аполлоне».

Присутствие космонавта на борту космического корабля позволяет принимать решения на месте, особенно в случае отказа автоматики, – так считал Каманин. Как говорил Юрий Артюхин, лётчику трудно согласиться с тем, что его место займёт не лётчик. А он знал это хорошо, так как сам вышел из инженерного состава и летал в должности бортинженера «Союза-14». Каманин 11 лет руководил в ВВС подготовкой космонавтов, и всё это время прикладывал огромные усилия осуществить передачу военного космоса в ВВС, а пилотируемого, в первую очередь. Знаю, что наши первые космонавты в конце октября 1965 г., опять совпадение, кажется, тоже 23 октября, передали в приёмную Л.И. Брежнева письмо, в котором говорили об отставании от американцев в пилотируемых полётах, о плохой организации работ в промышленности, об отсутствии материально-технической базы для подготовки космонавтов. О том, что из 16 суточных витков они имеют связь с ЦУПом только на 10-и, а 6 витков «глухие». Это те самые витки, которые «Космонавт Владимир Комаров» пришёл избавить от «глухоты» в район Ньюфаундлендской банки.

Особое беспокойство у них вызывает отсутствие утверждённых Правительством военных программ пилотируемых полётов. А этих программ было много. Они желали летать на кораблях всех типов: «Восход», «Союз», 7К-ВИ («Союз» для разведывательных целей), ДОС – «Алмаз», Л-1, Л-3, «Спираль» (ракетоплан). Они подчёркивали, что в 1965 г. американские астронавты совершили 5 полётов на корабле «Джемини» и по программе 1966 г. намечено ещё 5, а у нас в 1965 г. только один полёт «Восхода-2». На 1966 г. нет плана, и на будущее очень плохо просматривается.

— Вот, ёлы-палы, – вдруг заговорил Степаныч. Вроде, самые победы в космосе были. Как помню, праздник начинался с самолёта с космонавтом в сопровождении истребителей, потом открытые машины с героями в сопровождении эскорта мотоциклистов, митинг на Красной площади и ликование счастливых людей на улицах городов. Казалось, всё действительно мудро. И мы верили, – только в нашей стране мог родиться космонавт и первым в мире полететь на советской ракете в космос. Так мы все думали! А выходит, даже первые космонавты уже тогда видели хреновую ситуацию. И то, что сейчас делается с бывшим Советским Союзом, начиналось уже тогда.

— Наверное, так, Степаныч! Но тогда подумать, что наши космонавты к Луне не полетят, и Советского Союза не будет там, никто не мог предвидеть. Мы искали, где можно быть впереди американцев, и поэтому было большое разнообразие программ пилотируемых полётов, да и не только пилотируемых. Для такого количества различных программ нужны были огромные средства и значительные производственные мощности. Мы пытались объять необъятное. А американцы летали на одном типе космических кораблей «Джемини», чтобы подготовить астронавтов к полётам на «Аполлоне». Они делали одно дело разными программами, а у нас каждая программа делала своё, а главной цели не было. Они говорили о своих делах и планах открыто, мы все делали втихаря, и открыто говорили только об успехах. Главное, быть впереди США и победоносно отвечать на их успехи.

— Много было идеологической путаницы, хозяйственной неразберихи в формировании государственной и партийной политики в определении генерального курса развития космонавтики во втором десятилетии начала космической эры. Не будем в эту область истории впутываться. Только отмечу, что жизнь космонавтов после первых потрясших человечество полётов, стала очень и очень не простой, наполненной всеми грехами, за которые Бог лишил людей райских благ. Число желающих полететь к звёздам значительно превышало количество мест на космических кораблях.

Я почувствовал какое-то движение среди гостей и сделал паузу.

— Насколько я помню, до полёта Леонова и Кубасова на стыковку с «Аполлоном», кажется, в июле 1975 г., все космонавты появлялись на подиуме только после полёта. Они всегда дарили космические улыбки, докладывали о выполнении заданий Партии и Правительства, благодарили за доверие и внимание Генерального секретаря Партии и заверяли, что готовы выполнить любое задание, – с иронией заметил капитан, сделав паузу, чтобы оценить нашу реакцию, а она была одобрительная, он продолжил:

— О трудностях во время подготовки к полёту, во время полёта и после посадки никто, никогда не говорил. Нам казалось, эти люди – прообразы нашего будущего. Вообще, я вам скажу следующее: Прошло столько лет. Союза давно нет! - капитан глубоко вздохнул, посмотрел на каждого из нас и с грустью продолжил: А очень жаль, что враньём и утаиванием столько хороших дел испохабили, извратили. Теперь трудно даже самому себе ответить, с пользой или попусту прожил жизнь в Стране Советов, в самые плодотворные годы.

Я посмотрел на часы. Стрелки приближались к 17.00 – времени ужина. Удаляемся мы от намеченной темы. Ищу, как вернуться к полёту Берегового и работам «Комарова».

— Владимир Львович наблюдательный человек. Капитан и должен быть таким в моём представлении. В дополнение к вышесказанному добавлю: слетавшим космонавтам тяжко доставались пресс-конференции, выступления на митингах и собраниях у нас и за рубежом. Все их выступления, заявления редактировались Каманиным, согласовывались с ЦК КПСС, поведение при различных визитах и встречах строго регламентировалось. За их поведением наблюдали и партийные, и государственные чиновники. КГБ регулярно присылало Каманину списки тех, кому можно посылать «чёрную метку». Непростая у них была жизнь. Все они обрастали слухами, легендами и сплетнями.

В книгах, написанных до девяностых годов, космонавты и журналисты рассказывали о жизни и делах людей, которым была предначертана судьба героя. Каждый находил её нить и не упускал. Шёл за нитью, молча и упорно, опекаемый Партией, пока этот путь не становился достоянием всего общества. Став героем, он продолжал верить в свою избранность. На самом деле они были наделены всеми качествами, которыми Всевышний заложил в человеческое существо, – сделал я попытку перевести разговор в нужное русло.

— Я думаю, после Гагарина и Титова стать кандидатом на полёт стало не просто, а потом, как показала жизнь, полететь захотели и разработчики, и врачи, и учёные. Женщины тоже хотели иметь свои экипажи. Как всегда, вначале энтузиазм, увлечение, неизвестность и чувство первооткрывателя. Отшумит это и наступает время прагматизма, борьбы за место, за номер в очереди, за награды и за блага. Так было и так будет!  – закончил свою мысль капитан. Помолчал немного, а потом вдруг спросил:  Береговой, как я думаю, не просто так, по очереди, полетел на «Союзе-3»?... Что скажешь, Максимыч?

— Уводите вы меня от ответа на ваш же вопрос. Коротко: Береговой пришёл из лётчиков-испытателей. Ему было 43 года, что значительно превышал установленный главкомом ВВС порог 35 лет. Главком ВВС Вершинин, не смотря на возражения Каманина, приказал зачислить его в отряд космонавтов 25.01.1964 г. отдельным приказом, в дополнение ко второму набору в 1963 г. То, что он значимый конкурент не летавшим космонавтам отряда, всем стало ясно сразу. Береговому надо было всех догонять, и при этом, очень стараться, что у него не всегда получалось.

После гибели Комарова в апреле 1967 г. почти полтора года дорабатывали корабль «Союз». Решение о возобновлении пилотируемых полётов ВПК приняло 14 октября 1968 г. Политбюро ЦК КПСС одобрило его 17 октября. Каманин предложил назначить командиром «Союза-3» Берегового. Думаю, Каманин мотивировал свой выбор тем, что это будет единственный участник Великой Отечественной Войны, Герой Советского Союза, опытный лётчик-испытатель с перспективой быть начальником Центра подготовки космонавтов. Полёт на «Союзе-3» был единственным для Берегового шансом стать космонавтом с опытом полётов. Ему было 47 лет, и состязаться с молодыми в освоении совершенно нового дела с каждым годом становилось всё труднее. Об этом говорили оценки при сдаче экзаменов на допуск к полёту. Только с третьего захода Георгий Тимофеевич получил отличные оценки, такие же, как его дублёры Шаталов и Волынов.

1967 г. был чёрным годом для космонавтики. В январе погибли 3 американских астронавта – сгорели в «Аполлоне» во время тренировки. Открыт список погибших космонавтов. В апреле, первая в мире катастрофа в космическом полёте – при посадке разбился советский космонавт Владимир Комаров на корабле «Союз-1».

В марте 1968 г погиб первый космонавт мира Юрий Алексеевич Гагарин, выполняя тренировочный полёт на самолёте МИГ-15 УТИ.

Американцы свою программу пилотируемых полётов на кораблях «Аполлон» опубликовали с датами стартов и составами экипажей. В 1968 г. планировалось два полёта. В октябре орбитальный полёт, в декабре облёт Луны.

В СССР планы не публиковались.

Выбирая Берегового на этот полёт, Каманин, как мне кажется, рассчитывал на то, что в случае невыполнения программы полёта никто не решится давать негативные оценки Герою Советского Союза, лётчику-испытателю 1 класса. Запуск «Союза-3» должен прервать полосу трагических неудач и послужить началу многообещающей программы долговременных орбитальных станций. Полёт Берегового должен закончиться мягкой посадкой и торжественной встречей, как это было до 1967 г.

— А так и было, подал голос доктор. Я хорошо помню, как встречали Берегового. Это же было в канун 51-й годовщины Великого Октября. Уже дважды Герой и генерал-майор Береговой присутствовал на всех программах телевидения как символ великих побед советского строя. Он целовался с Брежневым и выслушивал очень тёплые слова о всех присутствующих на передаче. Я до сих пор верю, что полёт его прошёл отлично.

— Я помню, представители ЦКБЭМ (бывшее ОКБ-1) в следующем рейсе «Комарова» рассказывали, что после доклада о полёте в их организации Береговой всех очень благодарил, что дали возможность слетать в космос, ведь он уже старый и дорогу надо уступать молодым. В заключение он пошутил, сказав: «мои брови очень похожи на брови Брежнева, и это сыграло немаловажную роль в том, что я был допущен к полёту».

— Максмыч! Каманин зря переживал так за полёт? – спросил старший механик, явно заставляя меня рассказать и про полёт «Союза-3»

— Нет, не зря. Стоим мы в точке. 26 октября только-только отстукало 05.00 на Ньюфаундлендской банке, когда мы получили точное время старта «Союза-3» – 11.34.18 ДМВ, начальные условия для расчёта программ наведения антенн и ЦУ. Нас предупредили, что объекты идут раздельно и нужно быть готовыми работать с каждым объектом. Возможна работа по «Заре» в режиме обмена телефонограммами. Доложить о возможности ретрансляции переговоров ЦУП – «Союз-3».

Телеграмма по форме говорила о том, что на орбите не всё в порядке. Раз корабли идут раздельно, значит, главное не получилось. От этого мы ещё больше волновались и предполагали всякие неожиданные ситуации. Получили указание  –траекторные измерения по «Союзу-3» не проводить, космонавта на связь не вызывать, но вести прослушивание каналов «Зари». Космонавт в нашей зоне будет отдыхать. Много указаний было по расшифровке телеметрических параметров. На телеметрии были надёжные и испытанные операторы, Заболоцкий и Дубков. Мы работали без ОГ и опыт их и знания обеспечили качественную информацию для ЦУПа.

Отработали мы по обоим «Союзам» нормально. Всё, что нам задавали, мы исполняли. На борт выдавали команды и даже закладывали уставки. Несколько раз включали телеметрию, и на 12-м суточном витке давали команду побудки космонавта. На 13-м и 14-м витках камчатский и уссурийский НИПы имели зону видимости соответственно. ЦУП имел 2 сеанса связи с «Союзом». Космонавт после побудки успевал подготовиться к ним. В последующих работах по всем «Союзам» и «Салютам» ЦУП включал в программу полёта и наши зоны видимости, что увеличивало время связи с космонавтом.

С космонавтом Береговым по «Заре» переговоров не было. ЦУП не отважился через нас вести переговоры. Видимо, обстановка была неблагоприятная для открытых переговоров. Нас наверняка прослушивали с территории Канады, и подозрительные рыбачки без знаков принадлежности усиленно ходили вокруг нас, не вынимая тралов.

— А что же было-то на борту? – спросил Степаныч.  Может, пожар был или запах дыма?

— Слава Богу, такого ничего не было. По тем параметрам, что мы расшифровывали, было ясно, что бортовая аппаратура и системы работали нормально. Параметры состояния космонавта были в норме. Несколько раз запрашивали параметры звёздного датчика. Датчик, видимо, барахлил. Постоянно запрашивали о количестве топлива для ДПО (двигатель причаливания и ориентации). С «Союзом-3» мы работали так же, как и с «Союзом-2», только чаще. «Союз-2» посадили 28.10.1968 г. на 49 (первом суточном) витке. По «Союзу-3» всё время было напряжение. То получали команду подготовить каналы для ретрансляции переговоров с Береговым, то отменяли. Информации о том, что делалось на борту, не имели. 29.10 получили информацию: посадка планируется на первом суточном витке 30.10. В нашей зоне видимости мы принимали телеметрию, осуществляли дежурный приём станцией «Заря» и на 11-м витке выдали команду на побудку космонавта.

— Что больше всего запомнилось в этой работе? – спросил старший электромеханик.

— Почему-то запомнилось ожидание сообщения о посадке. Мы с Береговым ни разу не выходили на связь, совершенно ничего не знали о состоянии дел на орбите. Нам было понятно – там что-то происходит. Стыковка не состоялась, а по сообщениям ТАСС, полёт идёт по программе, космонавт чувствует себя хорошо, все системы работают нормально. Такая же картина была и при полёте Владимира Комарова. Всё было по программе. Я это помнил.

Мы привели все комплексы и средства в исходное состояние. Дали команду готовиться к заходу в Галифакс. Заход в порт всегда волнительное дело, а тут ещё и первый. По местному времени мы закончили работу в 21.00 29 октября (05.00 ДМВ 30.10.1968 г). По расчётам наших баллистиков, посадка должна быть в 10.30 ДМВ, а у нас 02.30. 30.10.1968 г. Не спали. Слушали «Маяк», «Голос Америки», станцию «Атлантика». Cвязь через «Молнию-1» закрыли. Что мы делали? Ждали. Кстати, «забугорные» станции вещали, что стыковка «Союзов» должна была произойти на первом витке, но видимо, что-то помешало космонавту, и больше русские не пытаются провести стыковку. Они высоко оценивали полёт «Аполлона-7».

Судно снялось с якорей и следовало в порт Галифакс. Сидели в каютах, пили чай или кофе, бегали на камбуз и к шеф-повару Голищенко за едой и, конечно, терпеливо смотрели на «заначку» от профилактики. Так сложилось, что отмечали только то, что хорошо закончилось. Ну, а если не так, то смягчали горечь

Заход отошёл на второй план. Говорили о прошедшей работе, высказывали догадки и предположения. Ходили на мостик узнать время прихода в порт, гуляли по палубе. Стали замечать, что на улице холодно, колючий ветер несёт изморозь и разгуливается волна. Возвращались в каюты и включали приёмники.

Под утро «Маяк» передал о благополучном приземлении «Союза-3» в недалеко от Караганды. Программа полёта выполнена полностью. Генерал-майор, дважды Герой Советского Союза Г.Т. Береговой чувствует себя хорошо.

После этой вести шеф-повара просто разбудили и, мягко говоря, наконец-то мы спокойно поужинали, поделившись «заначкой» со всеми присутствующими, а потом пошли хоть немножко поспать перед заходом.

— Так я и не понял, как отлетал Береговой? – вновь встрепенулся Степаныч. За что вы тогда «заначку» извели, или, может быть, и нам что-то осталось?

— Главное, Береговой благополучно сел. Теперь на «Союзах» летать можно и нужно. Каманин правильно решил послать в этот полёт героя войны. Всё остальное, что не получилось, ему простили и, не сговариваясь, даже не устраивали, как в авиации говорили, разбора полёта. Рассмотрели замечания и причины, помешавшие выполнить ручную стыковку. Не получилась она у Георгия Тимофеевича потому, что во время сближения с расстояния 200 м между кораблями, при ручном уже управлении, в полной темноте тени Земли, он перевернул корабль вокруг продольной оси на 180° градусов. Система управления стыковкой пассивного корабля «Союз-2» в этом случае получала от «Союза-3» сигнал, тоже перевёрнутый на 180°, и их стыковочные узлы не шли навстречу друг другу, а расходились. Береговой не смог этого сразу понять. Корабли были в южном полушарии уже, и связи с ЦУПом не было. Топлива осталось только на посадку. ЦУП принял решение стыковку не проводить, довести полёт до конца, так как аппаратура и системы корабля работали, практически без замечаний.

— А чего же ваш НИС не поставили там, где проходила стыковка, – спросил 3‑й помощник. Как я понял, ваши НИС-ы и должны были работать там, где с территории нашей не видно спутник.

— В южном полушарии мы не могли иметь связь с ЦУПом. Спутник «Молния‑1» обеспечивал связь только в северном полушарии. Всё орбиты из зоны видимости с территории СССР уходили на юг.

— Понятненько, – растягивая слово, ответил Степаныч. А так всё казалось сладким! Горчит теперь во рту, да и в душе тоже, когда узнаёшь, что дурили тебя. К ужину было бы неплохо во рту приятность хоть поиметь.

— Ох, Степаныч, неисправимый ты человек, – улыбаясь, заговорил доктор. Ты напоминаешь мне одного знакомого, который ходил в дом культуры на все лекции. Там тепло, уютно и можно маленькую раздавить, – говорил он. Слушал всегда внимательно любого лектора и ждал, когда он спросит: Есть ли у слушателей вопросы? Знакомый поднимал руку, вставал и спрашивал: А у вас стакан освободился?

— Дорогой Анатолий Иванович, вы так за меня переживаете, что в моей памяти вспыхивают самые лучшие вам пожелания, которые когда-то подарили мне одесситы:

 

Если хочешь сил моральных

И физических сберечь,

Пейте соков натуральных,

Укрепляет грудь и плеч.

 

— Ну, как, будем смывать горечь или руки мыть? – поднимаясь, спросил капитан.

— Степаныч, ты всё знаешь. Руки будете мыть у себя, а сейчас горечь будем убирать. И ещё, этот стих одесситам подарил Маяковский.

Пока доктор и пожарный помощник хлопотали, капитан сообщил мне, что он дал команду всем быть готовыми сойти с судна к 10.00 25 октября. Если агент прибудет к 12.00, то он заберёт всех улетающих домой на берег. На борту останется только команда для «бичинга».

— Всё готово! – доложил доктор.

— Разрешите? – спросил капитан.

— Да! Пожалуйста!

— Друзья! Есть предложение, поднять эту стопку за тех людей, которые придумали это судно. За тех, кто его строил. За тех, кто ходил на нём в океаны, чтобы создавать опоры космических мостов. За тех, кто их возводил и обслуживал надёжно и умело. И, конечно, за тех, кто обеспечил этому НИСу достойно совершить последнее плавание по земным океаном.

— Очень жаль, что поздно мы стали собираться в этой каюте. Мне было очень интересно.

Процедура была исполнена с некоторой патетикой, и народ двинулся в столовую.

— А после ужина будем собираться? – спросил старший механик.

— Я непротив. Буду в каюте, заходите.

После ужина я решил немного погулять. Пошёл на бак. На стоянке вечером туда народ редко приходит. Рыбаки и болельщики собирались на корме. Здесь включали стояночные огни, освещение палубы и фонари-люстры. Их опускали за борт для приманки рыбы. Под ними всегда можно было наблюдать подводную жизнь.

Солнце катилось к горизонту. Ветер развернул нас так, что закат демонстрировал свои краски на корме. Единственная лампочка на самом кончике носа светилась очень слабо. Борта высвечивались заходящим солнцем, как крылья, готовящиеся к взмаху, а палуба и площадка, на которой светилась лампочка, чернилась тенью надстройки и шаром. Лампочка на фоне наполняющегося тёмной синевой безоблачного небосвода, казалась шляпкой золотого гвоздика, который крепит нос фантастического судна к Вселенной. Движения незаметно. Никаких звуков не слышно. Почему-то мелькнула мысль:  гвоздик-то слабенький. Наверное не выдержит. Мастер говорил, что в 00 часов пойдём к острову Пирам. В это самое время лампочка вдруг погасла и все иллюзии пропали. Небо стало предвестником надвигающейся ночи. Нос, чуть подсвеченный закатом, гуляет вверх, вниз, и в стороны, в поисках – за что бы зацепиться.

Близкое расставание уже замучило и сознание, и подсознание. Когда я в 1974 г. ушёл из СКИ ОМЭР, то сначала казалось, что я разрушил свою мечту  – пройти все океаны, побывать на всех континентах. Потом, занимаясь созданием новых НИСов, я поверил, – моя мечта продолжается. На построенном КИКе «Маршал Неделин» в 1984 г. прошёл южным путём до Петропавловска - Камчатского. В 1989 г. я вышел на пенсию, но надежд осуществить мечту не терял. В этом же году мне удалось вместе с моими новыми товарищами выкупить у ЧМП НИС «Космонавт Владимир Комаров». Мы смогли создать предприятие и намечали дать новую жизнь списанному НИСу, переоборудовав его в экологическое судно. Мечта близка была к реальности. «Комаров» сходил в Эмираты, потом 2 раза в Германию. Но, увы! Всё это нам ничего не принесло. Наши предложения интересовали многих, но, ни у кого не было средств на переоборудование и эксплуатацию. Денег на его содержание у нас не было.

И вот гвоздик пропал, фантастика растаяла. Редке первые звёзды появились далеко от носа идущего на «бичинг» судна. Теперь уже чуда не будет. Гвоздиков нет. Лампочка вдруг вспыхнула, но иллюзий уже никаких. Но где-то там, в сознании или подсознании, мелькнуло: надо было искать гвоздь, а не гвоздик.

Солнце на экваторе уходит за горизонт быстро. Сумерки зримо превращались в ночь, звёзды усердно заполняли черноту неба, казалось, что брызги от заката прожигали темноту, подготавливая пути к новому рассвету. На мостике началось шевеление. Будем сниматься с якоря. Второй помощник Шель и боцман появились на баке. На левом крыле мостика появился капитан. Начинается последний переход.

В каюте собрались после чая. Третий помощник заступил на вахту, старпом остался ему помогать. Настроение у всех было вокзальное. Все ожидали, когда подадут поезд, и убивали время, как могли. Они пришли ко мне потому, что уже устали сидеть в каюте в одиночестве. Валяться на койке в этой духоте и сырости не очень приятное дело, играть в карты надоело, а торчать на корме у бассейна осточертело.

Мне казалось, что я смог пробудить у них интерес к истории космонавтики. Весь хаос, который накопился в моей памяти, стал систематизироваться в хронологическом порядке. Появилось желание кому-нибудь рассказать. Так началось моё сочинительство с рассказов на наших посиделках. Теперь я уже втянулся в них, и не знаю, как буду обходиться без этой компании. На берегу у меня таких слушателей не будет.

— С чего начнём? – обратился капитан к присутствующим.

— Я хочу подвести итог по работе с «Союзами-2 и-3» и ответить на вопрос капитана:  Мы отработали почти все режимы с «Союзом». Не было переговоров с космонавтом только из-за решения ЦУПа не проводить открытые переговоры, когда космонавт был возбуждён и напряжённо искал причины срыва стыковки. Нас могли прослушать, используя записи, дать в эфир негативные сообщения и комментарии.

Нам стало понятно, – точность определения места НИСа нашими навигационными средствами, для проведения траекторных измерений не обеспечивается. Результаты измерений не могут быть приняты в обработку из-за этого. Требуемую точность можно получить на оборудованной буями позиции. Её можно подготовить в течение 7 – 10 суток при нормальной погоде с использованием судовых навигационных средств для определения координат буёв с высокой точностью.

НИС «КВК» показала возможность управлять полётом «Союза» на «глухих» витках из ЦУПа. Следовательно, управление пилотируемым объектом возможно на всех 16-и суточных витках с высокой степенью надёжности в любой точке океана при наличии спутниковой связи. Уже на следующую работу, по «Союзам-4 и-5», на борту судна была оперативная группа управления в составе: Анатолий Иванович Бондаренко, Игорь Александрович Гнатенко – от в/ч 32103; Пётр Иванович Колодин от ЦПК – от ЦПК; были представители от ЦУП и ОКБ-1 . Так что получается – по делу были созданы наши суда.

— ЦПК – Центр подготовки космонавтов, так? - заговорил капитан, - а в/ч 32103 и ОКБ-1, что это за организации?

— Войсковая часть 32103 - это Наземный командно-измерительный комплекс, сокращённо НКИК, куда входил наш флот. ОКБ-1 – так называлось организация при Королёве, Особое конструкторское бюро. После его смерти оно было переименовано в Особое конструкторское бюро экспериментального машиностроения. (ОКБЭМ)

— Значит, вы первый вступительный экзамен сдали успешно, я правильно понимаю? – поддержал разговор доктор.

— Я бы сказал, мы ответили только на первый вопрос экзамена. Перед нами стояло ещё одно испытание в этом рейсе. 19.11.1968 г. планировался пуск объекта Л-1 №12, который в полёте будет «Зондом-6». Нам нужно было зайти в Галифакс и потом прибыть в Гавану не позднее 08.11.1968 г., чтобы подготовиться к работе. Пару слов о заходе:

Все формальности прошли без осложнений. Поставили у пассажирского причала. Судно стояло правым бортом к зданию, у которого на втором этаже был застеклённый коридор для перемещения людей. Он был заполнен людьми, и напоминало муравейник. Как мы поняли, они выражали протест за ввод войск в Чехословакию.

Первый помощник и зам. начальника экспедиции по общим вопросам, проинструктировали нас: ни в какие события в городе не ввязываться, не отвечать на любые провокации и никаких интервью. Тогда мы считали действия нашего Правительства правильными. Хочу отметить, провокаций в городе против нас не было.

В Гаване мы были 08.11. Приняли оперативную группу почти в том же составе, что была по «Зонду-5». Начальник – Юмашев и зам. его Харитонов. Подготовка к работе проходила теперь спокойнее. Программа нашей работы была отработана лучше. Чётко были определены задачи, указаны времена перехода антенн с комплекса «Кретон» на комплекс связи «Горизонт-КВ» и обратно, порядок приёма информации до сеанса связи с «Зондом» и выдачи информации после сеанса. Руководство экспедиции – Поздняков, Дымов, Шкут управляли процессом подготовки более уверенно. Перед уходом на Ньюфаундленд мы отправили в Союз технического руководителя Краснова и его заместителя Торшина. Оба плохо себя чувствовали, и наш судовой врач настоял на их отправке. И вы знаете, мы справились с работой по «Союзам» без них. Назначенный новый техрук Евгений Каландадзе уверенно исполнял их обязанности при подготовке к работе по «Зонду-6». Настрой у всех был самый боевой. На собраниях экспедиции и экипажа звучали слова искреннего желания выполнить работы без сучка и задоринки.

Мы с интересом слушали членов оперативной группы. Всё, что они рассказывали, обсуждалось на посиделках. Всегда нас интересовало, что нас ждёт. Наземные пункты многофункциональны. Они работают по всем объектам, находящимся в космосе, и за каждые сутки они имеют около 10 сеансов. У нас аппаратура позволяет работать по определённому классу объектов. «Комаров» мог работать по пилотируемым объектам, по «Зондам» во всех режимах, кроме телевидения. Телеметрическую информацию мы могли принимать от космических аппаратов, имеющих на борту аппаратуру РТС.

Мы уходили в рейс под конкретную работу, и мы её ждали. Если порядок работ нарушался или запуск объекта получался аварийным, для НИСов это превращалось в изнурительное ожидание. Как бы трудно ни было на судне, мы должны были преодолеть всё, дождаться работы и выполнить её. Старались каждый день сделать непохожим на предыдущий. Но труднее всего было итожить свою работу перед комиссией по приходу, если за весь рейс не было работ. А «Комаров» предыдущие 2 рейса не провёл ни одной работы.

— Так не вы же виноваты в авариях на старте или на орбите? –  заметил электромеханик.

— Да это вроде все понимают, но получается, мы по полгода ходим по всяким тропикам, заходим в Монтевидео и Галифакс, появляемся в зарубежных одеждах перед глазами берегового начальства, курим иностранные сигареты и жуём жвачку, а за работу отчитаться нечем. Им-то, членам комиссии, приходится оценивать нас по итогам командирской учёбы. А какая она у нас за границей с паспортом моряка – научного сотрудника? Как можно оценить специалиста, обслуживающего сложную технику, если техника не работала по назначению?

Когда мы знали, что нас ждёт, и наши ожидания сбывались, всё складывалось на НИСах со знаком плюс. А если приходили пустыми, начинались разборки по организации службы, нарушениям режима, а проще, всякие выпивки, нетактичное поведение, недостаточный уровень политической учёбы, плохое ведение конспектов по марксистско-ленинской подготовке и т. д.

В этот раз нам очень хотелось прийти домой с хорошими результатами и увидеть торжественную встречу. Из рассказов оперативников следовало, что в этот раз поставлена задача, посадить «Зонд» на территорию Союза через Южный полюс, и «Комаров» будет выполнять 3-ю коррекцию. Нам планировались сеансы работ по всей трассе полёта. Полёт «Зонда-6» является 3-м зачётным пуском перед полётом космонавтов. Если ещё один полёт «Зонда» пройдёт нормально, то наши 2 космонавта полетят вокруг Луны.

Для нас такая информация была как бальзам. Даже сообщения о том, что на 21,12.1968 г. планируется запуск ракеты «Сатурн-5» и корабля «Аполлон-8» с тремя астронавтами для облёта Луны, нас не очень расстраивало. Главное, что у нас есть план, а значит, и есть работа. И даже то, что на «Аполлоне» экипаж из 3-х астронавтов, а у нас из 2-х космонавтов и то, что «Аполлон» сделает 10 витков вокруг Луны, а наш, пока безымянный, корабль просто облетит её с какой-нибудь живностью, нас не очень огорчало.

Мы говорили, что наши планы всегда были масштабнее и поэтому очень секретными. То, что до нас доходило о ракете Н-1 и лунном корабле Л-3, говорило о грандиозности замыслов. То, что идёт гонка, мы чувствовали. Сравнить соревнующихся, понять, что же происходит у нас и американцев, даже и думать не могли. Американские материалы по космической тематике в нашей стране были или служебного пользования, или секретным.

— Вот вы сказали, что наш корабль для облёта Луны был безымянным,  а название «Зонд», разве не имя лунного корабля? – обратился Андрей

— Все космические аппараты под названием «Зонд» были автоматами, и, конечно, пилотируемый корабль должен был иметь своё имя или название. Как рассказывал Алексей Архипович Леонов, командир первого экипажа лунного корабля, после полёта «Зонда-5» среди космонавтов были разговоры об именах корабля. Сам Леонов предлагал дать кораблю имя «Родина». Севастьянов, тоже кандидат в «лунатики» предлагал имя «Урал», а их командир, генерал Каманин, считал, что лунный корабль должен носить имя «Академик Королёв». Но дальше разговоров дело не пошло.

— Почему наши космонавты не отрабатывали лунный корабль на околоземной орбите, как это делали американцы? – спросил старший механик. Наверное, так было бы и быстрее, и дешевле. Думаю, что полёт к Луне – более сложный и рискованный.

— Я отвечу, как это понимаю и представляю. Все пилотируемые программы у нас были сами по себе. Целенаправленной, единой программы подготовки космонавтов к лунным полётам не было. Их готовили к орбитальным полётам в интересах Минобороны, в интересах медицинских исследований, для выполнения различных задач в интересах фундаментальных и прикладных наук. Какие-то элементы этих программ относились к условиям полёта к Луне. Стыковка объектов, переход космонавтов из одного корабля в другой через открытый космос, выход в космическое пространство космонавта и ряд других элементов. Но главным было в каждом полёте наших космонавтов доказать миру, что американцы отстают от нас.

Все орбитальные полёты американских астронавтов на кораблях «Меркурий» и «Джемини» в период с февраля 1962 г. по ноябрь 1965 г. преследовали главную цель, подготовить астронавтов к программе «Аполлон». За это время на орбите побывало 4 корабля «Меркурий» и 10 кораблей «Джемини». В полётах участвовало 20 астронавтов, а 4 из них летали дважды. Из 20 человек 15 были в составе экипажей 11 «Аполлонов». Все командиры «Аполлонов» имели опыт полётов, а экипажи «Аполлонов-10 и-11» состояли полностью из летавших на космических кораблях астронавтов.

— А почему на «Аполлонах-10 и-11», такие были экипажи, – спросил Андрей.

— «Аполлон-10» отрабатывал все элементы программы посадки ЛК (лунной кабины), кроме самого прилунения, а «Аполлон-11» осуществлял первую посадку и выход человека на поверхность Луны.

Мы спрашивали у членов оперативной группы о возможности пилотируемого облёта Луны, но и у них информации было мало. От них мы узнали, что отрабатывать телефонную связь с «Зондом-6» будет Алексей Леонов, и, как они предполагают, он и будет командиром первого экипажа. Были разговоры и о посадке нашего космонавта на Луну, но почему-то только одного. На эту тему они старались как можно меньше говорить. Уже тогда вырисовывалась неопределённость наших лунных планов. И всё же надежда в нашем успехе ещё теплилась. И Юмашев, и Харитонов подчёркивали, что результаты полёта «Зонда-6» могут определить многое и, может быть, в январе 1969 г. мы облетим Луну. Роль «КВК» в этой работе очень важная, – подчёркивали они. Спуск «Зонда-6» будет управляемый, и не в Индийский океан, а на территорию СССР, в район Казахстана. Третья коррекция будет с большой вероятностью.

08.11 и 09.11 провели комплексные тренировки с ЦУПом (Евпатория). Всё прошло нормально. Замеряли помехи. Мешали радиолокационные станции аэропорта. Поздняков и Иванкин ездили в посольство и нашу бригаду согласовывать вопрос о возможном выключении радиолокационных станций. Шкут, заместитель по связи, вместе с представителями Минсвязи СССР и Кубы согласовали порядок пользования коротковолновых линий связи в случае необходимости обмена информацией с ЦУПом во время сеанса связи с «Зондом-6».

— У вас же спутниковая связь на «КВК», – заметил капитан.

— Это было необходимо. Мы могли работать либо комплексом «Кретон» по космическому объекту, либо комплексом «Горизонт-КВ» через ИСЗ «Молния-1». Если во время работы по объекту возникает необходимость связаться с ЦУПом, мы используем КВ каналы. При нормальном ходе работ спутниковая связь используется до сеанса связи с объектом, для получения информации по работе, и сразу же после сеанса связи, для выдачи всей принятой с объекта информации.

10 ноября в 22.11.38 стартовала ракета «Протон» с лунным кораблём Л-1 № 12, называемым в открытой печати «Зонд-6». Второй старт в Южной Атлантике обеспечивали НИСы «Ристна» и «Долинск», а в Индийском океане по цепочке от Кергелена до Маскаренских островов стояли «Боровичи», «Невель» и «Моржовец». Им предстояло отработать участок до входа в атмосферу. Если управляемый спуск не получится и объект пойдёт по баллистической траектории как «Зонд-5», то их задача помочь судам службы поиска и спасения найти приводнившийся объект.

— А где же четвёртое судно «Кегостров» в это время находился? – спросил мастер. Он же тоже из лунной флотилии.

— «Кегостров» в это время уже стоял в Ленинграде и отчитывался за рейс перед комиссией, главным образом за арест судна бразильскими властями в порту Сантус.

— Да, был разговор об этом.  А вас-то не арестовывали?

— Было такое на «Академике Сергее Королёве». В водах Мавритании в1972 г. арестовали за неразрешённый лов рыбы. Тралов и рыбозавода под антеннами не нашли. Всё обошлось хорошо. Без политических напряжений и скандалов. В памяти от этого случая осталась великолепная рыбалка в бухте Нуакшот.

— Прошлый год был инцидент в Киле. Меня и капитана на сутки посадили в КПЗ за нарушение эмиграционных правил. На борту находились псевдонаучные сотрудники, которых разыскивала немецкая полиция. Оказалось, что эти люди уже были в Германии, и покинули её неизвестно каким путём, после противозаконных действий. Но давайте вернёмся к «Зонду-6».

— Не засадили бы нас в карантин тут на рейде, – грустно высказался доктор.

— Давайте доживём до завтра. Идём уже в точку. Там у агента по радиотелефону всё выясним, а 25 октября всё совсем будет ясно. Поехали по теме, Максимыч! – успокоил капитан.

— Я буду вам называть московское время. Разница 9 часов. Если в Москве было 22.00, то в Гаване только 13.00. Так вот, получили мы все исходные данные для работы комплекса «Кретон» и стали готовиться к работе. ЦУП сообщил: на борту «Зонда-6» не раскрылась остронаправленная антенна. Работать будет только всенаправленная антенна. Для нас это значило: принимаемый сигнал будет значительно меньше. Точности настройки охлаждённых параметрических усилителей и наведения антенн будут определять качество принимаемого сигнала, особенно во время облёта Луны.

— А можно это как-то расшифровать? – спросил Миша-моторист. Хотелось бы понять всё лучше.

— Остронаправленная антенна выглядит, как тарелка. Она крепится на штангу. Во время старта штанга прижата к корпусу корабля. Корабль закрыт обтекателем. После старта, когда отработает первая ступень, обтекатель сбрасывается, а когда корабль выходит на траекторию полёта, штанга отходит от корпуса и устанавливает тарелку в рабочее положение. Она всегда смотрит на Землю. Она устроена так, что всю излучаемую энергию собирает в узкий луч, который доставляет радиосигнал к наземным антеннам, в том числе и на «Комаров». В этом случае мы получаем сигнал значительно больше радиошумов, даже когда «Зонд» около Луны. А если эта антенна не работает, то радиокомплекс «Зонда» будет работать на резервную всенаправленную антенну, которая представляет собой в простейшем виде штырь. Он излучает радиосигнал во все стороны одинаково, и до Земли доходит значительно меньшая часть радиосигнала. Сигнал мало превышает радиошумы. Для того, чтобы его принять, разработчики поставили у нас охлаждённые жидким азотом параметрические усилители радиосигнала, которые способны маленький сигнал найти в шумах, усилить и хороший сигнал подать для обработки в комплекс. Всем этим хозяйством командовал Алексей Маслов. Выпускник Академии им. Можайского 1967 г. Потом был начальником экспедиций на «Комарове» и «Гагарине».

— А где вы брали жидкий азот? – спросил старший механик. Я на судне не видел никаких средств для его изготовления.

— Был маленький заводик и несколько сосудов Дьюара для хранения жидкого азота.

— А куда же вы его дели? По нынешним временам это доходное дело.

— Ну, сейчас сказать трудно. Есть такой анекдот: По дороге едет, на потрёпанном «Вольво» новый русский. Вдруг его обгоняет курица. Он погнался за ней. На спидометре уже 100 км/час, а она шасть на птицефабрику. «Новый» по тормозам и к директору:

— Что это у вас за куры такие?

— Это, уважаемый, новая порода – мясная.

— Ну и как, вкусные?

— А хрен их знает! Не пробовал.

— Что так?

— Догнать никто не может!

— Намёк понял, – улыбаясь, сказал стармех.

— Криогенной системой заведовал Коля Виткалов. Техник. Руки у него были золотые. Огромного роста, крупные черты лица, спокойный. Он говорил:  за азот не волнуйтесь. Я его наработаю во все «дьюары». «Шило» в них не храню. На профилактику не сопрут. Система не подведёт, а я её тоже. Виткалов на витке не подведёт.

— Антенные системы были в моём ведении, и моя задача была в тщательной проверке перфолент для программных устройств, правильно выбрать режим наведения и не допустить разгерметизации волноводов. Я рассказывал вам о случае с волноводом на передающей антенне перед работой по «Зонду-5».

С первого сеанса работа наша шла очень хорошо. Проходили все режимы. 12 ноября прослушивали работу Евпатории. Проверку телефонного канала проводил Алексей Леонов. Его голос уже все знали. Сразу сделали вывод – космонавты готовятся к полёту и, может быть, на следующем корабле. В этот же день нам сообщили, что прошла первая коррекция. Облёт и возвращение объекта к Земле уже был гарантирован. Расстояние до корабля было 246 000 км. Проводим РКО и телеметрию. На объекте отказал звёздный датчик 101К. Ориентация объекта выполняется с помощью датчика 100К. После сеанса связи через «Молнию-1» отправляем траекторные измерения и телеметрию. От Кораблёва (Безбородова) получаем информацию о хороших оценках нашей работы. Но самая главная информация – решение вопроса прописки в Москве двигается к положительному финалу. В Ленинграде начальник 9-го НИПа, полковник Белкин приступил к строительству домов в г. Пушкине, и желающим там жить будут предоставлены квартиры. Настроение у многих стало хорошее.

Стоим у причала Регла. Работаем во второй половине дня. Успеваем отдохнуть и сойти на причал поиграть в баскетбол. В экспедиции много разговоров о принятом Правительством решении по строительству 2-х ПКИПов для обеспечения программы полёта корабля Л-3 – посадки на Луну с космонавтом. Об этом сообщил Безбородов Позднякову. Информацию довели до низов. Для нас это означало реальность развития ОМПИК, возможности продвижения по службе. Всего-то шёл 2-й год нашего легального существования – и уже такие масштабные перспективы.

Когда судно в работе, то неустроенности, накопленные за месяцы плавания, усталость, тоска по дому и желание увидеть детей, жену, родителей, любимых, друзей отодвигается на второй план сцены, на которой идёт вечный спектакль под названием «Жизнь».

13 ноября ЦУП дал информацию: 2-я и 3-я коррекции состоятся. По результатам обработки траекторной информации Евпатории, Уссурийска и «КВК», перигей входа в атмосферу Земли составляет около 200 км вместо 45 км.

— Это надо немножко растолковать. Очень уж мудрёная штука ваш перигей – попросил Степаныч

— Хорошо! Делаем небольшое отступление. Как говорил один киногерой: Значится так! Перигей это ближайшая к центру Земли точка орбиты. Греческое слово perigeion от peri – возле, около и gế – Земля. Так вот, в нашем случае «Зонд-6» будет значительно выше расчётной высоты перигея, и он пролететь мимо Земли.

— А если перигей будет меньше 45 км, то, как я понимаю, он просто врежется в Землю? Так или не так? – спросил Степаныч.

— Совершенно верно, «Зонд-6» пойдёт по очень крутой баллистической траектории спуска с большими перегрузками, что может привести к его разрушению.

Степаныч очень был доволен своим вопросом и тем, что правильно его понимает.

— От расчётной высоты перигея 45 км «Зонд-6» мог отклониться ±7 км.

14.11 «Зонд-6» облетел Луну. Всего 30 мин не было связи с объектом. Он был в тени Луны. Теперь предстояли для нас очень ответственные сеансы связи. Алексей Харитонов толково разъяснил нашу роль в предстоящих работах. Нам надо было организовать и обеспечить после второй коррекции качественные траекторные измерения, приём и дешифровку телеметрии. Особое внимание обращалось на параметры систем жизнеобеспечения, ориентации, спуска и запасов топлива в них. Они подчеркнули, – вероятнее всего, выполнение третьей коррекции будет самой важной операцией, от результатов которой зависит итог всей работы. Вместе с ними был разработан план тренировки исполнения третьей коррекции.

Постоянно идут консультации нашей ОГ с ГОГУ в ЦУПе. Начальник экспедиции и капитан собрали весь командный состав экспедиции, экипажа и представителей промышленности. На совещании были поставлены задачи:

– провести разъяснительную работу с каждым представителем экспедиции и экипажа, участвующих в предстоящем сеансе связи с «Зондом-6» о важности работы – третья коррекция, выполняемой НИСом «КВК».

– обеспечить контроль помеховой обстановки перед работой наших комплексов;

– организовать вахту бдительности круглосуточно;

– создать все условия для отдыха перед работой и обеспечить хорошее питание по распорядку дня для вахт и дежурных смен.

Настроение было хорошее, так как уже знали, что по окончании работы идём домой. У нас пока ладилось всё и очень хотелось прийти домой со щитом.

Звонок телефона прервал мой рассказ. Старпом попросил капитана. Выслушав, капитан сказал ему: курс пока не менять, а через час он подымится на мостик и посмотрит его предложения по стоянке.

— Может, чайку попьём? Без чая нет уюта и тесная каюта, – воспользовался паузой Степаныч.

— Если есть желающие, то соображайте. Время уже к полуночи идёт, и я думаю, что в 00 часов надо расходиться, и поэтому я предлагаю Олегу Максимовичу ответить на мой вопрос. Как я понимаю, это будет завершение работы по «Зонду-6»,  – положив трубку, сказал мастер.

Андрей побежал за кипятком, доктор достал сахар и печенье. Кружки были личные, принесённые с собой. Привычная процедура никак не помешала продолжить рассказ.

— Я постараюсь уложиться в это время. Наступило 15.11. Каждый сеанс обязательно проводили РКО и телеметрию. Из разговоров с представителями ОГ было понятно, что не всё на борту объекта в порядке. Постоянно просили дать информацию о температуре перекиси водорода – топлива для системы управления спуском (СУС). Как объяснили спецы, температура упала с + 20°C сначала до –2°C, а потом до 5°C, а это грозило возможностью отказа СУС и, следовательно, управляемого спуска.

— А подогреть нельзя было? Должен быть обогрев! Люди же должны были лететь на таком корабле, – с досадой сказал старший механик.

— Значительно позже я узнал, что ёмкости с перекисью были размещены в спускаемом аппарате, и на «Зондах-4 и-5» их отогревали лампами освещения для телевидения, а на «Зонде-6» эти лампы сняли по указанию главного конструктора, а система обогрева для пилотируемого полёта отсутствовала.

Выход нашли, сориентировав объект таким образом, чтобы нагреть ёмкости за счёт солнечного тепла. Это позволило избежать аварийной ситуации. Ориентацию проводили несколько раз. Пребывание в положении постоянного обогрева длительное время могло вывести из строя, звёздный датчик 100К. Он единственный работал безотказно при всех проведённых ориентациях. Нам тоже давали эту программу. Мы ориентировали объект в это положение и держали его около 1-о часа. За это время температура поднималась до 1°, что обеспечивало работу СУС.

16.11, за сутки до спуска, Евпатория обнаружила падение давления в СА. На расстоянии 236 000 км выполнялась вторая коррекция с целью привести перигей к требуемому значению. К моменту входа в нашу зону видимости давление в СА упало с 718 мм рт cт до 380 мм и наша задача теперь была провести траекторные измерения и отслеживать температуру перекиси и давление в СА.

ОГ в перерывах между сеансами связи с объектом всё время вела переговоры с ЦУПом, программы каждого сеанса уточнялись, и приходилось организовывать многоступенчатый контроль работы КРЛ, РКО и телеметрических измерений. Нагрузка на зам. по измерениям Дымова и зам. по связи Шкута была значительной. Антенные системы и волноводные тракты работали практически без перерыва. За волноводом на передающей антенне следили постоянно. На вопрос: Как волновод? Валентин Пантелеев отвечал:  Нормально! Стучим всей лабораторией по дереву.

17.11 день посадки. Наши баллистики во главе с Юрой Ситниковым сообщили, что при благоприятных условиях посадка состоится на территории Казахстана в 17.00 с минутами. На совещании ОГ, представителей промышленности и командного состава экспедиции Юмашев доложил, что давление в СА пока в допустимых пределах – 380 мм, температура перекиси в норме +1°. По траекторным измерениям Евпатории, Уссурийска и «Комарова» ЦУПом было принято решение провести третью коррекцию в зоне видимости Евпатории. Перигей ниже допустимого и составлял всего 25 км. В 08.28 ДМВ 3-я коррекция была выполнена. К нашей зоне видимости объект подходит с заложенной программой спуска и траекторией, удовлетворяющей требованиям безопасного входа в атмосферу.

Задача перед «КВК» состояла в следующем:

а). Для комплекса «Кретон»:

– выполнить траекторные измерения и выдать их в КВЦ;

– осуществлять приём телеметрической информации, обратив особое внимание на состояние давления и температуры в СА при разделении СА и ПАО;

– быть готовыми к выдаче команд и уставок на запуск программы спуска.

б). Для средств связи:

– обеспечить постоянную связь с ЦУПом;

– принять программу выдачи команд для пульта С-615 и начальные условия для расчёта программ наведения антенн на объекты «Зонд-6» и «Молния-1»;

– обеспечить передачу траекторных измерений и телеметрической информации.

в). Экипажу НИС :

– обеспечить энергетику и кондиционирование комплексов и средств;

– усилить вахту бдительности;

– организовать питание вахт и дежурных смен экспедиции.

Это было самое главное. Задачи для каждого участника в работе определяли их командиры.

— Можно справочку? – подняв руку, спросил Андрей. А что это за штука – уставка?

— Уставка –  числовая информация, предназначенная для проведения манёвра космического аппарата или изменения параметров состояния отдельных бортовых систем. По команде бортового управляющего устройства уставка считывается из памяти и управляет работой бортовых систем. Так проводится ориентация. В установленное время звёздный датчик начинает поиск звезды. После захвата её включаются двигатели ориентации и заставляют объект занять положение, необходимое для выполнения программного задания на полёт, например, включение ТДУ для схода с орбиты и выполнения спуска. Уставки рассчитываются на КВЦ. Понятно всем?

— Вроде понятно, раз пожарный помощник молчит, – за всех ответил доктор.

— Ну, уж если доктор вроде бы понял и пожарный помощник с этим согласен, то можно двигаться дальше, – улыбаясь, констатировал капитан.

К началу нашей зоны видимости 14.00 получили программы работ режимов КРЛ, РКО и приёма телеметрии на всю зону видимости. Сеансы связи с объектом и выдачи информации в ЦУП и КВЦ чередовались, как 15-20-тиминутные интервалы. Сначала заложили все уставки на спуск. В 15.40.00 закончилась ориентация на спуск В 16.00 Cлава Васильев выдал команды на отключение АПО и запуск программы СУС. Наши дешифровщики телеметрии подтвердили нормальный ход спуска объекта. «Кретон» прекратил работу. Антенны переключены на «Горизонт-КВ». Пошла информация в ЦУП и КВЦ. На этом НИС «Космонавт Владимир Комаров» работу по «Зонду-6» закончил.

В Индийском океане «Невель», «Боровичи» и «Моржовец» принимали телеметрическую информацию на участке входа в плотные слои атмосферы до момента разделения. В 16.30.00 произошло разделение СА и ПАО.

Теперь мы ждали официальной команды «отбой» и следовать домой в Одессу. Мы были уверены в положительном результате посадки СА «Зонда-6». Связь с ЦУПом пока была через спутник. Нас попросили дать несколько параметров из последнего сеанса, потом ещё несколько раз обращались с такими же просьбами. О посадке пока молчали. В 20.00 ДМВ пришла команда «отбой» и благодарность от ЦУПа за хорошую работу. От Безбородова пришло разрешение следовать в Одессу. В шифровке сообщалось, что стоянка будет короткой, отпускать домой никого не будут. Подготовить все документы на продление виз. О посадке «Зонда» пока ни слова. «Голоса» тоже молчали. Пока радость возращения горчила неизвестностью о посадке. Связь по «Молнии» закрыли в 21.00.

— И вы никак не отметили такое событие? – удивлённо, воскликнул Степаныч.

— Конечно, отметили. Поздняков в салоне капитана собрал оперативную группу и руководство экспедиции и экипажа. Начальники отделений собрали своих людей, и накопленное тропическое довольствие употребили на дело. Потом кучковались по сложившимся компаниям. Поднимали тосты за то, что все работы выполнили с хорошими оценками, что выполнили программы Государственных испытаний комплексов, потом за возвращение и, как всегда, за комаровцев, за комаровский дух, за удачу. Начальство гудело долго, потом отъехало в гостиницу, где проживала ОГ.

— А что же с «Зондом-6» было? – спросил капитан. Как мне помнится, в газетах и по радио сообщали о его посадке и даже, если не ошибаюсь, цветные снимки или Луны, или Земли публиковали.

— О посадке «Зонда-6» опубликовали только вечером 18.11. Сообщили о новом грандиозном успехе: посадка была осуществлена в расчётной точке на территории СССР в Казахстане. О том, что случилось на самом деле, в печати появилось в начале девяностых годов.

А было вот как. До разделения СА и ПАО принимал телеметрию. «Невель». Он был самым южным измерительным пунктом. Командовал экспедицией Борис Самойлов. «Боровичи», начальник экспедиции Г. Самохин, и «Моржовец», начальник экспедиции Н.Н. Ремнёв, стояли вдоль трассы севернее, где СА выходил из первого погружения в атмосферу и совершал второе, посадочное погружение. Связи с СА на этом участке не предусматривалось. Велось визуальное наблюдение на случай аварийного баллистического спуска.

Всё прошло нормально по программе. Средства ПВО (противовоздушная оборона) увидели объект своими радиолокаторами на подлёте к границе СССР. На космодроме Байконур даже видели светящийся объект именно в расчётное время посадки, но средства КВ- и УКВ-сигнала от объекта не принимали. В расчётной точке объект не приземлился. Тогда ЦУП затребовал телеметрию от «КВК», о чём я вам говорил, и от судов в Индийском океане. К 20.00 17.11 нужная информация была получена. До разделения, давление в СА упало до 180 мм рт. cт. После анализа записи чёрного ящика установили: из-за разгерметизации, гамма-высотомер выдал несвоевременно команду на отстрел парашюта на высоте 5300 м, и объект с этой высоты упал и разбился. Обломки нашли в полдень 19 ноября. Повезло, что от удара не сработала система АПО. Целой осталась бронекаcсета с цветными фотоснимками, которые и были опубликованы. Такая посадка практически перечеркнула все надежды на полёт космонавта.

— Как я понял, вы считаете, что работа по «Зонду-6» доказала необходимость ваших НИСов при проведении межпланетных полётов, и на том этапе развития космонавтики они обоснованно и полезно занимали место в составе НКИК, – подытожил капитан.

— Совершенно верно. Именно в этом рейсе вся лунная флотилия доказала свою нужность, полезность и необходимость для НКИКа при лётно-конструкторских испытаниях, и не только для дальнего космоса, но и для орбитальных пилотируемых полётов. И ещё. Я делаю вывод, что вы все неплохие ученики, если после моих рассказов приходите к выводам, которые я хотел слышать.

— Максимыч! После таких оценок отличников награждают. Ну, мы же выдержали выпускные экзамены в комаровской школе. Даже в обычной школе делают торжественное застолье, а у нас как-то убого, – сначала торжественно, а в конце удивлённо и с печалью, сказал пожарный помощник.

— Постой, Владимир Степанович! Не гони дым! Дай ещё 1 вопрос задать, а ты, сходил бы к шефу и что-нибудь принёс к рюмке чая, – прервал Степаныча капитан. Так просто, уважаемые, хозяева хорошие дела не кончают.

Степаныч, Андрей и Миша быстро удалились.

— Вот скажи мне, а как же теперь и в недалёком будущем с плавающими измерительными пунктами? – спросил капитан.

— Владимир Львович! На этот вопрос можно долго отвечать, и если я вас не удовлетворю сегодня, то у нас в Ленинграде будет возможность поговорить об этом.

— Согласен.

— В те годы, когда появился космический флот, мы и американцы, грубо говоря, просто дрались за первенство в космосе. Мы считали, что без первенства в космосе СССР не будет великой и могучей державой, а значит, и не построим коммунизм на земном шаре. Американцы тоже думали о своём величии, как укрепить свои позиции и не дать коммунизму выйти за границы СССР. На космос выделялись огромные деньги и трудовые ресурсы. То, что тратили мы, до сих пор никто назвать не может, а то, что американцы, наглядно говорит программа «Аполлон» – 25 миллиардов $ за 10 лет. Это первое.

Второе. Всё, что делалось для космоса, было впервые, не изучено и не опробовано прежде. Космическое направление требовало:

– фундаментальных научных исследований;

– мощную научно-техническую базу;

– новое производство с современными технологиями и материалами;

– огромную исследовательскую и испытательную структуру, позволяющую вести работы, главным образом, в наземных условиях и обеспечивать самым полным образом проведение испытаний и исследований в космическом пространстве;

– глобальный комплекс управления космическими объектами на земных орбитах и в дальнем космосе.

– квалифицированные руководящие, научные, инженерно-технические и рабочие кадры.

Наши НИСы как раз и были той самой частью испытательной структуры и глобального комплекса управления. В шестидесятые и семидесятые годы две ведущие космические державы развернули широкие фронты работ в космонавтике. Хотели быть первыми во всех направлениях космонавтики – в военном, научном и народно-хозяйственном.

Вот тогда мы нужны были очень, хотя и дорого обходились. Сегодняшний рассказ именно о том времени.

В настоящее время более 11 стран осваивают космическое пространство. Почти все элементы космической техники, систем и комплексов отработаны и постоянно совершенствуются. Надёжность значительно выросла. Управление космическими объектами и научной аппаратурой на них исполняется вычислительной техникой. Контроль и управление с наземных измерительных пунктов удовлетворяется с помощью ретрансляторов на стационарных орбитах. Они заняли место НИПов, ПИПов и ПКИПов. Если возникнет необходимость в них, то их будут создавать заинтересованные страны совместно.

Крупные космические программы разрабатываются, создаются и эксплуатируются международными организациями. В настоящее время значительно сократилось количество запусков. И это понятно. Страны, участвующие в космических программах исследования космоса и его прикладного использования, стараются объединить свои научные, финансовые и производственные возможности так, чтобы сделать затраты приемлемыми и разумными. Зачем параллельно вести одинаковые разработки и исследования? Разумно делать вместе, поделив работы по силам и возможностям. Думаю, что в одиночку на Марс никто не полетит. Такие масштабные программы, как «Аполлон» или «Н-1 - Л-3», реализовывать в одиночку вряд ли кто возьмётся. Вы знаете, что сейчас Россия, США, Франция, Англия, Япония, Италия и ещё несколько стран решили создать долговременную международную космическую станцию (МКС) и уже приступили к её созданию.

— Если позволите, я сформулирую моё понимание вашего ответа. Капитан помолчал, пока вернувшиеся заготовители угомонились. Он использовал эту паузу для формулировки лаконичного ответа. Он был капитаном в каждом своём действии, в каждом поступке, в каждом слове: Я узнал много интересного. Теперь я могу сказать, что космический флот был рождён в браке восторженной и непредсказуемой фантастики и пытливого, неудержимого и коварного человеческого разума, который то хотел оставить на Земле избранных, а остальных истребить, то дать реальную жизнь человеку не только на Земле, но и среди звёзд. Этот флот помог человеку сделать первые, самые трудные, часто непредсказуемые, шаги, полные неожиданностей и волнующих результатов, а иногда неутешных потерь и горьких переживаний. Люди, которые связали с ним свою судьбу, тоже были во власти этого брака, и свои самые лучшие годы отдали созданию его и эффективному использованию в деле освоения космического пространства на благо человечества, в самом важном достижении землян в ХХ веке.

— Уж очень торжественно и мудрёно! Так говорят в ожидании приглашения на юбилейный банкет, – заметил доктор,

— Или тринадцатой зарплаты, в доперестроечные времена, – добавил старший механик.

— А как бы вы, доктор, сказали по поводу всего услышанного? А пусть каждый выскажется! – сияя улыбкой, сказал капитан.

Степаныч со своей командой хлопотал у стола. Все сосредоточили своё внимание на этом. Делали вид, что важнее дела и нет. Но, так или иначе, подготовку закончили, а ответа капитану не было.

— Стол готов, и, может быть, это последний стол для нашей компании. Предлагаю, желающим высказаться по поводу наших посиделок, о том, что вы услышали в этой каюте.

Ну, я уже сказал! – первым начал капитан. Только дополню, – мне повезло в конце моего капитанского срока быть на этом судне и проводить его в последний путь. Флот всегда отражал прогресс человечества. Когда человек захотел узнать, что там, за горизонтом, он придумал лодку и вёсла. Когда он понял, что плыть за горизонт нужно долго, он придумал парус. И чем дальше надо было уходить, тем совершеннее он создавал корабли. Когда он захотел узнать, что же там, под водой, человек сделал подводную лодку, а когда он решил шагнуть в космос, он создал космический флот. Так что я всю жизнь впереди идущий. Жалко только, флота в России теперь нет – всё продали.

— Я присоединяюсь к мастеру и добавлю от себя благодарность судьбе за этот рейс-перегон. Жалко, что нечего будет показать в следующем веке нашим наследникам. Музей был бы отличный, – сказал стармех.

— Конечно, много интересного узнали мы тут, но самое главное – хоть немного заработаем, и можно будет подумать, что делать дальше, – сказал Миша-моторист.

— А мне очень жаль, что не будет стоять у причала Северной верфи рогатый с тремя шарами НИС, который давал мне работу и моряцкий дом, –  грустно улыбаясь, сказал Степаныч.

— Для докторов своего родного судна не бывает. Мы идём туда, куда пошлют. Хочу подчеркнуть, что на «Комаров» первый раз в 1993 г., я попал по случаю и пережил тогда приключения флибустьера, а вот в этот раз просился, и ни капельки не жалею. Теперь к моим знаниям Антарктиды, Арктики добавились исторические события начала космической эры, рождения и смерти космического флота.

— Очень красиво и правильно сказано. Хочу тоже выдать этакое, ну, звонкое и заковыристое. На ум не приходит, а агрессивно врывается анекдот. Можно? – спросил Андрей.

— Давай! Вали!

— Сара мужу:

— Абрам. Оказывается то, что мы с тобой столько лет принимали за оргазм, называется астмой

— Ну, Андрюха! Намёки у тебя – удивился старший электромеханик.

— Давайте выпьем за нас, за то, что нам пришлось видеть, чувствовать и пережить. За то, что мы ещё можем выпить, и за то, что мы при всём при том, умеем смеяться и шутить!

Выпили, расправились с закуской. Капитан ушёл первый.

— А как завтра? – спросил доктор.

— Завтра и будем решать.

Вышли все на палубу. Судно двигалось средним ходом. Небо было звёздным. С левого борта были кое-где видны береговые огни и проблески маяков. С правого борта – только звёзды и чернота. Луна, видимо, где-то подбиралась к горизонту, чуть-чуть подсвечивая северо-восточную часть неба, а может быть, там был какой-нибудь большой город. Надо посмотреть по карте. Прохлады никакой.

Пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по каютам.

В каюте крутятся все вентиляторы, открыты все иллюминаторы и дверь. Со стола всё убрано. Стулья и кресла толпятся около стола. На карте остался маленький участочек в Камбейском заливе. Завтра он будет заполнен коротеньким штрихом.

 

 

Последняя якорная стоянка. Абсолютное безделье.
Первый рейс на «АСК». Прощальные посиделки. Материков на Земле только 29,2%.
Сюрприз от Степаныча.

 

24.10.1994 φ=21°30,2'N; λ=72°23,2'E; Tвоз=27°; Tвод=30°; глубина 23м; P=761 мм рт.ст; S=0; L=12353 мили.

 

Стали на один якорь в 07.40 в 5 милях южнее острова Пирам. Отдано 7 смычек. Ожидаем информации от агента. В соответствии с условиями договора капитан отправил нотис (извещение) о прибытии в место назначения – порт Бхавнагар в установленный срок. Вышли на связь с Питером. Доложил о нашем прибытии. Ещё раз дали команду экипажу – быть готовыми завтра сойти с судна. В этот день действительно делать было не чего

24.10.1960 г. Космодром Байконур. При первом испытании РН Р-16 главного конструктора Янгеля во время пуска произошла катастрофа. Погибло около 100 человек. В том числе Главком РВСН Маршал Неделин

24 октября 1962 г. ПИПы «Краснодар» НЭ – И.А. Соснин. КМ – А.А. Рослов. Гвинейский залив и «Долинск» НЭ – П.И. Шатохин. КМ – В.И.Дмитриев. Южная Атлантика. Контроль работы доразгонной ДУ АМС 2МВ-4 №3 «Марс» для фотографирования на пролёте. Задача: принять телеметрию о работе ДУ 4-й ступени при втором старте. При запуске ДУ произошла авария турбонасосного агрегата. Причина отказа была определена по телеметрии, принятой ПИПом «Долинск».

24.10.1975 г. НИС «Моржовец». Атлантический океан. НЭ – Бонах, КМ – Радченко.

«Стало холодно. Океан посерел, как и небо. Ветер сменился, стал дуть в борт. Чувствуется дыхание Антарктиды. 27.10 войдём в пролив Дрейка. Дрейк – адмирал английского флота и знаменитый пират – гроза морей. До Нельсона в Англии не было знаменитее адмирала. Идём в точку φ=63°Ѕ и λ= 132°W Тихий океан. Работаем 14.11 по «Молнии -3». НИС в этом рейсе отработал по ЭПАС. Идёт 4-й месяц рейса».

P.S. Пролив Дрейка — это воронка, куда вращение Земли гонит ветры южной части Тихого океана с запада на восток, и ничто не мешает им врываться в эту воронку и творить гигантские волны, гнать огромные айсберги. Здесь всегда преисподняя

Б. Сыровой.

Начинался отлив, судно стояло носом почти на север. Вода была цвета кофе с молоком. Солнце круто поднималось к зениту. Тень судна с левого борта чётко отпечатывалась на этой воде. В океане резких границ тени на тёмно-голубой поверхности не было, и поэтому нынешняя картина привлекала внимание всех. Вода стремительно катилась в сторону океана. Казалось, что судно идёт. Но не только цвет создавал необычность окружающей картины, в воде клубились облака мути. Они поднимались со дна, упирались в поверхность, растекались, и начинали двигаться по течению. В контуре тени судна творилась непонятная чертовщина. Какая-то быстро меняющаяся абстрактная композиция в рамке контура судна. А за этой границей серебрились бликующие на солнце воды, создавая эффект демонстрационной плоскости.

Эти впечатления портили мухи. Они летали повсюду. Кусали безжалостно. Поверхность воды в бассейне была покрыта сплошным покрывалом из этих тварей. Второй механик с сачком упорно собирал их и вытряхивал за борт. Весь народ, кроме вахты, находился возле бассейна. Делать действительно было нечего.

Вода в бассейн подавалась из форпика (цистерна в носовой части судна) по проложенным специально пожарным шлангам. Забортную воду залива, оказалось, использовать не возможно, и капитан распорядился подать воду в бассейн из форпика, заполненного у мыса Игольный по его инициативе чистейшей океанской водой. Для всех нас это был неожиданный подарок.

Любители преферанса соорудили на спасательных кругах стол, надели спасательные жилеты, надули их и, погрузившись в воды бассейна, плавали вместе со столом, оглушая окружающих комментариями к игре. Кто читал, возлежа на матраcе или пристроившись там, где было удобно, кто наблюдал за и событиями на корме. Посередине площадки разместились поклонники козла. Они били костяшками толстую фанеру, положенную на ящики.

Доктор, пожарный помощник, старший механик и электрик собрались возле самодельной штанги. Стармех демонстрировал свои мышцы. Надо отдать должное, он сохранил спортивную фигуру, таская штангу по 3 раза в день в течение всего перехода. Под кормовым шаром, на правом борту, боцман и подшкипер с помощью баллона сжатого воздуха делали газированную воду. Потребляли её в огромных количествах. Была жара и духота с самого утра. Солнце поднималось по безоблачному небу и тянуло за собой марево, скрывающее берега и превращая место якорной стоянки «КВК» и рыболовной базы, приписанной к Петропавловску-Камчатскому, в огромную арену водного цирка где загадочное ржавое, коронованное тремя белыми шарами судно и облезлая, разграбленная и всплывшая до винта рыболовецкая база, готовились к смертельному номеру – «бичингу».

— Чем думаем заниматься?  В такой жаре и духоте продержаться будет трудно. Лучше всего купаться в бассейне, – сказал доктор

— Приветствую всю честную компанию! – привлёк всех голос капитана.  Я надеюсь, что в бассейне можно будет подумать, чем бы нам заняться. И не ожидая нашего согласия, мастер решительно двинулся к трапу бассейна. Он был в плавках и решительно настроен на водные процедуры.

Слышал он вопрос доктора или не слышал, я не знаю, но все мы пошли искать ответ доктору за капитаном. Играющие в преферанс уже потеряли интерес к вистам и взяткам. Карты были мокрые, листок с «пулей» просто плавал рядом со столом, спасательные жилеты стали неудобными плавучими средствами.

— Иду смотреть прикуп! – воскликнул капитан и прыгнул в воду. За ним начали прыгать все. Карты плавали по всей поверхности бассейна, и некоторые оказались на палубе. Вода фонтанами взлетала, и палуба вокруг бассейна стала мокрая. Какое-то время эта забава увлекла всех.

Вода была прохладнее воздуха, и блаженство было полнейшее. Невольно промелькнула мысль: «Жизнь могла возникнуть только в воде и существует только благодаря воде». Не зря, уже на заре космической эры, наша страна и американцы посылали АМСы в поисках воды на Марсе, Венере и Луне.

— Агент подтвердил завтрашний визит и снятие экипажа. По чуме нет никаких ограничений. Обстановка в Бхавнагаре нормальная. Какие у вас планы? – подплыв, спросил капитан.

— Я думаю, надо сегодня подготовить все документы для таможни и пограничных властей, составить все ведомости по расчётам с командой. Думаю, буду собирать бумаги. Мы же ещё остаёмся, и у нас будет время подумать и поговорить.

Я пока не имел никаких планов. Вода своей прохладой оградила от жары и мух, и плавное перемещение в этой прохладе вызывало желание бесконечно так кайфовать. Общих планов мы не придумали.

До обеда всё время поглотил бассейн. Обед прошёл быстро. В столовой было очень душно. После обеда на судне установилось полное безлюдье.

Каюта уже превратилась в духовку. Вентиляторы натужно гудели, гоняя горячий воздух от открытой двери к иллюминаторам. Это движение создавало иллюзию хоть какой-то свежести. Посижу, подумаю. Сколько ещё надо найти ответов и способов рассказать их.

То, что было написано в сентябре и октябре, дома придётся серьёзно переработать. Много эмоций. Порыться надо в литературе, в дневниках и повстречаться с коллегами. Разговорить их надо. Я знаю, про наш флот мало материала, доказывающего его необходимость, своевременность и как он служил космосу. Да и про наших людей мало. Пожалуй, этот недостаток самый большой.

Так размышляя, я примостился на кровати. Тело, разогретое обедом и увлажнённое духотой, воспринимало дыхания вентиляторов, как свежие струи воздуха.

— А я ещё далёк от конца моего повествования – безо всякого воздействия на чувства колыхалась мысль в моём сознании. Проклятые мухи находили места на моём теле, куда струи не попадали и с огромным усердием бегали там, кусая и щекоча. Я бил себя полотенцем, и гибель каждой стервы приносила удовлетворение отмщения. На некоторое время наступало состояния полного покоя. Начинала подкрадываться дрёма. Куда-то я скользил, весь замирая. Из бездны, куда я плавно падал, навстречу кто-то посылал вопросы шёпотом: Заканчивать как будешь? Я видел эти вопросы, слышал их и чувствовал: вот-вот с ними соприкоснусь.

Я же ещё два рейса ходил на «Академике Сергее Королёве». Там была другая жизнь. Комфортная. Спортзал с вентиляцией и кондиционером. Для старшего комсостава каюты-люксы. Это кабинет, спальня и душевая с туалетом. Все остальные жили в одноместных и двухместных каютах. В каждой каюте был душ. Всё на этом судне было сделано по нормам гражданского судостроения, и после «Комарова» здесь условия жизни и работы казались райскими. Во всяком случае, я так это воспринимал, когда в составе комиссии поднялся на борт «АСК» по возвращении его из первого рейса в сентябре 1971 г. Встреча была совсем не праздничная. Главная работа этого рейса – первая долговременная орбитальная станция «Салют» – «Союз-11» закончилась трагедией. Погиб экипаж «Союза-11».

В 1971 г. я получил назначение на должность главного инженера на «АСК». Опять я вступал под знамя Позднякова. В 1969 г. его назначили начальником экспедиции на строящийся в Николаеве ПКИП проекта 1908 «Канопус», для программы Н-1 – Л-3, получившего имя «Академик Сергей Королёв». Он забрал с собой часть людей с «КВК». Часть комаровцев были переведены на ПКИП проекта 1909 «Феникс» – будущий «Космонавт Юрий Гагарин», строящийся в Ленинграде для той же программы. Я был последним из первых комаровцев, переведённых с повышением на новый ПКИП. Тогда у меня с Поздняковым отношения были сложными. Прямых конфликтов ни по службе, ни в личных отношениях не было, но что-то мешало нам быть вместе в одном коллективе. На «Комарове» у нас были только служебные отношения. Потом, много лет спустя, в 1984 г на «Маршале Неделине», во время перехода в Петропавловск-Камчатский, Радий Хренов, разработчик антенных устройств из НИИПа, на одной из посиделок, где-то в районе атолла Чагос, в Индийском океане, спросил меня:

— За что тебя Илья не терпел?

— Ну, у нас дружеских отношений на «Комарове» никогда не было, а на «Королёве» были нормальные деловые отношения. А почему ты спросил?

— Перед первым рейсом на «КВК» вся экспедиция сдавала экзамен на допуск к работе на комплексе. Я был в этой комиссии. Поздняков пришёл к нам и попросил очень тщательно проверить твои знания. В нашей антенной комиссии были Юра Комплинов, Володя Дементьев, Саша Кайнов, и для нас это прозвучало странно. Ты же с нами прошёл все монтажные и наладочные работы, швартовные и ходовые испытания, участвовал в наладке всего комплекса и, по нашему мнению, уже начинал соображать. Краснов говорил – тебя можно допускать и комплексом руководить. Я ещё тогда хотел тебя спросить, да потом решил не делать этого. Надо было вам жить долгие месяцы в отрыве от земли.

Прошло много лет. Наших судов уже нет. В памяти много событий живёт, и по мере их отдаления они изменяют свои окраски, размеры и даже формы. Меняется и наше отношение к ним. Самое главное, что они были при нашем участии, и мы их прошли без роковых последствий.

9 месяцев отстоял «АСК» в Одессе. После гибели «Союза-11» пилотируемые полёты были прекращены. «Союзы» проходили доработку. «Салют» закончил полёт 11 октября 1971 г. Все силы брошены на создание следующего «Салюта». Полётом «Зонда-8» в октябре 1970 г. закончилась программа Л-1. Облёт Луны советскими космонавтами не состоялся. Пуск Н-1 № 6Л 27.06.71 г. закончился аварией. Программа высадки на Луну одного советского космонавта никак не могла вступить в стадию лётно-конструкторских испытаний. 14.07.1971 г. на самом главном и самом большом командно-измерительном научно-исследовательском судне «Космонавт Юрий Гагарин», предназначенном для советской лунной программы, был поднят флаг СССР, а 30.07.71 г. НИС «КЮГ» ушёл в первый рейс.

В 1971 г. «Аполлоны-14 и-15» совершили посадку на Луну. В апреле 1972 г. «Аполлон-16» совершил пятую посадку на Луну, и американцы объявили о завершении программы в декабре 1972 г. полётом «Аполлона-17».

С новым НИСом и командно-измерительным комплексом я знакомился во время несения межрейсовой вахты. Большинство офицеров экспедиции имело жильё в Москве или Ленинграде, а служащие – инженерный и технический состав – жили в разных районах страны и значительная часть – в Одессе. Усилиями нашего руководства было развёрнуто строительство домов в Одессе, что обещало существенное улучшение жилищного обеспечения офицеров и служащих.

Ходили разговоры о создании в Одессе и Ленинграде региональных управлений. К этому были веские основания. В Одессе было 4 НИСа, а в Ленинграде – 7. Уже шли разговоры о создании новых НИСов. А пока шли эти разговоры, в межрейсовый период составлялся график вахты, и мы дежурили на судне, обеспечивая сохранность имущества и техники, проведение доработок аппаратуры, приём грузов. Если судно стояло у причала и Одессу ласкало лето, то вахта была не в тяжесть. Можно было и семью на это время взять с собой. Когда судно стояло на рейде, а погода состояла из ветров и дождей, тогда вахта превращалась в пытку. Мне пришлось нести последнюю вахту перед выходом. Экипаж и экспедиция уже были и материально, и морально готовы к рейсу.

Подготовку к рейсу мы начали 15 мая. Дата отхода всё время отодвигалась. Главная причина была в том, что доработка кораблей «Союз» и подготовка ДОС № 2 к пуску всё время находились под прессингом успехов США в лунной гонке. Политическое руководство настаивало на достойном ответе американцам. У нашей космонавтики пока было только 2 хода. Это Долговременная орбитальная станция (ДОС) и доставка лунного грунта с помощью возвращаемой автоматической станции Е8-5 (Луна-16).

Всё осложнялось ещё тем, что американцы объявили после полёта «Аполлона-17» о программе создания ДОС «Скайлэб», используя 3-ю ступень РН «Сатурна-5» и 3 ракеты и 3 корабля «Аполлон» оставшихся от лунной программы и нас преследовала полоса неудач, которая нарушила все наши космические планы по достойному ответу американцам.

На второй рейс «АСК» планировались работы по ДОС, по двум «Союзам» и Н-1-Л-3 № 7Л. Для пилотируемых полётов комплекс был, с натяжкой, но готов, а вот для Л-3 на СТИ-90 (обработка ТМ информации) не было математического обеспечения. Акт о готовности комплекса к рейсу мы не подписывали. Этот конфликт становился основной причиной задержки выхода в рейс. Обстановка накалялась. За 9 месяцев стоянки моряки истратился полностью. Рублёвой зарплаты семьям на жизнь не хватало, и экипаж стал разбегаться по другим судам пароходства. Капитан Борисов стал раскачивать ЧМП по поводу невыполнения согласованного плана рейсов на 1972 г.

Экспедиция тоже поиздержалась. Средств на командировки в Одессу у Безбородова не было. Их удавалось выбивать у финансистов под различными предлогами. Откладывать выход дальше становилось опасно. Последним звонком был разговор с Москвой 08.06. Поздняков сообщил, что в ЧМП пошла телеграмма о выходе судна 14.06. Работа по «банке», так мы в быту шифровали ДОС, намечается на вторую половину июля. Все документы о готовности судна и комплекса должны быть подписаны к выходу.

На комплексе закипели работы. Представители промышленности брали обязательства: большую часть работ по орбитальным объектам выполнить в рейсе; всё, что касается задач по обеспечению Л-3, дослать в Гавану. Можно сказать, что мы и разработчики шли на компромисс ради выхода в рейс. Разработчики, видимо, знали, что с Л-3 дела обстоят плохо и ждать её ещё очень долго, а мы думали, что они ещё успеют и предстоящие работы выполним. Нас устраивало, что ответственность за работоспособность комплекса лежала на промышленности, так как комплекс не был передан в эксплуатацию.

По правилам тех лет, комплекс был в совместной эксплуатации. Мы обеспечивали обслуживание и сохранность, а промышленность – его рабочее состояние. Итак, мы договорились. Все документы были подписаны к 13 июня. В этот же день приехали Поздняков, секретчик с документами и шифровальщик Капитанов. Первое, что сообщил Поздняков, вечером прилетает начальник политотдела НКИК генерал Мартынов и будет выступать перед всем личным составом экспедиции. Эта весть ошеломила меня и нашего замполита Тищенко.

Мы уже распорядились об увольнении членов экспедиции в город. Люди хотели попрощаться с родными и близкими, решить какие-то свои вопросы или просто погулять, посидеть компанией в кафе или ресторане. Поздняков приказал отменить увольнение и распорядился всем быть на борту. Время прилёта генерала он не знал, но сообщил, что это будет вечером и его встретит с машиной представитель политотдела Одесского военного округа и доставит к борту.

Генерал уже был на судне. Он руководил комиссией во время встречи «АСК» из первого рейса. Я был членом этой комиссии и знал его непримиримость к нарушителям сухого закона. Иван Моисеевич очень внимательно относился к плавучему комплексу. При нём во всех экспедициях была введена должность замполита, и все назначенные на эту должность, в то или иное время, служили под его знамёнами. Он обожал встречать экспедиции из рейса. Мне всегда казалось, что ему хотелось приехать на судно в военной форме. Главным в его выступлении всегда был раздел о международном положении. При уходе в рейс доклад настраивал на непримиримость с буржуазной идеологией.

При встрече из рейса он раскрывал успехи страны под руководством Партии. На вопрос о жилье для офицеров он всегда рассказывал, как после войны он и его семья жили долгое время в землянке. Слушатели ему сочувствовала, и многие вспоминали, что им в детстве тоже приходилось жить в развалюхах. Теперь же они могут снять комнату или жить в общежитии, что все они записаны в очередь на кооперативные квартиры, но, наверное, будут рыть землянки, так как с пропиской в Москве и Ленинграде дело тёмное. Иван Моисеевич очень нервничал после таких разговоров. Удивлялся, что офицеры не умеют переносить временные трудности.

Как только весть о запрете увольнения дошла до желающих, а их было большинство в экспедиции, пошли ходоки с просьбами сделать исключение. Разговоры с Поздняковым результата не давали. Он ещё добавил нам «радости», сообщив, что с нами до Гаваны пойдёт наш замполит Алексей Семёнович Гнидкин. В Гаване он перейдёт на «КЮГ», который будет возвращаться домой. Присутствие политработника, да ещё такого ранга всегда вносит некоторое напряжение в коллективе. Что он тут высмотрит, что выслушает, – одному Богу известно, но вот, что он потом доложит вышестоящему руководству, Бог не знает.

А народ наседал, требовал увольнения. Капитан разрешил экипажу увольнение до восьми утра 14 июня. Все члены экспедиции бесцельно бродили по палубам, спускались на причал купить чего-нибудь или просто походить по земле. Около трапа собралась толпа и изощрялась в комментариях по поводу предстоящего выступления генерала. Костя Бычков всегда выделялся умением найти очень точную и с юмором оценку сложившейся обстановки.

— Генерал обращается к солдатам: Завтра идём в наступление!  – заговорил Костя, привлекая внимание ожидающих разрешения на увольнение. Товарищи бойцы! Вам предстоит тяжёлый бой. Враг хорошо подготовлен на этом направлении. Он силён, коварен, жесток и хитёр. Он имеет танки, бронемашины, огнемёты и пулемёты. Противник будет сопротивляться ожесточённо и беспощадно. Техники у нас маловато, да и местность сложная. Жертв будет много.

Костя сделал небольшую паузу. Слушатели напряглись.

— Из рядов воинов раздаётся голос, – продолжил Костя, придав голосу все нужные интонации для момента: Товарищ генерал! А нахрена нам в эту мясорубку лезть?

Смех был такой силы, что на причале все гуляющие повернулись в сторону судна. После этого нашлось много рассказчиков анекдотов. Как-то обстановка немного разрядилась. И всё же всех интересовал вопрос, – когда приедет генерал? У многих приехали семьи. В Одессе было лето. Кто-то назначил встречу на берегу. И при всех запретах и возможных наказаниях народ хотел по-российски отметить отход. На судне это было невозможно, так как генерал собирал всю экспедицию и, по опыту встречи «АСК», он обладал очень хорошим обонянием, не стеснялся обнюхать интересующего его человека. Если генерал приедет до 21.00, то ещё есть надежда выйти в город.

Никакие уговоры на Позднякова не действовали. Он хорошо помнил приход в Одессу после первого рейса. Комиссию во главе с Иваном Моисеевичем приняли на борт в Батуми. На переходе в Одессу шла проверка экспедиции. Иван Моисеевич каждое утро очень интересовался состоянием командного состава и старался общаться так близко, что иногда приходилось делать полшага назад, чтобы не задеть его нос губами. Весь переход в Одессу и до момента схода на берег генерала все члены экспедиции и комиссии терпеливо ждали настоящей встречи. Холодильники ломились от закуски, охлаждённых напитков. Гости тоже приехали не пустые. Когда генерал покидал судно, то он ещё раз напомнил Позднякову, что не может быть и речи о каких-то застольях и банкетах в экспедиции:

— Капитаны живут по правилам ММФ, а вы – по уставам Советской Армии. И если капитан вас пригласил, то вы должны найти правильное решение.

Такое наставление озадачило Позднякова. Он долго сидел в задумчивости, пока его не пригласил капитан. В салоне было много гостей, и после 3-х стопок всё пошло нормальным путём. Услышав, что верхи гуляют, низы тоже вышли на эти пути. И пошло всё, поехало.

Но судьба зло пошутила. Вылет самолёта отложили, и генерал решил своё ожидание провести на судне. Он появился в дверях салона, как являются приведения. Поздняков даже протрезвел. Капитан Борисов оценил обстановку сразу и, встав из-за стола, направился встречать гостя. Генерал был суров и непримирим, но запахи закусок, возбуждённые лица и поддержка всеми приглашения капитана примирили Ивана Моисеевича. Через час, когда и Поздняков, и Борисов провожали генерала, всё выглядело, как прощание хороших товарищей. И всё-таки, на прощанье он сказал, что Поздняков не сумел найти правильного решения. Вот и в этот раз Поздняков опять искал правильное решение. А народ сыпал анекдотами:

В Доме офицеров идёт лекция о семье и браке.

— По результатам социологических исследований, на первом месте по количеству супружеских измен стоят артисты, на втором – спортсмены, а на третьем – офицеры.

С места поднимается офицер:

— Это клевета, это шельмование армии! Я вот женат сорок лет, и за это время ни разу жене не изменял.

Генерал из президиума:

— Вот из-за таких раздолбаев мы и топчемся на третьем месте!

Хохот и комментарии были недолгими. На причале показалась «Волга» и направилась прямо к трапу. Из машины вышли Мартынов и Гнидкин. Они поднялись на борт и, поздоровавшись, направились в отведённые им каюты. По дороге Иван Моисеевич охрипшим голосом спрашивал, все ли люди на борту, когда намечен выход и ещё что-то. Я шёл рядом, и этот простуженный голос звучал в моих ушах обнадёживающе. Поздняков что-то ему говорил, в моей голове рождается мысль вызвать врача. Я попросил кого-то позвонить в медблок и пригласить врача в каюту для представителей командования ОПИК. Пока генерал устраивался в каюте и рассказывал о перипетиях перелёта из Москвы, я всё больше убеждался, что его можно отговорить от лекции и в этом случае уволить людей.

Я попросил разрешения выйти за чаем. Генерал очень любил «Липтон». Это я узнал во время встречи «АСК» из первого рейса в Батуми. В коридоре встретил врача. Объяснил ему цель его вызова: убедить генерала, сегодня, не говорить вообще. Прописать ему обязательные профилактические процедуры. Попросил его принести стоматологические пластинки для обработки промежутков между зубами. Очень нравилось Ивану Моисеевичу заниматься своими зубами с помощью этих пластин. Врач вернулся в медпункт, взял лекарства для горла, пластинки для зубов и быстро вернулся в каюту генерала.

— Иван Моисеевич! Начальник экспедиции просил меня посмотреть ваше состояние здоровья. Он сказал, что вы хотите выступить на собрании экспедиции, а голоса у вас нет. Для начала хочу измерить температуру. Доктор достал градусник. Генерал полулежал на койке. Вид у него был усталый. Желания куда-то идти и что-то делать не просматривалось. Но он мужественно сказал:

— Меня же ждут люди! Они уходят в долгий рейс, на ответственную работу!

Доктор, молча поставил градусник и попросил показать горло. Он долго рассматривал дыхательные пути, просил меня подсветить настольной лампой, потом посмотрел на градусник, покачал головой, воткнул в уши трубочки стетоскопа, попросил пациента дать послушать сердце, и вынес вердикт:

— Пока страшного ничего нет, но температура на пределе, 36,9°. Думаю, что вам сегодня надо полежать, пополоскать горло и завтра всё будет в порядке.

— А чай уже готов? – спросил генерал.

— Да, товарищ генерал, чай «Липтон» заварен и готов к употреблению,  –доложил я голосом, немножко наполненным желанием пошутить. Ещё доктор предлагает вам чай пить с лимоном. В кабинете накрыт стол. Мы выйдем, а вы пополощите горло.

Мы с доктором вышли из спальни и прикрыли дверь. Ответа пока не было. Костя Бычков открыл дверь и спросил:

— Ну, как, уложили? Там весь народ волнуется за здоровье Ивана Моисеевича! Народ говорит:  пусть лучше лечится!

— Пока горло полощет, чаю откушает и решит, наверное,– ответил доктор.

В это время из спальни вышел Иван Моисеевич. Костя быстро закрыл дверь.

— А ведь лучше стало! Вроде и голос появился.  Чем потчевать будете, Айболиты? На лице расцвела добрая улыбка радушного человека. А где Поздняков? – спросил генерал по-домашнему.

— Он с Гнидкиным сейчас готовится к общему собранию, – ответил я, пытаясь спровоцировать генерала на ответ.

Иван Моисеевич попробовал чай, посмотрел на бутерброды, и мне показалось, что в его глазах появились огоньки камина. Лицо пожилого человека посвежело и не хотело быть по-генеральски строгим и непроницаемым. Доктор точно нашёл следующий ход:

— Вы извините меня, товарищ генерал, но я бы вам порекомендовал рюмочку коньяка. Мы оба замерли. Генерал пил чай маленькими глотками и молчал. Лицо и выражение глаз не изменились. Он кайфовал.

— Вы, так считаете, доктор? Это мне поможет?

— Думаю, что да. Вам нужен хороший сон и не менее 8 часов, – убедительно сказал доктор.

— А который теперь час?

— Сейчас 20.47 .

— Ну, раз доктор рекомендует, придётся согласиться с вашим рецептом. Лекарство я приму перед сном. А сейчас передайте Позднякову, что собрание проведём завтра часов в 09.00. Во сколько завтрак?

— В 08.00.

— Вот, и хорошо! А за пластинки спасибо, доктор. Привык я к ним ещё на фронте. Наш доктор, полковник Коломиец, мне рекомендует ими пользоваться.

Мне не терпелось сообщить эту новость.

— Разрешите за лекарством сходить? – обратился я к генералу.

За дверью, в коридоре стоял народ. Я побежал к Позднякову и всё доложил. Он шевельнул усами так, что трудно было понять его настроение, дал мне бутылку коньяка и сказал:

— После выхода разберёмся. Увольнение до 08.00. Начальники отделов пусть вам доложат  в 08.45. Собрание в столовой команды.

Эту весть я довёл до начальников отделов. Через 10 мин на судне была тишина. Генерал принимал лекарства, шумели вентиляторы, по коридорам нижних палуб местами преобладали запахи украинской колбасы, горилки с перцем, чеснока и ещё всяких разностей

Когда я спустился к трапу, там стояли Иван Осипович, Костя Бычков и Лёша Маслов.

— Ты пойдёшь в город? – спросил Костя. Мы тут небольшую компанию собрали. Правда, Иван Осипович отказывается идти. Говорит, генерала одного оставлять не положено. А вдруг ему лекарства не хватит? Кто пойдёт к аптекарю?

— Ладно тебе трепаться, Бычков! Идите, прогуляйтесь. Я первый раз в рейс иду и хочу написать письма домой. И подумать надо. Два начальника на борту, а я по Одессе гуляю.

Утром прошло собрание. Иван Моисеевич выглядел прекрасно. Голос был сочный и громкий. Он прочёл нам лекцию о международном положении, прошёлся по лабораториям комплексов, побеседовал с народом. Его сопровождал Иван Осипович. Гнидкин почти весь день потратил на оформление паспорта моряка. Генерал после обеда сошёл на берег и убыл по своим делам. Народ отметил краткость доклада, хорошее настроение генерала и бесшумное убытие.

Из дневника.

«14.06.72г. 23.30. отошли от причала. Начался рейс. Все очень рады. Ушли спокойно.

Итак, началось! Прошли Воронцовский маяк. Огни Одессы вскоре сливаются в туманность, а потом видятся просто слабым всполохом. Звёзды стали крупнее и ярче. Включены палубные огни. Народ отдыхает. Долго рвались в рейс. 9 месяцев стоянки – суровое испытание для моряка и его семьи. Одесситы рассказывают такую байку:

— Мой муж моряк. Представляете, одиннадцать месяцев в году он в море, а один на берегу, – откровенничает молодая дама на одесском пляже.

— О, мадам! Представляю, как вы мучаетесь! – сочувствует пляжный слушатель.

— Ну, не так, чтобы очень. Выручает то, что половину отпуска он проводит у родителей, а вторую под машиной, – говорит дама, как будто она рассказала о смерче, который к счастью обошёл её дом.

А тут целых 9 месяцев! И всё же расставание всегда боль, всегда неизвестность, всегда утрата. Завтра Босфор.

Рейс наш длился 6 месяцев и 4 дня. Тянули его до этого срока, как могли. Заработанная валюта и таможенные нормы за такой срок позволяли, как говорили одесситы, иметь семье сармак, чтобы питаться с Привоза, а одеваться с «барахолки», и даже копить на машину. Нормы, конечно, были жёсткие. Чем они были мотивированы, какие экономические и политические факторы лежали в основе, мы понять не могли, да и после стольких лет, затрудняюсь найти какую-то целесообразность этих норм. По мнению моряков, государство стремилось сделать для населения единый уровень жизни и не позволить иностранным товарам быть мерилом качества товаров социалистического производства, товаров народного потребления. Вот, чем руководствовалась таможня при проверке и моряки при покупке вещей за границей.

«Правила таможенного контроля предметов, провозимых через государственную границу СССР членами экипажа советских судов заграничного плавания». (Утверждены Министерством внешней торговли 14.01.1964 г. Согласовано с ММФ.)

При приходе в СССР.

1. Подлежат пропуску предметы, приобретённые на легально полученную валюту за время пребывания за границей.

2. Пропускаются беспошлинно, на одно лицо, в установленных нормах на один год, в количествах:

— ковровые изделия, скатерти, покрывала, ковры – не более 3 предметов;

— шубы – не более 2 штук;

— ткань всякая – 10 отрезов на одно лицо (не более 40 м);

— ткань хлопчатобумажная – 10 отрезов (не более 40 м);

— радиоприёмники, магнитофоны, в т.ч. транзисторы, – по одному предмету;

— обувь (кроме детской) –10 пар на одно лицо;

— аккордеон или баян – один предмет.

Кроме того, в течение года, c оплатой таможенной пошлины, для каждого моряка может быть пропущено такое же количество ковровых изделий, шуб и тканей.

Радиоприёмники, магнитофоны, аккордеоны и баяны сверх поименованных количеств не пропускаются.

Указанные в этом пункте предметы подлежат регистрации в коллективной таможенной декларации, как при ввозе в СССР, так и при выезде за границу.

3. Предметы одежды и белья: пальто, плащи, костюмы, платья, свитера, кофты, рубашки, гарнитуры белья и т.п. пропускаются в зависимости от срока рейса беспошлинно, на одно лицо:

— до 2-х месяцев – не более чем по 1 предмету или комплекту мужской и женской одежды каждого наименования;

— от 2-х до 4-х не более чем по 2 предмета или комплекта мужской и женской одежды каждого наименования;

— от 4-х до 6-и – не более чем по 3 предмета или комплекта

— от 6-и и выше – не более чем по 5 предметов или комплектов мужской и женской одежды каждого наименования.

4. Платки головные, косынки и шарфы (шерстяные, шёлковые и синтетические) пропускаются беспошлинно на одно лиц при продолжительности рейса:

— до 2-х месяцев – не более двух штук.

5. Предметы галантереи (галстуки, перчатки и т.п.), чулочно-носочные изделия, детские вещи, а также другие, не поименованные выше предметы, за исключением запрещённых к ввозу в СССР, а также предназначенных для передачи другим лицам, пропускаются беспошлинно в нетоварных количествах, т. е. в пределах личных потребностей моряка и членов его семьи.

6. Продукты питания и спиртоводочные изделия пропускаются за рейс, независимо от его продолжительности, в следующих количествах:

— продукты питания – не более 6-и килограммов;

— спиртоводочные изделия – не более 1 литра.

7. Предметы и продукты, указанные в пунктах 3 – 6 настоящих правил, регистрации в коллективной таможенной декларации при ввозе в СССР не подлежат.

Эти предметы и продукты, ввозимые в СССР, сверх установленных количеств, не пропускаются, в том числе, и с оплатой пошлины».

Так назывался этот документ, обнаруженный мною в старых бумагах. Руководство СКИ ОМЭР и ЧМП искало возможности для наших судов как-то протянуть рейс и дать заработать морякам, если планы космических работ нарушались по различным причинам, и работ для НИСа не было. Так получилось и в этот рейс.

Опыт работы предыдущего рейса по «Салюту» и «Союзу-11» подсказывал, что нагрузка будет большая, а если ещё удача будет с Н-1 – Л-3, то предстоит совсем новая работа в течение семи дней. Экспедиция «АСК» опыта работ по «Зондам» не имела. Заряд у нас был высокий. Для меня и люди, и техника, были новыми. Правда, в составе экспедиции были комаровцы. Это Маслов, Старчиков, Бычков и, конечно, начальник экспедиции Поздняков. Большинство офицеров были выпускники московской Академии им. Ф.Э. Дзержинского. Народ столичного воспитания. У многих были солидные знакомые, успешные в службе друзья, родители и родственники с заметным положением. Они серьёзно думали о карьере со столичным апломбом. Раскачать их на инициативу в службе было не просто. Они уже знали, что инициатива наказуема, и поэтому, старались держаться в рамках служебных обязанностей.

Представители промышленности во главе с техническим руководителем Александром Каландадзе почти все прошли морскую школу на «Комарове» и взаимоотношения у нас складывались хорошие. Заместителем по связи был Валентин Феоктистов. Он служил в ОПИКе с 1963 г. и ходил в рейсы на первых ПИПах в должностях зам. начальника экспедиции и начальником. Последний рейс, до «АСК», ходил начальником экспедиции на НИСе «Бежица».

Каюты наши были на левом борту рядышком. Мы ладили с первого дня. Своим комплексом связи он управлял как начальник экспедиции. Принимал почти всегда решения сам и доводил их до конца. Позднякову это не всегда нравилось. Валентин нашёл способ избегать конфликтов. Он приходил к начальнику экспедиции посоветоваться. И в этом случае предложения Валентина становились инициативой Ильи Никитовича. Они начинали вместе моряцкую жизнь ещё в 1963 г. Отдел связи всегда был одним из лучших подразделений.

За каждый рейс он делал фотоальбом. Альбом первого рейса «АСК» был красивым и интересным. С первых дней нашего рейса он начал собирать фотографии для нового альбома. Валентин Сергеевич успевал во всех делах и делал их всегда хорошо. Я ему очень завидовал. Он был по природе своей руководитель. Должность заместителя – это для него мало. После ухода Безбородова на пенсию в 1983 г., бразды правления ОПИК были поручены Валентину Сергеевичу.

Иван Осипович Тищенко, заместитель по политической части, шёл в рейс впервые. О море у него было только курортное представление. Он был очень сдержан. Нашествие его непосредственных начальников, Гнидкина и Мартынова очень его озадачило. Он стремился быть участником всех событий во время подготовки к выходу в рейс, но старался не вмешиваться. Изучал экспедиционные порядки и судовую жизнь старательно. Ивану Моисеевичу он пытался попадаться на глаза как можно меньше. Наверное, он хорошо знал потенциал генерала и боялся перепутать полярность. Наши взаимоотношения установились доверительными и уважительными с первой встречи. Сразу после выхода он задавал нам вопрос, когда будут учения по шлюпочной тревоге. Мрак за бортом и шум волн, как он признался, возбуждали интерес к действиям по этой тревоге.

Замполиты на НИСах появились в 1970 г. Партия, став руководящей и направляющей силой, внедряла своих представителей во все звенья государственной машины. В армии это делалось до роты. Полномочий им давалось много. Выдвижение на должность и присвоение очередного воинского звания удовлетворялось только после согласования с политотделом. Замполит писал отчёт за рейс самостоятельно и направлял его в политотдел. Он контролировал работу командиров по непрекращающейся борьбе за трезвый образ жизни.

Иван Осипович, как профессиональный политрабочий семидесятых, брал на себя больше контролирующих и указующих функций. А когда его спрашивали, чем отличаются комиссары от замполитов, он, улыбаясь, произносил:

— Комиссары говорили:  делай, как я, а замполиты:  делай, как я сказал. Конечно, такие высказывания он допускал, когда собиралось руководство экспедиции.

Был и ещё один заместитель начальника экспедиции – по общим вопросам. Эту должность занимали работники КГБ. В нынешнем рейсе на этой должности был Борис Александрович Корижин. По внешнему виду он похож на представителя северных народов. Говорил медленно, негромко и сопровождал слова какими-то булькающими звуками. У него не так часто, для полной северной гармонии, проскакивало слово «однако». Рассказывал всегда без напряжения и очень простыми словами, но расставлял их так, что описываемое событие становилось необычным. К огненной воде относился тоже по-северному, с почтением и всегда говорил: «в меру выпитая водка полезна в любом количестве, однако!».

— Домино для вас, однако, очень интеллектуальная игра, – говорил капитан команды «Брандспойт» Корижин, обращаясь к капитану команды «Маховик» главмеху Гертнеру во время финального матча на первенство большой кают-компании по козлоболу, на 4-м месяце рейса.

— А мне казалось, что вас больше привлекает бутылбол, – отвечал главмех,  всего 2 хода, наливай и пей!

— Что вы, что вы, Валентин Дмитриевич, вы и ваш напарник стармех Юрий Георгиевич Аржаткин бутылбол не освоите уже. Я вам и не предлагаю.

— Это почему же не освоим? – с металлом в голосе спросил Аржаткин и грохнул об стол дупель пусто-пусто.

— А потому, уважаемый Юрий Григорьевич, что пить вы умеете, а для налива руки ваши, однако, дрожат очень. Может, болеете, а может, жалеете. Вот и дрожат они, рученьки-то. И грохнул костяшкой на втором конце, сделав рыбу по пусто.

— «Козёл»! Игра мыслителей! Считайте бабки! Это рыба! И козлами вы смотритесь куда лучше, чем алкашами!

Напарником по команде у Бориса Александровича всегда был пожарный помощник, что и определило название команды. В кают-компании всегда собирался народ, когда эти 2 команды состязались. Злословили они и подковыривали друг друга на протяжении всей игры. Народ, тоскующий по зрелищам, c удовольствием слушал и созерцал почти телевизионные сеансы.

На «Королёве» в экспедиции на должностях дешифровщиков и операторов ЭВМ работали женщины. Для меня это была новая сфера работы с людьми. Все они были до тридцати лет, как правило, выходцы из структур наземного измерительного комплекса или дочери больших космических командиров. Все наши девушки имели, как минимум, среднее образование и прошли достаточно большую практику общения с представителями вооружённых сил. Для них рейс на НИСе был, прежде всего, романтическим путешествием и, конечно, хорошим заработком. Запись в паспорте моряка «Научный сотрудник» придавала им некоторую принадлежность к интеллектуальной среде и преимущество перед женской частью экипажа, у которых были рядовые должности «буфетчица», «уборщица», «официантка» и т.д. Конфликтов по этому поводу не было, но и братаний тоже. Могу отметить, что несколько офицеров и служащих создали семьи с рядовыми труженицами морского космического флота.

Мне пришлось поработать с женским коллективом в экспедиции всего два рейса, и я могу рассказать только об этом периоде. Я с ними познакомился при подготовке к рейсу. В экспедиции было четыре женщины и все очень симпатичные. Надо было найти правильные формы взаимоотношений. Партия и политотдел зорко стояли на охране высоких моральных качеств. Возникновение поводов к разбору персональных дел в политотделе считалось грубейшим упущением в воспитательной работе. Мои первые разговоры с женским коллективом носили строгий, деловой характер. Но ведь жизнь идёт. Так или иначе, встречаться приходилось в разных обстановках. Часто девушки были участницами посиделок. Даже капитан приглашал наших девушек в свой салон на кофе или чай и наслаждался созерцанием и беседами о смысле жизни. Проплавав всё время на танкерах, он тоже впервые имел удовольствие общаться с женщинами не из моряцкой среды и не с его подчинёнными.

Девушки общались со своими ровесниками. Возникали обоюдные интересы, увлечения, а иногда и близкие отношения. Всё это можно описать на современном языке гораздо проще, так как загнанный под флаг «свободы слова» он теперь позволяет использовать любые непристойности сленга. Мне этого делать не хочется. Всё, что происходит между мужчиной и женщиной, неизменно с Адама и Евы. Меняются только формы и содержание откровений перед обществом. Теперь тайны нет. Теперь голая натура и смакование переживаний и чувств, данных Богом каждому человеку только как его восприятие, как его тайна.

В экипаже тоже были женщины, но в большинстве случаев это неустроенные на берегу люди, желающие заработать деньги на жильё или дождаться по очереди в пароходстве комнату или квартиру. Это были, как говорят в Одессе, морячки. Они все мечтали о доме и терпеливо его ждали в каюте. Были очень решительные девочки. Когда судно шло домой, то некоторые из них приходили в гости к мужчине и предлагали себя за валюту. Они никогда не конфликтовали с нашими женщинами. Вместе участвовали в самодеятельности. Скандалов и тихих конфликтов из-за поклонников не было. Судовые поэты откликались на эту тему.

 

Она рисует на бульваре

Из радуг стройный силуэт,

Одна она иль с кем-то в паре,

Всегда загадочный портрет.

 

Глаза укутаны в ресницы.

Их блеск скрывается в тенях.

В движенье платьице фалдится

На талии и на холмах.

 

Морячка! – скажут ловеласы,

И пригласят её в кабак.

Поточат за Одессу лясы

И пьяную возьмут за так.

 

А поутру, одна в каюте,

Ругает горькую судьбу.

Потом накрасится до жути,

И выйдет в вечер на тропу.

 

О наших женщинах были тоже творения.

 

И нам космическая эра

На борт прислала Аэлит.

Теперь далёкая Венера,

Быть может, тоже посетит.

 

У них столичные манеры.

В Одессе часто их смешат.

Но, обладая чувством меры,

Они улыбки лишь дарят.

 

И на Приморском разминаясь,

Они загаром не пленят.

А вот из рейса возвращаясь,

На Комсомольском[6] всех затмят.

 

Проверяющие всегда имели предварительную информацию об амурных делах в экспедиции и в личных беседах всегда старались пополнить свои архивы подробностями. Откуда они её получали, можно, только догадываться.

Находились на борту люди, которые по причинам корысти, а не ради морали, писали письма и сообщения о нарушениях морального кодекса строителя коммунизма. А мы брали в социалистических соревнованиях первым пунктом не нарушать его.

А к чему это я всё вспоминаю? Эта сторона жизни всегда оставляла горечь. Зачем Гнидкин идёт с нами? Кажется, Поздняков сказал, что тревожные письма пришли с «КЮГа». Вот почему вспомнил! С Олегом Хаджаевичем Валиевым, начальником экспедиции «КЮГа», я делал рейс в 1970 - 1971 гг. на «КВК». Родом он был, кажется, из восточных народов. В 1960 г., в звании подполковника, он закончил академию им. А.Ф.Можайского в Ленинграде и получил назначение на Камчатку в Ключи. Там был наземный измерительный пункт, который определял параметры движения головных частей и принимал телеметрию, испытываемых ракет. Валиев был назначен на должность заместителя командира НИП по измерениям. Он всегда числился в списках перспективных офицеров. Энергичный, с большим опытом, c проницательным, аналитическим умом, c командирской хваткой, умеренным нахальством, и умением ладить с начальством, он высоко котировался в кадрах и политотделе.

В начале 1970 г. осуществилась надежда перебраться в Москву. Его назначили на должность начальника экспедиции НИСа «Космонавт Юрий Гагарин». Он активно включился в жизнь и дела ОПИК. В роль командира самой большой части – экспедиции «КЮГ», он входил энергично и быстро. В рейсе на «КВК» Валиев быстро освоился с обязанностями начальника экспедиции, а вот особенности влияния факторов длительного рейса на моральное и физическое состояние подчинённых, на взаимоотношения экспедиции и экипажа он так и не успел познать за время того рейса. Я думаю, в силу своих национальных качеств, ему казалось, что он стал хаджи, так как пользуется авторитетом в ЦУКОСе, познал премудрости службы в НКИКе и ОПИКе и ему посильно всё. Право принимать самостоятельно решения он заслужил. В отрыве от земли, когда рядом только подчинённые, ханские замашки быстро и уверенно заполняют разум и сердце. Такое случается и с капитанами.

На «Комарове» мы почувствовали султанское настроение временного начальника и, как бы, заключили тройственный союз – капитан Борисов, зам. по общим вопросам Панюшенко и я. Нам удалось создать атмосферу коллективности руководства. Капитан и Панюшенко обладали иммунитетом от его власти. Они сумели склонить его прислушиваться к нашему мнению и, поэтому, он сдерживал свои желания. Мы были против неофициальных приёмов гостей на судне. Мероприятия на берегу старались посещать с участием членов экспедиции и экипажа. Капитан не поощрял посиделки руководства судна с застольем в салоне. Это создавало некоторую натянутость в отношениях Валиева со всеми нами.

Особенно я подчеркнул бы роль замполита Пузыни. Он в союз не входил, но всегда выслушивал нас и помогал найти и воплотить правильное решение. Позднее он мне рассказывал, что много беседовал с Олегом Хаджаевичем по конфликтным темам. Он отметил, что Олег Ходжаевич сам понимал свои слабости и признавался ему, что в одиночку сладить с ними не может. Внешние воздействия часто ему помогали в службе на Камчатке и в нашем рейсе.

Если бы непорядок был в низах, то посылать из Москвы представителя не стали бы. Виновника отправили бы попутным судном. Тут, наверное, что-то в верхних эшелонах. Сам Алексей Семёнович никак не комментировал цель своего путешествия и говорил, что это плановая работа политотдела. Весь переход, на судне витал дух ожидания чего-то нового и неожиданного. Ничего примечательного не происходило.

Алексей Семёнович, как и все, жил по распорядку, посещал лаборатории, присутствовал на тренировках, заходил в кают-компанию и купался в бассейне, беседовал с людьми. Всё вроде как всегда в рейсе, и всё-таки что-то не так. Меня всё время преследовала мысль, а какие впечатления как замполит увезёт он в Москву? С какими фактами мы столкнёмся при подведении итогов и написании представлений на продление виз?

Столько лет прошло, а этого чувства зависимости от того, как тебя отсортируют, не могу забыть и, пожалуй, от него освободиться. А сортировали нас всех по критерию, нужен ли ты Партии для осуществления её задач – быть направляющей и руководящей силой советского народа. При таком условии можно было убрать любого, кто не приглянулся, какому-нибудь начальнику, политическому или партийному работнику. Стоит в характеристике написать, недостаточно уделяет времени для изучения первоисточников по программе марксистско-ленинской учёбы, и где-то там, наверху, пропадёт фраза в характеристике: «Достоин для работы на судах заграничного плавания».

02.07.1971 г. «АСК» подошёл к южной оконечности Кубы. Встреча с «КЮГом» была назначена в бухте Нипе. «Гагарин» заканчивал свой первый рейс. Он начался 15.12. 1971 г. Шёл 7-й месяц рейса. Я ещё не видел «КЮГ» даже на фотографии и вышел на палубу с биноклем. Хотелось получить побольше впечатлений от первой встречи. Громада в 45 000 т водоизмещения, должны были остаться в моей памяти, как фантастический букет антенн на голубых водах Карибского моря.

У входа в бухту нас встретил рабочий катер «Гагарина». Он сопровождал нас до места якорной стоянки. Наш новый флагман стоял в глубине бухты, и белым цветом очень чётко вырисовывался на фоне зелёных гор. День был солнечный, вода в бухте голубая, и сияющая громада с четырьмя огромными антеннами выглядела не морским судном, а посадочной площадкой для инопланетных кораблей-тарелок. В бинокль видно было, что внешний вид бортов и надстроек не тронут ржавыми подтёками. Палубная команда, видимо, весь рейс занималась покраской. На такой громадине длиной 260 м, люди были почти незаметны. Все антенны были выставлены в зенит. В голове шёл поиск сравнения с чем-то очень знакомым, очень обыденным. Моё воображение о букете была разрушено видом посадочной площадки для НЛО. Это было фантастичней. Я никогда не видел, да и не мог видеть такой площадки. А вот что-то, уже встречаемое в жизни, крутилось в голове.

И мне стало как-то даже неудобно перед самим собой за возникшую картину коммунальной кухни с длинным общим столом, на котором стоят керогазы. В послевоенные годы эти мудрые приборы были, наряду с шумным примусом, главным источником тепла для приготовления пищи и чая в жилых домах. Нижняя часть представляла собой круглый плоский бачок для керосина, средняя часть, в виде усечённого конуса, исполняла роль горелки, а на верхнюю часть конуса крепилась круглая решётка, куда устанавливался предмет для нагревания. Все четыре антенны очень напоминали мне эти уже ушедшие из нашей жизни устройства. Надстройка – бачок для керосина. Барбет антенны – горелка, а зеркало антенны – круг. И я с этого момента присвоил кличку нашему флагману – коммунальная кухня. В обиход эта кликуха не вошла, но для меня она говорила о многих особенностях этого судна.

Гнидкин и руководство «АСК» отправились на гагаринском катере в гости. Алексей Семёнович тепло распрощался с экспедицией, поблагодарил капитана за благополучную доставку, пожелал 7 футов под килем. Выдержка из дневника:

«В этот же день посетил «Гагарин». Встретили как-то странно. У трапа не было даже вахтенного помощника. На палубу высыпало много народа. Много знакомых. Нас так толпой и провожали до каюты начальника экспедиции. Здоровались, жали руки, обнимались, но теплоты, радушия и открытости не было. Олег Ходжаевич очень сдал. Не было энергии в движениях и словах, смуглый цвет лица подкрашивала какая-то серая пыльца, в тёмных глазах не просматривался блеск непреклонности и превосходства. Стол был накрыт скромно.

Выпили за встречу. Пришли капитан Сидоров и помполит Потехин, бывший комаровец. Разговор как-то не клеился. Олег Ходжаевич и капитан много говорили о силе и сплочённости коллектива. Ни Поздняков, ни Гнидкин, да и все остальные, никак не реагировали на это. Олег Дымов всё пытался у нас выяснить цель прибытия Гнидкина на «КЮГ». Только Павел Шкут, тоже бывший комаровец, был, как всегда, подтянут, одет с иголочки и очень рад встрече со мной. Мы жили в одном доме, на одной площадке, в прекрасном Пушкине. Мы отключились от общей говорильни. Я рассказывал, как жизнь идёт в Пушкине, а он делился своими впечатлениями от рейса.

Паша отработал на судне весь срок постройки, прошёл все заводские и государственные испытания НИСа, был начальником экспедиции на переходе Ленинград – Одесса в июле – августе 1971г. «КЮГ» был его детищем. Кому, как ни ему, можно было дать оценку состояния дел на судне, в экспедиции. Но Паша всегда был очень осторожным человеком и свои выводы, заключения представлял на суд общества очень продуманными и в корректной форме. На мой вопрос, как обстановка и есть ли предмет интереса для Алексея Семёновича, он мне сказал примерно так:

— Олег Ходжаевич мужик умный, но море переносит трудно, и пока свою роль до конца не понял. Он как бы живёт в своём мире один. Народ он не притесняет, но интересуется им мало, и этим все очень довольны. Кто хотел поговорить с шефом, тот ждал время вечерней прогулки его по палубе. Он регулярно ходил кругами вдоль бортов. На прогулки никого не приглашал, но если кто-то присоединялся, вступал с ним в разговор и всегда выслушивал попутчика. А предмет интереса можно найти, если очень захотеть или если поставлена такая задача. Со временем такие контакты стали называть приёмом по личным вопросам.

Павел сделал паузу для оценки моего интереса к разговору, закурил сигарету и продолжил:

— Рейс наш, можно сказать, – рекламный круиз космического флота. 6 портов захода и везде огромное любопытство. Шеф всё делал с размахом. Капитан его поддерживал. Наш замполит Космодемьянский и помпа Потехин во всех приёмах участвовали. Гостей были в восторге от посещения НИСа. Местная пресса писала хвалебные отзывы о флагмане космического флота, об огромном вкладе нашей страны в дело покорения космического пространства. Шефу это очень нравилось. Он очень старался.

В Пуэнт-Нуаре стоянка была недолгая, а вот когда пришли в Монтевидео, тут нас встретили очень тепло. Олег Ходжаевич был знаком с послом и многими работниками посольства. Ты же с ним на «Комарове» в феврале 1971 г. был там. Посол вспоминал приём на «Комарове» и ваш концерт в посольстве. Шеф решил наш авторитет укрепить. На судне был устроен приём с русским размахом. Когда гости уходили, а это было далеко за полночь, пришлось принимать меры по безопасности на трапе.

Потом был приём в посольстве. Наша самодеятельность там давала концерт. В оркестре были профессиональные музыканты. Все были в восторге. Посольские устали от тутомарусов (контрреволюционеры), от их террористических штучек и очень соскучились по русскому духу, по чёрному хлебу и селёдке. Стояли там 8 дней, и каждый день были экскурсии и поездки на пляж. В Монтевидео народ вкусил прелести приёмов и туристского хмеля.

А потом был приход в Гавану. Встреча была по первому разряду. Кубу представлял Рауль Кастро и министр связи Торрес. Были наш посол и командующий советской группы войск и ещё какие-то важные персоны. Команде подарили по корзине кубинских фруктов. Приём был на высшем уровне. Сервировку стола и закуски делал известный тебе шеф-повар Саша Голищенко, бывший комаровец. Ты знаешь, какой он кудесник. Интерклуб организовал поездки на пляж по 200 человек в течение 4 дней. И представляешь, столы накрывали на всех, и с выпивкой. Народ балдел! Нашару желающих было не остановить. Довольными были представители промышленности. Многие из них ходили на «Комарове», но такое им выпало впервые. Паша замолчал. Лицо посуровело, и я понял, что весёлая часть закончилась.

— А потом пошли приёмы чередой. Шефу нравилось внимать восторгам гостей и вещать им о достигнутых и будущих успехах с участием наших НИСов во главе с флагманом космического флота «Космонавтом Юрием Гагариным». Меня он попросил быть переводчиком с испанского языка. Переводить с русского на испанский и с испанского на русский, приходилось много. После каждого тоста, хоть сколько, но полагалось выпить. Желудок мой стал сдавать. Я даже вынужден был просить шефа освободить меня от роли переводчика. Как он выдерживал, не знаю, но я дрогнул. Отпустил меня. Думаю, и в Ниппе мы ушли от гаванских визитов. Так что предмет всегда можно найти. У меня пока всё нормально.

Больше он мне ничего не сказал. Для себя я сделал вывод, что предмет есть и всё выяснится после возвращения в Одессу. Противостоять Олегу Ходжаевичу, его величеству, на судне было некому. Пузыня в этот рейс не пошёл.

На некоторое время мне удалось покинуть каюту начальника экспедиции, и я смог встретиться с комаровцами, Славой Васильевым, Олегом Расторгуевым, Николаем Лузиковым, Юрой Плаксиным и многими другими. Все были очень довольны условиями жизни на судне. Одноместные и двухместные каюты с санузлами и душевыми, прекрасные салоны и кают-компании, настоящий кинозал, хорошо оборудованный спортзал и два бассейна, закрытый и открытый. Об условиях жизни на «Комарове» вспоминают, как о пребывании в коммунальной квартире. Правда, было весело и дружно, но тесно и неустроенно.

Показали несколько лабораторий. Даже по сравнению с лабораториями «АСК», на «Гагарине» было сделано всё продуманней и качественнее. Сравнивать с «Комаровым» было бессмысленно. Исполнение «Комарова» было инженерным безобразием. Каюты без санузлов и душа, туалеты и душевые общего пользования. Экипаж и экспедиция размещались преимущественно в шести – и четырёхместных каютах. Мне показалось, что ребята находились в каком-то бесшабашном, ублажённом состоянии.

Время пролетело быстро. Стало темнеть. Поздняков дал команду – всем на катер.

03.07 к нам в гости приехали гагаринцы во главе с Дымовым и Шкутом. Посмотрели наш НИС. Дали ему хорошую оценку, но, конечно, никаких сравнений с гостями «КЮГа» организовывать не стали. По их оценкам и репликам было понятно, что мы с ним несравнимы. Ни Олег, ни Павел разговор о цели приезда Гнидкина не заводили. Беседы были обо всём и ни о чём. Олег Михайлович был огорчён тем, что за весь рейс им не представили возможности поработать комплексом «Фотон» по реальному объекту. Только программы Государственных испытаний, тренировки и профилактические работы. У Павла Тихоновича было лучше в этом отношении. Весь рейс работала система спутниковой связи через ИСЗ «Молния-1».

Поздняков мягко порекомендовал не отмечать по-обычному встречу. Пили кофе и чай. Складывалось такое впечатление, что мы друг другу не доверяем и боимся чего-то. Визит сам по себе оказался коротким. Попрощались тепло. Я передал с Павлом небольшую посылочку домой с канарскими презентами. Катер ушёл. Теперь мы ждали нашу группу, отправившуюся в гости на «Гагарин» с утра. К вечеру все вернулись с опозданием. Поздняков раздолбал всех за низкую организацию. Очень долго собирались на катер, и некоторые были весёленькие. Главную новость привезли с «Гагарина» о том, что в Виллемстаде в магазине «Американо» очень выгодная «школа», сапоги-чулки.

До захода солнца «Космонавт Юрий Гагарин» пошёл на выход из бухты. Дал нам 3 прощальных гудка. Когда корпус его уже скрылся за береговой чертой на фоне закатного неба и сверкающих белизной облаков, чётко вырисовались четыре антенны. Я снова вспомнил первое впечатление – «коммунальная кухня».

Утром 04.07.1972 г. мы ушли в Гавану. Столица почти не меняется. Сверкают огнями отели «Гавана Либре» и «Националь», дымит свалка за акваторией порта и в порту, почти у каждого причала советское судно. На причалах много сельскохозяйственной техники, строительных материалов и других грузов. Некоторые из них мы видели ещё в предыдущие приходы «Комарова». Витрины магазинов пустые. Машины легковые, грузовые, автобусы – все дореволюционного периода и очень потрёпанного вида. В кафе и барах много народа. Попрошаек-  пацанов стало ещё больше. Также шныряют спекулянты в поисках одеколона и сигарет. Особым спросом продолжает пользоваться наш одеколон «Шипр», американские сигареты и жевательная резинка.

Поставили нас у знакомого рыбного причала. 14.07 в порт вошёл «Космонавт Владимир Комаров». Честно говоря, защемило там, где постукивает сердце. Внешний вид его, пожалуй, из научных судов самый загадочный и завораживающий. Сразу связались по радиотелефону. Начальником экспедиции был Дулин, главный инженер Круглов. Получили от них приглашение на празднование 5-й годовщины подъёма флага на «КВК». Стоял «Комаров» на внутреннем рейде и добираться до него надо было на своём катере. На встречу решили ехать Поздняков, Павленко, Маслов и Бычков, те, кто участвовали в подъёме флага 5 лет тому назад.

Я покинул «Комаров» в июне 1971 г. К этому времени я уже заканчивал положенный срок пребывания в звании майора и, как нормальный советский офицер, стал беспокоиться о назначении на должность с категорией выше. Получить нужную должность в те годы можно было только по системе «плэй офф», но сражались не претенденты, а их начальники.

В армии к тому времени карьеру определяли не дела по службе, а связи в верхних эшелонах власти, политических и партийных структурах и, конечно, в кадровых органах. Каждый сам искал себе членов команды, а в некоторых случаях абитуриента находили сами игроки команды, по уже их нужде. Воплощался принцип – ты мне, я тебе. Из этой схемы выпадали только те, у кого ресурс движителей по карьере выработан, а на капитальный ремонт средств не было.

Так или иначе мне удалось сначала заполучить должность начальника отдела, а некоторое время спустя и заместителя по измерениям – главного инженера. В этот рейс я пошёл уже замом. Поздняков воспринял моё назначение на «АСК» как свершившееся событие и прореагировал так: От судьбы не уйдёшь. Будем служить. Мне ни чего не оставалось другого, как согласиться.

Визит на «Комаров» прошёл очень радушно. Капитан Вениамин Кононов и начальник экспедиции Юрий Дулин пригласили нас в столовую команды, где был собран личный состав. Все встали и аплодировали под ритмы марша, исполняемого самодеятельным оркестром. В моей жизни это было впервые. Музыка и аплодисменты заставили сердце стучать в такт им. Знакомые лица улыбались, взгляды всех прикованы к нам. Кто-то весело подмаргивает, кто-то машет рукой, и такой ощутимый поток энергии будоражил чувства. Очень я волновался.

Вот почему, подумалось мне, артисты так любят сцену. Выражение своего хорошего отношения народом публично – ценный и полезный дар. Политики хотят ещё большего внимания. Они ещё желают заполучить голоса избирателей. Только цели артистов и политиков разные.

Когда мне дали слово, то минуты две я просто не мог ничего сказать. Спазмы не позволяли прозвучать задуманным словам. Зал тоже молчал, давал время мне прийти в норму, потом, поняв, что мне потребуется больше времени, снова зааплодировал. И я смог справиться, смог сказать несколько слов, в которые попытался вложить все мои переживания. Вспомнить их не могу, но хлопали долго. Полгода ещё не прошло, как я ушёл с этого судна. Все остальные приглашённые покинули «Комаров» значительно раньше.

Всё это я переживал снова, как тогда в Гаване. Спал я или был в состоянии забытья, сказать сейчас не могу. Телефонный звонок вместе с шумами вентиляции, скрипами судовых конструкций, шорохами волн и индийскими мелодиями из приёмника теснили воспоминания в хранилище прошлого, будоражили, и призывал моё сознание откликнуться действительности и ответить на вызов.

— Слушаю вас, – сказал я в трубку голосом непроснувшегося человека.

— Добрый вечер, с пробуждением! – услышал я бодрый голос капитана. Надо бы поговорить! Народ вопросы задаёт по завтрашнему дню.

Мастер пришёл минут через 10. Я уже восстановился. Воспоминания, правда, ещё заполняли сознание. Я только что был на «Комарове» в 1972 г. и теперь возвращался в 1994 г. на «Комаров» 1994 г. Другая жизнь, другие люди. Тогда мы убеждались, что теряем свои позиции в космосе, но хотели верить, что мы строим лучшее в мире общество, первым начавшее покорять космос. Теперь мы полностью уступили первенство в космосе американцам. То, что строили успешно, развалили, и что создаём, пока и сами не поймём.

Включил кипятильник подогреть воду для кофе. Часы показывали 19.00. Вместе с капитаном пришли стармех и 2-й механик. Я сразу понял, что разговор опять пойдёт о каких-то доплатах или командировочных. В стране, где эпохи сокращаются до нескольких лет, где капитализм проходит свои стадии строительства за месяцы, а начальные капиталы создаются бандитским путём государственными чиновниками, разговоры между работником и работодателем могут быть только по поводу выяснения, кто кому должен. Так оно и получилось. Заговорил 2-й механик о том, что экипаж завтра сойдёт с судна, и оставшиеся 6 человек будут выполнять обязанности за многих из них. Эти оставшиеся для обеспечения «бичинга» люди должны получать валюту за исполнение дополнительных обязанностей.

По лицам капитана и стармеха я видел, как эта чушь 2-о механика режет им уши, но они молчали. До меня дошло, что это последняя попытка, что-нибудь выторговать. А вдруг я скажу такое, что может послужить поводом для дальнейшего вымогательства.

Через несколько дней мы разбежимся, и на этом будет всё, а пока можно поторговаться. 2-й механик очень хорошо подходил для этой роли. Он не первый раз заводил подобные разговоры. Сначала хотелось воспользоваться нецензурной лексикой. Встал и вышел в спальню. Выпил воды. Успокоился и предложил им кофе. Пока они потребляли последние запасы кофе, я пришёл к выводу, что надо отшутиться.

— Ваш приход с этим вопросом напомнил мне одну историю. В поликлинику приходит молодой человек и просится на приём к хирургу.

— Доктор! У  меня куда-то пропало одно яйцо и меня это очень беспокоит.

Доктор внимательно осматривает и делает заключение:

— У вас, молодой человек, абсолютно всё в порядке.

— Нет, доктор, нет! Я же чувствую, что одного нет! Пригласите ещё кого-нибудь посмотреть.

Доктор пригласил ещё нескольких коллег. Те внимательно ощупывают посетителя. Все утверждают, что у него всё в порядке. Молодой человек, молча оделся, тепло поблагодарил и вышел. На улице он встретил приятеля.

— Ты что, заболел?

— Да нет! До отхода электрички было полчаса, вот и зашёл к докторам яйца почесать, самому как-то не с руки.

Так вот, дорогие мои, яйца я вам чесать не буду!

Мастер и старший механик рассмеялись, а второй, расстроенный таким поворотом дел, недоуменно сказал:

— Ну, причём здесь яйца?

— А притом, что чешутся яйца у вас одного. Мастер и стармех с вами пришли, чтобы поучаствовать в этой процедуре. Если я начну выяснять количество ваших яиц, то может быть, и им почешу.

— Всё это напоминает мне анекдот такого же плана, но с более крутой концовкой:  Приходит к психиатру молодая пара и жалуется, у них половой акт не получается. Они готовы показать, и просят помочь им делать всё правильно. Они демонстрируют. Врач говорит, что у них всё нормально, но молодые опять недовольны, снова не получилось и, изнемогая, повторяют показ. Доктор пригласил других врачей. Молодые люди им демонстрируют снова. В это время вошёл главврач:

— Что здесь происходит?

— Да вот, молодые люди жалуются на неудовлетворённость во время секса.

— Вчера они этим занимались в терапевтическом отделении, – сказал главврач,  гоните их к чёртовой матери! У них одна комната, а жильцов много, вот они и проводят свой медовый месяц таким образом. Они уже всем больницам надоели.

Рассмеялись все вместе. Больше к разговорам о дополнительной оплате не возвращались.

Какое-то время потратили на обсуждение обеспечения «бичинга», оплаты командировочных и отправились на ужин.

В столовой собрался почти весь экипаж. Да, вот там, возле окон раздачи пищи, стояли капитан того «Комарова» Кононов и начальник экспедиции Дулин и каждому из нас вручали памятные медали. Моя медаль дома, в Пушкине, висит на самом видном месте, рядом с фотографией «КВК» после ходовых испытаний.

Слева от окна раздачи, над местом для телевизора, висит портрет Комарова.

— Почему мы его не сняли и не оставили в Питере? – спросил я капитана.

— Мне кажется, мы много оставили на судне вещей и предметов, которые могли бы быть нам полезны в дальнейшем, – ответил капитан.

Упрёк был справедлив, и в то же самое время, капитан был неправ. Он принял судно за несколько дней до отхода и не знал, что в июле и августе мы предприняли меры по снятию оборудования и имущества с борта судна. На судно хлынул поток желающих чем-нибудь поживиться. Через некоторое время мы пришли к потрясающему выводу. Если мы не прекратим все эти демонтажные работы, то судно превратится в обглоданный скелет и никуда не сможет двинуться. Мы решили прекратить допуск посторонних. Самим нам эти работы были не под силу. Думаю, что только благодаря этому мы сохранили пригодность судна к плаванию и получили разрешение Регистра России.

— Мы с вами идём в Индию, Владимир Львович, только потому, что не допустили грабежа под прикрытием демонтажа оборудования. Часть медных труб систем успели снять. Пришлось восстанавливать.

— А вот портрет мы могли снять и передать в музей какой-нибудь, – ответил я капитану.

— Наверное, вы правы. В пароходстве, конечно, эту задачу решили бы, а вы даже в порту стоять не имели возможности. Насколько я понимаю, на Северной верфи вы стояли только потому, что в своё время были там Заказчиком от Минобороны по космическим судам.

— Теперь уже всё заканчивается. Завтра судно уже станет не нашим. Я очень устал от этих всех неопределённостей и с нетерпением жду конца. Но что интересно, чем ближе развязка, тем чаще приходят воспоминания. И знаете, все наши с вами встречи и разговоры об истории нашего флота начинают для меня приобретать очень большое значение. Появилось желание по возвращении довести до ума дневник этого рейса, просмотреть свои дневники за прошлые рейсы и попытаться собрать материалы о нашем флоте. Если удача будет сопутствовать и желание перерастёт в дело, то можно создать в Питере и музей космического флота. Весь флот, за исключением «Академика Сергея Королёва», был создан ленинградскими судостроителями.

— Это было бы здорово! Если ещё нас помянете, то мы с превеликим удовольствием приобретём вашу книгу. Мы от вас много узнали о космическом флоте, но мне не удалось услышать рассказ о каком-нибудь рейсе. Как проходила жизнь, как работалось. Я прихожу к выводу, что на НИСах жизнь проходила по морским, но может быть, с космическим оттенком, правилам. На флоте все направления науки уже давно нашли своё место и, так или иначе, находятся в тесной связи с деятельностью флота – как гражданского, так и военного. Только астрономическими исследованиями флот не занимался. Телескопов на судах не ставили. Мы по звёздам определяли место судна, знали положение звёзд на небе, но не пытались своё прямое назначение связать с работами по исследованию космоса.

— Никогда серьёзно не задумывался о том, насколько мы – уникальное явление во флоте. Антенны, с диаметром зеркал 12 и 25 м и радиопрозрачные укрытия, диаметром 18 м, изменили традиционную архитектуру НИСов. Она не повторяла ни одно ранее созданное морское самоходное творение человеческого разума и человеческих рук. Я только сейчас понял, что суда космического флота появились в романтический период начала космической эры.

— А почему вы называете это время романтическим?

— Да это не я придумал. Так говорят те, кто начинал прорыв в космос. Тогда всё было впервые, опыта практического никакого. Каждый шаг сопровождался открытием новых явлений и новых проблем. Как воздействуют на технику и человека космос, невесомость, радиация солнца и что там за земной атмосферой. А если судить по нашим судам и кораблям, то никто из разработчиков судов и радиотехнических комплексов не знал, как измерять деформации корпуса судна в океане, чтобы учесть их в системах наведения антенн. Никогда на палубах кораблей и судов не устанавливались передающие устройства мощностью в несколько десятков киловатт и приёмные системы с параметрическими усилителями с охлаждением жидким азотом. Впервые применены крупногабаритные антенные устройства с диаметром зеркал 12 – 25 м и точностью наведения десятки секунд. А какие навигационные комплексы надо было создать, чтобы обеспечить требуемую точность наведения и места определения.

Тогда о космических навигационных системах только начинали думать. Радиотехнические комплексы должны были измерять радиальную скорость движения космического объекта и дальность до него. Но вы, Владимир Львович, знаете хорошо, как судно ведёт себя на волне. Надо было найти способ измерения скорости движения судна из-за волнения моря по всем трём координатным осям, чтобы учесть их в результатах измерений параметров движения космического аппарата. Всё это, да и многое другое, надо было воплотить в технические решения, освоить, заставить работать технику правильно и надёжно, научиться эксплуатировать её. И, конечно, необходимо было научиться жить и работать в океане по 6 – 8 месяцев.

— Ну, а в чём тут романтика?

— А в том, что был познавательный интерес быть впереди американцев и побывать первыми там, где никто никогда не бывал. Что стоит первым послать сигнал к объекту на орбиту к спутнику около Луны и получить от него ответ или увидеть лунную панораму или поверхность Венеры. Успех в космосе приносил славу стране и укреплял её авторитет. Мы все менялись. Нас космос объединял.

Партийному руководству он давал политические рычаги на международной арене и внутри страны. Для космонавтики это благо раскрывалось огромными средствами и приоритетами в осуществлении. Ради первенства мы иногда отказывались от программ наземных испытаний ракетной и космической техники. C неизвестными показателями надёжности техники, выходили на лётные испытания и, в результате, имели много аварий и катастроф, но рисковали, чтобы выиграть время. За 6 самых романтических лет с 1960 г. и до конца 1966 г. к Луне, Марсу, Венере было выполнено 38 стартов. Из них только 7 запущенных объектов выполнили программу полёта, 11 летели в сторону цели, и некоторое время их бортовые системы функционировали. 18 пусков просто не состоялись. Но сколько было ожиданий, неожиданностей и огорчений!

И самое интересное в том, что для нас на НИСах романтика была больше похожа на романтику наших первых путешественников кругосветных плаваний. Мы, строжайше засекреченные военные, в самые горячие годы холодной войны, получили возможность увидеть мир, скрытый от нас железным занавесом. Про дела на космодроме, в промышленности и во властных коридорах мы практически ничего не знали. Ну, мы об этом говорили с вами.

Как вспоминают творцы космической техники Б.Е.Черток, Б.В. Раушенбах,  К.П. Феоктистов и многие другие, тогда, в 50-е – 60-е годы всё в космонавтике делалось впервые. Опыта практически никакого. Всё надо было придумывать, создавать, испытывать и учить работать в совершенно неизвестных условиях космического пространства и невесомости. Творить было фантастически интересно. Риск был в каждом деле, а значит, и недостатка в адреналине не было.

— Я, наверное, соглашусь с вами. В настоящее время к космосу такое же отношение, как и к авиации. Есть опыт, есть своя промышленность, свои вузы и структуры. Надо ожидать всплеска всеобщего интереса к космосу, видимо, во время реализации программы полёта человека на Марс.

Ужин давно закончился. Большинство моряков уже разошлось. Доктор, пожарный помощник, начальник радиостанции сидели за соседним столом и внимательно слушали наш разговор. Почему они ни разу не вступили в него, я не мог сразу понять. «Маркони», конечно, весь рейс молчал, а вот доктор и пожарный помощник видимо, пережили какое-то потрясение.

— Можно пару слов? – обратился к нам доктор.  Вот вы тут про полёт на Марс заговорили, а мы завтра улетаем в Москву. Закончен последний переход единственного российского судна – свидетеля и участника советской лунной программы, а у вас ни волнения, ни предложений по этому событию нет.

— Я больше того скажу, за свою моряцкую жизнь, я прошёл около 20 судов, и расставания с каждым из них были, как неизбежное событие, которое надо пережить либо с грустью, либо с радостью. А вот нынче это происходит с горечью потери верного друга.

— Отвечу вам тем же признанием, мы с вами одного поколения, и для нас этот рейс последний, а «Комаров» стал, как «ковчег». Нас он доставит к пенсионному Арарату, а нашей молодёжи предоставит возможности трудиться, плодиться и размножаться на Земле, очищающейся от скверны. Позволит начать искать тропы к новой жизни.

— Владимир Львович, вы на роль Ноя, что ли претендуете? – воскликнул доктор.

— А что? Для нынешних катаклизмов свой Ной нужен! Вам я отведу роль Хама! Правда, неплохо?... Могу вам сказать, что размеры ковчега и «Комарова» почти одинаковые. Длина первого 150 м, ширина 25 м и высота 15 м. «Комаров» соответственно имеет 155 м, 23,5 м и 17 м. Мы шли сюда 47 суток, а Ной на 47-й день, после остановки у горы Арарат, когда спала вода, выпустил голубя, который вернулся с листком маслины. Так начиналась новая жизнь на Земле.

— Это чем же я заслужил такую роль?

— А тем, что в дни, когда я отдыхал, утомившись после испробования нектаров виноградной лозы, вы, уважаемый док, наблюдали меня спящим в полной наготе и смели иронически обсуждать это.

— Но я никогда не позволял смеяться над пациентом, а говорил с огорчением о недуге, как о допотопном грехе.

— Вот дают! – воскликнул Степаныч.  А пожарному помощнику роли нет?

— И для вас, Владимир Степанович, есть роль. У Ноя было три сына Сим, Хам и Яфет. Они стали родоначальниками большинства народов, появившихся на Земле после всемирного потопа. Сим – родоначальник семитских народов, и ты Степаныч, на эту роль, ну, никак не подходишь. За всю мою сознательную жизнь я не встретил ни одного пожарника-еврея. Сим произошло от еврейского «Шем» и означает «имя» и «славу», так как сыны Сима призваны прославлять имя Божье.

— «Хам» означает «жаркий». Произошедшие от него народы проживают в жарких странах и имеют пылкий характер. Наш уважаемый доктор в жарких странах, может быть, и имеет очень дальних родственников. Он сохранил хамитскую черту характера – пылкость. Насколько я помню, доктор обожает полярные области для применения своих знаний и опыта. Думаю, это влечение у нашего лекаря есть продолжение предсказания Ноя: «хамство» навсегда сплелось с рабством и они неразделимы. Только там, на полюсах холода, нет никакого государства, нет угнетения, а следовательно, можно освободится от скверны человеческой – хамства. Я приветствую это желание, уважаемый доктор!

— О! Я очень рад. У меня есть надежда стать достойным моего пра-пра-прадеда, а вот как вы? Вам ни на какой полюс не попасть.

— Ладно, уж на пенсии хамить меньше возможности. Как-нибудь дотянем. А Степаныч может претендовать на Яфета. Он был зачинателем северных народов, а они способны к искусствам и языкам. Как он на гармошке играет! А как заливать всякие истории может! Ну, а по пожарному делу ему и равных мы не знаем!

— Вот это расклад. Вот спасибо. А какое знание Библии при партийном стаже больше 30 лет! – заметил доктор.

— Без Библии, как без партийной программы, нынче никуда, – парировал капитан. Каждый преуспевающий бизнесмен или политик цитирует стихи, посещает церковь, покупает свечки, крестится и конфузливо кланяется. Пасху и Рождество красными цифрами в календаре пометили. Вот насчёт веры?.. Так, в советских людях, то есть в нас, после краха развитого социализма и водоворота рыночных реформ, оползня ваучёрной приватизации, в обоих полушариях наших черепов места для веры не осталось. Все нейроны реагируют только на зелёные излучения баксов. Мастер замолчал, потом улыбнулся и сказал:

— Программу Партии и Библию смог осилить до 10 страницы. Дальше не было мочи.

— Ну, хватит ёрничать. У вас, Анатолий Иванович, есть предложения по сегодняшнему вечеру? – спросил я.

— Есть! Думаю, что спать рано сегодня никто не ляжет. Корпус накалился так сильно, что остывать будет до полуночи. Мухи успокоятся тоже к этому сроку. Давайте последний раз посидим, как это делали почти весь переход и поговорим, о чём нам захочется. Чума нас обошла, слава Богу. А начнём с бассейна.

В 21.00 у меня собралась вся компания. Степаныч пришёл последний. В руках у него была коробка. Он демонстративно поставил её на полку в углу, предназначенную для телевизора, и с загадочным выражением лица сел на своё место.

— Сюрприз приготовил, Степаныч? – спросил старший механик.

— А как же! Терпение, дорогие мои. Уж коли мастер нас на ковчег всех устроил, то и ждать надо, что Бог пришлёт с Яфетом.

— Слоняемся по судну. Народ у бассейна и в вашей каюте. Вот и зашли на огонёк, – сказал старпом, переступая порог следом за 2-м помощником.

Из спальни принесли два пуфика и предложили сесть. Вентиляторы старались изо всех сил. Было жарко и душно, но изменить ничего было нельзя. Эта безысходность принуждала к терпимости, пробуждала инстинкт приспособляемости к окружающим условиям.

— Друзья мои! – начал доктор. Мне приходилось покидать и арктические, и антарктические станции. Это всегда была трагикомедия. Мы горевали, потому что расставались. Шутили и радовались оттого, что выдержали все невзгоды и разлуку, и впереди нас ждала встреча с родными и близкими. Наше временное жильё мы передавали новой экспедиции, как храм, где всё служит человеку.

А вот в нашем случае мы оставляем приютившее нас жилище и передаём его на полное разорение, и никто уже не разведёт очаг в нём. Доктор замолчал, как бы предлагая нам отметить минутой молчания печальную участь нашего приюта, потом поднял склонённую голову, посмотрел на каждого из нас и продолжил:

— Сюда никто и никогда не вернётся!  Зато нас будут встречать в Питере! Приятная часть этого спектакля сохранилась.

Доктор снова замолчал. Ему и всем нам было действительно грустно. Последние слова пока не вдохновляли.

— Я думаю, что все мы за этот переход прикоснулись к истории проникновения в космос человека – нашего соотечественника, и, как моряки, утвердились в том, что флот, открыв океаны и материки нашей планеты, стал зачинателем исследований просторов Вселенной, в которых есть пока только один берег – наша Земля,  сказал капитан. Видно было, что он испытывает гордость за свою профессию и доволен тем, что последний в его жизни рейс состоялся на «КВК».

— А я всегда думал, что со временем все запуски космических объектов, и на орбиту, и в дальний космос будут с океанских просторов. Строят же огромные платформы для поиска и добычи нефти в водах океана. Значит, можно и старты для ракет делать плавучими. «Космонавт Юрий Гагарин», громадина в 45 000 т, был уже сделан. Суши-то всего 29,2 % на Земле. Остальное – вода. Вот где морякам раздолье. Хотел бы я поработать на космос из океана. С высококлассной техникой общаться интересно, а c планетами Солнечной системы – фантастика! Как, Олег Максимович, можно на это рассчитывать? – закончил 2-й помощник Александр Шель первое выступление перед нашей компанией.

Второй помощник в наших посиделках не участвовал, так как всегда до полуночи отдыхал перед вахтой. Второй, по оценке капитана, вполне готов на старпома и уже имел задел на капитана. Нужен был плавательный ценз, т.е. необходимый срок работы в занимаемой должности и хороший наставник. Он неплохо понимал и говорил на английском языке. Проявлял любознательность и настойчивость при обучении, что не раз наблюдал я при занятиях, проводимых капитаном. Александр любил свою профессию и желал плавать. Перед ним, как и перед другими моряками, стояла проблема трудоустройства по возвращении в Россию.

— Учитывая твою молодость, можно рассчитывать на осуществление мечты, эдак лет через 25 – 30. А пока перед Россией стоит проблема выжить здесь, на Земле.

— Это точно! Пенсионерам доживать, а вам, молодым, ещё нести и нести вахты, да так, чтобы не прозевать нужный маяк и не допустить пожара, – подытожил пожарный помощник.

Разговор не получался. Старший помощник смотрелся расстроенным. Он возвращался в осиротевший дом. 3 дня назад он получил известие о смерти матери. Перспектив устроиться плавать было очень мало, а сидеть на берегу он уже не мог. То, что завтра он сойдёт с судна, его не радовало. Не зря он в Кейптауне просил агента узнать о возможности найти работу на судах ЮАР и сообщить радиограммой на наше судно. Увы, агент молчал. В эту затею я не верил с самого начала.

— А мне как-то до лампочки все эти марсианские и лунные шоу. Мне бы работу иметь и не платить всяким там ханыгам за то, что они обещают устроить под иностранный флаг. Пароходства, считайте, уже нет, а в рыбаки идти – как в рабство. Слушая вас, злюсь и завидую. В такое время вам интересна история судна, которое не даст вам работы, которое даже государству не нужно. А с другой стороны, завидую, что вы не хнычете, не позволяете увязнуть своим мозгам в этих потоках словоблудия, подкрашенных движениями свободы слова, независимости искусства, права жить без совести и уважения объективных законов жизни во вселенной.

Старпом изменился внешне после своего монолога. В глазах появился шальной блеск, рыжие усы стали ершистей и ярче. На раскрасневшемся лице они светились, как жёлтый сигнал светофора: либо сейчас загорится зелёный свет либо красный. Старпом хотел освободиться от накопившихся мыслей за время вахт. Размышления в одиночестве заполняют память, как автомобили перекрёстки перед светофором в час пик. При загорании жёлтого – они уже срываются, превращаясь в лавину. Сегодня последний светофор открылся. Очень хотелось ему выпустить, накопленное за 94 вахты. Обычно старпом говорил тихо и очень быстро. Усы как бы гасят звук, но в этот раз голос был звонкий и говорил он медленнее. Осмотрев нас, он улыбнулся и продолжил:

— Большую часть своей моряцкой жизни я был советским рыбаком. Вот вы, торгаши, ходите из порта в порт, разные грузы, встречи с властями, с населением портов, а мы самолётом до порта, от которого до наших траулеров ближе всего, либо пассажиром прямо к месту лова, и 6 месяцев – сети, рыба и чешуя.

Старпом достал сигарету, покрутил её пальцами и, так и не прикурив, cнова заговорил:

— Вся эта перестроечная бестолковщина, со свободой слова и предпринимательства, так меня оглушила, что я стал лечиться от глухоты водкой. Случай счастливый помог. Знакомый рыбак позвал вместе поработать у немцев. Немцы после сноса Берлинской стены к нам подобрели. Попал я впервые на небольшой сухогруз река – море. Команда 7 человек. На судне порядок. Каждый отвечает за свою работу. Никаких собраний и субботников. Нет борьбы с пьянством. Зарплата вовремя. В порту чисто и всё на месте лежит, груз принимают быстро, погрузка и разгрузка чётко. Границу открывают и закрывают без мучительных проверок и досмотров.

— А чего же ты ушёл от немцев? – спросил капитан.

— Контракт закончился, а продлевать они не стали. Там за взятку не устроишься. На вахту вышел под мухой, считай, что в первом же порту спишут. Платят они нашему брату, по российским меркам, хорошо. Своим, конечно, больше. Кормёжка хорошая и в достатке.

— А чувствуешь там себя, как гном в доме, убранном Белоснежкой. Кругом чистота, а совсем недавно были привычные хаос и грязь, что хочешь, то и делай, куда пожелал, туда и нагадил. Нашему брату очень там одиноко, даже выпить по-нашему не с кем.

Старпом снова сделал паузу. Никто её не нарушал. Ждали, когда он выговорится. Всё, что в нём накопилось за последние дни, рвалось наружу.

— В возрасте за 50 лет мы входим в период, когда проводы в последний путь родителей, своих однокашников, сослуживцев и просто знакомых, становятся неизбежной, обязательной и нарастающей составляющей нашей жизни. Я стал замечать, что с каждым разом всё больше и больше задумываюсь о своих поступках и взаимоотношениях в прошлом, когда всё было впереди. Больше всего, так мне кажется, человек испытывает вину перед родителями. Детство помнятся отрывками и эпизодами, наполненными колоритными красками розовых и тёмных оттенков. Школа в грозах и молниях противоречий кажущейся взрослости и образованности с преподавателями и родителями. Годы профессионального обучения и становления самостоятельной жизни наполнены полосами препятствий и первыми восторгами удач и побед. О родителях вспоминаешь, когда едешь в отпуск или переживаешь неудачу. Начав самостоятельную жизнь, большинство думает, что всего он добился сам.

Письма родителям нынче большая редкость. Чаще телефонный звонок. Приезды короткие. Поговорить о пережитом, о своих личных делах некогда, да и потребность не кипит. Иногда, за рюмкой, возникают ручейки разговоров о том сокровенном, что хочется поведать или послушать. И часто бывает так, что возникает чувство опасности и страха преждевременно сказать или услышать ту самую правду, которую скрывают ради счастья детей или спокойной жизни стариков.  Думал, вернусь в этот раз и вместе с мамой поеду в деревню, на её родину. Она очень хотела могилы родителей посетить. Как всегда – опоздал!...

Старпом замолчал. Он выговорился. Разговаривал он, как мне казалось, не с нами. Обращался он туда, наверх, где все постепенно собираются навсегда. Все мы переживали вместе с ним и, наверное, каждый по-своему.

— Не могу больше скрывать свой сюрприз, – нарушил возникшую паузу Владимир Степанович. По такому случаю вскрываю упаковку и достаю бутылку самогона, сваренного на аппарате одесской конструкции в недрах рефрижераторных постов НИСа «Космонавт Владимир Комаров» в последний день работы этого агрегата 22.10. 1994 г. из-за окончания запасов сахарного песка на судне.

Во время этой краткой речи стояла тишина, как на стадионе при подготовке к пенальти. Когда бутылка в полтора литра стала на стол, раздалось ура! Как быстро меняется настроение, как охотно люди уходят от печали. Всё перевернулось. Быстро появилось всё необходимое для этого сюрприза.

Капитан предложил первой рюмкой помянуть мать старпома. Все встали, помолчали и выпили. Без шума сели. Только старпом остался стоять. Глаза его были наполнены слезами.

— Спасибо вам всем. Мытарюсь со своими грехами, а замаливать не умею. Хоть перед вами покаюсь. После каждого рейса, пока добирался до дома, клялся, что посвящу отпуск матери. А получалось, всё кабаки, приятели и разборки.

Старпом глубоко вдохнул, потом на выдохе охнул и обратился к капитану:

— Прошу разрешения налить всем. Хочу предложить тост за наше благополучное возвращение домой. За то, чтобы вас всех встретили тепло и все были живы и здоровы!

С сюрпризом разделались с удовольствием и быстро. К теме о флоте так и не вернулись. Разговоры все шли о завтрашнем сходе с судна, перелёте в Москву и проблемах возвращения. К 24.00 коллектив начал благодарить за хороший вечер. Последними ушли доктор и пожарный помощник. Они помогли навести порядок в каюте. Спать не хотелось. Мухи не угомонились, духота только-только делала попытки отступить. В плавках вышел на палубу и побрёл к бассейну. Палубное освещение включено полностью. Около светильников оболочка всякой мошкары. У бассейна много народа. Выпивших не видно. Искупался и сразу ушёл. Хотелось быть одному.

 

 

Воспоминания в процессе ожидания портовых властей, агента и покупателей кораблей.
Экипаж покидает «КВК». Лечу с экипажем в Бомбей.

 

25.10.1994 г. Камбейский залив. Координаты не изменились. Твоз=27°, Твод=30°, Р=762 мм рт.ст.

 

Утро. Розовое солнце всплывает из фиолетово-серого марева. Лёгкие волны катятся к нему, переливаясь блёстками и чернотой. Неяркий розоватый свет в контуре иллюминатора проецируется на переборку и мерцает гирляндой. Гудят два вентилятора и летают вездесущие мухи. Если бы не движение воздуха от вентиляторов, то мухи бы облепили все участки тела, не прикрытые простынёй. Радиостанция «Свобода» передаёт спектакль по рассказу Довлатова. Играют Догилева и Абдулов. Наши звёзды. Им больше, чем нам, нужны деньги. Играют они здорово.

«Свобода» работает круглосуточно. Каждая передача точно направлена на несостоятельность нашего образа жизни. Все наши раны она посыпает солью, порциями, не дающими им заживать. Боль терпимая, но изматывающая. Зачем им озлоблять нас? Не мытьём, так катаньем результат будет. В итоге сами развалили СССР. В этом рейсе все зарубежные станции говорят о русской мафии. Атомная угроза и Чернобыль стали историческими фактами. Теперь угроза миру – русская мафия.

Вставать или не вставать? – Вот в чём вопрос! Идти на зарядку или нет? – Эти вопросы копошатся в голове. День-то уже начался. Знать бы, чем он кончится. И всё-таки, у этого утра есть что-то хорошее. Прежде всего, утренняя прохлада! Надо вставать и идти на зарядку! Побеждаю и сегодня преследующую меня постоянно хандру. Иду в бассейн.

Там никого. Отплавал привычную норму и почувствовал себя значительно бодрее. Бритьё заняло немого времени. И вот я готов к завтраку, до которого ещё больше часа. Покрутил приёмник. Настроился на нашу радиостанцию «Россия». Идёт передача, посвящённая современной поэзии. Эту станцию хорошо слышно в Индийском океане, и я её часто слушал. И странное сложилось впечатление за эти дни: кажется, что всю Россию волнуют театр, поэзия, эстрада и религия. «Свобода» себе этого не позволяет.

Сегодня решится всё. В 11.00 прибудут власти, агент и новые владельцы судна, и мы отправим экипаж. Команда из 8 человек остаётся для обеспечения «бичинга». За эти 47 суток перехода размышления о прошлом и происходящем всё время напрягали нервную систему. Судно стало порой раздражать. Всё чаще появлялось желание скорее с ним расстаться. Оно, как зубная боль. Чтобы освободиться от неё, больной зуб надо удалить. В этот день, 25 октября 1994 г. состоится удаление. По привычке просматриваю свои дневники. Самому уже любопытно, что же было в этот день на НИСах.

В хронологической таблице 25 октября 1965 г. вышло Постановление Правительства о создании космического корабля Л-1 коллективами ОКБ-1 С.П. Королёва и ОКБ-52 В.Н. Челомея. Оно послужило толчком к началу первых проработок  НИИ-4 МО вопросов обеспечения управления полётом космического корабля c ПКИПа, при возвращении его на Землю после облёта Луны.

25.10.1968 года. НИС «КВК» Атлантический океан НЭ – Поздняков. КМ – Матюхин. Ньюфаундлендская банка.

«Отработали впервые по орбитальному объекту «Союз-2». Волнений много. В работе использовали КРЛ и РКО комплекса «Кретон». Телеметрию принимали станциями МА- 9МКЦ автономно . После «Союза» переходили на «Молнию-1» и выдавали информацию в КВЦ (НИИ-4 МО) и ЦУП.. На первых витках было очень напряжённо. Волновались в начале зоны видимости, когда объект выходит из-за горизонта. Всё казалось, что расчётная точка наведения антенны отличается от реальной. Поэтому всё время уточняли курс судна и азимут антенны. После первого витка шумно ликовали от того, что сеанс прошёл без ошибок. Последующие 5 витков отработали с нарастающей уверенностью и спокойствием. Первый опыт уже есть. Теперь мы знаем, что по орбитальным кораблям мы тоже можем работать. На счету у нас теперь «Зонд-5» и «Союз-2». Завтра будет «Союз-3» с космонавтом. Фамилию пока не знаем. Завтра надо тщательно проверить ещё раз подготовку антенн и передатчиков. Настроение у всех хорошее. После работы заход в Галифакс. Первый порт Американского континента. Очень интересно».

Павленко О.М.

25.10.1970 года. НИС «КВК». НЭ – Валиев. КМ – Борисов. Атлантический океан. На подходе к Гаване.

«В 03.00. по судовому времени вышли на работу. Видна Гавана. Цепочка огней набережной Малекон сверху украшена зелёными буквами названия гостиницы «Гавана Либре» и красными точками огней предупреждающих самолёты. И всё-таки, для столицы огней очень мало. Маяк на входе в бухту посылает нам свои вспышки, подтверждая старую легенду о том, что если маяк светит, значит, на берегу ждут.

На 10.00 запланирован сеанс связи с «Зондом-8». В это же время предстоит и швартовка судна к рыбному причалу. Если работа и швартовка совпадут, то возможен перерыв в работе. Уточняем временной график захода в порт. Докладывать в ЦУП о возможном перерыве не торопимся. Капитан Борисов просит порт принять нас до 10.00. Пришвартовались до своевременно.

На причале ждёт ОГ. Начальник экспедиции Валиев попросил власти порта разрешить членам ОГ подняться на борт до окончания досмотра. Получил добро. Валиев провёл совещание, определил с руководителем ОГ Юмашевым составы подгрупп. В предыдущих рейсах это делал руководитель ОГ. Валиев власть делить не хочет. Советы слушает, но только, когда сам спросит.

В 10.00 начался сеанс с «Зондом-8». Он прошёл нормально. Мы выполнили программу полностью. Объект вчера облетел Луну и возвращается. Посадка завтра. Баллистики сказали, что трасса полёта у него идёт через Северный полюс, а не через Южный, как было у предыдущих объектов. Посадка на территорию СССР. Спуск управляемый. Подгруппа анализа состояния борта по секрету сказала, что опять не работает система ориентации, и ожидают баллистический спуск. Завтра всё будет ясно. Валиев не вмешивался в работу по управлению комплексом. С его работой он был мало знаком.

Вечером Олег Ходжаевич пригласил в свою каюту руководителя ОГ Юмашева и его заместителей, технического руководителя Хардикова, меня, замполита Пузыню и представителя КГБ Панюшенко. Стол был накрыт лёгкой закуской. На долгие посиделки никакого намёка. При Позднякове и Дулине было теплее. Первые расширенные посиделки после выхода из Ялты. Долг вежливости и демонстрация гостеприимства.

Шеф держал всех на расстоянии. О работе говорили мало. Оперы волновались о дате их отзыва из командировки и когда «КВК» уйдёт из Гаваны в Сьенфуэгос. Они живут в гостинице «Дюавиль» и надеются, пока «КВК» в Гаване, их не отзовут. На судне можно купить продукты и таким образом немного сэкономить валюту. На вопрос о полёте нашего космонавта вокруг Луны оперы дали уклончивый ответ. Сейчас на первом месте разговоры о долговременных орбитальных станциях, об автоматах типа «Луна-16» и лунных самоходных аппаратах.

Разошлись к 23.00. Зашёл к Саше Хардикову. Обсудили наши космические перспективы. Пришли к выводу, что облёта не будет. Америкосы уже 7 «Аполлонов» успешно запустили. 1 на околоземную орбиту «Аполлон-7», 4 облетели Луну – «Аполлоны-8,-9,-10 и-13», и 2 сели на её поверхность – «Аполлоны-11,-12». Правда, «Аполлон-13» не смог сесть. Авария случилась, но все вернулись живыми. У них ясно, что будет. У нас одна темнота».

О. Павленко.

А вот дневники Саши Турецкого. Я включал уже выдержки из его дневников:

25.10.1969 года. НИС «Боровичи». НЭ – Самохин. КМ – Бурковский. Индийский океан.

«С 22 октября стоим в порту Порт-Луи столице острова Маврикий. После работ по «Союзам -6,-7 и-8» дали заход для отдыха и пополнения запасов. До города 1,5 – 2 км. В город ходим пешком. Ноги надо укреплять. 5-й месяц рейса пошёл.

Остров Маврикий открыт португальцами в 1511 г. Зимой прошлого года его оставили последние колонизаторы. Государственные языки французский и английский. Кто были колонизаторы, сразу становится ясно.

Днём остров окутан дымом. Жгут траву и листья сахарного тростника. Он основная сельскохозяйственная культура. Наши НИСы заходят сюда уже не первый раз. Нынче чувствуем все, что гостеприимство и радушие прошлых встреч почему-то сошло на нет. Интуиция меня не подвела. Оказывается здесь, на острове, несколько недель бушевала антисоветская пропаганда в газетах и по радио. Поводом послужило крушение нашего буксира у острова Рафаэль, архипелага Каргадос-Карахос. Он, острова Родригес и Агалега входят в состав государства Маврикий.

Газеты писали, а радио вещало, что буксир шёл разведать их тайны. Какие? «Советские суда окружили Маврикий и хотят захватить его» или, на худой конец, «совершить переворот». Думаю, что русскими они пренебрегают и позволяют так себя вести по отношению к нам потому, что более уступчивых, покладистых и добреньких иностранцев на этом острове не было, нет и не будет. Нашлись такие группы в обществе этой страны, которые против хороших отношений с нашим государством, против захода наших судов в порты Маврикия.

Как рассказал секретарь Посольства, в эти чёрные дни, премьер-министр Маврикия, он же министр информации, был в Нью-Йорке. Там состоялась встреча с А. Громыко. По возвращении министра были приняты жёсткие меры по прекращению этой клеветы. Простой народ здесь газеты не читает и слушает только музыку. Он отношения к нам не изменил. В каждой стране есть наши недруги. Всегда нужно быть осторожным.

Большая радость. Наконец-то получили письма. Когда стояли на рейде, к нам на катере подошёл секретарь посольства. Он сообщил: у них есть письма для нас, но он не привёз их, потому, что не знал о приходе судна в этот день. Хорошо, что он не поднялся на борт и не услышал, как реагировали моряки по этому поводу. Что же он тогда знает, канцелярская душа?

В письме от Нины много новостей. Кое-что надо учесть. Ребятки мои в сентябре ещё болели. Очень плохо! Просто напасти в этот раз.

Не откладывая написал ответ. Сегодня отнесём в Посольство. К ноябрьским праздникам получат вместе с фотографиями».

Читаю дальше Сашин дневник. Следующая запись от 31.10. 1969 г. Мне она показалась интересной.

31.10.1969 г. Индийский океан. Стоим недалеко от острова Маврикий. «Вышли из порта 29.10 рано утром, и уже через час встретили НИС «Аксай». С великими муками, через неудачи и шторма, этот маленький трудяга-танкеришка добрался до острова Маврикий вечером 28 октября и привёз нам почту, новости с «Долинска», «Ристны», из Союза. Они по пути из Конго заходили в Волфиш-Бей (ЮАР), чтобы сдать больного.

Получил ещё два письма от Нины. «Лена два месяца была в санатории. Целое лето болел Алёшка Исключительно восприимчивый, чувствительный и умный растёт парнишка! Скучает без отца, без Лены. Твой отец лежал в больнице. Сейчас дома. Всё у нас нормально. Идёт снег. Холодно. Скучно и трудно жить без тебя. Целуем. Нина, ребята».

Пошёл 6-й месяц, как из дома. Пока нет сведений о месяце нашего возвращения. Надеюсь на январь. «Моржовец» после 4-х месяцев плавания идёт домой. Самый короткий рейс.

Написал 2 письма и вложил фотографии. Собрал посылочку с подарками Нине и ребятам. Всё это отправляю с «Аксаем». Возможно, он придёт раньше нас, а может, и нет. Поживём – увидим!

Если снег, значит, скоро вернёмся!».

А. Турецкий.

Тут надо дать комментарий по поводу буксира, севшего на рифы около острова Каргадос-Карахос. Речь идёт о спасательном судне «Аргус» Дальневосточного морского пароходства. «Аргус» шёл в Одессу, чтобы сопровождать оттуда во Владивосток плавучий док. 4 октября 1969 г. «Аргус» сел на рифы. (смотри дату 04.10.1969 г) В спасательных работах принимали участие НИСы «Невель», «Боровичи» и т/х «Владимир Короленко». «Невель» принимал самое активное участие в поисках экипажа «Аргуса» и доставке его на борт т/х «Владимир Короленко», который следовал в порт приписки Владивосток. Как это всё происходило очень красочно и подробно описано в романе «Морские сны» В.В. Конецкого, который был вторым помощником капитана на НИСе «Невель» и лично управлял ботом, ходившим на выручку моряков.

А вот записи из дневников Сырового.

25.10.1975 г. Атлантический океан. НИС «Моржовец» НЭ – Бонах. КМ – Радченко. Курс на пролив Дрейка.

«День солнечный, но уже чувствуем дыхание Антарктиды. Волнение моря 1 балл, что бывает здесь очень редко. Идём полным ходом. За нами следует большое количество альбатросов. Красивые птицы. Кажется, что они у нас на буксире. Неподвижно висят над нами. Не обгоняют и не отстают. Движение наблюдается, когда с кормы выбрасывают пищевые отходы. Они кормятся ими. В полдень остановились для ремонта главной машины. Все альбатросы сели на воду. Среди них видны и чёрные буревестники. Очень напоминают стаю гусей на отдыхе во время осеннего перелёта. На Финском заливе сейчас, наверное, последние стаи отдыхают перед полётом сюда, к нам. К вечеру пошли дальше. Невольно обратил внимание на полное отсутствие альбатросов. Остались одни буревестники. Наверное, пролив встретит нас жестоким «мордотыком».

Б. Сыровой.

25 октября 1985 г. НИС «Космонавт Юрий Гагарин». НЭ – Пыпенко. КМ – Григорьев. Атлантический океан. Ньюфаундлендская банка. На орбите «Салют-7» – «Союз Т-14».

«Северо-восточный ветер 4 балла. T=14°C. Работали всю ночь на ходу. 6 витков. Днём стоим на якоре. Чайки тоже работают ночью. Они собираются там, где бортовые светильники освещают воду и в их лучах высматривают скумбрию. Бывает так, что они бросаются на рыбу, которая уже сидит на крючке самодура, и её рыболов тянет наверх. Иногда в таких случаях приходится снимать с крючка чайку. Мороки и шума много.

Проходя по палубе, увидел сидящую чайку. Подошёл ближе. Она неуклюже заковыляла от меня и попыталась взмахнуть крыльями. Это у неё не получилось. Попытки улететь или убежать были уродливы и бесполезны. Крик её полон ужаса и безнадёжности. Взять её в руки небезопасно. Когти и клюв у неё – острое оружие. Снял куртку и набросил на чайку, схватил этот ком и потащил к борту. Придерживая куртку, встряхнул её. Чайка в первый момент падала вниз камнем, потом, поняв, что она в родной стихии, расправила крылья и понеслась над водой. Я смотрел ей вслед и испытывал чувство удовлетворения».

Б. Сыровой.

Мои чтения прервал доктор. Голова его появилась в иллюминаторе:

— Доброе утро! Пора на завтрак. Жарища будет сегодня знатная!

— Дай Бог, чтобы оно было добрым. Буди Степаныча, а я сейчас иду!

Доктор исчез из иллюминатора. На столе передо мной лежит блокнот в зелёном переплёте с арабской вязью. Их у меня несколько. Эти блокноты – память о рейсе «КВК» в Арабские Эмираты в 1992 г. В них я вёл свои дневники и записывал рифмованные мысли. Полистал и нашёл 24.10.93. и 26.10, а 25.10 нет. Это был понедельник, наверное, очень тяжёлый день. 24.10.1993 г перечитал и решил, что для нынешнего дня записанные тогда мысли в самый раз сегодня.

24.10.93. г. Санкт-Петербург. НИС «КВК». Cеверная верфь. Воскресенье. Мороз 4°, 5°, снега нет

«Земля обледенелая и грязная, деревья голые, небо серое, а жизнь мерзкая. Идёт возня с выборами в Федеральное собрание. Это всё напоминает подготовку к бою боксёров-профессионалов за мировую корону. Угрозы, грязные выпады, беспредельные обещания и похвальба. Желающих влезть во власть намеренное количество. Все хотят быть поближе к бюджетной кормушке и к рычагам приватизации. Ну, выберем демократично либералов. И что? Мы же не готовы в нашей стране к жизни по-новому.

Да! Частную собственность надо вводить широко. Россия никогда не было страной частных собственников. В стране всё принадлежало царю. Он определял и раздавал приближённым и нужным людям в собственность земли со всем их богатством. Сначала бояре владели, потом помещики, затем купцы и промышленники, а простой человек только владел тем, что ему давали, и всегда могли отобрать. Большевики провели Октябрьскую революцию под лозунгом «Власть народу, земля крестьянам», но так и не успели это сделать. Теперь строим страну частной собственности и рыночной экономики.

Мы даже своими деньгами распорядиться толком не можем. Только умеем менять символику на деньгах и заменять. У нас понятия о частной собственности не было, и нет. Только-только начинаем осознавать, что владелец собственности лелеет её, бережёт и старается использовать на своё благо и благо государства. А если собственность при умелых руках и умной голове, то личное благо объединяется в общее. Другого быть не может.

А что же мы? Да просто составляющие гранулы массы перестроечного оползня, который разрушается по всем направлениям и пока только сметает всё на своём пути. Все наши планы не выполняются. Кредитную итальянскую линию, куда под №2 входили работы по переоборудованию «Комарова», пришедший к власти Берлускони, – премьер Италии, закрыл до лучших времён, когда отдадим им долги, перестанем стрелять по парламенту и наведём порядок в экономике, когда все вопросы будем решать по законам, а не по понятиям с растопыренными пальцами.

Появились шустрые дяди с предложениями организовать продажу судна. На стол Ельцина легло письмо Собчака о якобы имеющихся нарушениях при покупке нашим предприятием судна у Минобороны. Командование ВКС написало ответ. Никаких нарушений не было. Ищут пути, как умыкнуть у МГП (малое государственное предприятие) судно в пользу КУГИ и продать его. Приезжала прокуратура. Рылись в бумагах. Вроде всё обошлось. Убеждаюсь на практике: ни наши, ни зарубежные бизнесмены иметь дело с государственным предприятием не хотят.

Ничего хорошего нет. Долги растут, экипаж разбегается, перспектив никаких. Чувствуешь, что надувают тебя повсюду. Сам стараешься что-то сделать или хотя бы не прогореть. Чувство страха и неуверенности ужасны».

О. Павленко.

Всё это писал в каюте. Судно приютила Северная Верфь. Стояли за плавучим доком кормой к причалу. Прошёл год, и теперь стоим на рейде в Камбейском заливе. Ждём, когда приедет покупатель. Причала больше никогда у борта «Комарова» не будет, и сам он превратится в груды металла. Завтрак прошёл быстро. Столы были полны еды, но, как я заметил, ели с неохотой. Все разбрелись по каютам и упаковывали вещи, заполняли декларации или бродили по палубам, высматривая буксир с властями и агентом.

По привычке поднялся на мостик. Вахту несёт третий помощник. На вопрос – как дела? Слава отвечает не сразу. Он посмотрел в иллюминатор, потом в дверь на правое крыло мостика и произнёс:

— Воду в бассейне заменили, парадный трап боцман проверил, буксир пока ходит с грузом между судами. Агент выходил на связь и обещал к 11.00 быть.

Делать на мостике было нечего, и я отправился в каюту. Надо было привести в порядок все бумаги и упаковать их. Вскоре в каюту заглянули доктор и пожарный помощник. Я исполнял свои дела и участвовал в трёпе гостей. В 10.30 позвонил капитан и сообщил, что к нам идёт буксир.

Так уж повелось на флоте, если в море, вблизи судна, появляются одушевлённые или неодушевлённые предметы, или плавучие средства, то все, свободные от вахт, выходят поглазеть. Капитаны давали указания вахте объявлять по громкой связи о появлении китов, дельфинов и близко проходящих судов. Так и в этот раз, на правом борту, у парадного трапа, собрались почти все. Буксир был ещё далеко. Вода как зеркало. Воздух недвижим. На небе ни облачка. Даже прилив остановился. Суда, стоящие на рейде, не проявляли никаких признаков жизни. Жара дала команду: «Замрите!». Только чёрная капля буксира и волна от него ползли по зеркалу. Казалось, она вырезает клин из зеркала и тянет этот кусок к нашему судну, желая показать наше отражение. Последнее изображение судна и всех нас на его борту. Мелькнула мысль сделать фотографию с буксира и снять на видеокамеру. Надо будет попросить агента.

Буксир быстро ошвартовался. Площадка трапа плавно легла на палубу буксира, и первые индусы, одетые в зелёную военную форму, вступили на борт «КВК». Всего прибыло человек 25. Вступая на палубу, все они приветствовали нас. Агент сразу спросил, где мистер Павленко. Я стоял недалеко, и его направили ко мне. Мы поприветствовали друг друга. Он мне протянул запечатанный конверт. В это время, как я понял, на трапе появились представители покупателя. Невысокий индус приклеил на борт при входе на трап эмблему своей фирмы и поцеловал это место. Второй индус держал в руках кокосовый орех. Став на входе, он двумя руками ударил кокосом по планширу[7] с такой силой, что орех раскололся, и кокосовое молоко брызнуло во все стороны. Он что-то выкрикнул, потом отковырял белую сердцевину, разломил на кусочки, съел сам, раздал ближайшим коллегам и один кусочек бросил за борт. Видимо, это означало приём судна компанией в свои владения. Мою догадку подтвердил следующий индус. В его руках был достаточно большой венок из жёлто-оранжевых цветов. Его он повесил на последнюю леерную стойку трапа. Такие венки в Индии украшают входы домов в праздничные дни. Мне это показалось возложением венков.

Таможенные и пограничные вопросы решали в салоне капитана. Покупателей судна представляли двое мужчин средних лет, невысокого роста, скромно одетых, но с манерами респектабельных людей. Имени и фамилии их я не запомнил. Они походили друг на друга и, как сказал агент, были братьями. Хозяева не проявляли ни радости, ни равнодушия, как их спутники. Они были деловые люди и попросили подтвердить выполнение условий договора. Наши ответы их удовлетворили. Нам б представили 4-х индусов, которые останутся на судне до конца нашего пребывания на нём для охраны имущества, то есть до выполнения «бичинга».

Агент объявил, что в 13.00 29 членов экипажа должны сойти на буксир и убыть в Бхавнагар. 27.10.1994 г. они самолётом будут отправлены в Бомбей, и оттуда через Германию в Санкт-Петербург. В конверте, который мне вручили у трапа, находилась доверенность, по которой только я имел право подписывать все платёжные документы по отправке экипажа. Мне предстояло вылететь в Бомбей сегодня, чтобы представлять наше предприятие при оформлении документов по отправке экипажа. На мою просьбу обойти судно на буксире агент ответил вежливым отказом из-за отсутствия времени. Скоро начинается отлив, и мы не сможем войти в порт. Вход в порт Бхавнагар возможен только в полную воду через шлюз.

В 13.00 буксир отошёл от борта «КВК». На судне осталось шесть человек. Только я и второй помощник Александр Шель должны были вернуться и взойти на судно. Все остальные уходили навсегда. Когда буксир отошёл от борта, все собрались на его корме, смотрели на удаляющееся судно и молчали. Грусти или сожаления на лицах я не заметил. Скорее, все испытывали облегчение. Теперь им ясно, что деньги заработаны и будут получены. Предстоит прожить несколько дней в гостинице, потом полёт на немецком самолёте в Германию и затем в Санкт-Петербург. На этом пути могут быть весёлые приключения. В их жизни были уже суда, с которыми они расставались. У меня никаких переживаний не было. Я сожалел, что не взял камеру.

На буксире народ разместился там, где была тень. До Бхавнагара шли 4 часа. Жара в 34° в тени делала своё дело успешно. Надежда попасть в номер с кондиционером и сполоснуться под душем, была единственная и самая желанная.

 

 

Знакомство с Индией. Бхавнагар. Бомбей.

 

01.11.1994 г. Камбейский залив, рейд порта Бхавнагар[8]. Якорная стоянка недалеко от остова Пирам. Твоз = +34°, ветра нет, на небе только солнце. Над кромкой берега стоит тёмная многоцветная дымка. Ни птиц, ни всплесков рыбы. Только мухи.

 

Вчера в 21.00. вернулся на судно из поездки в Бомбей. Сегодня заступил на вахту по судну. На мостике я один. Моя задача – следить за скоростью течения, пожарной сигнализацией и связью с берегом. В мои обязанности также входит подавать звонковые сигналы:

– начало приёма пищи – один длинный звонок;

Вызов:

– вахтенного помощника – 1 короткий звонок;

– старшего механика – 2 коротких звонка;

– капитана – 3 коротких звонка;

- старшего индуса-охранника – 4 коротких звонка.

Охрана постоянно передвигается по судну, пересчитывая и записывая всё. Вчера, поднявшись на борт «КВК» с буксира, я попросил капитана организовать передачу 10 одеял экипажу буксира. Мы мучились от жары, а матросы буксира на переходе от Бхавнагара до стоянки «КВК» – мёрзли. Они кутались в какие-то куски материи. Я знал, что у нас, по крайней мере, есть полсотни одеял, и можно им десяток отдать. Когда электромеханик принёс к трапу одеяла, появился старший индус и запротестовал. Тут только до нас дошло, что мы уже не хозяева. Индус взял одеяла и унёс их в каюту, где они жили.

На мне только плавки. На штурманском столе 2 вентилятора гоняют раскалённый воздух. Я стараюсь находиться в их зоне действия. Спастись от жары на какое-то время можно только в бассейне. Стоять мне до 12.00. Рассматриваю свои записи по поездке в Бомбей. Моё открытие Индии.

Оно началось с порта Бхавнагар. От «Комарова» до Бхавнагара шли 4 ч. Агент попутно обслуживал суда на рейде. Буксир вошёл в шлюз c двумя баржами, подобранными на рейде у разгружающихся судов. Было время отлива, и борт буксира был значительно ниже причала. Вид обнажившейся стенки напоминал скелет громадного чудовища. Нам пришлось не спускаться с трапа, а подниматься. Булыжная мостовая, очень похожая на дороги в российской глубинке, была причалом. Напротив трапа – здание управления порта. Белое, в 2 этажа, с закрытыми жалюзи окнами и мордами кондиционеров под ними, оно стояло на фоне мачт и рубок рыбацких судов безо всяких признаков деятельности. На крыльце сидели одинаково одетые люди в белых рубашках навыпуск, джинсовых штанах и ремешковых сандалиях на босу ногу. Лица напомнили мне героев фильмов о Маугли и «Бродяга» с Раджом Капуром – заросшие бородами и с грустными глазами. На головах их были обычная чалма или лёгкая кепочка – и никаких английских пробковых шлемов. Рядом дремали лохматые собаки. Ни те, ни другие к нам не проявляли интереса. Несколько босых ребятишек в потрёпанных рубашках и затёртых коротких штанах крутились возле нашей группы, стоящей у дверей автобуса. Дети просили денег, и если кто-то лез в карман, они все окружали его плотным кольцом и начинали орать истошными голосами. Агент показал жестами: не давать им ничего.

Автобус вёз нас, видимо, по одной из главных улиц. Булыжная мостовая и грунтовая обочина пробивали дорогу между одноэтажными и двухэтажными домами. Первые этажи домов, как правило, были заняты лавкам, магазинами или бытовыми предприятиями. Транспорт и люди двигались по дороге, кому куда нужно, и руководствовались только собственными желаниями и мерой своей безопасности. Коровы и верблюды, где стояли, как изваяния, и даже не жевали, а где двигались в выбранном ими направлении медленно, безо всякой реакции на автомобильные сигналы, грохот мотоциклетных моторов и людские потоки. Стоящую корову транспорт объезжает или ждёт, пока она уйдёт. Преобладали белые и серые краски мужской одежды. Унылый фон веселили яркое многоцветие красок женских сари, чёрные автомобили и жёлтые мотоколяски. Над улицей стояло пыльное марево. Дорога имела какое-то подобие булыжного покрытия, прикрытого городским мусором и грязью. Где-то что-то горело, и богатую гамму запахов дополнял едкий дым.

Я очень внимательно всматривался в жизнь за окном автобуса. Мне хотелось иметь своё представление об Индии, о стране, где были найдены старинные записи на санскрите[9] о космических пришельцах, где люди верят в переселение душ – одно из основных положений буддизма. Интересно, в кого переселятся души Березовского и Мавроди? Наверное, в скунса и хорька.

Для меня этот переход был последним столь долгим и далёким путешествием в жизни. В этой части света я был впервые. Задуманная книга настроила меня на сбор материалов, на попытки наблюдать и анализировать виденное и пережитое, на формирование отношения к увиденному. Очень хотелось рассказать обо всём просто, понятно и интересно. Я смотрел в окно автобуса и старался оставить в памяти самое интересное, о чём можно рассказать. То, что происходило в этом перегоне, я пробовал рассказать и соединить с судьбой и историей НИСов.

Бхавнагар – провинциальный город, как у нас говорят, глубинка. Самое высокое здание в 4 этажа – гостиница «Аполло». Она под стать городу. Всё в ней изношено, затёрто и протёрто. Номера с кондиционерами, широкие кровати, скрипящие при каждом движении, постельное бельё застирано со следами штопки. Душ без горячей воды. Её включают вечером на некоторое время. Во всём был заметен прошлый шик. Только сносное обслуживание, наверное, сохраняло видимость былого и припудривало наступившую дряхлость отеля.

Я не смог узнать, почему она названа «Аполло», а не «Аполлон». Её построили в семидесятые годы, во времена лунной гонки. Что-то символичное было в том, что я, участник этой гонки, через 20 лет попал в место, где проигравшие лунную гонку принесут в жертву последнего свидетеля этой гонки НИС «КВК», и буду ожидать в гостинице с названием «Аполло», вылета самолёта, чтобы отправить экипаж последнего НИСа лунного флота в Россию.

Американцы дали название лунному кораблю ещё в 1959 г., говорил один из директоров полётов НАСА Эйбу Сильверстайну. Было принято решение: космический корабль, который будет создан после «Джемини», назвать «Аполлон». Мотивировка очень простая: красиво звучит.

Улицы Бхавнагара – это ряды лавок, ларьков на тележках, магазинов и магазинчиков. Свободное пространство расцвечено мусором и всякими бытовыми отходами. Во дворах просто свалки. Торговцы сидят у прилавка, на прилавке, просто на земле. Покупатели перемещаются по дорогам так, как они желают. Движение транспорта, судя по расположению руля в автомобилях справа, – правостороннее, как в бывшей метрополии. Впервые я видел такое обилие мотороллеров и мотоколясок. Мотоколяска — это мотороллер, переделанный для перевозки двух пассажиров.

Кабина напоминает увеличенную суфлёрскую будку, которая прикрывает от непогоды и солнца пассажиров и водителя. В основном мотоколяски – доступное для всех такси. Их отличительной метой является жёлтая крыша. Из автомашин выбор небольшой. «Амбассадор» – чисто индийское творение. Очень он похож на наш «Москвич-412». Вторая модель – «Премьер», совместное производство Индии и Италии. Тут полное сходство с нашим «Москвичом-408». Почти все эти автомобили окрашены в чёрный цвет, что для такой солнцеобильной страны очень странно, тем более, что кондиционеров в этих машинах нет. У автомобилей-такси крыши тоже жёлтые. Таксомоторные счётчики работают по времени занятости и установлены снаружи, в районе бокового зеркала. Если такси свободно, то счётчик перевёрнут из рабочего положения вверх ногами. Сюда нужно добавить велосипеды, мотоциклы и автобусы.

В Бомбее много двухэтажных автобусов. Пассажиры садятся в автобус и покидают его там, где им нужно и, если позволяет скорость движения. Легковой транспорт – всё те же «амбассадоры», «премьеры», мотороллеры, мотоколяски, мотоциклы и велосипеды. Иногда можно увидеть «Мерседес» или «БМВ». Грузового крупногабаритного транспорта почти не видно. Дорожных знаков движения очень мало. Светофоры – только на самых сложных перекрёстках. Ограничений по скорости не замечал. О рядности движения судить очень трудно. Разметки нет.

Взаимоотношения между водителями выясняются звуковыми сигналами. Каждый подаваемый сигнал у них несёт свою информацию, как в азбуке Морзе. Если этого недостаточно, то в ход идёт жестикуляция. Только в крайнем случае проблемы решаются устно. Улицы заполнены какофонией этих сигналов, но это никого не раздражает. Просьбы или требования, озвученные сигналом, выполняются, если позволяет обстановка. Никто не злится и не выясняет отношения, а стараются либо выполнит просьбу, либо объяснить причину отказа. Пешеходы, в большей части, объясняются жестами или ждут возможности продолжать движение.

Нам нужно было сделать поворот, но машина находилась не в том ряду. Водитель подал сигнал, состоящий из нескольких различных по длительности звуков – и шофёр другой машины ответил ему коротким гудком. Как только началось движение, путь для поворота нам был освобождён. Наш водитель в Бомбее был драйвер высокого класса.

Первая наша поездка по Бомбею для меня и Александра Шеля стала суровым испытанием. Мне всё время казалось, что мы вот-вот куда-нибудь врежемся или на кого-нибудь наедем. Машина то мчалась с сумасшедшей скоростью, то резко тормозила и перестраивалась в другие ряды буквально на бампере едущей впереди машины и впритирку c рядом находящейся машиной.

Торговля и мелкие предприятия – основа существования посёлков, увиденных мною при поездке на машине из Бхавнагара в Ахмадабад. Дорога, по которой мы ехали, – асфальтированное шоссе с однорядным движением. Обочины грунтовые и обсажены деревьями. Дорожные знаки встречались редко. Ехали ночью, но встречные машины, ни разу не выключили дальний свет. Водитель наш поступал так же. Жизнь населённых пунктов, которые мы проезжали, главным образом, происходит возле дороги. Лавочки, ларьки, кафешки, чайные, парикмахерские и всякие мастерские плотными шеренгами тянутся вдоль жилых домов и работают допоздна. Редкие фонари немного приподнимают завесу ночи. Коровы, верблюды и лошади – обязательный видеосюжет каждого посёлка. Они стоят и лежат, как правило, в освещённых местах, на самых ухоженных площадках с видом почётных гостей.

Аэропорт в Ахмадабаде очень напоминает наши аэропорты во Внуково, Одессе или Симферополе. Тут только больше сервиса и бесплатные туалеты. Полёт в Бомбей длился около часа. Места наши были в бизнес-классе. Кресла широкие, и расстояния между ними такие, что можно свободно вытянуть ноги, а это блаженство. Спиртное в самолётах не подают, кофе  сколько угодно и очень хороший. У выхода из аэропорта нас встретил агент. Его мы нашли по табличке, на которой было написано «Oleg P.».

Разместились мы в отеле «Транзит». Он полностью соответствовал своему названию. Номера простые до предела. В нашем двухместном номере – двуспальная кровать, столик, два стула, две прикроватные простенькие тумбочки, шкаф, графин и пара стаканов. Полы гранитные, вода в душе холодная (горячая – по расписанию). В гостинице есть ресторан. Можно заказать обед в номер. Всё для транзитного пассажира. Самочувствие было скверным. Мы не спали ни минуты. Только кофе вывел нас из сонного состояния.

Выход в город состоялся в 10.00. Агент предупредил, что оформлять платёжные документы по отправке экипажа будем в банке, и нас уже ждут. В моём дневнике остались первые впечатления о Бомбее и, наверное, они самые верные: «Спать хотелось до одури, просто отключались. Машина была «амбассадор». Водитель – молодой индус. Чёрная шевелюра, чёрные усы, чёрные глаза и белые зубы на смуглом улыбающемся лице сочетались очень располагающе. Агент сообщил нам, что этот драйвер будет нас обслуживать всё время пребывания здесь. Итак, началась первая поездка по Бомбею.

Не могу сказать, по каким улицам мы ехали, но у них есть и огромное однообразие, и разительные различия. Они все полны людей:  идущих, едущих, стоящих, сидящих, лежащих. Больше мужчин, но заметнее женщины. Мужчины — это серо-белый поток, а женщины, цветные созвездия на этом фоне. Их сари бывают так многоцветны и гармоничны, что магически притягивают внимание. Потоки машин и людей движутся непрерывно. От них отделяются ручейки, которые разбегаются на перекрёстках и в переулки, кого-то проглатывают двери магазинов, домов и офисов.

Общее – это торговые ларьки, лавки, тележки на колёсиках, переносные прилавки, сооружения из ящиков, подстилки. Тянутся они непрерывно. Пустые места там, где просто невозможно хоть что-то соорудить. Торгуют всем, чем только можно. Преобладают продукты. В большинстве это фрукты, овощи, всякие орешки, мучные изделия, вода, чай, кофе. Мяса не видно, зато курятины во всяких исполнениях полно. Рыба тоже не попадалась.

Народу так много, что воспринимаешь его, как толпу наших футбольных болельщиков после окончания матча. Она притягивает внимание так, что не замечаешь ни строений, ни деревьев, ни рекламы. С большим усилием переключаюсь на берега, в которых, бурля, с водоворотами и спокойными плёсами, течёт людская толпа-река.

Строения до воображаемой границы центра в основном одно и двухэтажные, окрашенные в светло-серые и белые тона. Никакой архитектуры: коробки с плоскими крышами. Изредка попадаются между домами небольшие рощи, вдоль дороги растут пальмы и другие лиственные деревья, иногда около домов можно увидеть яркие цветы. Строек почти не видел. В одном месте шла прокладка дороги. Мужчины орудовали ломами и лопатами. Грунт насыпали в корзины и мужчины ставили их на головы женщин. Они несли к грузовикам и высыпали его в кузов. Другой техники поблизости видно не было.

Дорога вывела наш автомобиль к водному каналу. То, что я увидел, окончательно разрушило попытки моей охранной системы выключить меня из окружающей среды и хоть на несколько минут отдаться во власть сна. Берега канала, как мне показалось сначала, были завалены остатками крыш, рухнувших от землетрясения хибар и сараев. Я попросил водителя притормозить. Хотелось понять наблюдаемую действительность. В кучах ржавых и мятых металлических листов, ящичного картона, обрезков старого линолеума, лоскутов полиэтилена различных цветов, шалашей из веток и пальмовых листьев двигались люди. Там были мужчины, женщины, дети и старики.

— Здесь живут те, кто недавно пришёл в Бомбей найти работу, – сказал агент, заметив моё и Сашино замешательство.  Они здесь живут 2 – 3 года. Те из них, кто найдёт работу, найдёт и жильё, а кто не найдёт, переберётся в другие трущобы. Мы их увидим скоро, – дополнил водитель. Саша старательно всё это мне перевёл.

Присмотревшись, мы стали различать в этом потрясающем скопище городских отходов какие-то закономерности жилой территории. Были здесь подобия улиц, только стены жилья на этих улицах по высоте были по пояс жильцам. Имелись площадки, где копошились дети и сидели старики, зеленели небольшие рощицы, в которых стояли будки, напоминающие наши дачные туалеты. Вообще эта свалка из будочек, навесов, куполов, конусов и всякой чертовщины, расцвеченных всеми цветами и оттенками, в какой-то мере напоминала наши огородные поселения из будок и заборов, которые мы видим из окна электрички, выезжая поздней осенью или ранней весной за город. Отличие состояло в том, что тут отсутствовали огороды, и поэтому не хватало простора.

Водитель уже начал движение. Наше внимание переключилось на новые кадры жизни бомбейских улиц. Слева от нас тянулась металлическая решётка забора, отделяющая железную дорогу от улицы. Территория за забором была заполнена строениями, в большей части связанными с существованием железной дороги, могучими деревьями и кустарниками. Со стороны улицы к решётке прилепились фантастические конструкции из дерева, картона, ящиков, металлических листов, труб, остатков вагонов, кабин и кузовов машин. Всё это имело входы, двери, окна различных форм и красок. Некоторые строения были даже в 2 этажа с подобиями балконов. Как это всё крепилось к забору, – понять было трудно. Люди копошились в жилищах и на улице. Дети, как и повсюду, занимались играми в догонялки и пускали кораблики в текущей вдоль тротуара грязной воде. В деревянной бочке женщины мыли старика. Четверо мужчин играли в карты. У одной из хибар стоял слон, весь морщинистый и какой-то заплесневелый. Он почти не шевелился. Только хобот чуть-чуть покачивался. Вид его был очень печальный.

В окне одной двухэтажной избушки был виден работающий телевизор. Семья из 6 человек обедала за столом. Мужчина точил ножи. Много топчанов и кроватей стоит прямо на улице. На них спят или лежат люди. Бесчисленное количество торгующих всякой всячиной лотков, ларьков, лавочек. Всё это разукрашено красками и заклеено рекламами. Улица была очень длинная. Где-то попадались и каменные дома, но всё это были трущобы. Ехали мы по ней целый час, и она продолжалась бы ещё долго, но мы свернули к центру города. Странно было, что здесь не видели ни одного человека, просящего милостыню. Да и угрюмых лиц мы не заметили. Всё это производило впечатление острова, на котором люди живут в ожидании чуда. Его обитатели надеются на прибытие волшебного корабля, наполненного драгоценностями или готового забрать всех и увезти в сказочную страну чудес и несметных богатств.

Однако центральные районы Бомбея очень напоминают европейские стили. Здесь относительно чисто. Много зелёных насаждений. Современные магазины, отели, кинотеатры, музеи и прекрасные особняки. Впечатляют буддийские храмы. И всё-таки признаки запущенности витают и здесь. Кажется, что улицы убирают только ветер и дождь. Пешеходы равнодушны к мусорным отложениям, к свалкам во дворах. Здесь, в потоке людей, значительно больше женщин. Почти все они в национальной одежде сари. Это красиво. Смотреть на них очень даже приятно.

Сари - это кусок тонкой цветной материи длиной от 5 до 9 м. Расцветка подбирается так, что одетая в неё женщин всегда выглядит праздничным букетом. Фигура женщины окутывается этим куском, чтобы складки юбки шли по спирали от правого бока к середине левой ноги. Свободный конец через левое плечо, как шарф, перекидывается на спину и произвольно спадает к лодыжкам, чуть-чуть прикрывая браслеты. Шарф наполовину закрывает кофточку из такого же материала. Кофточки чуть-чуть не хватает, чтобы соприкоснуться с юбкой, и в этом зазоре переливаются оттенки неприкрытого тела. Эту игру живых и неживых красок усиливают полуобнажённые руки, неглубокое декольте, чёрная копна волос, тёмные оливковые глаза и яркие губы. Каждое движение приводит складки сари к лёгкому волнению, и заставляет верить в прекрасные источники, скрытые от созерцателей лёгкими цветными волнами.

Мои размышления прервал телефона. Звонил капитан. Поинтересовался обстановкой на рейде и скоростью течения. Получив удовлетворительные ответы, он сказал, что есть тема для разговора, и он подойдёт на мостик. Этот звонок вернул меня к действительности. Я почувствовал жару, духоту и жажду. Ещё появилось предчувствие неприятного разговора. Солнце уже висело почти в зените. Небо было абсолютно безоблачным. Поверхность воды – без единой морщинки. Рычали тихонько репитеры гирокомпаса и шлёпали по горячему воздуху лопасти вентиляторов. Живыми на мостике были я и мухи. Я подошёл к столу, на котором стояли кофе, сахар, графин с водой и стакан в подстаканнике. Налил воды в стакан, опустил туда кипятильник и включил его в розетку. Созерцаю физику бытового процесса: вокруг нагревателя начали появляться пузырьки. Они отрываются от никелированной поверхности и устремляются вверх. Началось движение воды. Значит, работает! Будет кофе! Температура его выше, чем в рубке и будет имитация прохладного веера из-за сквозняка. И будет благодатная минута.

— Приветствую вас! – озвучил капитан своё прибытие. Он тоже отступил от своих правил. На нём были только плавки. Но улыбка оставалась неизменной.

Так уж повелось в этом походе, что на мостике мы не обменивались рукопожатиями. Я поприветствовал его обычным добрым утром. Предложил ему кофе. Он наполнил второй стакан водой и ждал, когда освободится кипятильник.

— Тут опять возникают стармех и 2-й механик. Они интересуются оплатой за «бичинг». Говорят, что эта оплата должна распространяться только на тех, кто находится на судне, кто несёт вахту.

— Вы хотите сказать, что мне и второму помощнику время пребывания в Бомбее и Бхавнагаре не оплачивается? – спросил я капитана и, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Мне понятно, что содрать с меня, работодателя, несколько лишних долларов – вполне объяснимое дело, но за что вы хотите обобрать 2-го помощника, мне непонятно. Думаю, до такого мог додуматься только один человек на нашем судне – 2-й механик. И очень странно, что есть люди, которые тоже желают что-нибудь прихватить нахаляву. Они, молча, слушают такие рассуждения в надежде, может быть, им что-нибудь и перепадёт. Видно было, что мастеру неприятен этот разговор. Он сосредоточенно размешивал кофе и не смотрел на меня. Я твёрдо продолжил:

— Никаких пересмотров ранее принятых правил оплаты не будет. Очень попрошу вас прекратить в команде любые способы вымогательства, от кого бы они ни исходили. Ну, ещё можно понять, не платить мне за эти дни, а вот лишить второго помощника, вашего же коллегу, совершенно необъяснимо. Каким жлобством надо обладать! И потом, мы отсутствовали 5 суток, провожая экипаж, оформили платёжные документы и получили деньги за «бичинг»

— Я рассказал, чтобы вы знали об этом. А второго предупредил, чтобы больше не мутил воду. Он по характеру баламут. Из правдокопателей он. Мастер замолчал. Допил кофе и как будто только вошёл, спросил:

— Как вахта?

— Искупаться бы!

Часы показывали 11.45.

— Вспоминаю поездку в Бомбей. До конца вахты есть время, хочу вам предложить мои впечатления послушать.

—Я готов!

Честно говоря, я волновался. Теперь размышления о судьбе «Комарова» стали историей. У неё было начало и есть конец. Мы уже стали совсем другими. Если просто, то над нами нет идеологического ига. Многие из моего поколения теперь ищут те истины, которые мы не умели видеть.

 

С Россией Индию сравнить –

Проблема!

Земля здесь тоже вся болит.

Вот тема!

 

Здесь солнце редко в облаках,

И жарко дышит.

Всё в обжигающих лучах

Пожаром пышет.

 

Страна не знает холодов.

А дождь – бог бед

Выводит реки из брегов,

Наносит вред.

 

Живут в открытой наготе,

Как Бог решит.

На пляже, свалке, в тесноте,

Как повелит.

 

Пусть у дороги, под мостом,

У кромки моря:

Везде земля, им отчий дом,

Спасёт от горя!

 

Кто беден здесь, а кто богат?

До капли ясно.

Индус любой здесь жизни рад.

Вот что прекрасно!

 

Их Будда вещий научил:

Вся жизнь – страданье.

Душа, когда индус почил,

Идёт в скитанья.

 

И может, в будущем житье

Уйдут ненастья.

А в этом мире, бытие

Для душ – несчастье.

 

Нирвана душу ублажит

Покоем вечным.

Туда спасенья путь лежит

Душ человечьих.

 

У двери ящичных домов,

На кучах хлама

Не слышно плача, горьких слов.

Ждут знак из храма.

 

В надежде может, повезёт

Найти работу!

В трущобах терпеливо ждёт,

На счастье квоту.

 

На тротуаре, вдоль трущоб,

Все жизни краски:

Торчат десятки детских поп,

Есть лица-маски.

 

Стирают женщины бельё.

Обед готовят.

Висит различное рваньё.

Блох суки ловят.

 

Бежит с отходами ручей,

Плывут объедки.

Здесь нищета из всех дверей,

Вот жизни метки.

 

Дома имеют номера.

Все поколенья

С утра, весь день, и до утра,

Тут ждут мгновенья…

 

Худой намыленный старик

Смывает пену.

Стоит, хвостом махая, бык,

Дополнив сцену.

 

И кто-то бойко мастерит

Из банок чашки,

А рядом дедушка сидит,

Паяет фляжки.

 

Дорога – быстрая река,

Машины – волны,

И судьбы берега, пока,

Надеждой пòлны.

 

Бежит, не ведая преград,

Не разбираясь,

Где похороны, где парад

Бурлит, играясь.

 

— Привлекает и заставляет воображение работать,  а вот сравнения с Россией не услышал, – отреагировал капитан.

— Про это совсем немного:

 

В России солнце в облаках.

Жарой не пышет.

Трущобы в каменных стенах

Ржавые крыши.

 

И веру думают вернуть.

C Христом брататься.

Ворьё призвать на честный путь.

Дать избираться.

 

А что касается души?

Она большая!

С деньгами пьёт и на шиши

Не разбирая.

 

Переселиться! Но в кого?

Душа не знает.

Куда ни сунется, – клеймо

Её встречает

 

Нирвана здесь – рекламный клип.

Рай обещает:

Кто пиво много потребит -

Душу спасает!

 

— Не берусь давать оценки. Я в религиях ничего не понимаю. Меня учили материализму, марксизму и ленинизму. Религия – опиум для народа. Теперь у нас ни религии, ни идеологии, зато много секса и наркотиков.

Мастер хотел ещё что-то сказать, но в рубку вошёл второй помощник Александр Шель. Наступило время его вахты. Он появился ровно в 12.00. Из всех помощников он ближе всех к образцу профессионального моряка. Всё он делал по-моряцки и без всякой показухи. За время поездки в Бомбей мне ни разу не пришлось пожалеть о своём напарнике.

Вместе с капитаном направились в бассейн. Удовольствие было превеликое. В бассейне были почти все. Только шеф-повар ждал нас в столовой на обед, да второй помощник на вахте. Четверо индусов лежали на матрасах в тени от бухт швартовных концов. Они уже освоились, наша пища им нравилась, вели себя дружелюбно. Помогали убирать в столовой, следили за якорями и старательно знакомились с судном. Старший команды, как они объясняли, был большим начальником. Он получал около 100 $ в месяц. По их меркам – значительная сумма. Английского они не знали. Мы объяснялись руками, картинками и мимикой.

Обед прошёл быстро. Мастер пошёл отдыхать. Мне тоже хотелось использовать адмиральский час. В каюте вентиляторы гоняли воздух с удвоенной силой. Я добавил к моей паре ещё 2. Простыни, на удивление, были сухими. Приёмник мурлыкал какую-то мелодию, очень нежную и грустную. Основную партию вёл саксофон. В его переливах было что-то цыганское с блатной тоской. Скоро полетим домой.

05.11. в 04.00 «Космонавт Владимир Комаров», набрав наибольшую скорость, примерно 13 узлов, которую может дать двигатель «Бурмейстер», изготовленный по немецкой лицензии в Белоруссии (теперь уже за границей), рванётся по полной воде прилива к берегу. Такие высокие приливы бывают 1 – 2 раза в месяц. Скорость нужна, чтобы как можно дальше, по самой полной воде, выскочить на песчаный берег. Спадёт вода, и он окажется на песке. Среди скелетов и останков танкеров, рыболовецких баз, советских крейсеров. Белые шары будут видны жителям близлежащих селений и с моря, привлекая внимание, как они это делали 27 лет в океанах и портах нашей планеты.

К нему, как муравьи к туше выбросившегося на берег кита, двинутся работяги-индусы, и начнут разделывать и разбирать его тело. Шары разрежут. Из кусков соберут какую-нибудь халабуду, а может быть, и офис. Снимут антенны, срежут палубы, вынут механизмы и, наконец, уберут бортовую обшивку. Ничто не будет выделять скелет НИСа из десятков других, таких же обезличенных. В конце концов, останется только киль и балластный груз. Когда-нибудь очередной прилив принесёт песок и покроет киль, предаст останки земле.

С этими мыслями я погружался в сон. Песок почти до самого горизонта. Белесая желтизна заканчивается тёмно-синей полоской воды. Синеву моря подчёркивают тоненькие бутерброды облаков. На этом акварельном полотне есть ещё совершенно нелепые сюжеты. Среди этих песков стоят НИСы. Они такие огромные. Бронзовые винты под чёрными тушами корпусов рассыпают фейерверками солнечные лучи. Кажется, они вращаются. «Комаров» как бы заканчивает наполнение шаров тёплым воздухом и готовится взлететь. Ему нужен попутный ветер в сторону моря. Муравейчики-человечки ползают по корпусам, букашки-трактора тянут изъятые механизмы и части НИСов к огромным штабелям из корпусных частей. Люди и техника не спешат разорять корпус «Комарова» и ждут, когда подует ветер, и шары улетят. Они не знают, как их снять. С них толку мало.

За останками военного корабля кусок кормы с именем «Сибирь». Краской было написано 1991 г. Самое первое судно космического флота. Обеспечивало испытания ракеты Р-7, первой МБР.

Это был октябрь 1959 г. Успешный полёт на полную дальность в акваторию Тихого океана подтвердил возможность запуска космического корабля с человеком на борту. «Сибирь – первый ПИП, уволенный из состава космического флота безо всяких льгот и права передать своё имя в будущее.

А вот останки шаров, чуть меньших комаровских. Да это же от «Чажмы» и «Чумикана»! На них такие шары укрывали антенну радиолокационной станции «Арбат». Где-то здесь же, в этих песках у маяка Аланг, покоятся останки «Чукотки» и «Спасска». Здесь мемориала не будет. В России его тоже не будет.

От этих сновидений я стал ощущать заботу вентиляторов о моём теле, но тут снова знакомый силуэт:

«Гагарин» выставил свои антенны в зенит, для сбора всей солнечной энергии. Носовой бульб прижался к земле и кажется, что НИС, как Антей, набирает от матери-Земли недостающие ему силы. Он надеется, восстановив силы, в первый же прилив добраться до синеющей кромки моря. Присматриваюсь к судну. Я его не видел в полной наготе. Смущает наименование судна «АГАР» и порт приписки Кингстаун – столица государства Сент-Висент и Гренадины, Малые Антильские острова, группа Наветренных островов. Догадываюсь – «АГАР», это оставшиеся буквы от имени НИСа «Космонавт Юрий ГАГАРин», и порт приписки Одесса замазано краской. Откуда у государства, площадью 389 км², взялось такое судно?

«Академик Сергей Королёв» своими классическими, а точнее, академическими формами и линиями мог быть предметом для гравюры «Что в имени твоём?». Вместо имени на бортах красовалось «ОРОЛ» и порт приписки тот же, что у «АГАР». Самостийная Украина не желала демонстрировать, чем она торгует.

Почему «КЮГ» и «АСК» уже здесь? Старший механик Юра Аржаткин с «Капитана Фомина» сказал мне по радиотелефону у мыса Доброй Надежды, что эти суда стоят на рейде в Ильичёвске. Их будут продавать. Вид у них жалкий. Никому в Одессе они не нужны. Даже названия закрасили. Чего только во сне не бывает!. Говорят, во сне можно видеть не только прошлое, но и будущее.

«АСК» был последним судном, на котором я закончил свою службу на космическом флоте. На нём я сделал два рейса, и снова под командованием Позднякова. Так уж судьба переплела наши пути по службе, и как мы оба ни старались разбежаться, она нас периодически сводила и разводила. Но с каждой новой встречей я убеждался, чем дольше мы не видимся, тем меньше вспоминаются горькие моменты в наших взаимоотношениях. Подчинённый всегда хорошо знает недостатки начальника, а начальник способен увидеть регрессивные качества починенного. Во всяком случае, мы так думаем.

Обычно это приводит к серьёзным трудностям в деятельности руководителей организаций. Лучше всего для службы, когда эти знания не навязываются ни подчинённому коллективу, ни вышестоящему начальству. Когда начальник и его подчинённые стараются использовать в интересах службы лучшие качества обеих сторон, а недостатки находят и устраняют, незнающих учат, неспособных заменяют без нервотрёпки и болтовни. В спорте в этом случае говорят: «У этой команды сильный тренерский состав, и поэтому команда чаще побеждает, а если проигрывает, то с достоинством».

Как в любом сне, действия и картины меняются мгновенно. Пропали суда. Исчезли облака и песок. Синий простор размеренно дышащих волн. Улыбающийся дельфин высоко выпрыгивает из воды. Голосом, звучащим как варган[10] чукчи, он передаёт мне привет от Нептуна и приглашает в гости. От этой вести становится очень не по себе. В такую даль, по мутной воде залива, да и во что одеваться? Вот незадача!

— Мне на вахту в 20.00.

— Владыка знает и доставит к этому времени. Насчёт внешнего вида, так лучше в плавках. Пивка просил он. Оплошали мы. Всё израсходовали. Да, и если есть что о вашем «Марс-1» почитать, просил прихватить.

Как мы добирались до палат Нептуна, не могу воспроизвести. Но папку с дневниками в полиэтиленовом пакете держал в руках. Принимал меня Нептун в каюте какого-то парусника, ещё времён первых испанских и португальских мореплавателей. Он был один. Дельфина я нигде потом не видел.

— Рад тебя приветствовать в моих владениях! – заговорил Нептун.  Мутные воды в Камбейском заливе. Тут недалеко от вашей якорной стоянки. Пару часиков у нас есть. Здесь у меня чище и прохладнее.

Окно в каюте было только в кормовой переборке. Оно было открыто, и вода, чуть подсвеченная проникшими сюда солнечными лучами, колыхалась, как тюль под слабым ветерком. На подволоке над столом висели два сияющих шара. Присмотревшись, я понял, что эти шары состоят из светящегося планктона. Дверь тоже была открыта. Виден был трап, поднимающийся вверх. На нижней ступеньке трапа лежала какая-то светящаяся живность. Наверное, в её обязанности входило указывать путь наверх. В каюте было сумрачно. Можно было различить кое-какую мебель, и на левом борту – койку в виде алькова. На переборке правого борта была полка, заваленная предметами, похожими на переплёты очень толстых книг – фолиантов.

— Я рад вас приветствовать! Неожиданно, но приятно. Не думал и не гадал. Мы же попрощались!

Удивительно, и дышу, и говорю, а пузырьков не видно, - мелькнула мысль.

— Я тут про наши с тобой разговоры вспоминал, и кое-что настораживает меня, – кивнув на моё приветствие, заговорил Нептун. Уходит наука из моих владений. Флагов вашей страны стало очень мало в океанских просторах. А ведь сегодня непростой день. Ты-то помнишь, что в этот день произошло?

Я смотрел на Нептуна и напрягал свою память. Он был всё тот же, как и при встречах на «КВК». Фуражка-блин, под пиджаком – тельняшка c рукавами чуть ниже локтя, застиранные джинсы и кроссовки самого простого вида и пузырьков тоже не было. Не дай Бог позвонит мастер, захлебнусь.

— Ты, я вижу, ещё под впечатлением Бомбея, – заговорил Нептун. Открыть для себя маленькую толику жизненных истоков Индии – большая удача для европейца и вдвойне – для человека из развитого социализма. Не напрягайся. Я тебе подскажу:

В этот день, в 1962 г., СССР объявил о запуске автоматической межпланетной станции «Марс-1». В Атлантике, в тропиках, работали ваши самые первые космические суда «Краснодар», «Ильичёвск», «Долинск» и танкер «Аксай». «Аксай» первый раз вышел в рейс в сентябре как телеметрический измерительный пункт и снабженец топливом и водой. Тогда я наблюдал за ними с интересом биолога, встретившего известный вид обитателя океанов, но с новыми, ещё необъяснимыми элементами поведения. Месяцами лежат в дрейфе возле какой-нибудь координаты. Чтобы что-то заметное делали, – не видать. Иногда народ появляется на верхнем мостике, какие-то плоские железные штуки крепят к леерам. Потом их направляют в небеса. Судно в это время идёт средним ходом, не меняя курс. Так длится 10-15 мин, а потом, либо совсем уходит, либо снова дрейфует. Очень большое любопытство американцы проявляли в это время. Как только железяки поставят на леера, так самолёты прилетают. Потом я понял, что на леера крепили антенны, которые следили за спутниками, а американцы – за вашими судами.

— Уважаемый Нептун, могу удивить и познакомить с рассказом начальника экспедиции теплохода «Долинск» Петра Ивановича Шатохина, об этой работе. Рассказ написан им уже в эти годы, но всё пережитое тогда, сохранилось в его памяти. Я прихватил бумаги, которые писал в дневник этого дня и среди них эти воспоминания:

«В конце марта 1962 г. я был назначен начальником экспедиции ПИПа «Долинск», вернувшегося из рейса в средине февраля. Выход судна назначили на 05.04, на 2 месяца раньше запланированного. Я и члены экспедиции 31.03 выехали в Ленинград. В составе экспедиции были: Шведов, Климов, Коршиков, Иванов, Дерюгин, Дергачёв, Баскаков, Верещагин. Всего было 9 человек. Спешка была сумасшедшая. Балтийское пароходство в срочном порядке набирало экипаж.

Руководство института (НИИ-4 МО) при постановке задач на рейс подчёркивало важность предстоящих работ и требовало прибыть в рабочую точку 24.04. Нам также поручалось по пути следования встретиться с теплоходом «Ильичёвск» в районе островов Зелёного Мыса и пересадить на него экспедицию во главе с Сосниным. Она тоже состояла из 9 человек. За время перехода нужно было обучить почти весь личный состав работать на технике, обрабатывать фотоплёнку с записанными радиосигналами и дешифровать заложенную в них информацию о работе бортовых устройств космического объекта. Опыт работы на станциях «Трал» в судовых условиях был только у меня и Соснина.

Вышли из Ленинграда 05.04.1962 г. вечером в составе каравана. Ледовая обстановка была сложная. Нас сопровождал ледокол. Почему-то он нас потерял, и мы застряли во льдах. За нами он вернулся, когда весь караван вышел на чистую воду. Мы потеряли почти сутки. По чистой воде пошли самым полным ходом. Начались занятия. Облёты самолётами стран НАТО были каждый день. Капитан отметил, что они и сопровождение военными кораблями стали заметно интенсивнее.

В Северном море и в Бискайском заливе погода нас доставала штормами. На «Долинске» «Тралы» были размещены в трюме без кунгов, что в значительной степени облегчало доступ к аппаратуре, и, конечно, условия эксплуатации и обучения. Воздуха было больше, и качка сказывалась меньше. Условия обитания на «Краснодаре» и «Ильичёвске», по сравнению с «Долинском», были ужасные.

На «Долинске» в жилых помещениях работал кондиционер. Конечно, нам было тесновато. Как ни говорите, а две экспедиции. Но настрой был у всех хороший. Воспринимали происходящее с интересом и любопытством. Полёты Гагарина и Титова так нас ошеломили, таким захватывающим будущим увлекли, что бытовые и морские неустроенности казались мелочью, на которые не стоит тратить с силы.

Нам ничего не говорили о предстоящих работах. При выходе в рейс сообщили: ЦУ для наведения антенн, частоты радиоканалов для приёма телеметрии, параметры, которые должны дешифровать и передать по радио и точку работы. Мы шли к экватору в район φ= 3°N λ= 0°. Я понял, что предстоят работы по контролю ТДУ и двигательных установок второго старта. Из этого мы делали выводы о возможности пилотируемых полётов и полётов АМСов».

— Постой немного, – прервал меня Нептун. В этом же году чуть новую мировую войну не начали. Фидель Кастро, кубинский вождь, попросил у вашего Никиты Хрущёва помощи в защите Кубы от нападения американцев. Помню, как советские суда караванами шли на Кубу, подводные лодки по всей Северной Атлантике косяками ходили. Очень тревожное было время. Самое напряжённое время было, когда «Марс-1» запустили. К тому времени ваши ракеты уже стояли на Кубе.

— Тогда ничего не знали. Только то, что публиковали в средствах массовой информации, да если какой-нибудь «голос» скажет. Так было всё скрытно сделано, что хвалёная американская разведка только 14.10 по фотоснимкам с разведывательного самолёта У-2, обнаружила на Кубе советские ракеты, установленные на стартовые столы. 16.10, после тщательной проверки, ЦРУ доложило об этом президенту Кеннеди. В итоге было обнаружено 24 ракеты Р-12. Впервые Америка познала страх угрозы ядерного удара по своим городам.

— Я сам видел ядерный взрыв над островом Джонсона в Тихом океане. 19.10 ракета «Атлас» подняла на высоту 150 км ядерный заряд. Взрыв был такой яркости, что Солнце против него выглядело свечкой. Скажу тебе, наверное, первому – тогда это показалось предвестием к катастрофе, подобной исчезновению Атлантиды. 23.10 180 американских кораблей блокировали Кубу, а авиация контролировала все корабли и суда в Атлантическом океане. И вашим тогда доставалось. Сколько советских судов было на подходе к Кубе, я не могу сказать, но если бы началась война в водах Карибского моря, то это было бы страшнее Цусимы и Пёрл-Харбора (Pearl Harbor).

— Я хочу предложить послушать, как «Долинск» принимал участие в событиях тех лет. Из записок Шатохина видно, что экспедиции, а тем более экипажи, совершенно не представляли, какие важные работы они выполняли и какова была напряжённая обстановка в отношениях СССР и США. Вот послушай:

«В назначенную рабочую точку мы опаздывали из-за встречи с «Ильичёвском» для пересадки экспедиции Соснина на 36 часов. Главная задача нашего совместного плавания  – обучение личного состава и подготовка к самостоятельной работе, была выполнена. Теперь у каждого судна была своя точка работы. У «Долинска» рабочая точка самая южная.

Из шифровок от командования следовало, что на берегу нашей работе придают большое значение. Пуск назначен на 26.04, а наша работа планируется на 29.04. Мы понимали, может быть, пилотируемый полёт или отработка нового космического корабля. 26 апреля СССР вывел на околоземную орбиту «Космос-4». Шифровкой нам дали время старта и ЦУ на работу.

В точку мы немного опаздывали и поэтому Целеуказания пересчитали на реальное местоположение судна на момент работы. Коррекции были небольшие. Работа прошла удачно. Радиограммы-шифровки выдали вовремя. Напряжение во время работы было очень высоким. За 10 мин до начала сеанса связи, т. е. по 10-минутной готовности на одном из комплектов «Трала», появился запах гари, а потом и дым. Комплект выключили. Проверка показала межвитковое замыкание в обмотке силового трансформатора. Мы уже знали об этом дефекте по итогам предыдущих рейсов и брали в запас такие трансформаторы. Одно дело знать, другое дело устранять. Надо было перепаять 24 конца и не перепутать их. Я следил за временем, Климов работал с паяльником, кто-то отслеживал электросхему и правильность маркировки проводов. Кто-то просто вытирал пот у паявшего провода. Алексей Шведов контролировал подготовку ПИПа. Волновались все. Уверенность появилась, когда за 4 мин до начала сеанса связи с объектом, осталось припаять 3 конца. Так, на одном дыхании, и была выполнена наша первая работа в этом рейсе. По сообщению радиостанции «Маяк» мы поняли, что работали по «Космосу-4».

— Уважаемый владыка, я думаю, многие из них до сих пор не знают, что участвовали в первом удачном пуске разведывательного спутника «Зенит-2». Как раз в это время американцы осуществляли свой «Кубинский проект». Первым его этапом была попытка высадить кубинских контрреволюционеров на Кубе в районе Плайа-Хирон 17.04.1962 г. Генеральному штабу Советской Армии просто позарез нужна была разведывательная информация о Карибском бассейне и территории США.

На космодроме, а это был совершенно секретный Тюратам, ждали радиограммы с ПИПов, как во время войны – весточку с фронта. Жив объект, пошёл ли он на посадку по расчётной траектории или нет? От этой информации зависели действия поисковиков. Тогда всё прошло хорошо. Первая разведывательная информация была высоко оценена ГРУ и Правительством СССР. На фотоснимках можно было различить объекты размером от 5 м. Получить эти снимки можно было только при обработке плёнки в наземных условиях, то есть только после удачной посадки «Зенита». Телевизионная картинка такой точности не давала.

— Ну, для меня это сложная информация. Я теперь понимаю, что ракетная война на таких расстояниях невозможна без знания точных координат цели. И знаю, за океанами наблюдали и наблюдают специальные космические разведчики. Эх! Эту бы информацию да метеорологам. То, что для метеорологов летает на орбитах, несравнимо мало в сравнении с разведкой. Я ведь тоже не могу справиться с ураганами и торнадо. Вовремя заметить цунами и предупредить о наводнениях, этих напоминаниях о Великом потопе.

Природа вышла из-под власти моих коллег. Столько люди натворили ей зла, что она (природа) самоорганизуется, чтобы защитить самоё себя. Учёным надо до тонкостей изучать океаны. Здесь, в моих владениях, – кухня погоды. Владеть-то я владею, а кто управляет этой кухней, – не знаю. А коллеги мои на Олимпе, охочие до зрелищ, теперь всё время у телевизора проводят. Представляешь, круглые сутки созерцают рекламные соблазны и героические поступки полицейских и рейнджеров, вампиров и приведений, захватчиков-инопланетян и последние известия.

Единый Бог многолик, а потому многоязычен. Он дал каждому народу свой язык во время строительства Вавилонской башни. Теперь каждый народ переводят 10 Заповедей на свой язык. Скандалят, доказывают свою правоту, а природа гибнет и ищет, как ей защищаться. Вот она и напоминает о своих правах. Природа тоже имеет свои права. А то, твердят всё про права человека! Пора и обязанности человека перед природой узаконить.

Нептун сделал паузу, дотянулся до звезды, примостившейся у его ног, поднял, положил себе на колени и продолжил:

— Жалко мне, что вымпелов научных судов становится всё меньше и меньше в океанах. Космос и океаны больше всего связаны. Океаны дают среду для развития жизни, а космос сопрягает их со всей Вселенной.

— Грустные темы затрагиваешь. Наверное, каждое поколение пытается разрешить вопросы, мешающие долгой и счастливой жизни. За свою бесконечную жизнь ты этого насмотрелся. Интересно, добились ли люди чего-нибудь в этих попытках?

— Могу тебе сказать: ничего постоянного в мире нет! Всё в мире изменяется и повторяется. Все движения взаимно cвязаны и повторения происходят в новых формах. Люди стали жить дольше, а значит, удовольствий и мучений стало больше. Суть жизни осталась та же. Осуществлять её люди теперь стали с помощью компьютеров, Интернета, СМИ и автомобилей. Да! Чуть не забыл. Ещё реклама.

Видно было, что Нептун волнуется. Он отмахнулся от рыбы-иглы, подплывшей к нему с каким-то известием. Взял банку с пивом, прочитал название и произнёс:

— Природа для людей теперь стала просто местом проведения пикников, где они пытаются повеселиться, а потом пусть следующие поколения разбираются, где им пикник устраивать.

Нептун задумался. Взгляд его застыл на ракушке-зубатке. В этом зеленоватом полумраке она выглядела очень нарядно. Переливы коричневого, чёрного и белого завораживали и притягивали. Казалось, что она записывает наш разговор в мировую память.

— А как выясняется, чаще всего беда начинается с такой малости, – с грустью и убеждением произнёс Нептун.

Он открыл пиво и с удовольствием начал пить.

— И всё-таки, уважаемый Нептун, давай вспомним про «Марс-1» и про первые наши ПИПы, родоначальников нашего флота. Ты же меня по этому случаю пригласил.

— Ты извини меня старика. Так уж жизнь наша бесконечная складывается. Теперь о нас только на экранах телевизоров показывают. Люди, сегодняшние, жизненные коллизии прошлого разыгрывают на сцене, перевоплощаясь в нас, но в их понимании. Современники о своём времени доступно сказать не могли. Им не хватает жизни, чтобы понять чего они натворили. В настоящем гораздо легче понять прошлое. Ну, ладно. Давай ещё почитай.

«1 августа отработали по «Космосу-7». Технология работы была аналогична предыдущей. Плёнки этой и предыдущей работы нам приказали доставить в порт Тема, республика Гана, и передать в Посольство СССР. Заход был короткий. Хлопот с передачей плёнок как совершенно секретных материалов было много. Требования к упаковке и оформлению документов предъявлялись очень жёсткие. В порту мы получили шифровку о новой точке работы и времена зон видимости. 10.08 нам надлежало быть на экваторе. Мы предполагали, что это будет пилотируемый корабль.

За время перехода в рабочую точку получили технологию работы, тарировочные таблицы для дешифровки телеметрической информации и целеуказания. Нам стало ясно, на орбите будет человек. Тренировки с ЦУПом прошли нормально. К работе готовились очень тщательно. Полетит третий Советский космонавт. Участие в такой работе здесь, в океане, с третьим пилотируемым орбитальным кораблём СССР и пятым в мире, настраивало всех, без исключения, только на отличный результат. В нашей стране будет большой праздник, а мир снова будет потрясён и восхищён успехами нашей страны, и мы делаем свой вклад в этот успех. Американцы снова опаздывают

Погода была тропическая. Жара обволакивающая, духота липкая. Отдохнуть и прийти в себя, можно было только в каюте. В трюмах, где работали, тропики показывали свой характер в полную силу. Влажность устраивала нам короткие замыкания в силовых цепях станций, а жара превращала проявитель и закрепитель в горячую воду, смывающую эмульсию. Плёнка после проявки превращалась в совершенно чистую, прозрачную ленту. Только лёд, подготовленный в холодильных камерах продовольственных кладовых, позволял поддерживать температуру в нужных пределах. Проявленную плёнку сразу промывали спиртом. Спирт для этих целей был неприкасаем.

11.08 по московскому радио мы узнали, что «Восход-3» пилотирует лётчик-космонавт Андриян Николаев. Нам сообщили, что 12.08 стартует ещё один корабль, и передали технологию и ЦУ.

12.08 на орбиту вышел корабль «Восток-4», пилотируемый лётчиком - космонавтом Павлом Поповичем. Всю информацию о полёте мы получали по радио. Радовались успехам нашей страны. Собрались все на палубе и провели митинг. Выступали я и капитан, потом все желающие. Все были в хорошем настроении. Причастность к событиям, совершённым впервые в мире, приводила членов экспедиции и экипажа к пониманию важности и нужности их работы. Все трудности и неурядицы уже пятого месяца рейса померкли и казались чепухой по сравнению с первым групповым многодневным полётом наших космонавтов.

Американские астронавты Джон Гленн и Малькольм Карпентер 20.02 и 24.05 1962 г, соответственно, летали только по 3 витка, а наши Николаев и Попович 64 и 48 витков, соответственно. Об этом мы могли говорить, пользуясь информацией, принятой радистом и из газет, которые мы брали в наших посольствах при заходах. Даже экипаж после этой работы пошёл на мировую и отказался от требования вернуть их в Ленинград, так как по условиям коллективного договора с БМП (Балтийское морское пароходство) рейс не должен быть более 4 месяцев. Я им объяснил, что Пароходству было известно, что рейс будет около 9 месяцев. Мы договорились о возвращении домой после того, как на судне поймают сотую акулу. Больше у нас таких разговоров до конца рейса не было.

Основная наша работа планировалась на посадочные витки. Всё время полёта мы находились в дежурном режиме и при необходимости могли принимать телеметрическую информацию, если программное устройство включит бортовой передатчик в нашей зоне видимости. У нас был радиоприёмник УКВ-диапазона с помощью которого мы прослушивали рабочую частоту станции «Заря» по которой космонавты могли передать информацию в нашей зоне видимости. 15.08 оба корабля совершили посадку. Мы чётко приняли информацию о работе ТДУ и выдали своевременно все требуемые параметры. От командования получили хорошую оценку работы и благодарность».

— А интересно было наблюдать за вашими первыми совершенно секретными измерительными сухогрузами. Поеду погулять по своим владениям, посмотреть, как мир меняется, и натыкаюсь на сухогруз в дрейфе. Шары подняты. Машину ремонтируют. Через неделю возвращаюсь, а он всё ремонтирует. Дальше к экватору двигаюсь, опять советский сухогруз машину ремонтирует. Мои приближённые мне докладывают, что с 1960 г. 3 таких сухогруза с часто ломающимися главными машинами болтаются подолгу в тропиках.

Поручил понаблюдать за ними. Докладывают: В какие-то дни ремонт заканчивается, шары убираются, судно начинает движение или на юго-восток, или на северо-запад.

— Такие курсы они выбирали, чтобы идти перпендикулярно к плоскости орбиты. Это самый выгодный курс для антенн во время работы с объектом.

— Ну, это мы позже поняли, наблюдая за НИСами, – сказал Нептун и продолжил:

— Народ начинает на ходовой рубке к леерам крепить вертикально две металлические площадки, из которых перпендикулярно торчат спирали. Площадки эти сначала ставят так, чтобы их плоскости смотрели на горизонт по траверзу.. Судно в это время идёт малым или средним ходом, либо на северо-запад, либо на юго-восток. В какое-то время люди начинают поворачивать их от горизонта кверху, описывают дугу и останавливают на горизонте, но уже с другого борта. В это время моряки очень громко кричат. Отмечено, что большая часть понятных слов относится к ненормативной лексике, но употребляемой и другими народами. В шторм к площадкам крепят концы и ими удерживают их или помогают поворачивать. Как поняли потом – площадки были антеннам. Эта картина чем-то напоминает работу с парусами в бурю.

Нептун весь ушёл в воспоминания. Они доставляли ему кайф.

— Знаешь! Языков на Земле много и ругательных слов хватает. Но в русском есть какие-то завораживающие звуки. Сразу понимаешь, какое дело и как сделал, куда идти и зачем. Перевод не нужен.

Нептун отпил пиво, посмотрел на стол. Там лежал какой-то предмет в виде шара. Я присмотрелся и увидел на шаре контуры материков нашей Земли. Нептун заметил мой интерес к шару. Он взял его и протянул мне.

— Крабы нашли. Внутри этого шара лежит медаль. На одной стороне Герб бывшего вашего Советского Союза, а на второй стороне планеты Солнечной системы, и Венера выделена. Дата на медали 25.08.1962 г. Как я думаю, это вымпел предназначался Венере. Не долетел он до неё.

Я с волнением рассматривал медаль. Она была прекрасно выполнена. В 1962 г. было 3 попытки запустить к Венере АМСы. В «Маленькой энциклопедии космонавтики» 1970 г. есть таблица «Запуски космических объектов в 1957-1969 гг.». Под порядковым № 118 следующая информация в графах «Страна» и «Название запущенного объекта» написано: Нет данных. В графах «Дата запуска» и «Срок существования»: 25.08.1962 и 3 суток. Такие же записи под номерами 121 и 123. Запуски соответственно 08.09 и 12.09 1962 г. Это были неудачные попытки запустить к Венере 3 АМСа. Первые 2 АМСа предназначались для доставки как раз вот таких вымпелов, а третий, на пролёте, должен был фотографировать поверхность Венеры и передать снимки на Землю. Шатохин в своих воспоминаниях как раз и описывает эти работы. Вместе с «Долинском» работали «Ильичёвск» и «Аксай».

— А что же, и в 1970 г. не могли узнать, кто запускал и что запускали? – спросил Нептун.

— В те времена были в СССР такие порядки. Неудач в космической программе СССР быть не может. Чем меньше наш враг знает, тем ярче и весомее наши успехи. Космические дела в политике занимали самые важные позиции. Мы ставили задачу догнать и перегнать Америку по молоку, мясу и ещё по каким-то экономическим показателям, а в космосе пока мы их обгоняли в 1962 г. Да тут ещё события на Кубе. Вот что пишет Шатохин:

«Передышки почти не было. Уже 25.08 предстояла работа. Тренировки, профилактика аппаратуры, поиски решений, как надёжно выполнить работы. Получили технологию работ на 08.09. и на 12.09. Когда ясно, что делать, тогда проблем становится значительно меньше. Участились облёты судна самолётами разведчиками.

Первую работу ждали напряжённо. Всё здесь отличалось от пилотируемых. Мы предполагали, что это межпланетные объекты. Первая работа прошла для нас нормально. По телеметрии пришла не та информация, что должна была быть. От ЦУПа было много запросов по параметрам, которые не входили в перечень контролируемых в сеансе связи. На вопросы мы отвечали несколько дней. По радио никаких сообщений не было. Стало понятно, что работа не состоялась. Начали готовиться к следующей. Это помогало сдерживать хандру. Нам изменили точку работы. Пришли почти к территориальным водам Анголы. Нашли банку с глубиной 40 м. Рыбалка заполняет время между сном и тренировками. На мачте два шара – ремонт машины. Все палубные огни ночью включены. Накануне работы, после обеда, к нам подошёл португальский военный катер и стал на якорь с правого борта на расстоянии кабельтова[11]. С катера запросили: нужна ли помощь? Мы ответили: В помощи не нуждаемся.

В свете последних событий на Кубе, о которых мы узнавали по «забугорным» голосам, американцы делали всё возможное, чтобы прекратить деятельность Кастро. Им социализм под боком был совершенно не нужен. По их данным, СССР уже ввёл войска на Кубу и усиленно перевозит грузы судами. Конфликт с Кубой перерастал в противостояние Советского Союза и США.

С капитаном обсудили ситуацию и приняли меры на случай попытки захвата судна. Мы имели уже разработанные при подготовке к рейсу мероприятия под названием «Тревога №1». Они предусматривали уничтожение имеющейся технической документации и секретных блоков. Бумаги сжигать, а блоки разбивать молотками, пожарными топорами или ломами. Каждому члену экспедиции и экипажа определили свой участок. До сих пор не верю, что можно было уничтожить всё то, что нам предписывалось.

Катер пас нас и не собирался уходить. Он ходил вокруг, расчехлял свои пушки и пулемёт, имитировали приведение оружия в боевую готовность. На некоторое время он просто стоял, а потом снова всё повторялось.

Мы приняли решение: с наступлением сумерек покинуть эту точку и уйти из экономической зоны. Капитан дал команду спустить шары, что означало окончание ремонтных работ. Запустили двигатель, и ушли в океан. Некоторое время катер сопровождал нас. С наступлением темноты он прекратил преследование и ушёл в сторону берега. Под утро мы вернулись в точку, отработали по объекту и ушли снова в океан. Второго старта не было. Ситуация повторилась. Было много запросов по принятым параметрам. Связь была неустойчивая. Приходилось работать через нашу радиостанцию в Антарктиде. Постарались все. Информация в ЦУП была выдана. Снова неудача. Настроение ухудшается. Подготовка к следующей работе идёт по плану, но энтузиазма нет. Вопрос, когда пойдём домой, стал присутствовать в разговорах очень часто. Качество пищи стало предметом более частого обсуждения. Расписание подачи воды в душ не удовлетворяло c каждым днём всё большее количество людей.

12.09 также прошли рабочую точку. Работа прошла неудачно. Информацию приняли хорошо, а содержание её говорило о том, что второго старта не было.

Теперь стало совсем хреново. От ЦУПа только вопросы по параметрам с борта станции и никаких сведений о проделанной работе. Правда, оценки по нашей работе были хорошие. ЦУП сообщил о намечающейся работе на 27 сентября в новой рабочей точке. Поднимемся выше экватора. Народ всё больше ропщет. Требуют свежих продуктов и зелени. Питьевая вода заканчивается, а мытьевая только варёная из морской. Пришло сообщение о разрешении на заход в порт Гвинеи Тема после работы 27.09. В шифровке также сообщалось, что на борт мы должны взять двух специалистов от промышленности по четвёртой ступени Райкова и Симагина. Делаю вывод: нам предстоят работы со вторым стартом. Прошедшие пуски были неудачными потому, что именно двигатель четвёртой ступени не запускался. Получается, что нам поручают очень ответственную задачу».

— Постой. Позволь тебя спросить:  Американцы отставали от Союза в пусках своих автоматов к Венере и Марсу? – спросил Нептун.

— Неудач у них было много, да они и не скрывали. У нас было неудач, пожалуй, больше, но мы про них никогда не говорили. У меня есть данные на первое десятилетие космической эры по межпланетным полётам. Американцы начали с программы «Пионер». Эта программа предусматривала несколько этапов. Первый этап охватывал 1958 – 1960 гг. Он предполагал изучение космического пространства между орбитами Земли и Венеры. Планировалось 9 пусков АМС «Пионер». Только два АМСа «Пионер» № 4 и № 5, частично выполнили задачи. Семь пусков было аварийных. Неудачи были из-за маломощности носителей и конструктивных недостатков. Программа «Пионер» возобновилась в 1965 г. и продолжалась до настоящего времени. «Пионеры» побывали у Юпитера, Сатурна, Титана, Урана, осуществили мягкую посадку на Венеру в 1978 г. «Пионер-10» в марте 1994 г. отметил 22-ю годовщину безупречной работы. Радиосигнал от станции до Земли идёт около девяти часов.

— Вот это дела! Значит, ответ с Земли тоже будет идти 9 часов. Если астронавт со мной поздоровался бы, то только через 18 часов услышал мой ответ.

— «Пионер-10» – первое искусственное космическое творение человека, покинувшее просторы нашей Солнечной системы.

— В августе 1962 г. в США была начата программа Венера – Марс под названием «Маринер», что в переводе с английского означает моряк. Моряки и в космосе стремились к неизвестным мирам. Под твоим покровительством, уважаемый Нептун, лучшая часть человечества.

— Ну, в этом я никогда не сомневался. Моряки открывали материки и острова в земных океанах. Это они придумали самые первые средства передвижения, способные двигаться по водным путям-дорогам. Очень меня интересует информация о планете-тёзке Нептун. Знаю, что он там не один. С ним рядом спутники Тритон и Нереида. По-нашему значит, сын мой Тритон и жена моя Амфитрита. Восьмая планета, предпоследняя. За ней известен только Плутон. Думаю, что орбита Нептуна когда-нибудь станет экватором на пути космических кораблей к другим звёздным системам. Люди не зря называют планеты, созвездия и отдельные звёзды именами богов и богинь, героев и злых духов. Посылая межпланетные станции во Вселенную, люди, как я знаю, обязательно их комплектуют рисунками нашей Солнечной системы и картой видимого с Земли звёздного неба с названиями небесных тел, с изображением человека.

Нептун замолчал. Он был не под водой, а где-то там, на пути к другим мирам. Впервые за время наших встреч я заметил, что он, второй бог на Олимпе, переживает за возможную встречу с неизвестным ему, будущим.

— Я благодарен людям, что моё имя, а не Посейдона узнают обитатели других миров Вселенной. Межпланетные станции донесут имя Нептуна к обитателям других планет и, когда они будут лететь к нам, то непременно отметят пересечение орбиты планеты Нептун. Вот почему мне очень даже приятно и любопытно встречаться с тобой на борту этого легендарного НИСа, как вы их называете.

— Могу тебе сообщить, что американские космические станции «Вояджер-2» и «Вояджр-1» в 1989 г. пересекли орбиту Нептуна и полетели дальше, к границе Солнечной системы. Связь в настоящее время поддерживается, и учёные предполагают с ними работать и в ХХI веке. Можно сказать:  сделан первый шаг через границу космического Нептуна. Теперь нужно ждать прилёта из других космических миров...

— А на вопрос твой отвечу так: в первые годы мы в полётах к другим космическим телам были впереди США. Сфотографировали обратную сторону Луны, попали в Луну. Потом первыми направили к Венере и Марсу свои межпланетные станции. Первыми мягко сели на Луну. С началом лунной гонки, с 1962 г., мы начали замедлять своё поступательное движение в покорении Космоса. Эффект первооткрывателя начал быстро таять. По современным оценкам в межпланетных полётах мы дальше Марса и Венеры не улетели. По объёму полученной информации о планетах нашей Солнечной системы мы далеко отстаём от американцев. Мы не смогли создать такие АМСы, как «Пионер» и «Вояджер», которые уже более двадцати лет работают в космическом пространстве на границах Cолнечной системы.

— Что ж, человек предполагает, Бог располагает. И всё-таки, 01.11.1962 г. полетел «Марс-1» не американский, а русский. Первый в мире – заметил Нептун.

— Давай ещё послушаем дневник Петра Ивановича, а потом сделаем вывод.

«27.09.1962 г. запустили «Космос-9». Работаем 01.10. Принимаем параметры работы тормозного двигателя. Похоже работа, как в апреле. («Зенит-2»). Тренировки каждый день. Хныкать и жаловаться на питание некогда. После работы заход в порт Тема. Будет отдушина.

01.10. отработали отлично. ЦУП нас благодарил и оценку дал «отлично». Идём в порт. Решаем вопрос о размещении гостей. Желающих уступить место нет. Одну двухместную каюту будем освобождать. Активно обсуждаем перечень покупаемых продуктов. Экспедиции разрешено отдыхать. Капитан дал добро членам экипажа, свободным от вахт, присоединиться к экспедиции.

05.10 зашли в порт. Власти приняли доброжелательно. На причале нас встретили работник Посольства СССР и два представителя от промышленности. Оформление И.И. Райкова и К.П. Симагина прошло безо всяких казусов. Секретарь Посольства привёз газеты. Помполит положил их в кают-компании и просил по каютам не растаскивать. Из газет узнали, что американцы готовят против Кубы военные действия, а Советское правительство сделало заявление о том, что оно приводит Советскую Армию в наивысшую готовность. Всё говорит, что дело идёт к тревожной ситуации. Первый секретарь Посольства предупредил капитана и меня о возможных провокациях. Наверное, катер у берегов Гвинеи крутился не зря возле нас.

3 дня пролетели быстро. Идём в точку работы. Пуск объекта 17.10 Работа 21.10. Народ немного расслабился во время захода и теперь с настроением готовился к работе. Наше пополнение, как они объяснили, прибыло для анализа телеметрической информации по работе двигателей второго старта АМСов. Работы будут такие же, как были у нас 25.08, 08.09 и 12.09. Тогда это были АМСы «Венера». У первых двух не состоялся второй старт, а у последнего объекта разрушилась третья ступень носителя. В октябре и ноябре этого года, как они рассказывали, есть астрономическое окно самых оптимальных энергетических и временных условий для пусков к планете Марс. Работы предполагаются с 24. 10 по 04.11. Задача Райкова и Симагина выяснить причины отказов. При наземных испытаниях всё работает нормально. Надо выяснить, как работают системы в вакууме и при невесомости. Райков участвовал в разработке двигательной установки и ЖРД (жидкостный реактивный двигатель), а Симагин был специалистом по системе запуска двигательной установки.

Райков попросил допустить их к работе 21.10, для тренировки Они знали, что эта работа тоже по контролю работы двигателя, но в режиме торможения.

21.10 отработали по «Космосу-10» («Зенит-2»). Эти товарищи рассказали нам много полезного и интересного. Для нас были и открытия. Работать стало интереснее. Теперь мы уже понимали, с чем и для кого мы работаем. 24.10 стали в новую точку. Переход был небольшой. Раннее утро. Облака висят низко. Влажно и душно. Океан спокоен. То, что мы теперь знаем цель запуска и название объекта до начала полёта, мобилизует людей и улучшает настроение.

В начале сентября пришли ко мне члены экипажа и заявили, что по договору с БМП срок пребывания в рейсе должен быть не более 5 месяцев, а уже пошёл шестой, и конца не видно. Моряки считают, что надо принимать меры к их замене или идти домой. Мне стало понятно, что капитан уходит от ответа. Он решил взвалить на меня этот вопрос. Арендатор распоряжается сроками пребывания судна в рейсе, вот пусть и отвечает. Команда была настроена решительно. Пароходству официально было сообщено о продолжительности рейса от 6 до 9 месяцев. Капитан об этом знал. Ни пароходство, ни капитан при наборе экипажа не сообщили сроки рейса. Это выяснилось во время нашего разговора. Вступать в выяснение отношений с капитаном я не захотел. Морякам сказал, что я их на работу не нанимал. Пароходству сроки рейса были известны, и поэтому решать этот вопрос надо через капитана. После этого в отношениях с капитаном появилась некоторая напряжённость.

Теперь они пришли снова. Вопрос был тот же. И мне уже надо было что-то отвечать. Я им рассказал, что нам предстоит работа по автоматической станции, которая полетит на Марс, что наше судно уже ходило на такую работу в 1960 г., но пуски были неудачными. Теперь к нам на судно прислали специалистов, которые должны найти причины плохой работы двигательной установки, разгоняющей АМС до второй космической скорости в направлении Марса. Наша задача принять телеметрическую информацию. По ней специалисты должны найти причины неполадок. Моряки внимательно меня слушали. Такую беседу с экипажем мы ни разу до этого не проводили. Нам это запрещалось. Я вынужден был пойти на этот разговор, так как конец рейса командование ещё не определило, а настрой и среди членов экспедиции, и экипажа подходил к точке максимальных перегрузок. И тогда они задали мне вопрос:  А когда мы всё-таки услышим дату возвращения?

Что я им мог ответить, если я этой даты не знал. Я совершенно спонтанно ответил:

— Как сотую акулу поймаем, так и пойдём домой!

К своему удивлению я услышал ответ:

— Теперь ясно! Осталось ждать до сотни не так уж долго. А работы мы все выполним!

Ещё раз делаю вывод:  информированный человек лучше управляем и добросовестней выполняет обязанности.

Всё готово к работе. Связь с Одессой установлена. На Ленинград нет прохождения. Получили время старта. ЦУП просит выдавать информацию быстрее. Для Райкова сообщили какие-то параметры. Ждём.

Сигнал приняли хороший. Райков и Симагин быстро давали информацию для шифровок. Радиограмма о начале работы двигателя ушла сходу, как только на экране прошла метка срабатывания. Райков сказал: Всё в норме! Через 17 сек телеметрический параметр работы показал выключение двигателя. Райков и Семагин на какое-то мгновение просто остолбенели. Параметр выключения двигателя стоял без изменения. Шифровка с этой плохой вестью ушла в ЦУП. Срочно начали проявлять плёнку. Постоянно шли запросы. Анализ плёнки показал, что двигатель прекратил работу из-за взрыва турбонасосного агрегата (ТНА). Эту шифровку подписал Райков. Нам он сказал, что взрыв ТНА произошёл случайно. Наверное, попал какой-то посторонний предмет.

Следующая работа планировалась на 1 ноября».

— Вот, наконец, подошли к самому главному!  На Марс тоже вымпелы посылали? – прервал моё чтение Нептун.

— Первые «Марсы» планировались, как пролётные. Они оснащались приборами для исследования космического пространства и фототелевизионной установкой для получения фотографий поверхности Марса. В 1962 г. было выполнено 3 пуска с АМС для исследования Марса. Первые 2, – 24.10 и 01.11, должны пролететь мимо Марса и сфотографировать его, а 3-й объект имел спускаемый аппарат (СА), в котором находился вымпел. Третий пуск был 04.11. Из этих трёх в сторону Марса полетел только второй под названием «Марс-1».

— Значит, надо поискать в океанах марсианский вымпел, –  задумчиво сказал Нептун. Музей космический надо бы сотворить в моих владениях. Всё-таки и на Венеру, и на Марс ваша страна первая послала своих посланцев. Что ни говори, а ваш главный конструктор Королёв достоин имени Великого творца космической эры. Как ты думаешь?

— Он был организатором ракетного и космического направления. Под его руководством были запущены в космос первый спутник и космический корабль с космонавтом Юрием Гагариным. Да! Не всё сразу получалось. За 21 год, с 1945 по 1966 гг., сумел теорию о возможности выхода человека в космос превратить в реальную практику. Ему равных, человечество пока не имеет. Может быть, поэтому земляне и не ставят перед собой таких масштабных задач, какие он ставил, прежде всего, перед собой.

— Жаль, что Королёв так неожиданно ушёл из жизни в январе 1966 г., с искренним огорчением сказал Нептун. Как пошла бы космонавтика дальше, при его участии, интересно было бы нам, бессмертным, увидеть, с неподдельным сожалением сказал Нептун.

— А я попробую пофантазировать, как бы королёвская космонавтика вырисовывалась в наше время. У меня есть предпосылки для этого. Основной целью своей деятельности в космонавтике Сергей Павлович считал межпланетный полёт человека на Марс. Самая загадочная планета в Солнечной системе, очень похожая на Землю.

— Это очень интересно, – оживился Нептун. Готов послушать, но только, покороче, времени мало.

Интерес к межпланетным полётам, у Сергея Павловича, появился после встречи его с Фридрихом Артуровичем Цандером в 1931 г. Ещё в группе изучения реактивного движения (ГИРД) мобилизующим лозунгом были слова Цандера: - Вперёд, на Марс! Он работал над созданием реактивного двигателя, способного обеспечить межпланетный полёт. Королёв считал её серьёзной работой по сравнению с созданием его ракетопланера. Фридрих Артурович согласился с Сергеем Павловичем и сказал примерно следующее, если вы желаете совершить межпланетный перелёт, необходимо создать специальную организацию, способную выполнить разработки по всем направления, построить ракетно-космический комплекс и обеспечить весь полёт.

— Ну, как я понимаю, у вас в России, нет, в Советском Союзе, для запуска первого спутника и первого человека такая организация была создана Королёвым. Так? И вы были первыми! – Довольный, что чётко сформулировал свою мысль, сказал Нептун.

— Да, ты прав. Королёв, как сейчас часто пишут, стал космическим полководцем. Он создал организацию, в структуре которой предусмотрел звенья, способные решать самую главную его задумку – межпланетный полёт. Благодаря этому уже в 1960 г. он сумел подготовить Постановление Правительства и ЦК КПСС о разработке и создании тяжёлого РН для вывода на орбиты вокруг Земли различных многофункциональных спутников, в том числе и тяжёлого межпланетного корабля (ТМК) массой 60 – 80 т. Постановление вышло 23.06.1960 г.

— Это марсианский корабль, я правильно понимаю? – спросил Нептун.

— В Постановлении корабль так не называли. В то время, в 60-е годы, главными направлениями ракетно-космического комплекса были создание МБР и осуществление полёта человека в космос. Формулировать задачу межпланетного полёта к Марсу было несвоевременно.

— В этом я соглашусь с тобой. Тогда же водородную бомбу на ракету стремились пристроить вместо атомного заряда, – сказал Нептун.

Материалов официальных по марсианскому проекту пока опубликовано мало. Из отдельных документов, можно сказать, что в 1962 г. в отделе М.К. Тихонравова выполнены работы по использованию жидкостных реактивных двигателей для ТМК при полёте к Марсу, что позволило Королёву отказаться от столь модной в то время ядерной энергетической ракетной двигательной установки (ЯЭРДУ). В этом же году был защищён эскизный проект РН Н-1, в составе которого были материалы по межпланетному комплексу. Проект был утверждён межведомственной комиссией. Королёв так организует работы, что в отделе Тихонравова в 1963 г. был разработан, как принято называть, облик межпланетного корабля для экспедиции на Марс.

— Вот это да! – восхищённо воскликнул Нептун. Значит, Королёв настойчиво делал всё, что было можно, для осуществления своей главной цели.

— Да, Сергей Павлович, несмотря на первостепенность поставленных перед ракетно-космической отраслью задач создания ракетного щита и равного баланса ракетно-ядерных сил, поддержание приоритета СССР в космических делах, постоянно держал под контролем ход разработок по межпланетным пилотируемым полётам. По его инициативе был создан Институт медико-биологических проблем (ИМБП), одной из задач которого было решение проблем пилотируемого полёта человека на Марс. Отделу Тихонравова было поручено разработать макет ТМК для наземных испытаний в ИМБП.

— Серьёзно Сергей Павлович занимался экспедицией на Марс, – с уважением, сделал заключение Нептун. Ну, а дальше что?

А дальше, я думаю, могло быть так. Ракету Н-1 Сергей Павлович сделал так, как он задумывал, для полёта на Марс и стал бы отрабатывать поэтапно. Сначала на орбите ИСЗ, формирование ТМК. Следующим этапом – облёт Луны и посадка на неё. Возвращение лунного корабля на Землю. Таких полётов было бы несколько. Вся программа полёта к Марсу была бы отработана, полагаю, к началу восьмидесятых годов. К средине восьмидесятых мы были бы готовы к полёту на Марс.

— Ну, а как же с лунной гонкой? – с заметной иронией спросил Нептун, и с любопытством посмотрел на меня.

— Я полагаю так, если бы смерть обошла Королёва, то он, как гениальный полководец уступил американцам Луну. Он понимал – американе, так он их называл, на Луну бросили все свои национальные силы и ресурсы. Нам такое после разрушительной войны с фашизмом, было не по силам. Он, думаю, не стал бы гнать испытания Н-1, без доводки двигателей с многоразовым включением Кузнецова до надёжной работы. При недостатке мощности ракеты Н-1, чтобы вывести на орбиту ИСЗ необходимых 120 т, не нужно было браться за однопусковой вариант высадки человека на Луну

— А я слышал, Сергей Павлович всегда был настроен только на первенство в космических делах. Первый спутник и первый человек полетели в космос от вашей страны только потому, что Королёв прикладывал максимум умения и сил в организации работ таким образом, чтобы быть только первыми, – как бы осаживая мой пафос, прокомментировал Нептун.

— Уважаемый бессмертный владыка морей, Сергей Павлович был стратег космической эры. Ему можно присвоить звание Генералиссимус начала космической эры. Ни один преемник его дел не смог достигнуть такого совершенства. Даже В.П. Глушко став единственным Генеральным конструктором в космическом направлении не смог советскую космонавтику поднять хотя бы до уровня американской.

Королёв, как я полагаю, вынашивал мысль о том, что Луна – это половина пути к главному космическому успеху, полёту на другую планету, а не к небесному телу Луне. И он после первого спутника и первого человека в космическом пространстве считал главной целью – полёт человека к планете Марс. Мне кажется, он был настроен этот полёт сделать международным и, безусловно, его возглавлять вместе с американцами.

Я так патетически говорил, что мне даже стало неловко перед Нептуном за мои фантазии. Наверное, по этому достав 2 банки пива, открыл, почему-то, обе. Подумал, зачем я это сделал. Взглянул на Нептуна, встретил его удивлённый взгляд, добрую улыбку в лучиках образовавшихся морщинок, и протянул ему вторую.

— Фантазии твои, будь они осуществлены, были бы человечеству наградой. Я вот что подумал:

— Нам нужны Королёвы и Вернеры фон Брауны. Без таких полководцев ни Землю, ни космос, ни подводный мир океанов на благо жизни не освоишь и не сохранишь.

— А Земля нынче страдает оттого, что не знают, как ладить с космосом, как не вредить, как помогать в случае беды и как лучше познать друг друга. Мы снова переустраиваем земную жизнь так, как толкуют политики. Для политиков важна власть. Гармония человека и природы, Земли и космоса для них вторичны. Первична власть! Так считают властьимущие.

Нептун замолчал, сделал несколько глотков пива, посмотрел на часы, оценивая свои возможности удерживать гостя, и сказал:

— Мне тоже не всё понятно и не всё нравится, – заговорил Нептун. Мировые войны прекратились, а вражды и ненависти стало больше. Многие считают, что творец один, а религий много. Фундаментализм и ортодоксия, как раковые опухоли, поражают общественное сознание.

— Дорогой мой Нептун, мы уходим в область суждений, для меня малопонятную. Я всю свою жизнь, как говорил наш великий комик Аркадий Райкин, был простым советским инженером. Мне непонятно, почему, побывав на Луне, люди потеряли интерес, как к полётам человека к другим мирам, так и к изучению подводного и подземного мира Земли? А насчёт множества религий? В верующей среде утверждают, что Бог лишил человечество единого языка, когда наследники Хама решили построить вавилонскую башню. Каждый народ после этого стал общаться с Богом на своём языке. Так и родилось множество религий. А так как народы враждовали, то и религии не могли жить в мире. А были времена, когда противостояние религий приводило к разрушительным и жестоким войнам.

— Думаю, что с Луной поторопились. Надо было с холодной войной покончить и со строительством коммунистического общества определиться. Узел очень тугой успел завязаться между ними. Не распутав его, трудно было создать дружеские связи. Только узы дружбы, взаимопонимания, взаимопомощи позволяют думать о лучшей земной жизни и делать её такой реально. Сколько ещё в океанских просторах неоткрытого, но очень полезного для людей.

Известно ли тебе, что только 5 % океанского дна на картах изображено с достаточной достоверностью. Наверное, карту поверхность Луны люди создали значительно точнее. Да что там говорить, – огорчился. До сих пор ресурсы океана используются в интересах самых развитых стран. А я думаю, что все народы земного шара должны пользоваться богатствами океанов одинаково.

Нептун замолчал. Сосредоточенно посмотрел на длинный ящик, закреплённый на переборке, потом встал с кресла и подошёл к нему. В ящике лежали остатки кожаных переплётов и какие-то медные пластины величиной стандартного листа. Одну из них он взял и вернулся в кресло. На пластине были обозначены контуры Индийского океана. Нептун всматривается в изображение и, что-то прочитав, обратился ко мне:

— Вот здесь начертаны слова, определявшие цель плавания капитана и экипажа этого судна. «Нас ждёт мир, полный богатств! Мы идём его открывать. Наша цель – покорить мир и обратить в нашу веру!». А покоряли мир и обращали в веру огнём и мечем. Люди не понимали друг друга. Языки их были разные. Мне так и не взять в толк, почему Бог так жестоко наказал людей, лишив их общего языка. Эта кара страшнее Великого потопа. Она бесконечна.

— Я согласен с тобой. Тебе, с твоих позиций вечного существования, понятна эта бессмысленность, а смертные, очень долго осознают это и надеются на Бога, что он найдёт выход из этой бесконечной вражды при жизни поколения. А жизнь человеческая, однако, коротка.

— Да! Ведь это он сказал: «Не убий!» и «Возлюби ближнего, как самого себя», – с сожалением сказал Нептун. А каждый народ переводит эти слова на свой язык по-разному, и чаще – как ему это выгодно.

— Дорогой мой Владыка, очень грустная эта тема. Но мне кажется, что начавшееся при нашем поколении проникновение в космос человека даёт надежду объединиться, и будет общий язык. Люди будут строить не вавилонскую башню, а межпланетный дом.

Я уже чувствовал, что моё время визита истекает, а разговор наш не завершён. Для меня было важно обсудить с ним наш долгий, почти весь переход, разговор об истории наших судов. На берегу я такого слушателя не найду.

— Мне хочется, чтобы ты ещё немного послушал, воспоминая Шатохина. Тогда главным образом писали о ракетах, о космонавтах, о спутниках, об автоматических станциях. О тех, кто работал на наземных измерительных пунктах, ограничивались фразой: «Наземный измерительный комплекс надёжно осуществляет управление объектом и связь с космонавтами». Каждый НИП имел зону видимости не более 10 мин. Всё внимание было приковано к летающему объекту. НИПы замечали только в случае потери связи с объектом. В этом случае им давали взбучку, но не писали про это. Если было всё нормально, то и писать, считали, не о чем. Про ПИПы вообще в те времена даже не упоминалось. Они были единственными, кто мог видеть работу двигателей и аппаратуры управления объектом. Послушай.

«01.11.1962 г. Ждём работы с большим напряжением и волнением. Много приходило шифровок на имя Райкова и уходило от нас. Как мы понимали, на этот пуск возлагались большие надежды. Слишком много было неудач. Иван Райков и Константин Симагин попросили меня дополнительно провести тренировку. Заранее подготовили тексты шифровок с самыми важными параметрами.

В 17.00 ДМВ объявили трёхчасовую готовность. Погода пасмурная. Океан спокоен. С капитаном определили курс и время прохождения рабочей точки. Доложили в ЦУП о готовности к работе.

В 19.45 получили время старта — 19.14. Через 65 мин объект будет в нашей зоне видимости. Сигнал приняли хорошо. Двигатель отработал заданное время. Второй старт состоялся.

02.11. 1962 г. По трансляции передали сообщение ТАСС о запуске в СССР АМС «Марс-1». Ура!! Все были очень рады. Наши гости тоже были довольны, но их всё время просили дать дополнительную информацию о работе бортовой аппаратуры АМСа. Вопросы задавались по системе ориентации. По принятой нами информации, как потом объяснял Райков, есть подозрение, что один из топливных клапанов не полностью закрывается. Если это не устранят, то двигатели системы ориентации могут через какое-то время остаться без топлива, и объект будет неуправляем.

Об этом Райков говорил только со мной. Нам надо было готовиться к работе 04.10. 1962 г. Она будет такая же. Радист принёс информационный листок, в котором говорилось, что Кеннеди заявил о наличии русских ракет на Кубе, что американцы блокируют Кубу и проверяют наши суда. 18.10 американцы провели ядерный взрыв в атмосфере над островом Джонсона в Тихом океане, а 19.10 – такой же взрыв в космосе на высоте 150 км. Советское Правительство заявило, что если США развяжет войну, то СССР нанесёт мощный удар. В общем, дела хреновые. Настроение людей совсем не праздничное, хотя «Марс-1» и летит нормально пока, по сообщениям ТАСС.

9 месяцев в отрыве от Родны, совершенно притупляют восприятия береговых событий. Радио и редкие и устаревшие газеты дают информацию, как слабенький дождик в засушливое лето: обрызгает чуть-чуть, даст почувствовать свежее дыхание прохлады и свежести, но быстро испаряется, и жара ощущается ещё сильнее. Мысли о доме вытесняют всё. А надо держаться. Надо всех привезти домой. Капитан что-то сторонится и всех, интересующихся сроками возвращения, направляет ко мне.

04.11. 1962 г. Состоялся запуск ещё одного «Марса», но он к планете не полетел, а стал «тяжёлым спутником».

Получил шифровку следовать домой. Только расшифровал, как в каюту, буквально ворвались несколько членов экспедиции и экипажа с криками:  Поймана сотая акула!

— Ну, раз сотая поймана, значит идём домой, – с радостью сказал я и пошёл сообщить об этом капитану».

— Да, тогда «Марс-1» должен был через 7 месяцев и 3 дня пролететь мимо планеты и сфотографировать её. Пылинка, попавшая под клапан, вытравила всё топливо. АМС не ориентировался в пространстве так, чтобы остронаправленная антенна смотрела на Землю. 140 суток связь поддерживалась в дециметровом диапазоне через всенаправленную антенну. Дальность была в это время 106 000 000 км. Больше энергетики не хватило. И всё равно это был успех.

— А мир сходил с ума. Атомная война дышала уже на Америку и СССР, – заметил Нептун.  Сообщение о запуске «Марс-1» прозвучало, как голос из Вселенной, как призыв не разрушать её частичку – Землю, а изучать Вселенную всем вместе. Американский «Маринер-2» уже с 27.08.1962 г. летел к Венере, чтобы получить её портрет. «Венере-1», стартовавшей 12 февраля 1961 г., не повезло. Отказала система ориентации и программно-временное устройство.

— Я тебе больше скажу. Тогда действительно свершилось чудо. Откуда-то из Вселенной на руководителей США и СССР снизошло просветление, и они договорились о мирном урегулировании кубинского конфликта. Ведь тогда на Байконур пришла команда поставить на стартовый стол ракету с ядерной боеголовкой вместо ракеты с АМС «Марс-1». В США всё было готово к нападению на Кубу. Это случилось 27 октября. Может быть, «Марс-1» и «Маринер-2» подсказали всевышнему разуму образумить земных правителей?

— Может быть! Он обещал второго потопа не делать. – поразмыслив, сказал Нептун, Помолчав, спросил:

— А что, с другого места запустить боевую ракету не могли?

— Представь себе, что в то время ракету Р-7 могли запустить только с космодрома. Хрущёв потому так шумно и грозил, что не имел пока МБР с постоянной готовностью на боевых позициях Ракетных войск. Пуск ракеты Р-7 требовал значительного времени подготовки. Жидкий кислород – окислитель керосина, испарялся очень сильно, и необходима была постоянная подпитка, а следовательно, установка для его производства. Эту проблему позднее решил Мишин, первый заместитель  Королёва, при создании МБР Р-9.

— И что же произошло? — с интересом спросил Нептун

— Американцы отказались от попыток военного вмешательства в жизнь Кубы, а Советский Союз вывез все ракеты и самолёты с её территории.

— И всё-таки, в нынешнее время, за 37 лет практической и научной космической деятельности, земляне сформировали вектор тяги к объединению, – оживлённо заметил Нептун.

— Согласен. Пилотируемые полёты стали выполняться международными экипажами. Общение между космонавтами, на борту космического корабля, с наземными пунктами управления, как правило, происходит на русском или английском языках. Познавать Вселенную успешно человечество сможет только при полном взаимопонимании, а для этого нужен единый язык.

— Знаешь, что даёт мне силы выдерживать этот бесконечный спектакль «Жизнь человеческая на планете Земля»? – неожиданно спросил меня Нептун. По глазам, в которых мерцали всполохи разгорающегося огня, я почувствовал, как возбуждён Нептун. Он для себя сделал открытие и теперь хотел поделиться этим.

— Когда Гагарин исполнил роль первого космонавта, я понял, что земляне начинают новый спектакль, который требует новой сцены. Представление будет идти во Вселенной. Земной театр перевоплощается в космический. Это меня захватывает и обещает совершенно неизвестные мне чувства, переживания и, может быть, страсти.

— Я тоже верю, что человечество объединит свои усилия для достижения гармонии жизни Земли и Космоса. Но моя жизнь конечна, и я этого не увижу. Тебя я хочу просить в будущем быть очень внимательным к космическим судам. Я очень верю, что твои океаны возьмут с материков основную часть работ по космосу и выполнять её будут НИСы. Будешь у них на борту, расскажи о нас. Книгу, которую обязательно закончу, передам тебе. Есть надежда, что «Космонавт Виктор Пацаев» будет сохранён для потомков как действующий экспонат Музея Морского Флота.

Мы были оба в очень взволнованном состоянии, понимали, что по всей вероятности, мы сейчас расстанемся навсегда. Встав одновременно, вышли на средину каюты и обнялись. Потом Нептун подошёл к полке, взял с неё другую медную пластину и прочитал:

 

Есть слово «До свиданья!».

В нём дух надежды есть

На скорое свиданье,

На радостную весть.

 

«Прощай!», как в бесконечность.

Надежд на встречу нет.

Оно – дорога в вечность,

Там не дают ответ.

 

Так Мир, мой друг, устроен.

Творец его создал…

Привета тот достоин!

Кто в жизни встреч искал.

 

— Это из старых морских притч о судьбах моряков, – пояснил Нептун. Я тебе говорю: «До свидания! Надеюсь ещё на встречу». И «Космонавту Владимиру Комарову» не хочу говорить,  прощай. Нельзя забывать НИСы, названные именами первооткрывателей космоса. Где-то я слышал такое изречение: Единственной мерой времени является память.

Я смотрел на Нептуна и опять находил сходство его с Юрием Никулиным. Глаза были добрыми-добрыми. Губы улыбались чуть-чуть, но очень трогательно. Надвинутая на лоб фуражка-блин делала лицо в этом случае лукавым и интригующим. Должно что-то произойти.

— Не хочется так грустно расставаться, – сказал он. Расскажу любимый анекдот. Он о размышлениях человеческих.

Сидит на лавочке еврей, задумался.

— Хаим! О чём ты думаешь?

— Я вот думаю, зачем в слове «Хаим» буква «эр»?

— Но там же нет буквы «эр».

— А если поставить?

— А зачем?

— Вот я и думаю, зачем?

Какой-то гудящие звуки нарушил течение нашей встречи. Нептун помахал рукой и исчез. Не стало каюты. Только движения прохладных струй от вентиляторов и беготня мух по неприкрытым частям тела посылали сигналы в мозг о моём присутствии не в подводном мире. Телефонный звонок подключил сознание. Сон кончился.

В трубке голос капитана:

— Пора на ужин! Мы со стармехом опробовали тифон. Вам было слышно?

Я с трудом ещё соображал. Разговаривать мне совсем не хотелось.

— Да! Я слышал. Умоюсь и приду на ужин.

Впечатление от сна были настолько сильным, что в ушах ещё звучал голос Нептуна, а сумерки каюты казались, заполненными теням, которые только-только были на экране сна.

На часах стрелки показывали 18.00. Почему он этот анекдот рассказал? Может я тоже о букве «эр» задумался?

Ужинаю и иду купаться. Вахта с 20.00. Там буду размышлять, и созерцать звёзды.

 

 

Дата «бичинга» назначена.
Первая вахта помощником капитана.
Звёзды южного неба.
Последние рейсы на «АСК».

 

02.11.1994 г. Камбейский залив. φ=21°27,3'N; λ=72°23,1'E; Р=761 мм. рт.ст. ; Твоз=26°; Т>вод=29°.

 

Солнце поднимается вертикально. Штиль. Остров Пирам почти растворяется в мареве. На рейде  несколько судов без признаков жизни. Сегодня и завтра кто-то из них уйдёт к маяку Аланг на «бичинг». Наша очередь – в ночь с 04.11 на 05.11. Идёт отлив. Прибор показывает скорость 6,2 узл.

Принял вахту у второго помощника Александра Шеля. Нравится мне этот парень. Очень серьёзно относится к своей профессии. Любознателен. С ним интересно разговаривать. Умеет слушать и рассказывать. Редкие качества.

За ночь никаких событий. Новые хозяева регулярно делают обходы и приходят на мостик доложить, что всё о‘кей. Утром вся поверхность воды в бассейне была покрыта чёрными жучками, очень похожими на наших божьих коровок. Второй механик и электрик сачками из марли очистили поверхность воды. Купались только члены команды. Индусы с интересом наблюдают за голыми мужиками, что-то говорят и часто смеются.

Просматриваю дневники. Время надо заполнять делами.

02.11.1968 г. НИС «Космонавт Владимир Комаров». НЭ – Поздняков. КМ – Матюхин. Атлантический океан.

«После 3-х дней стоянки в канадском порту Галифакс взяли курс на Гавану. Предстоит работа 10.11.68 по «Зонду-6». С 25.10 по 30.10 работали по «Союзам-2» и «Союзу-3». Последний пилотировал лётчик-космонавт Герой Советского Союза Береговой. Звезду Героя он получил на штурмовиках во время Великой Отечественной войны. Вторая звезда будет за космос. Он совершил первый пилотируемый полёт после гибели Комарова в апреле 1967 г. Для НИСа «КВК» это была первая работа по пилотируемому объекту. Приземлился «Союз-3» нормально, но, наверное, программу не выполнил. Стыковка не получилась. В нашей зоне видимости переговоры по «Заре» не разрешили, чтобы чего лишнего не сказали. Видимо на борту не всё было нормально. На стоянки писать дневник было некогда. В увольнение ходил 2 раза. Город ещё зелёный, чистый, большинство строений из тёмно-красного кирпича. Магазинов много. Одесситы говорят, всё дорого. Купил жене сапоги. Днём улицы и магазины почти пустые. Очередей не видел. Снега пока нет.

В порту беспокойно. Стоим около стеклянного перехода между двумя зданиями. По причалу и на переходе всё время люди с плакатами «Руки прочь от Чехословакии», «СССР — душитель свобод» и прочая чушь. Дали контре по рукам, а им это неприятно. На судне усилили вахту бдительности.

Теперь это всё позади. Надо готовиться к работе. По «Зондду-5» в сентябре отработали нормально. Опыт уже есть. Завтра начнём готовиться. Время местное: 24.00. Идём полным ходом на Гавану. Всё. Ложусь спать».

О. Павленко.

02.11.1969 года. НИС «Боровичи». НЭ – Самохин. КМ – Бурковский. Индийский океан. Остров Маврикий, Порт-Луи. Якорная стоянка на рейде.

«Завтра заканчивается наш отдых после работы по «Союзам-6, -7, -8». Сегодня воскресенье. Погода дождливая. Разрушаю навалившуюся хандру музыкой. На стереомагнитофоне переписываю советские песни. Наш капитан Николай Андреевич Бурковский (ему 55 лет) имеет много отличных плёнок. Он собирает песни с пристрастием и удовольствием, чем заразил почти всех на судне.

В сентябре прошлого года в этом районе мастер сумел точно вывести НИС в точку приводнения «Зонда-5». Подошли ранним утром первыми, и опередили американский фрегат. По приходу в Ленинград капитана пригласили на телевидение. Он рассказывал о том, как экспедиция и экипаж сумели принять информацию с возвращающегося от Луны «Зонда-5», а потом, по радиосигналам объекта, нашли его в ночное время и сохранили до прихода судов поисково-спасательной службы. Мастер был замкнутым человеком, малоразговорчивым и воплощал в себе предельную осторожность.

Сегодня из Парижа, через Аддис-Абебу и Каир, прилетает на Маврикий «Боинг-707». Самолёт привезёт почту для советского Посольства. Очень надеюсь получить письма из дома. Да и газетам мы очень рады. Получаем «Правду», «Известия», «Труд». Очень приятно увидеть семёрку наших космонавтов, тех, с кем мы 15 дней тому назад работали на орбитах. Газеты двухнедельной давности – самая свежая печатная информация. Такое у нас впервые.

Москва что-то молчит. Уж не собираются ли нас вернуть домой? Пока дойдём, будет больше 6 месяцев. Самое время брать курс на Кейптаун. Хорошо бы!»

А. Турецкий.

02.11.1975 г. НИС «Моржовец» НЭ – Бонах. КМ – Радченко. Атлантический океан. Курс на Огненную Землю в Тихий океан.

«Ночью спать не пришлось. Болтало так, что всё время чувствуешь край кровати, через который вот-вот должен вывалиться на палубу. Море  6 баллов. Идём полным ходом. До точки работы  700 миль. По такой погоде идти более 3-х суток. Начали попадаться айсберги. На палубу не выходим. Солнце в тучах, и поэтому игры солнечных лучей нет. Рассматриваю айсберг в иллюминатор. Красивое зрелище. Голубая глыба равнодушно относится к пляске волн. Он излучает голубизну. Вид суровый. Вспомнил о «Титанике» В 1912 г. он ушёл в первый рейс и нашёл в Атлантическом океане ледяную скалу, наверное, очень похожую на этот айсберг, который я вижу в иллюминатор. 1500 человек остались во владениях Нептуна. Надеюсь увидеть пингвинов. Пока пусто. Даже альбатросы нас уже не сопровождают. Наша точка работы φ=132°W, λ=63°S. Там должны быть не позже 13.11. Нужно успеть. Так далеко, почти к Антарктиде, НИСы не ходили. Новый связной спутник «Молния-3» над этой точкой стартует на высокоэллиптическую орбиту.

За бортом –8°С. По прогнозу впереди погода ещё хуже».

Б.Сыровой.

02.11.1985 г. НИС «Космонавт Юрий Гагарин». НЭ – Пыпенко. КМ – Григорьев. Атлантический океан. φ=45°N λ=65°W

«Шторм 5 баллов. Судно на ходу. Обеспечиваем полёт комплекса «Союз-14» – «Салют-7» – «Космос-1686» («Прогресс»). Каждый день – 6 витков, 9 часов работы. Всё время на ходу. Стоять на якорях невозможно. Где-то шторм сделал своё коварное дело. Мимо нас плывут доски вроссыпь и пакетами бруса. К большому сожалению, нет рыбалки – отдушины нашей однообразной нашей жизни. Последний заход в Сент‑Джонс был месяц назад. Слава Богу, на орбите пока всё нормально, и наша техника не подводит.

Б Сыровой.

Такие события были в этот день на нашем флоте. Нынче никто в море не стоит на космической вахте.

Вчера Саша Шель, сдав мне вахту в 20.00, остался на мостике. Мы много с ним разговаривали во время поездки в Бомбей. Он интересовался историей НИСов. Когда мы ожидали оказии на «Комаров» в гостинице «Аполло» в Бхавнагаре, он спросил меня о судах, которые он видел у причалов Адмиралтейского и Балтийского заводов. Видимо, те разговоры не удовлетворили его любопытство, и он снова вернулся к этой теме.

— Это было лет 10 назад, – начал Александр. Тогда ещё суда БМП стояли у причалов Ленинградского порта. Я только начинал свою моряцкую жизнь. Судно, на которое я получил назначение, ошвартовалось у первого причала. Он расположен на повороте устья Невы. Правый и левый берег хорошо просматриваются вверх по течению c палубы. Моё внимание привлекли два военных корабля. Они стояли напротив друг друга. Один у причалов Балтийского завода, правый берег, а другой – на левом, у причалов Адмиралтейского объединения. Оба были почти одинаковых размеров, имели по одному огромному шару размером чуть больше комаровских. На палубах обоих кораблей было много похожих антенн и других устройств. Тогда что-нибудь узнать о них было не у кого.

Наш боцман, опытный моряк, сказал, что это, наверное, корабли разведки или связи с космическими объектами. Он ходил на «Кегострове» – научно-исследовательском судне Академии наук СССР. Оно работало на космос. В БМП таких судов было, кажется, штук 8, но они были меньше и проще, чем эти 2. И вот сегодня мне хотелось бы удовлетворить своё любопытство. Уж очень они отличались от всех известных мне военных кораблей. Так получилось, что судьба позволила мне увидеть «КВК» не только снаружи, но и изнутри, и это снова разбудило моё любопытство. Вы, как я слышал, не только ходили на НИСах, но и занимались разработкой и строительством их.

— Если это было 12 лет тому назад, то ты видел на Балтийском заводе корабль разведки «Урал» с атомной силовой установкой, а у причалов Адмиралтейских верфей – корабль измерительного комплекса для отработки МБР с разделяющимися самонаводящимися головными частями и приёма информации с космических объектов – КИК «Маршал Неделин».

— Вы и тем, и другим занимались?

— Нет, Саша, я был старшим военным представителем Главного управления космических средств на предприятиях судостроительной промышленности, которые занимались созданием плавучих измерительных пунктов. Корабль «Урал» строился по заказу ВМФ для Главного разведывательного управления (ГРУ) Минобороны. Если у нас всё было секретно, то там – на 2 порядка выше.

— Мне кажется, что тогда было очень интересное время. Много строили кораблей и гражданских судов. На практику курсантов мореходки направляли на военные корабли. В отделе кадров Пароходства всегда была толпа народа. Желающих пойти в рейс было много. Командный состав Пароходства и судов ходил в форме и очень украшал улицы нашего города. Красиво смотрелись улицы, парки и набережные наполненные курсантами военно-морских училищ. Ленинград выглядел портовым городом и базой ВМФ. А какие были морские парады военных кораблей на Неве!

Саша замолчал. Я тоже не нашёл продолжения разговора.

— Давайте сделаем кофе, — предложил Саша. Он наполнил чайник водой из графина и включил его. Чайник почти сразу начал тоненько подвывать, дополняя трели сельсинов репитера курса[12]. В рубке зазвучал маленький оркестрик. По каналу УКВ изредка врывались разговоры портовой службы и судов на рейде. Какие-то жучки и бабочки кружились возле светильников. Где-то в глубине корпуса ещё билось энергетическое сердце судна. Палубы и переборки доносили ритмы его работы. Но судно уже стало чужим. Та тонкая связь между человеком и его домом уже была разорвана.

Мы вышли на правое крыло мостика – никакого движения на палубах. Там, где должен быть берег, периодически, каждый по своим правилам, мигали маяки. Луна тоненьким серпом шла на убыль. Звёзды были крупные и яркие. Таких звёзд над Россией я не видел. На нас были надеты только плавки. Термометр на переборке показывал 25 °С.

— Звёзды такие большие, наверное, оттого, что очень тепло им здесь, в тропиках, – сказал Саша.

— А можно сейчас увидеть Сириус и Канопус? — спросил я.

— Насколько я помню астрономию, это самые яркие видимые землянами звёзды. Это звёзды южного неба. Сириус, кажется, находится в созвездии Большого Пса, а Канопус – в созвездии Киля. Ими пользуются моряки как навигационными ориентирами на небесной сфере Южного полушария. Если смотреть на юг, то мы должны увидеть созвездие Южный Крест. Выше его видите яркую звезду? – Это Канопус. В Южном полушарии нет своей Полярной звезды. Южный полюс небесной сферы звездой не обозначен. Сириус можно увидеть на северном направлении. Повернитесь на север. Смотрите на Млечный Путь. Ведите взгляд по левому краю относительно ваc. Над горизонтом видите яркую мерцающую звезду? Это Сириус, а выше и ещё левее – 3 звезды, в линию, почти рядом. Видите? А линию эту можно соединить с Сириусом. Эти 3 звезды – Пояс Ориона.

Какое-то время я рассматривал эти звёзды. Очень напрягался высмотреть контуры созвездий. Но, увы! Как увидеть Ориона, сына Посейдона, в этом звёздном винегрете, я так и не смог понять.

— «Сириус» был шифром технического проекта 1917 нашего «Комарова».  Эти звёзды видно в Северном полушарии в южной половине неба над горизонтом, даже на широте 60°. Хотелось бы с судном проекта «Сириус» попрощаться в присутствии владельца этого имени. Хорошо бы во время «бичинга». Мастер назвал время: 04.00. Может, будет видно, – сказал я.

— Я по таблицам посмотрю восход этой звезды, – пообещал Саша. Канопус тоже посмотреть?

— Да, конечно. Канопус – главная навигационная звезда автоматических межпланетных станций. Он находится в точке Южного полюса для плоскости эклиптики. В этой плоскости движется наше Солнце и его 8 планет. Девятая планета Плутон движется под небольшим углом к ней. Все автоматические межпланетные станции совершают полёты к своим адресатам в плоскости эклиптики. Если от Канопуса опустить перпендикуляр на плоскость эклиптики, и точку пересечения его с плоскостью соединить с Солнцем, то увидим, что в любой момент времени движения Солнца будет сохраняться угол 90°.

— А теперь смотри, что получается: солнечный и звёздный датчик на АМС устанавливаются под углом 90°. Сначала солнечный датчик наводится на Солнце, а затем звёздный датчик начинает вращаться вокруг направления на Солнце. Как только Канопус попадает в объектив звёздного датчика, фиксируется направление на Канопус. АМС сориентирован в пространстве: известно направление всех трёх осей. Теперь можно развернуть АМС в нужном направлении для выполнения запланированной операции, включив корректирующую двигательную установку, например, фотографирование планеты. Вот какая это важная звезда. Да! Ещё совсем забыл. Технический проект НИСа «Академик Сергей Королёв» имел шифр «Канопус». А «АСК», как сказали нам одесситы около Кейптауна, скоро тоже здесь будет. И ещё. Проект 1914 корабля «Маршал Неделин», который ты видел в Ленинграде, имел шифр «Зодиак».

Засвистел чайник, и мы вернулись в рубку. Пить кофе из стаканов – процедура неудобная и малоприятная. Держать горячий стакан так, чтобы губы наслаждались теплом, а душистый запах с привкусом дыма от жареных зёрен проникал медленно в нос и дыхательные пути, – не получалось. Но другой посуды не было. Большого удовольствия мы не испытывали. Питие кофе в рейсе есть связующее звено между желанием побездельничать и желанием делать вид, что ты всё время на работе.

В коридоре послышались шаги. В двери появился капитан. В этот раз он был в такой же одежде, как и мы.

— Как идёт вахта? – спросил он и, не ожидая ответа, подошёл к столу и начал делать себе кофе. Чем занимаетесь? Почему на мостике? Вахта ваша прошла, – обратился мастер ко второму помощнику.

— Спать не хочется, Владимир Львович, а сидеть в каюте просто невыносимо. Купаться в бассейне всю ночь – сил не хватит. Вот и остался с Олегом Максимовичем вахту вдвоём коротать. Звёзды южного небосвода изучаем. Вспоминаем, где наши пути пересекались. И представьте себе, на небосводе находим символы, по которым можно проследить пройденный путь.

— Ну, астрологи говорят, что все судьбы расписаны на небесах. Там есть и прошлое, и будущее, – заметил капитан.

— Что касается прошлого, я согласен, а вот насчёт будущего, думаю, там предсказанных событий нет - возразил второй помощник и в качестве неотразимого аргумента напел фрагмент популярного шлягера из кинофильма «Земля Санникова»:

 

Есть только миг,

Между прошлым и будущим…

Именно, он называется жизнь!

 

— Каждая новая секунда приносит будущее, и совершается жизнь, – продолжил второй помощник. А то, что астрологи предсказывают далеко вперёд – их фантазии. От данной секунды до предсказанного будущего жизни нет. Предсказания могут состояться в жизни, но об этом узнают другие люди, идущие за ними. Об этом пишут, а астрологи, пользуясь этим, своему поколению доказывают реальность предсказаний. Астрологи, привязывают произошедшие события ко времени, которое ещё не наступило. Событие уже есть, а времени ещё не наступило.

— Вся астрология построена на расположении планет нашей Солнечной системы на фоне двенадцати зодиакальных созвездий – уверенно заговорил капитан. Давайте выйдем и посмотрим на видимые здесь знаки зодиака. Мы вышли на левое крыло. Судно стояло носом на север. Шёл отлив. Мастер некоторое время рассматривал небосвод.

— Вот смотрите, выше Сириуса и Бетельгейзе видны созвездия зодиака. Почти над нами Альдебаран из созвездия Тельца. К востоку должны быть Близнецы. С западной стороны должны быть Овен и Рыбы. Капитану очень нравилось удивлять нас своими познаниями. Он даже забыл, что у него в руках стакан с горячим кофе. Когда мы отвели глаза от пояса зодиака и посмотрели на него, он принялся пить кофе маленькими глоточками, ожидая нашей реакции. Я знал, если интереса не будет, то, выдержав паузу, он будет искать другую тему, чтобы владеть ситуацией. Отпив несколько глотков, мастер обратился к Шелю:

— Так вы нашли, где ваши пути пересеклись по небесным светилам?

— Ну, нельзя сказать, что были точки пересечения. Были сближения, и, может быть, касания. Это касание произошло на созвездиях зодиака. В середине 1983 г. я видел на Неве 2 очень похожих военных корабля. Один из них был «Маршал Неделин». Олег Максимович участвовал в его строительстве. Проект этого корабля назывался «Зодиак». Я, начинающий штурман, тогда не смог удовлетворить своё любопытство. Не знал, что это зодиакальный корабль, но почувствовал, когда-нибудь узнаю его назначение и судьбу.

— Владимир Львович, так получилось, что люди, которые задумывали проекты наших кораблей и судов космического флота, подчёркивали их принадлежность к космосу с самых первых шагов. Где-то в недрах Минсудпрома был маленький механизм, который давал эти шифры. Делал это он сознательно или так выпадало, но наши проекты судов имели номер и название: 1918 – «Селена», 1917 – «Сириус», 1909 – «Феникс», 1908 –  «Канопус», 1929 –  «Селена‑М», 1914 – «Зодиак». Только последний проект 19510 НИС «Академик Николай Пилюгин» назывался  «Адонис», но это уже было начало восьмидесятых. Закончилась эпоха Брежнева. Завершался период дряхлого правления. Свежий ветер перемен уже прорывался в приоткрывающиеся форточки страны развитого социализма. Номера стали длиннее, а в названия проектов стали брать имена легендарных героев, не попавших на небеса. И ещё, второй корабль «Урал», который видел Саша у стенки Балтийского завода, строился по проекту 1941 – «Титан», как корабль разведки.

Тут тоже есть особенность. Проект номер 1917 получил шифр «Сириус». Номер – год Великой Октябрьской революции. Номер дан в честь пятидесятилетия этого события. Сириус – самая яркая звезда на небосводе. Октябрьская революция, по мнению коммунистов, была самым ярким событием в судьбе человечества. По этому проекту был создан НИС «КВК»

«Зодиак» – «Маршал Неделин» получил номер 1914 – год начала первой мировой войны. Предполагалось иметь несколько таких кораблей. В переводе с греческого, «Зодиак» – звериный круг. На небе это пояс из созвездий расположен вдоль эклиптики, дороги Солнца, названных именами животных, людей и единственного предмета – весы. В нашем случае он был бы поясом маршальских созвездий.

«Урал» имел номер 1941 – начало Великой Отечественной войны. Совпадение это или нет, не могу сказать. Но оба корабля предназначались для решения стратегических целей разведки при подготовке к третьей мировой войне.

— А проект «Урала», кроме номера, имел название? Интересно узнать, есть ли на небесах символы разведки.

— Таких символов я не знаю, но мне кажется, что в большинстве случаев названия проектов отображают их предназначение: «Селена» – посвящён программе облёта Луны. «Феникс» – возрождение имени первого в мире космонавта Юрия Алексеевича Гагарина, его мечты ступить на поверхность другой планеты и пройтись по ней так, чтобы «…на пыльных тропинках далёких планет остались и наши следы…». «Канопус» – осуществление мечты Сергея Павловича Королёва осуществить посадку на Луну и на Марс космических кораблей. Канопус – главная навигационная звезда для автоматических межпланетных станций АМСов, вторая по яркости на небесной сфере после Сириуса.

Проект 1941 имел шифр «Титан». А Титан – это спутник Сатурна. Тоже космическое тело. Титаны, по легенде, дети богини земли Геи и бога неба Урана. Их было 6 мужиков-братьев и 6 сестёр. Братья переженились на своих сёстрах. От них народились боги третьего поколения олимпийцы. Титаны Кроноса и олимпийцы Зевса вели между собой борьбу за право быть первыми. Титан – предназначение к противостоянию против <жизни>, <кипения>, <орошения>, <то, через что всё существует> – от этих слов происходит имя Зевс. Так вот, предания говорят, что титанам не свойственны разум, порядочность, мера; их орудие – грубая сила. Я это говорю потому, что авторы проекта «Титан» борьбу против проекта «Зодиак» вели по этим правилам.

— Что-то круто вы очень про ваших коллег, – с иронией сказал капитан.  Лет десяток назад вы бы воздержались от таких комментариев.

— Ну, чтобы понять те времена, мне нужно было бы кое о чём рассказать. Если есть желание слушать, то я готов.

— Думаю, сегодня можно. Команда Виктору Ивановичу, – приготовить прощальный ужин на 3 ноября, дана. В ночь на 5 ноября назначен «бичинг», и нам надо быть всем в форме. Наверное, в закромах директора найдётся, что поставить на стол? – торжественно доложил капитан.

— Предложение принимается. Для этого случая в закромах есть неприкосновенный запас. Я его ещё в Ленинграде сформировал – и в тайник. Владимир Степанович и Анатолий Иванович перед отлётом в Бомбей прилагали много усилий к поиску, а вы, Владимир Львович, – от Кронштадта. Так что завтра торжества состоятся!

Стрелки часов подходили к 10.00. Зазвонил телефон. Старший механик доложил, что в машине всё нормально, в дизельном отделении порядок. Спросил, чем занимаемся. Получив ответ, – занимаемся травлей, предложил своё участие. Предложение приняли. Снова вышли на крыло мостика. Какое-то время молча пили кофе. Небольшой сквознячок создавал ощущение наступающей ночной прохлады. Ночь уже давно вступила в свои права.

Где-то вдали, там, где должен быть горизонт, метались всполохи молний. В некоторых направлениях, где находился берег, видны слабые ореолы света над населёнными пунктами. Булькала вода под бортом. Палубные и стояночные огни вытесняли темноту от контуров надстроек и шаров. Судно сопротивлялось мраку. Только звёзды, казалось, находили уют в этой тропической черноте. Они с удовольствием мерцали, посылая людям призывы нарушить вселенское одиночество и стремиться к инопланетным встречам. Очень старались, переливаясь изумрудными и янтарными блёстками, подмигивая, а иногда срываясь и падая к горизонту – то ли от желания встретится, то ли от нашего непробиваемого молчания. Земная жизнь, созданная божьей волей, пока без соседей. Одни говорят с Богом, другие со звёздами. И все говорят с небом. Но пока Богу не нравится, как люди Землю обустраивают, и он другие планеты не предлагает землянам.

Какое-то время мы молчали. Не знаю, о чём думали остальные, но мне представилось, что мысль способна достичь какой-нибудь звезды, хотя бы Проксимы созвездия Центавра. Она самая близкая звезда к нашей Cолнечной системе. Если там есть планета, подобная нашей, то кто-то должен почувствовать мой сигнал. В памяти что-то начало происходить. Я всегда плохо запоминал свои стихи. В этот раз они возникали строка за строкой. Мне показалось они к месту в эту ночь.

— Я прошу вас послушать мои размышления о звёздах. Мы много о них сегодня говорили. Эти размышления не теперешние. Они написаны лет пять назад.

 

Веками знаки Зодиака

Манили взор к себе людской.

Созвездья Девы или Рака

Чьей нарисованы рукой?

 

Нас манит звёздное сиянье,

Мы тайну ищем в них судьбы.

Пока всё это мирозданье

Мы видим в фокусе трубы.

 

Одни мы в звёздном мчим пространстве!

А может, где-то там, вдали,

В таком же голубом убранстве

Плывёт подобный шар Земли?

 

У них такие же желанья

Найти разумных, и понять.

Быть может, шлют они посланья?

А наши пробуют поймать?

 

Я говорю порой с звездою.

А вдруг, с ней рядышком Земля?

Где разум царствует с душою

И есть цветущие поля

 

Во всей нам видимой Вселенной,

Весть благодатная нужда!

Она должна быть несомненной:

Земля - планета не одна!

 

— Почему мир так устроен? Сказать можно всё, а сделать всё не получается? Ни к кому не обращаясь, негромко сказал Саша.

Ни на стихи, ни на реплику второго помощника реакции не было. Все внимательно рассматривали небо. Подошёл старший механик, и тоже молча начал рассматривать небосвод.

— Спутник высматриваете? – поинтересовался стармех. Экватор пересекают все спутники.

— Да нет, Сергей Николаевич, разговор идёт о контакте с внеземными цивилизациями. Ну, механики о звёздах вообще знают понаслышке. Они выходят на палубу подышать и проверить, идёт ли дым из трубы и какой его цвет. Это штурманам звёзды – собеседники во время ночной вахты. Звёзды для практической навигации на флоте утратили свою роль. По звёздам теперь координаты места судна не определяют. Сейчас по спутникам это делают. Только мы в этом рейсе используем их. Все наши навигационные системы отказали. Пришлось вернуться к романтике восходов и закатов.

Вот второй помощник и Олег Максимович прикоснулись к астрономии. Оказывается, она в нашей жизни присутствует не только при обсервации места. Помните, как у Маяковского: «Если звёзды зажигают, значит это кому-нибудь нужно?». Я и сам, с любопытством смотрю на южную часть неба. Видел я его гораздо реже, чем северное. Признаю, оно красивее нашего северного. А стихи, которые только что прозвучали, мне кажется, от земного одиночества человека. Капитан сделал паузу.

— А меня, всегда поражала эта невообразимая бесконечность. Я ночью на вахте иногда испытывал чувство несправедливости со стороны творца этого мира. Так много этих звёзд, а нам не дано даже надежды, увидеть их близко. Такую трудную и короткую жизнь он дал человеку, что нет возможности это сделать. И нет никакой надежды. Я не очень люблю предаваться размышлениям под звёздами и стараюсь думать о земных делах наших – поделился второй помощник своими тайнами.

— Не знаю, о чём тут говорили, но думаю, что механики до такого не додумаются. Им некогда рассматривать знаки зодиака. Слава Богу, что нет созвездий, связанных с механическими устройствами корабля. Знаю, есть Киль. Корма, Паруса, Компас и Секстан. Дизеля и газотурбины – нет, и не будет. Механики – народ, преданный Земле. И вообще, на почти пустом судне, такие разговоры к хорошему не приведут…

— Да мы говорили о том, что проекты наших судов и кораблей имели название звёзд и созвездий. В такие дебри и не собирались забираться. Так что вернёмся к тому, что я обещал. А рассказать хочу о том, как судьба распорядилась мною дальше. После «Комарова» я служил с 1971 г на НИСе «Академик Сергей Королёв». На нём я сделал 2 рейса. Первый длился полгода, второй  8 месяцев.

— Долгие рейсы у вас были. Вас же не подменяли? — спросил второй помощник.

— Нет, экспедицию не подменяли. Для офицеров это не оговаривалось никакими документами. О служащих профсоюз тоже не очень волновался. А с экипажем были заморочки, но это были единичные случаи. В долгих рейсах больше получали валюты и увеличивались таможенные нормы. Автомобили покупать ещё не разрешали, и поэтому «школу» старались брать по полному перечню.

— То ли дело сейчас,  купил «колёса» и запчасти – и весь багаж. Правда, всё равно проблем куча. Одна растаможка – такая бодяга! А в Германии машинами торгуют русские. Такую иногда туфту втюхают, что ремонт дороже машины выйдет, – вступил в разговор стармех.

— Это точно. Когда мы были в Гамбурге, в 1993 г., наш товарищ купил «Жигули» пятой модели. Выбирал он её долго. Покупатель был по натуре дотошный и недоверчивый. Когда машину подогнали к борту «КВК», все обратили внимание на прекрасный внешний вид пятёрки вишнёвого цвета. Машину подняли на борт, закрепили. Хозяин возле неё, как курица возле цыплёнка, ходил, оберегая от всяких случайностей. Многие были огорчены своими покупками, когда сравнивали свои поцарапанные и со следами ржавчины «Фольксвагены», «Ауди», «БМВ». Эти машины имели срок около 8 лет. На молодые машины денег не хватало. Вишнёвая пятёрка смотрелась, как новая, а цена почти как у этого многолетнего хлама.

Хозяин был очень доволен приобретением и умением покупать. Уже на переходе он начал знакомиться со своей красавицей. Когда вскрыл воздушный фильтр, то обнаружил корпус фильтра, полный масла. Машина не заводилась. Как потом оказалось, вся поршневая группа была разрушена. Пришлось делать двигателю капитальный ремонт. Правду говорит русская пословица: «Не всё, то золото, что блестит».

— Этого сколько угодно, – заметил старший механик.

Разговор был какой-то рваный. Никак я не мог перейти к рассказу о последнем своём рейсе на «АСК». В этом рейсе сформировались предпосылки моего решения закончить службу на научных судах и включиться в работы по созданию новых НИСов в составе военных представительств. Эту часть в планируемой книге я считал очень важной.

Тоненький серпик Луны был очень низко. Среди неярких звёзд он походил на прорезь в дырявой крыше старого сарая. Сорвавшийся метеорит нырнул прямо в эту прорезь, повесив над ней на несколько мгновений жёлтый шнурок. Он исчез не сразу. Кто-то затянул его в эту прорезь. И снова – только мерцание звёзд.

— Время вахты идёт к концу. Настрой мой на рассказ о том, как развивался наш флот после закрытия лунных программ, пока есть. Хочу, хоть что-нибудь, рассказать, – сказал я.

— Всё! Предлагаю пройти в рубку и дать возможность человеку поупражняться в сочинительстве при нашем участии, – голосом командира произнёс капитан.

Мы направились в рубку, разместились у штурманского стола. Подошли старший электромеханик и второй механик. Мастер спросил у них, как идут дела. Получив ответ о нормальном состоянии дел, он сказал:

— Думаю, что можно начинать наш последний творческий вечер.

— Позвольте начать, с вашего разрешения? – подыграл ему я. Все мы улыбались. Я понимал и чувствовал, что в этой ситуации слушателям мои повествования – единственная возможность уйти от изнурительных размышлений в одиночестве. Как бы в подтверждение на мостике появились начальник радиостанции и шеф-повар. Весь экипаж был в сборе. Мне нужны были слушатели. Для меня одинокое сидение над бумагой, было хуже бессонницы. И я начал:

— Уходили мы в рейс, как правило, на 6 месяцев, а получалось часто, рейс длился значительно дольше. Готовились мы к рейсу в 1973 г. тщательно. Предстояли работы по новой орбитальной станции и транспортным кораблям. После гибели экипажа «Союза-11» пилотируемых полётов не было. Рейс в 1972 г. прошёл почти впустую. Запуск следующего ДОСа под названием «Салют» 29 июля 1972 г. закончился аварией. До 23.11.1972 г. теплилась надежда на удачный, 4-й по счёту, пуск ракетоносителя Н-1 № 7 с макетом корабля Л-3. Но, увы! На 107-й секунде полёта произошла авария первой ступени. Это, как оказалось, был последний пуск. В 1974 г. программа посадки на Луну была закрыта. Лунная гонка проиграна полностью и окончательно.

— Честно говоря, я никогда не слышал о проигрыше. Всегда мне представлялось, что наш путь в покорении космоса омрачался только гибелью космонавтов, – заметил старший механик.

— В 1973 г. мы ещё были в состоянии эйфории от наших комических успехов. То, что проиграли Луну, мы понимали, хотя в наших СМИ об этом ничего не было. Ну, что можно было говорить, если уже 12(!) американцев топтали лунную пыль. 19 декабря 1972 г. «Аполлон-17» приводнился в Тихом океане, южнее островов Самоа. Он привёз 117 кг лунного грунта. Астронавты оставили около лунной посадочной ступени металлическую пластину с выгравированным текстом. «Здесь люди завершили первые исследования Луны в декабре 1972 г., от Р.Х. Да пребудет дух мира, который руководил нами, в жизни всего человечества!».

— Американцы своего не упустят, – заметил Александр Шель. Они стали первыми на Луне, но в космос они проникли всё равно вторыми. У меня первенство нашей страны в космических делах никогда не вызывало сомнения.

— Мы тоже верили, что идём своим путём. Человек на Луне здорово, но у нас тоже было уже 105 гм лунного грунта от «Луны-16» и 55 гм от «Луны-20». У нас были «Луноходы-1 и -2». «Венера-8» долетела до Венеры, и её спускаемый аппарат впервые мягко сел на её поверхность (привенерился). Мы осуществили первую автоматическую стыковку космических кораблей. Первая долговременная орбитальная станция (ДОС) была выведена на орбиту под названием «Салют» и летала с экипажем 22 суток. Наш путь – исследование космоса автоматическими аппаратами и человеком на ДОСах, – поддержал я второго помощника.

— Я, конечно, человек очень далёкий от космоса, но хорошо помню газету «Правда», которую каждый коммунист должен был выписывать. На первой странице и на развороте сам читал о посадке автоматов на Венеру и Марс. Портреты героев- космонавтов светились улыбками и благодарными взглядами. Биографии их и репортажи о полёте занимали первые страницы всех газет. О каких-либо непреодалённых трудностях и неудачах не было ни слова. Всегда была высокая оценка коллективов учёных, создателей техники и участников работ. Даже когда были траурные сообщения, то горечь потери и скорбь увековечивали и прославляли погибших за дело Партии, – поделился капитан.

— О неполадках, авариях и всяких неожиданностях у космонавтов на орбите знали мы мало. Даже во время работ представители оперативных групп старались свести до минимума утечку информации. В те годы все участники работ были приучены необсуждать неудачи даже в своём кругу. Я сделал паузу, чтобы обозначить возвращение к теме рейса на «АСК» и продолжил:

Вышли мы в рейс 26.05.1973 г. в 18.00 из Одессы от «Сахарного причала». Так назывался 15-й причал. Здесь разгружали кубинский сахар. Когда проходили Воронцовский маяк, то окончательно поверили, что ушли. А сомнения были большие. 11 мая планировался пуск ДОСа. В СМИ он шёл под названием «Салют-3». Цель нашего рейса – обеспечить полёт станции и транспортных кораблей. Но по радио мы услышали о запуске очередного «Космоса-557». Мы поняли, что в ближайшее время запуска ДОСа не будет. Рейс могут задержать на какое-то время, как было в апреле этого года, или отложат выход на несколько месяцев.

Выход в апреле был отложен из-за возникшей неисправности на «Салюте-2» после выхода его на орбиту. Нам стало известно от разработчиков и управленцев, что 4 апреля был запуск новой орбитальной станции «Салют-2» – станции военного назначения под шифром «Алмаз», созданной в ОКБ-52, главный конструктор Челомея. Мы знали о ней от Ю.П. Артюхина. Он в 1971 г ходил на «АСК» для обеспечения работ по «Салюту» и «Союзу-11». Хоть и было это очень секретно, но Артюхин и его напарник Куклин чуть-чуть этой тайны доверили королёвцам. Юрий Петрович готовился лететь на неё в качестве бортинженера. И вы знаете, вместе с Павлом Поповичем этот полёт был осуществлён в 1974 г.

— А что с «Салютом-2» случилось? – спросил второй механик.

— После выхода на орбиту «Салют-2» потерял герметичность, и 29 апреля орбитальная станция прекратила своё существования. Наши радужные надежды поработать с Артюхиным, первым космонавтом, ходившим дважды в рейсы на НИСах, пришлось законсервировать до следующего запуска ДОСа с секретной кличкой «Алмаз» Выход «АСК» тогда отложили на май.

Теперь, когда ушёл «за бугор» обычный «Салют-3», выход могли отложить надолго. Задержка на длительный срок всегда превращалась в мучительные мероприятия по сохранению личного состава экспедиции и экипажа. Но всё обошлось. Карантинный мол и Воронцовский маяк уже были за кормой. Маяк теперь казался свечкой, моргающий красным огоньком. Чугунная башня высотой 26 м на глазах превращалась в ёлочную игрушку. Огни Одессы гирляндой тянулись по обе стороны от маяка, переливаясь и подмигивая. Многие направились в салон отдыха смотреть по телевизору футбольный матч СССР – Франция. Наши победили 2:0! Хорошо играли. После футбола на судне наступила тишина, все отправились спать.

Что, даже по рюмке за отход не приняли? – удивился Виктор Иванович, наш шеф-повар.

— Даже на ужин многие не ходили. Все очень устали за дни подготовки к рейсу. За это время в лабораториях системы обработки телеметрической информации СТИ-90 была установлена ЭВМ «Днепр». Теперь нам надо было вместе с представителями разработчика ввести эту систему в строй. В этот год на всех измерительных пунктах переходили на автоматическую обработку телеметрической информации. Было много доработок на комплексе «Мезон». Благо, ещё не было никаких комиссий и большого начальства. Присутствие нашего командира В.Г. Безбородова никогда не создавало напряжения. Он провожал нас по-доброму.

Первые сутки после выхода, как правило, все отдыхали и наводили порядок в каютах. Во второй половине дня начинались первые посиделки. Рейсовый ритм жизни начинал вступать в свои права. Шло подведение итогов береговой жизни, обсуждались перспективы рейса, делились новостями. У меня в каюте собрались техрук от НИИПа Трудов, Костя Бычков, Алексей Маслов и Володя Мухин. С Володей мы жили в Пушкине в одном доме. К нам присоединился Тищенко, наш замполит. Он помыкался-помыкался и забрёл ко мне в каюту.

Конечно, мы начали с кофе и разговоров о том, что нас ждёт в этом рейсе. Самыми осведомлёнными в нашей компании были представители промышленности. Трудов очень сожалел о потере «Салюта-3». Получалось всё, как говорится, не в масть. Мы запустили «Салют-3» 11 мая, а американцы 14 мая запустили долговременную станцию «Скайлэб», что в переводе означает «Небесная лаборатория», и она уже готова принять первую экспедицию. 25 мая стартовала ракета «Сатурн-1В» с кораблём «Аполлон» и экспедицией в составе: Ч. Конрад, Дж. Кервин и П. Вейнц. Работать на станции они будут до 22 июня. НАСА опубликовала программу работ на станции «Скайлэб». Ещё будет две экспедиции на 59 и на 84 суток. «Голос Америки» очень много передавал о полёте «Скайлэба».

Наш выход почти совпал с началом их полёта. Что предстоит в рейсе – мы не знали. Наше будущее мы предсказывали примерно так: рассчитывать на скорый запуск очередного «Салюта» не приходится; судя по тем работам, которые выполняет НИИП, его только закладывают на заводе. В июле-августе возможны пуски к Марсу. Очень выгодные в это время запуски по энергетике и временам полёта к цели. НИИП ведёт подготовку комплексов дальней космической связи на измерительных пунктах в Крыму, в Уссурийске и на Камчатке.

Много лет спустя, в конце восьмидесятых годов, появились публикации об этом периоде. Получалось так, что, проиграв лунную гонку, мы проигрывали и в программе запусков долговременных орбитальных станций. Первая долговременная орбитальная станция «Салют-1» предвещала новые успехи советской космонавтики. Казалось, горечь поражения в лунной гонке быстро пройдёт. Но, увы. Стремление Партии доказывать миру преимущества советского строя любыми способами и средствами, поддерживать статус самой могучей державы провоцировали разработчиков и создателей космических средств торопиться давать предложения на одобрение ЦК и Правительству о запусках ДОСов и «Союзов» по программе долговременных орбитальных станций. Деньги Правительство не жалело.

В период с 19.04.1971 г. по 11.05.1973 г. было запущено 4 долговременные орбитальные станции. Только «Салют-1» с экспедицией Добровольского успешно отработал 22 дня, но возвращение на Землю закончилось трагедией. Экипаж погиб из-за разгерметизации СА после окончания работы ТДУ. В июле 1972 г. произошла авария ракеты «Протон», и очередной ДОС превратился в груду обломков. В апреле 1973 г. «Салют-2» потерял герметичность и через 25 дней прекратил своё существование. ДОС № 4, запущенная 11.05.1973 г. вместо названия «Салют-3» получила название «Космос-557». На первом же витке было израсходовано всё топливо для системы корректировки движения.

— Интересно, а сколько стоит такое удовольствие? – поинтересовался второй механик.

Я сразу насторожился. Если второй механик заговорил о деньгах, значит, возможен переход к разговору об оплате его труда.

— Точно я не знаю. У меня есть такие данные: транспортный корабль «Союз» стоит около 69 000 000 $; станция «Мир» в полной комплектации, т. е. с семью модулями, стоила 30 миллиардов $. Применяю метод усреднения. Всего станция имеет 8 элементов. Один элемент стоит 30 : 8 = 3,75 миллиарда $. Думаю, что ДОС «Алмаз» и «Мир» сами по себе стоили в несколько раз дороже одного элемента. На каждый ДОС нужен ракетный носитель. Примерная стоимость ракет: «Протона» – «10 – 15 миллионов $, «Союз» – 6-8 миллионов $. Получается, что за период 1971 – 1973 гг. только на запуски 4-х ДОСов было потрачено около 1600 миллионов $. Думаю, что эта цифра значительно, раза в 2 ниже реальной. Для оценки фактических затрат эта информация неточна.

— А чего так, сразу 2 станции делали? Деньги огромные, а получается, не по делу идут. Видимо, для 2-х разных станций денег мало, а для 1-й, может быть, и хватило. По вашим рассказам, Луну проиграли потому, что ракету нужную не смогли сделать. Единой цели не было. Главные ракетные конструкторы работали каждый по своей программе. Каждый желал быть исполнителем этой программы.

— Я думаю так же. Американская лунная программа предусматривала ракетоноситель «Сатурн» и космический корабль «Аполлон» с лунной кабиной. Долговременная орбитальная станция «Скайлэб» разрабатывалась после окончания лунной программы. В основу её были взяты космический корабль «Аполлон», ракеты «Сатурн-5» и «Сатурн–1В». Использовался максимально эффект преемственности. Они не распылялись на различные варианты программ. Скрупулёзно выбирался самый оптимальный вариант, и на нём сосредотачивались главные силы и средства. Правильность выбранной стратегии в осуществлении поставленных задач подтверждает то, что при осуществлении этих программ не было ни одной аварии ракетных носителей и потери космических кораблей и станций. Всего было сделано 13 пусков «Сатурна-5», 10 пусков «Сатурна -1» и 9 пусков «Сатурна-1В».

У нас по облёту Луны были две программы. Одна C.П. Королёва с кораблём Л‑1 на базе «Союза» и ракеты Р-7, вторая – В.Н. Челомея с кораблём ЛК-1 и ракетой «Протон». Ни та, ни другая в сроки, указанные ЦК КПСС, не укладывались. Программы объединили. У Королёва взяли Л-1, у Челомея – «Протон». Хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Луну облетели черепахи на КК «Зонд-5» раньше человека.

— Почему не сделали ракету для запуска корабля, способного высадить космонавта на Луну? – спросил начальник радиостанции.

— Так просто на этот вопрос не ответить. Много есть суждений. Мне так представляется: сначала, в 1960 г. не очень представляли, какая должна быть полезная нагрузка у РН, и в разработку Н-1 заложили полезную нагрузку около 50-75 т. По некоторым данным Королёв добивался создания тяжёлой ракеты для вывода на орбиту ИСЗ тяжёлого межпланетного корабля (ТМК). Мечтой Сергея Павловича был полёт на Марс.

Когда в 1964 г. высадка на Луну стала приоритетной космической задачей СССР, поняли, что мощности Н-1 не хватает. Но наша ракетно-космическая отрасль, как считали, должна любым путём выиграть лунную гонку. И Правительство, вероятно, слишком уповая на дух социалистических соревнований, вместо объединения научных и производственных сил, одобрило предложения главных конструкторов ракетной и космической техники  Королёва, Челомея, Янгеля  разработать 3 проекта тяжёлых носителя. В результате проект Н-1 пришлось серьёзно корректировать под одноразовый пуск с лунным кораблём. Проекты УР-700 и Р-56 пришлось прекратить из-за недостатка средств, а также научных и производственных мощностей и дефицита времени.

— Я бы ещё вот что отметил. Вы все знаете, что в 1987 г. мы произвели первый пуск тяжёлого ракетоносителя «Энергия» с полезной нагрузкой 100 т. Генеральный конструктор   Глушко. Да, не Главный конструктор, как Королёв, а Генеральный. Тот самый, который отказался разрабатывать двигатели для РН Н‑1 в 1961 г.

В самом начале разработки Н-1 Глушко отказался от проектирования ракетных двигателей на кислороде и керосине, предлагая двигатели на высококипящих компонентах топлива, как на «Протоне». Для пилотируемых полётов такое топливо американцы тоже отказались применять. 13 лет разработчики Н-1 потратили на то, чтобы создать надёжные двигатели, но к 1974 г. Советское Правительство и ЦК КПСС созрели и признали своё поражение в лунной гонке. Работы по программе создания тяжёлого РН Н-1 для Л-3 были прекращены по настоянию Генерального конструктора НПО «ЭНЕРГИЯ» В.П.Глушко.

Став Генеральным конструктором бывшей королёвской фирмы в 1974 г, он сразу же взялся за разработку ракеты «Энергия» на двигателях, которые просил его создать Королёв для Н-1. На разработку и создание «Энергии» потрачено 13 лет и 14,5 миллиарда руб. Столько же времени, сколько потрачено было на создание РН Н-1. Только первый пуск «Энергии» был сразу удачным. А общий результат создания Н-1 и «Энергии» получился один и тот же. Практических результатов для обороны страны, народного хозяйства и политического престижа в мире было получено мизер. Думаю, что если бы Глушко по просьбе Королёва разработал двигатели для Н-1, то результат лунной гонки был бы другим.

— А сколько стоила лунная программа американцев? — спросил второй механик.

— Во многих публикациях называют цифру 25 миллиардов $. Сразу скажу, про наши затраты на лунную программу я ничего не знаю. Предполагаю, что они были меньше. Мы произвели только 4 пуска РН Н-1, и все они были неудачными. По облёту Луны, программа Л-1, планировалось 13 пусков. 8 пусков прошли удачно и 5 закончились аварией. Встречались мне такие цифры по программе посадки на Луну (Н-1 – Л-3): на январь 1973 г (за 13 лет) было затрачено 3,6 миллиарда руб; на разработку, изготовление 8 ракет затрачено из вышеназванной суммы 2,4 миллиарда руб. Все затраты в ценах того времени, конечно.

— Ваши суда выходили под каждую работу? – снова спросил второй механик.

— Да. По облёту Луны «Комаров» шёл на Кубу, 2 НИСа – в Южную Атлантику на второй старт и З НИСа – в Индийский океан для приёма телеметрии во время посадки, участия в поиске и спасении объекта в случае баллистического варианта посадки. При работе по «Салюту» и «Союзам», 1 из ПКИПов шёл в район острова Сейбл. Это у берегов Канады, а малые суда (Селены) располагались в Гвинейском заливе на посадочных витках. Там всегда было не менее 2-х НИСов.

— Это получается, что при неудачном пуске на ветер шли затраты на пуск ракеты, саму ракету, на спутник и ваши рейсы. Огромные деньги за фук! И людям, конечно, никаких премий и доплат не было. Так эта традиция и осталась. Вот у нас, например, 7 человек за всю команду работы сейчас выполняют, а ваша фирма об этом в договоре на рейс ничего не написала.

Второй замолчал и внимательно стал смотреть на каждого из присутствующих. Капитан почему-то пошёл к иллюминатору, стармех резко захотел попить, второй помощник капитана очень заинтересовался показаниями лага[13]. Электромеханик стал внимательно рассматривать табло пожарной сигнализации. Шеф-повар закурил. Наступила пауза, которая бывает в бане, когда из душа вдруг не льётся вода. Начальник радиостанции просто ждал, что же будет.

— Ты, вот что, сходи-ка, посмотри дизеля, и готовься на вахту с четырёх часов. – сказал капитан, обращаясь ко второму механику

— А чего так? Что, я не прав?

— Да прав ты, как кактус. Стебель мясистый, колючек много, поливать не надо и не гнёшься. Может, сообразишь. Вот, послушай:

Мальчика мама забирает из садика.

— А мне в садике сегодня почему-то дали половину яблока.

— А другим, что ли, по целому?

— Нет, всем по половинке.

— Значит, так положено.

— Как это положено, если я могу целое съесть!

Присутствующие не хохотали. С ухмылками они посматривали то на второго, то на капитана, то на меня. Ввязываться в эту тему никто не хотел. Стармех что-то хотел сказать, потом повернулся к шеф-повару и спросил:

— Виктор Иванович, а у нас завтра к прощальному ужину яблоки будут?

— Нет, Сергей Николаевич, ни яблок, ни апельсинов на судне нет. Будет яблочный сок.

— Яблочного сока всем будет по пакету. Делить будем только водку и шампанское, и это поручим второму механику, – включился я в эту игру.

— В помощники ему надо индусов упросить, они непьющие, – добавил электромеханик.

Второй механик понял, что поддержки не найдёт, направился к выходу на палубу. У самой двери остановился, повернулся к нам и сказал:

— Деньги всегда были яблоком раздора. Я люблю есть яблоко целым! Вот так – повернулся и ушёл в ночь.

— Он такой всю жизнь! — сказал капитан. Давайте вернёмся к нашей теме, – сказал капитан.

— Рейс наш с самого начала стал без реальных работ. Загружали дни работами по наладке системы обработки телеметрической информации СТИ-90, тренировками по программам пилотируемых объектов и, конечно, командирской подготовкой офицеров и техучёбой служащих. За рейс предписывалось проработать 96 работ Ленина и Маркса с Энгельсом.

— Вот это загрузочка, воскликнул начальник радиостанции, это если по 1-й работе в день, 3 месяца надо! – воскликнул начальник радиостанции

Самым мучительным требованием было заполнение обязательных 3-х конспектов.

— А почему 3-х? — заинтересовался начальник радиостанции.

— Да что ты пристал? – раздражённо сказал капитан. Ты же сам в эту пору «прекрасную» жил, учился и трудился. У нас были все равны, и думать должны были одинаково тоже все, как учили. Военные всегда были опорой государства. Поэтому они самым лучшим образом должны думать так, как их учат Партия и Правительство.

— Ладно, Владимир Львович, я отвечу на вопрос. Мастер прав. Наше понимание действительности должно было основываться, во-первых, на учениях наших основоположников марксизма-ленинизма, это первый конспект; во-вторых, на трудах, выступлениях в печати и на различных политических мероприятиях наших действующих руководителей Партии и Правительства, это второй конспект; и, наконец, в-третьих, должен быть конспект, отражающий содержание политического курса в системе командирской учёбы.

— На гражданке делались такие же попытки,  но тут командный метод не прошёл. У нас по партийной линии давили, но сил хватило только на показные потуги. Проводились политинформации и партконференции. Мы должны были обязательно всё одобрять и дружно голосовать, особенно когда были в море и особенно на пассажирских судах. Для первого помощника самым главным было, чтобы кто-нибудь не сбежал за границу. Какие там 3 конспекта могли быть?! За рейс, дай Бог, партсобрания вовремя провести! Капитан прервал свой рассказ, посмотрел как-то странно на нас и сказал:

— Пассажирские суда жили своей жизнью и по своим законам. Красивая была жизнь! Жаль, что в России нет теперь пассажирского флота. А впрочем, никакого флота нет. Снова сделав паузу, капитан посмотрел на меня и, сожалея, сказал:

— Но мы опять куда-то в сторону идём! Так что там у вас было в последнем рейсе?

— Я, с вашего разрешения, закончу предыдущую тему таким примером: во время проверки по возвращению в Одессу проверяющий спросил Костю Бычкова:

—А что вы чаще всего делали в нерабочее время?

Костя посмотрел на проверяющего полковника из политотдела и понял, что вопрос ему задают на полном серьёзе, а не из-за праздного любопытства и в тон ему ответил:

— Чаще всего соображал на троих.

— Вы это серьёзно?!

— Вполне! У нас это главный итоговый показатель – ответил Костя и уточнил:

— Если все 3 конспекта заполнены и ещё красиво, то просматриваются перспективы по службе.

Отсутствие работ – тяжкое испытание. «Королёв» практически не работал с июня 1971 г. Последняя работа была по «Салюту-1» и «Союзу-11». На этом переходе в Гавану всё было в охотку. Проводили профилактические работы, тренировались по имитаторам бортового радиокомплекса пилотируемого корабля, выполняли пуско-наладочные работы на системе СТИ-90. Конечно, занимались учёбой и репетициями самодеятельности.

В Гавану пришли 14 июня. Это было не первое посещение Гаваны. Встретили нас как обычное судно. НИСы уже примелькались на Кубе, а плодов нашей работы видно не было. В то время на орбите летал только «Скайлэб» с экипажем из 3-х человек. На 28 июля НАСА планировало пуск следующего «Аполлона» с экипажем для «Скайлэба». Первая экспедиция заканчивалась 22 июня. Для нас это был день начала Великой отечественной войны и поэтому хорошо запомнился.

Стояли мы на Рыбном причале. Напротив нас, с другой стороны причала, стоял новенький рыболовецкий траулер испанской постройки. 16 июня над одним из носовых трюмов появился дымок. Через некоторое время началась беготня на судне и на причале. Завыл сигнал пожарной тревоги. Понаехало пожарных машин и подошли катера. С борта нашего судна мы наблюдали за происходящим. Наш капитан отдал все нужные распоряжения, в том числе, держать главную машину в готовности на отход Мы были готовы противостоять опасности и оказать помощь кубинцам. От нашей помощи кубинцы отказались.

Пожар разгорался. Происходила бестолковщина. Открыли люки трюма – и пламя вырвалось наружу. Воду лили бессистемно. В общем, продолжалось это целых 4(!) дня – до 22 июня. Судно залили водой так, что оно затонуло прямо у причала. Пожар был потушен таким путём. Поразило бессилие кубинских пожарных, неорганизованность действий и упорный отказ от нашей помощи.

В разговор вступил старший механик:

— Суда БМП в основном заполняли кубинскую линию. Им столько везли грузов, что кубинцы просто не справлялись с потоком. Суда по несколько месяцев ждали разгрузки. Причалы загромождены грузами из СССР. И я, как непосредственный участник этих событий, могу сказать, что портовые власти относились к нашим судам наплевательски. Если приходил испанец или канадец, то для него сразу находились причал и докеры. Портовые сборы они платили в валюте, а мы – по взаимозачёту. Они и к своим судам тоже относились небрежно. Подготовка их моряков была слабая. Насколько я знаю, на кубинских рыбаках и сухогрузах ходили наши наставники.

— Мне рассказывали капитаны, которые ходили на Кубу в начале их революции, что порты у них работали отменно и порядки были строгие. А когда стали они строить социализм, отбирать у богатых и раздавать поровну бедным, началось то, что в Союзе уже приобрело устойчивые формы: воровство, нежелание работать, уравниловка и беспредельная власть Партии.

Этот монолог капитана опять уводил от желаемой темы. Надо идти вперёд. Воспользовавшись паузой, я продолжил:

— ПКИПы каждый год заходили на Кубу и уже примелькались. В тот 1973 г. «Академик Сергей Королёв» стоял в Гаване до 4 июля. К этому дню нам сообщили, что в конце июля и начале августа мы работаем по второму старту автоматических межпланетных станций «Марс». Это вызвало в народе оживление. Стоять в полной неизвестности и выискивать способы и методы поддержания нормальной обстановки на судне становилось всё тревожней. Вечером 3 июля получили НАВИМ[14] о том, что на Карибское море идёт ураган «Алиса». Скорость его 10 узлов, ветра – от 70 до 100 узлов. Капитан Борисов  предложил выйти из Гаваны 04.07 и уйти подальше от этой беспощадной дамы. Начальник экспедиции Поздняков  с удовольствием согласился. Всем уже опостылели поездки на пляжи. Некоторую разрядку дала встреча с работниками Посольства и их семьями. Но в этом участвовало не так много людей. Раскручивали самодеятельность, литературные вечера, спортивные соревнования, но расшатывалось чувство ответственности за главное дело, терялось понимание нужности наших рейсов. Появились нытики и недовольные. И выход в океан был в самый раз.

За этот рейс нам 21.07, 25.07, 05.08 и 09.08 удалось отработать по 4-м АМСам «Марс-4, -5, -6, -7», соответственно. Это были одинаковые по технологии работы. Состоялись 2 пилотируемых полёта – «Союз-12» и «Союз-13». По первому 27.09 – 29.09 работали на 12 витках, а по второму, 18.12 – 26.12 на 48 витках. И ещё нам досталось длительное ожидание визита на Кубу Леонида Ильича Брежнева. Весь январь 1974 г. простояли в Гаване. Наша задача  – обеспечить связь делегации и лично Брежнева через спутник «Молния-1» с Москвой. Визит состоялся с 31.01 – 03.02 1974 г. 02.03 мы уже были в Одессе.

— Отработал нормально? – спросил начальник радиостанции.  «Марсы» и «Союзы» отлетали без всяких закавык?

— По «Марсам» «Королёв» работал вместе с «Моржовцом», «Бежицей» и «Ристной». Все мы стояли вдоль трассы полёта. Первые 2 НИСа стояли в начале работы разгонного блока, а «Королёв» и «Ристна» – на конечном участке. Мы стояли на широте φ=2°N, а «Моржовец» и «Бежица» у южного тропика. В нашей зоне видимости АМСы резко увеличивали дальность, набирая вторую космическую скорость, а это влияло на мощность принимаемого телеметрического сигнала. На «Королёве» был новый телеметрический комплекс, с более чувствительными приёмными и антенными устройствами, чем на всех других ПИПах.

Наше преимущество было в том, что на «АСК» была спутниковая связь. Информацию могли выдавать в темпе приёма с объекта. Единственная сложность была в том, что у экватора «Молния-1» видна почти на горизонте, и сигнал от неё мог по различным причинам, в частности, от волнения океана, изменять свою мощность до значений, не позволяющих вести уверенный приём и передачу. Володя Мухин, начальник комплекса «Румб», подключил все имеющиеся приборы, позволяющие постоянно контролировать качество каналов и вовремя давал команды операторам наведения антенн и специалистам приёмных систем. За всё время работы не допустил ни одного срыва. В технических условиях на комплекс гарантируется связь при угле места «Молнии-1» не менее 10°. У нас она был чуть выше 2°.

После этих работ нам дали заход на Канарские острова. Ошвартовались мы в порту Санта-Крус-де-Тенерифе 20.08.1973 г. Это был первый заход наших судов на остров Тенериф  – самый крупный остров в Канарском архипелаге. Приняли нас хорошо. Публикации в газетах и по телевидению были дружелюбные. Начальнику экспедиции журналисты присвоили учёное звание «профессор». Новый порт всегда вызывает даже у бывалых мореходов повышенный интерес. Если в Лас-Пальмасе мы знали, куда и зачем идти, то в Санта-Крусе для нас всё было впервые. Магазины, базары, кафе и бары были похожи на лас-пальмасские. Арабы, индусы, поляки преобладали в этих заведениях. Впечатление произвёл вулкан Тайде. Высота его 3718 м, и он действующий. Четыре дня промчались очень быстро. 24.08 мы вышли в направлении Кубы. В этот же день встретились с «Космонавтом Юрием Гагариным». Он шёл домой. Поздняков договорился с Дулиным, начальником экспедиции «КЮГа», взять нашу почту. Cпустили катер и отправили её. Обмена делегациями и спортивными командами не было. «КЮГ» шёл на заход в Санта-Крус.

— На «Пушкине» я там бывал много раз, – оживился капитан. Пожалуй, это один из крупных островов архипелага, на котором цивилизация меньше всего оставила свои следы на природных ландшафтах. Всего в архипелаге, дай Бог памяти, насчитывается, чёртова дюжина островов. – Мастер немного задумался. Что-то он вспоминал. Воспоминания его разволновали. Он хотел сказать нам что-то новое. Это ему всегда нравилось.

— В Ливии был мифический царь Атлас, тот самый, который первым создал атлас звёздного неба. У него было 7 дочерей. Ещё до прихода на Канары испанцев мореплаватели Атласа побывали на этих островах и островам дали названия по именам дочерей: Тенерифе, Фуэртовентура, Гранд Канария, Лансароте, Пальма, Гомера и Хиерро. Так царь желал закрепить за Ливией эти острова. Мастер дал нам время осознать сказанное и продолжил:

— До сих пор помню! Столько лет прошло. Туристы, которых «Пушкин» привозил, просто балдели от Тенерифе. Ещё помню, что на нём почти нет природных пляжей и сделана сеть бассейнов с проточной морской водой. Все удобства и сервис. Мы же 21 сентября останавливались между Тенерифом и Гран-Канария. Сергей Николаевич машину чинил. Между этими островами всего 17 миль. Помните, как много катеров, яхт и пароходиков между этими островами бегало. А всего-то мы стояли 4 ч. Капитан сделал паузу. Понял, что снова уходим от темы и сказал:

—  Ну, ладно, пошли дальше.

— По «Союзам» тоже всё прошло с нашей стороны нормально. «Союз-12» отлетал почти двое суток. Космонавты Лазарев и Макаров выполняли первый полёт после гибели экипажа «Союза-11». Их задача была испытать космический корабль после доработок по обеспечению безопасности космонавтов. Переговоры с ними осуществлял Пётр Иванович Колодин. Он прилетел в Гавану. Это было второе участие его в работах наших НИСов.

Первый раз он был на «Комарове» при обеспечении полётов «Союзов-4 и -5». Мне кажется, что во время полёта были неполадки со скафандром «Сокол-К». Потом говорили о системе жизнеобеспечения этого скафандра, о системе наддува.

Это мы почувствовали во время переговоров Колодина и Лазарева. Они вели переговоры на каком-то своём, закодированном языке. Так нам показалось потому, что когда нормально всё на борту, разговор их носил характер лёгкой светской беседы с простонародными ремарками. Давалась возможность отвлечься и расслабиться. По нынешней терминологии рекламных клипов – оттянуться.

Сейчас я понимаю, как жёстко с них требовали сохранения в тайне всего, что могло скомпрометировать наши космические успехи. Но Пётр Иванович объяснил всё-таки про наддув. Эта система была новая. Она обеспечивала выживание экипажа в случае разгерметизации – той самой, что погубила Добровольского, Волкова и Пацаева на «Союзе-11» в 1971 г.

— А где вы выполняли работы с «Союзом-13»? – спросил Виктор Иванович.

— После работы по «Союзу-12» «АСК» зашёл в Галифакс, пополнились продуктами и неплохо отдохнули. Конец сентября, начало октября в Канаде очень напоминает наше бабье лето. В Галифаксе есть национальный парк. Я с Масловым и Синельщиковым случайно забрели туда. После кубинских пальм, судовых коридоров и леерных ограждений багряные клёны, дорожки парка, ручьи и мостики через них и настоящие подосиновики привели нас в восторг. Мы почти весь день бродили по парку и собирали грибы.

На судне повара нам их пожарили. Запах жареных грибов разошёлся по всем коридорам. На следующий день в парк ушли почти все увольняемые. Вечером, кто ходил в парк, говорили, что они побывали в России. В салоне и из многих кают звучали слова очень популярной тогда песни:

 

Над Канадой, над Канадой

Небо синее.

Меж берёз дожди косые.

Хоть похоже на Россию,

Только вовсе не Россия.

 

Шёл 5-й месяц рейса. Грусть по дому обволакивала всех. Успешная работа, хороший заход в красивый город с богатыми магазинами, казалось, разогнали, как свежий ветер туман, этот ненужный настрой. Но когда вечером народ собирался на посиделки, эти слова песни невольно приходили на память, сначала звучали внутри, а потом вырывались наружу.

10.10. 1973 г. «АСК» вернулся в Гавану. Колодин улетел в Москву. У него ещё теплилась надежда побывать на будущих «Салютах». Прощаясь с коллективом НИСа, он, как мне показалось, искренне сказал:

— Шансов с каждым днём становится всё меньше. Я должен был лететь на «Союзе-11». Судьба оставила основной экипаж на Земле, а полетели дублёры и не вернулись. Души их остались там навсегда. Очень надеюсь, мне повезёт, и я уйду на орбиту. Я должен оттуда вернуться, потому, что жил весь тот полёт с ним. На вашем «АСК», а я его считаю отличным НИСом, я понял, что смогу показать: у экипажа «Союза-11» есть достойные преемники.

Аплодисментов и каких-то утешительных слов не говорили. Большинство членов экспедиции и экипажа участвовали в работе по «Салюту» – «Союзу-11». Присутствующие на проводах понимали его, верили Петру Ивановичу и надеялись – повезёт ему. Я тогда обеспечивал в ЦУПе (Евпатория) координацию работ НИСов.

— Как судьба его сложилась? Слетал он в космос? – спросил старший электромеханик.

— Нет. Ему не везло до самого конца службы. Под различными предлогами его переводили из основного экипажа в дублёры. Он был в основном экипаже с Джанибековым для полёта на «Салют-6». И тут случилась почти та же история. Экипаж «Союза-25» командир В.В. Ковалёнок и бортинженер В.В.Рюмин не смогли состыковаться с «Салютом-6» 10.10. 1977 г. Не получилось причаливание кораблей. Две последующие попытки были также неудачные. Топливо было израсходовано, оставшегося топлива хватало только на посадку. Программу полёта прекратили, корабль посадили 11.10.1977 г. Ковалёнок и Рюмин выполняли первый свои полёт. Руководство решило, что причина нестыковки в отсутствии у членов экипажа практического опыта полётов, и приняло решение: впредь один член экипажа должен его иметь.

Экспедиция посещения на «Союзе-27» с экипажем Джанибеков – командир, Колодин – инженер планировался на январь 1978 г. Оба члена экипажа летели впервые. Джанибеков — командир «Союза-27». Поменяли инженера Петра Колодина на Олега Макарова.

Снова наступила пора быть дублёром. Так было до 1983 г. В этом году он был отчислен из отряда космонавтов по возрасту. В 1986 г. ушёл в запас. У самого Петра Ивановича не было причин не лететь. Причины были посторонние.

— Да! Жалко мужика. Столько лет ждать, видеть славу тех, с кем начинал и тех, кто пришли позже, – посочувствовал Саша Шель.  Наверное, за место в полёт шла жестокая борьба?

— Свято место пусто не бывает – шустрый быстро заполняет, – ответил электромеханик и дополнил:

— Ну, может, и неприятно это, но зато он до сих пор может видеть и переживать. Пока поздравляет новых героев, да и рюмаху за них выпьет, помянёт тех, кто полетели вместо них.  Он же здравствует ещё, наверное?

— Он работает в ЦУПе и, как раньше говорили политработники, занимает активную жизненную позицию. И ещё, в 1973 г. у него родился сын Владислав.

— А насчёт борьбы за место в космическом корабле ещё много будет написано.

Разговор завязался. Отступления к другим темам не позволяли убаюкать внимание компании к моему рассказу. Наша беседа напоминала хождение на шлюпке в океанскую зыбь. То шлюпка поднималась на гребень волны, и нам было видно НИС, горизонт и стайки облаков над ним. Можно было океан потрогать рукой, коснувшись волны, целующую борт, а потом почувствовать его бесконечность, его могущество, заметив хрупкость и беззащитность шлюпки, игрушечный вид НИСа, и при всём при этом, осознать, что мы всё-таки сильнее стихии. Когда мы проваливались между волнами, то над нами оставался кусок голубого неба и совсем рядом переливающиеся синевой и изумрудом набегающие и уходящие волны со всеми узорами и переливами солнечных зайчиков, с летающими рыбками, блёстками брызг, пены и мраком километровых глубин. В этот момент охватывало чувство полной незащищённости и уязвимости от океанской стихии. Менялись и настроение, и впечатления. Так и в нашем разговоре менялись темы – изменялось настроение.

— До следующей работы, а она намечалась на вторую половину декабря, мы мыкались по Кубе. После отлёта Колодина несколько дней отстояли в Гаване, а потом ушли в порт Сьенфуэгос. Самым большим поощрением была рыбалка на катере. Команда, не более 10 человек, получала судовой разъездной катер, и сама выбирала место рыбалки. Им разрешалось подходить к берегу, разводить костёр и готовить уху. Катер мог ходить по бухте только в светлое время.

Именно во время этого вынужденного безделья между мной и начальником экспедиции Поздняковым спонтанно начали возникать разговоры о дальнейшей нашей службе. Однажды он высказался о решении закончить работу на судах и дослуживать на берегу. С 1963 г., уже 10 лет он ходит в рейсы. В Плавучий измерительный комплекс он, как и командир ОПИК  Безбородов, прибыл с камчатского НИПа. Первые 3 рейса был на ПИПе «Краснодар» Флотская карьера началась сразу с начальника экспедиции.

В 1967 г. он был назначен уже начальником экспедиции на ПКИП «Космонавт Владимир Комаров». На нём он сделал 4 рейса. Теперь в его подчинении было порядка 150 человек и сложнейшие командно-измерительный и связной комплексы. Телеметрическая станция «Трал» и 12 человек экспедиции «Краснодара» теперь казались тихим райским уголком. В 1970 г. его назначают начальником экспедиции на НИС «Академик Сергей Королёв». По технике это усовершенствованный «Комаров» с комфортными жилищными условиями. С интервалом в 3 года он уверенно двигался по служебной лестнице вверх.

Что побудило его делиться своими планами, он не стал объяснять. Самое главное было в том, что он готовит представление: на должность начальника экспедиции назначить меня. Ну, сами понимаете, как я мог принять это сообщение. Конечно, я испытывал удовлетворение. Я хотел плавать, работа мне очень нравилась. В Академии им А.Ф. Можайского у меня уже был научный руководитель исследовательской работы по теме «Эффективность траекторных измерений плавучими измерительными пунктами» – Анатолий Александрович Яковлев. В следующий рейс я должен был подготовить программы для ЭВМ и с их помощью решить основные задачи для диссертации. Этот разговор более чётко определил ход моей дальнейшей службы. Нужно сказать, что до этого наши личные отношения не выходили за служебные рамки. У нас, откровенно говоря, не было тяги друг к другу.

— А какая тяга может быть между начальником и подчинённым? Сколько лет отдал флоту, но не помню тёплых отношений между капитаном и старпомом. Нормальные служебные отношения могут быть. Знаю несколько случаев хороших отношений между капитаном и старшим механиком. Помню, один мой коллега просто изводил своего старпома за то, что он брал капитанское кресло и сидел в нём во время вахты. Он считал, что старпом его подсиживает, – капитан решил дать мне передышку и взял инициативу:

— Старпом готовился в капитаны и набирал ценз. Отдел кадров очень интересовался им. Кто-то в пароходстве или парткоме его пас. Убрать его было непросто. К тому же старпом был аспирантом мореходки, и много беседовал со штурманами о новых методах навигации и безопасности плавания. Он чертил какие-то графики, составлял таблицы и пытался давать советы по решению возникающих навигационных задач и организации службы на судне. Мастеру казалось, старпом его не уважает, и в каждой ситуации, когда они в одном помещении, все действия старпома направлены на его компрометацию.

Вражда между ними была прикрыта вежливыми служебными отношениями. Как профессионалы, они были безупречны. Каждый из них боялся «телеги» в партком с грузом о пьянстве или аморалке. Такой груз можно найти, а можно и придумать. Главное, хорошо упаковать и куда надо отвезти в надёжной «телеге». А ещё старпом был ростом под 2 м, а мастер, как говорят в вашей Одессе, метр пятьдесят с кепкой. Это был постоянно действующий раздражитель. Наполеону из-за своего малого роста тоже много досталось переживаний и недостойных высказываний со стороны рослых завистников.

Если на судно приходили важные гости, то у трапа встречал кто-то один из них. На мостике, во время сложной навигационной обстановки, они никогда не находились рядом. Чаще всего они занимали каждый свой борт. Мастер правый, а старпом на левый. В кают-компании они сидели в торцах стола. За праздничным столом, когда приходилось произносить тосты, старпом, если говорил, то, только сидя, а мастер всегда вставал и в этом случае был выше старпома.

— Ну и чем всё это закончилось?

— Эта возня длилась довольно долго. Мастер применял весь свой накопленный опыт, чтобы избавиться от старпома. Старпома наказывали за малейшее нарушение, ставили тройки при проверке знаний, давали посредственные характеристики и предлагали другие суда. А судно-то было новое и стояло на европейских линиях. Уходить с него никто не хотел. В конце концов, мастер ушёл представителем ММФ в одну из капстран, а старпом стал капитаном.

Капитан замолчал. Осмотрел нас всех, хитро улыбнулся и сказал:

— А самый главный результат состоял в том, что оба совершенно бросили пить, и их каюты убирали дневальные безо всякого намёка на возможность аморальных поступков. Новый капитан унаследовал всё это, но подобрал старпома ниже ростом только на 5 см.

— А я тоже обратил внимание на конфронтацию рослых и низкорослых людей. И заметил я это при общении с Германом Степановичем Титовым. Он был в составе всех Госкомиссий по приёмке новых космических судов и кораблей. Это проявлялось, как правило, во время банкетов по случаю подписания акта или подъёма флага. Мне и моему начальнику, Андрею Михайловичу Ридько, старшему военному представителю, приходилось оберегать его от многочисленных желающих выпить рюмку с космонавтом № 2. Особенно это проявлялось, как говорят, после третьей рюмки. Мы уговаривали жаждущих, просто отодвигали в сторонку и даже прибегали к насилию. Когда Герман Степанович замечал нашу деятельность, то он приходил, мягко говоря, в сердитое состояние и высказывал своё мнение о наших действиях из следующих слов: «Здоровые лбы в чине подполковников занимаются не своим делом. Оставьте их! Я сам разберусь, что мне делать, как поступать». Когда мы были рядом с ним, он старался отдалиться от нас: «Вы мне всё загораживаете!» Но я хочу подчеркнуть, такая конфронтация наступала только в состоянии подпития. Во всех других случаях его поведение и отношение к окружающим были безупречны. А до такого состояния любящий народ, независимо от чина и положения, по доброте душевной иногда доводил его при встречах. Он не мог никому отказать в автографе. Всегда отвечал на вопрос, и ответ всегда соответствовал вопросу, был точный, с юмором или доброй иронией, а иногда мог быть и достаточно резким.

— Все мы, когда поддадим, не терпим опеки, и всякой попытки ограничить нас в чём-нибудь, – одобрительно высказался начальник радиостанции.

— Вы знаете, я вот сейчас подумал, что агрессивность к опеке он выплёскивал невольно. Рост был только раздражителем. Из рассказов самого Германа Степановича, Юрия Петровича Артюхина, Петра Ивановича Колодина, из новых публикаций о космонавтике и космонавтах мне представляется жизнь космонавтов не в розовом свете, а больше похожей на жизнь мифических героев. Судьба всё время их испытывала непредсказуемыми пожеланиями и требованиями власть имущих, подвергала жестоким проверкам, заставляла служить самым могучим и не всегда достойным, не позволяла делать то, что героям, может быть, дозволено или то, чего они желали. Славы у них было много, они облетали и объехали все страны мира, им посвящено много произведений искусств, воздвигнуты памятники ещё при жизни. Блестящая судьба! А простой, человеческой свободы им доставалось очень мало. Это прослеживается в воспоминаниях, написанных ими уже в другой стране – Российской федеративной республике.

— Когда начиналась космическая эпоха, для большинства ребят и девчонок быть космонавтом – мечта. Большего успеха, большей славы никто не имел в те времена, – сказал старший электромеханик.

— Но насколько я понял, сказать что-то о себе, о своей работе, о своей семье и многом другом, чем живёт человек каждое мгновение, они могли только с разрешения генерала Каманина. О событиях, которые случались с ними на службе и вне её, в семье и на отдыхе, всегда было известно Каманину и в ЦК КПСС. Только в наше время мы узнаём, что стать членом экипажа и полететь в космос,  было не простое дело из-за жёсткой конкуренции и мощного протекционизма. Да и отношения между кандидатами на полёт, между экипажами основными и дублирующими имели, порой, не очень добрые отношения. Не зря командование принимало перед полётом жёсткие меры изоляции экипажей друг от друга. Из 20 первых космонавтов полетели только 12. Почему полетел Беляев, а не Хрунов? Почему не полетели Колодин, Куклин? По какой причине ушёл из отряда космонавтов Г.С. Титов? Он же в то время был в расцвете сил и знаний. Я думаю, что Германа Степановича изматывала эта повседневная и повсеместная опека. Вот он и раздражался от проявления этой опеки даже будучи генералом. Да и сами космонавты не всегда могли управлять своими эмоциями и желания.

— Капитанская доля, чем хороша? – В долгих рейсах сам себе голова! Даже 65 статей обязанностей в Уставе службы на судах ММФ СССР не кажутся тяжкой ношей. Первый помощник капитана, подчёркиваю, первый помощник капитана, имел по уставу всего 9 статей. Вот вы, Олег Максимович, в нашем переходе чувствуете отсутствие первого помощника? – неожиданно закончил свой монолог капитан.

— Нет, Владимир Львович, отсутствие его не чувствую. Ощущаю присутствие второго механика постоянно.

Все рассмеялись.

— Ну, это уже скоро пройдёт. Завтра последний день! Капитан улыбнулся и добавил:

— Вахта ваша к концу подходит. Надо итожить наш разговор.

— А итог таков. Отработали мы по «Союзу-13» в декабре, и почти полтора месяца ждали визита  Брежнева на Кубу. Визит состоялся с 30.01 по 02.02.1974 г. На перелёте связь с самолётом обеспечивал «Космонавт Владимир Комаров». Он почти столько же болтался у берегов Исландии. Ему здорово досталось от штормов. У него работы не было никакой. На всякий пожарный случай их задействовали.

— А вам-то не зря пришлось ждать столько? – спросил начальник радиостанции.

— Мы стояли в Гаване. Предполагалось, что через наш комплекс «Румб» и спутник «Молния-1» мы будем передавать основную информацию о визите. Сразу после Нового года понаехало много различных специалистов. Большая часть из них – представители органов безопасности. Перед нами поставили задачу в течение 5 суток обеспечить непрерывную работу комплекса «Румб». По эксплуатационной документации комплекс «Румб» мог непрерывно работать 18 ч. После такой работы его надо было выключить на 2 ч и провести осмотр и проверку системы наведения. Из Москвы были вызваны главный конструктор комплекса из НИИ «Радио» и представитель разработчика антенного устройства от КБСМ из Ленинграда. Всё это организовывала служба безопасности. По прибытии на судно от НИИ «Радио» главного конструктора Цейтлина и его помощника В. Грудина, а от КБСМ Ю. Комплинова было составлено решение главных конструкторов о возможности работы комплекса «Румб» 24 ч. Одна проблема была снята.

Постоянно шли тренировки с Москвой. Сроки визита сдвигались всё ближе к концу января. Дату начала визита никто назвать не мог. Во второй половине января нам на борт дали 4 телефонных канала с кубинского узла связи для ретрансляции разговоров представителей нашей делегации, которые могут быть после официальных мероприятий. Охрана Брежнева очень волновалась за качества каналов. Кто-то из них ненароком сказал, что он стал говорить очень неразборчиво. Здесь мы услышали байку, как, разбирая стенографические записи, одного из визитов в сибирскую область, журналисты никак не могли расшифровать слова: «сиськи-масиськи» абота Партии»… И вторая фраза: «сосиськи сраны производят 50 %…» Оказалось в первом случае: «систематическая забота Партии», а во втором: «социалистические страны…». Так вот, требования к каналам были высокие, но кубинские связисты ничего не могли сделать. Уровень сигнала от кубинского узла связи на входе нашей аппаратуры уплотнения поступал очень низкий, и для качественной ретрансляции его не хватало. Представители НИИ «Радио» Цейтлин, Грудин и начальник комплекса Володя Мухин попробовали всё возможное в условиях судна, но положительный результат не получался. Сейчас трудно вспомнить, кому пришла в голову мысль использовать усилитель низкой частоты радиоприёмника «Казахстан» из комплекта телеметрической станции УРТС. Как говорят в Одессе: «Таки безвыходных ситуаций нет. Просто бьются и ломятся иногда не в ту дверь». Поставили, и заработала система. Нам много раз толковали о тяжких последствиях в случае срыва связи или попытки прослушать.

В последний день января. Брежнев прилетел на Кубу. Мы в город не ходили, но всё смотрели по телевидению. На судне находилось человек 20 из состава группы, обеспечивающей безопасность визита. Кто они были, трудно сказать. Все очень осторожные в разговорах, даже после хорошего бодуна. Свободные от работ и вахт бдительности ходили в увольнение. Побывавшие на площади Революции во время митинга очень были удивлены тем, что, выступая, Леонид Ильич, говорил очень короткими фразами, а переводчик долго переводил.

Принимали Брежнева очень хорошо. Социалистическая Куба старательно унаследовала наш опыт достойно праздновать и отмечать события и даты, которые входили в разрешённый перечень. Дисциплина на площади была железная. Аплодировали все. Если кричали, то дружно. Молчали почтительно.

Володя Мухин потом, когда мы шли в Одессу, рассказал под большим секретом мне и Валентину Феоктистову, что подслушал один разговор Брежнева и Суслова.

— Они обращались друг к другу по имени, – говорил Володя, – Суслов спросил его: «Лёня, как ты себя чувствуешь?» На что Брежнев ответил: «Хреново, Миша, говорить трудно, челюсти болят». Суслов посоветовал поручить говорильню другим. Брежнев сказал, что он так и делает. Его переводчик очень выручает.

У переводчика есть текст выступления. Переводчик отслеживает, что говорит Брежнев и, как только Леонид Ильич закончит отмеченную в тексте фразу, он начинает переводить текст до отметки, когда снова должен говорить Брежнев.

Потом они говорили о награждении Пельше по поводу его семидесятипятилетия 07.02.1974 г. Долго торговались, какой давать орден. Брежнев очень волновался: «Может, орден Ленина? – Не обидеть бы его». Суслов: «У Арвида уже их 6 штук есть. Октябрьской Революции ему хватит, – он будет доволен». Володя говорил, что они пользовались и литературными, и нелитературными выражениями.

02.02.1974 г. визит закончился. 04.02.1974 г. мы покинули Гавану и направились в Одессу.

— Ну, а чем же важным закончился этот рейс для вас? – спросил Саша Шель.  Вы что-то хотели рассказать о важном, о том, что вас связало с «Зодиаком» и «Титаном».

— Времени у нас почти нет. Пора вахту сдавать. Коротко. В Ялте нас встретила комиссия ГУКОС Министерства обороны. Комиссию возглавлял начальник III управления полковник Михаил Фёдорович Кузнецов. В составе комиссии был и новый начальник морского отдела полковник Владимир Ильич Спирин. Приехал нас встречать и наш командир Виталий Георгиевич Безбородов.

— А почему вы не сразу пришли в Одессу? – спросил электромеханик.

— Сложилась такая практика у командования ГУКОС и НКИК – проверять экспедиции по полной программе при возвращении из рейса. Как минимум, эта процедура занимала не менее 3 суток. Это делалось на переходе от Ялты или Батуми до Одессы. В Одессе судно должно было пройти таможенный досмотр и пограничный контроль. Эти 2 процедуры занимали времени от 5 ч до 10 ч. Иногда удавалось договориться с пограничниками и таможней провести досмотр и открытие границы в порту первого захода. В этот период на судно не допускались посторонние. Границу открывали пограничники. После этого допуск на судно разрешали капитан и начальник экспедиции.

Встречающих большие НИСы было несколько сотен. Они заполняли причал и терпеливо ждали разрешения подняться на борт. Если НИС оставался на рейде, то портовые плавсредства доставляли их к борту. Пока граница не открыта, на берегу и на судне люди сдерживают свои желания поскорее увидеть друг друга. Ну, вы же всё это знаете.

— Ещё бы! – воскликнул капитан. Эта процедура была такая мерзкая. Казалось, не домой возвращаешься, после длительного рейса, в котором зарабатывал валюту для страны, а привёз контрабанду и жуликов.

— В этот раз всё обошлось более-менее спокойно. Границу открыли в Ялте. Таможня провела досмотр без замечаний. В Одессу мы уже шли без валютной оплаты. Комиссия трудилась по 16 ч. Всё шло нормально. Самое трудное было доказать, что 3 конспекта по марксистско-ленинской подготовке заполнены в соответствии с программой учёбы и автором этих конспектов является предъявитель их.

У нас была одна закавыка по работе с «Союзом-13». На одном из витков в нашей зоне видимости космонавты не вышли на связь по радиоканалу станции «Аврора». Первые станции назывались «Заря». По программе, с началом зоны видимости, приёмные антенны «Авроры» начали отслеживать «Союз-13». Телеметрические антенны наводились по тем же целеуказаниям и уже принимали сигналы уверенно. На вызовы нашей станции космонавты не отвечали. Связь обеспечивал представитель центра подготовки космонавтов Дмитрий Алексеевич Заикин. Зона видимости объекта была около 7 минут. Борт молчит.

Проверили наличие нашего запросного сигнала. По контрольному приёмнику слышим свой вызов. Ответа нет. Все нервничают. Феоктистов, заместитель по связи, сам проверял работу передатчиков. Всё работало нормально. Вместе с ним проверили углы закрытия палубными надстройками приёмной и передающей антенн на этом витке. Технических и организационных причин, послуживших основанием для срыва сеанса связи, не находим. Поздняков нервничает, требует ещё раз проверить. После окончания сеанса снова занимаемся проверками. Ищем причины отсутствия связи в аппаратуре радиостанции «Аврора», в точности наведения приёмных антенн, в правильности выбора курса судна на этот виток. Явных причин нет.

Поздняков докладывает в ЦУП об отсутствии связи с космонавтами на витке. ЦУП прореагировал вяло. Когда наша зона видимости, в ЦУПе нас отслеживает только дежурный оператор. Космонавты в нашей зоне, как правило, отдыхают, или работали по необходимости. ЦУП посоветовал нам посмотреть ещё причины отсутствия связи.

Для нас это была неприятная заноза. Поздняков собрал всех, причастных к работе станции «Аврора», и мы долго обсуждали возможные причины. Все уже устали от этих безрезультатных разговоров, и Поздняков дал мне указание, как главному инженеру, подготовить заключение по причине отсутствия радиосвязи с «Союзом-13». Разговор между нами был жёсткий. В конце он предупредил, что при проверке это может сказаться на оценке работы экспедиции и на моей дальнейшей судьбе.

— Представление на должность начальника экспедиции я написал,  и переписывать мне бы не хотелось, – сказал он.

Эти разговоры были на переходе домой. Как я относился ко всему этому? Конечно, волновался. Ещё бы, стать начальником экспедиции на таком красивом судне – мечта многих офицеров нашей службы. Настрой у меня был боевой. Этот шанс я никак не хотел упускать. Срок на звание полковника у меня был не за горами. Главное было – хорошо подготовиться к проверке. Дел было много, но эта заноза с сеансом связи была непредсказуема. Её можно было повернуть, как угодно.

— А, что тут такого? Ну, не было связи, как вы сказали, 7 мин, но на результаты полёта это же, не повлияло. Они же благополучно сели, и им героев дали, – прервал моё повествование начальник радиостанции.

— Если вы в отведённое вам время не выходите на связь с пароходством и не можете толково объяснить причину, что вам скажут в службе связи?

— Ну, могут влепить взыскание, срезать премию или ничего не сказать, если это им до лампочки, – небрежно сказал начальник радиостанции.

— А у нас так не могло быть. Это наша основная работа. Для неё построили это судно. Мы шли 1000 миль в точку, чтобы иметь связь именно в этом сеансе. Когда я служил на 10 НИПе, у нас было много сеансов по разным объектам каждый день. Были иногда сбои. За них крепко ругали, наказывали, но в общем потоке дел горечь от ошибок своих, переживания от несправедливости оценок твоих действий, реакция начальства, значительно быстрее растворялись и уходили в прошлое.

На НИСах каждый срыв работы по нашей вине, по вине носителя или объекта переживали весь рейс. Когда приходили домой, то комиссия или начальство поднимали все неудачи и срывы, связанные с нашей работой, и начинали ворошить то, за что на земле давно виновных наказали. Ошибки и неудачи обходились нам очень дорого. Даже если были срывы работ не по нашей вине, возвращались мы из рейса с чувством бездельников. Все наши отчёты о комплексных тренировках, профилактических работах, выполненных планах командирской и технической учёбы, перечнях доработок на комплексах и объёмных списках рационализаторской работы принимались начальством и комиссиями придирчиво и оценки звучали с подтекстом: «За валюту можно было бы написать отчёты поинтересней»

Приходить из пустого рейса было хуже, чем с какими-то замечаниями по работе. Когда результатов нет или они плохие, чаще всего, как говорил замполит НКИКа генерал Туманян, роются в «грязном белье». Такая проверка бесполезная. За несколько месяцев рейса накапливалось его и в быту, и в служебных делах, и в личных делах. А вот когда все работы для чего предназначен НИС выполнены, тогда из «грязного белья» доставали только рваное. Генерал, провожая нас в рейсы, советовал не копаться в «грязном белье» по возвращению домой.

— Насчёт «грязного белья» партийное руководство принародно всегда осуждало копание в нём, но никогда не говорило о том, чтобы мы его сами стирали, и домой не привозили. У них были специалисты, которые умели найти нужную грязь и в нужный момент, в нужном месте раскрутить стирку с кипячением и отбеливанием.

Капитан произнёс этот монолог так энергично, как будто эти мысли в нём давно бушевали и вот, наконец, вырвались. Видно было, что ему это принесло облегчение. Он немного помолчал и продолжил:

— Мне на пассажирском флоте с лихвой этого добра приходилось, и возить, и возиться с ним. Ну, нервов и здоровья, ой, как много тратилось.

— Все мы это понимали, но таковы были правила выживания, и мы их выполняли. А конкретно многие из нас участвовали в этих комиссиях, подписывали акты и не высказывали свои мысли. Мы, я так думаю, в основной массе жили во власти социалистических обязательств и морального кодекса строителя коммунизма и мало задумывались, что это даёт каждому из нас. Мы отвечали за коллектив, а он отвечал за нас, мы верили в будущее, а настоящее для нас было борьба с теми, кто в будущий рай не верил, – сказал старший механик.

— Братцы! Вахта моя кончается, а мы с вами уже в такие дебри прошлого лезем. Мне чуть-чуть осталось, чтобы ответить на ваш вопрос Владимир Львович. Вопрос капитана был о том, чем был важен для меня последний рейс на «АСК». Вот мой ответ:

— Поздняков приказал мне написать докладную записку с анализом причин отсутствия связи с «Союза-13» по каналу станции «Авора». Я пригласил в каюту Заикина, представителя Центра подготовки космонавтов (ЦПК), и мы стали рассматривать порядок выхода космонавтов на связь с Землёй. Как выяснилось, космонавты ведут переговоры с Землёй, находясь в спускаемом аппарате. У каждого своя гарнитура – ларингофоны и наушники. В бытовом отсеке «Союза-13» вместо стыковочного узла была установлена система телескопов «Орион-2». Работы с телескопами были преобладающими в программе полёта. В нашей зоне видимости космонавты, как правило, отдыхали или, по разрешению ЦУПа, выполняли работы, которые их интересовали. На связь с Землёй, в этом случае, космонавты выходят по необходимости.

Обсудив с Заикиным всю эту информацию, мы пришли к выводу, что Климук  и Лебедев  работали в бытовом отсеке на «Орионе-2». Гарнитуру связи станции «Аврора» оставили в СА, и наших вызовов не слышали. Им в это время связь с Землёй, то есть с «АСК» была не нужна. С таким содержанием я и сформулировал докладную записку.

Позднякову моя докладная не понравилась. Он сказал, что с такой мотивировкой он разрешает мне самому объясняться с комиссией.

И ещё одна деталь. В Средиземном море я получил телеграмму от Юрия Петровича Артюхина, примерно, с таким содержанием: «Организуй мой вызов приход Одессу», и далее шёл адрес, куда послать вызов. Я быстренько сочинил телеграмму: «Для решения вопроса причины отсутствия связи на 43-м витке прошу направить Артюхина Ю.П. Одессу прибытием 02.03.74». Поздняков такую телеграмму подписал без всяких вопросов. Ещё и добавил: «Надо человеку помочь. Он теперь к морю прирос. Ему скоро лететь, а нам с ним работать».

А когда он полетел? — спросил шеф повар.

— Юрий Петрович полетел на «Союзе-14» вместе Павлом Романовичем Поповичем на станцию «Салют-3». Теперь о самом главном. 02.03.1974 г. мы пришли в Одессу. Комиссия провела проверку и готова была поставить нам оценку «отлично», но решили получить информацию от Артюхина. Мне пока ничего не говорили о дальнейшей службе. Безбородов  на эту тему разговоров не заводил. Поздняков ходил хмурый, и о судьбе моего представления тоже молчал.

Председатель комиссии Кузнецов назначил итоговое совещание после прихода в Одессу. Когда судно ошвартовалось, на трап первым ступил  Артюхин. Он проследовал в салон отдыха, где председатель комиссии с руководством экспедиции обсуждали «Акт проверки» перед его подписанием. Открытым оставался вопрос об отсутствии связи с «Союзом-13».

Кузнецов терпеливо выслушал наши точки зрения и выводов никаких не сделал. Мне показалось, что мои объяснения понравились больше. Всё должен был разрешить Артюхин. Ожидание становилось невыносимым. Спирин, попросил разрешения доложить свою точку зрения по этому вопросу. В это время вошёл Артюхин и представился Кузнецову. Сразу же последовал вопрос о несостоявшемся сеансе связи. Артюхин повторил мою объяснительную записку. Последний камень был убран с дороги к подписанию акта. Оценка была «отлично». Весь личный состав экспедиции был собран в столовой команды. Выводы Акта проверки были зачитаны Спириным с удовольствием. Кузнецов  поздравил всех с успешным окончанием рейса и пожелал всем хорошего отдыха и новых успехов в нашем морском служении Родине. Собрание закончилось быстро, что было самым приятным для всех. Наступило время долгожданных встреч. Таможня и пограничники закончили свои формальности и покинули судно. Капитан Борисов дал последний инструктаж вахтенной службе и разрешил допуск на судно встречающих.

Это удивительная картина. Бурлящая лицами, причёсками, лысинами, шляпами, улыбками, искрящимися глазами река течёт вверх по трапу. Здесь им навстречу тоже рвутся ряды бородатых лиц, с полными ожиданием глазами, сияющими улыбками c хрусталиками слезинок в морщинках. Радость долгожданной встречи всегда, как первый весенний, тёплый, солнечный день.

Да что я вам рассказываю. Все вы это переживали и видели не один раз. Я тоже находился у трапа и высматривал жену. Дежурный по экспедиции сказал, что  Безбородов приглашает меня в каюту начальника экспедиции.

Я понял, что сейчас состоится разговор, который круто поменяет мою судьбу. Предчувствие чего-то неожиданного и не очень приятного начало портить настроение. В это самое время я увидел свою жену. Рядом с ней была жена Володи Мухина. Надо было выбирать какую встречу делать первой. Я помахал рукой жене. Она меня заметила, и с Галей Мухиной стали мне махать. Они стояли почти в конце очереди к трапу. Подошёл Володя Мухин и сказал, что меня искал Поздняков. Надо идти на встречу с Безбородовым, решил я. Встречусь с Тамарой, зная свою дальнейшую судьбу. Попросил Володю Мухина встретить их и проводить Тамару в мою каюту.

Безбородов встретил меня радушно, поздравил с хорошим окончанием рейса, поинтересовался, встретил ли я жену. Он всегда был вежлив и внимателен на встречах с нами. Спросил меня, какие у меня планы, на что я ему ответил: «Собираюсь плавать дальше».

— Это хорошо! Илья Никитович нам докладывал, что работать и служить вы умеете и готовы возглавить экспедицию. Мы решили предложить вам пойти начальником экспедиции на «Космонавт Владимир Комаров», – сказал Безбородов в тональности награждения меня высшим орденом.

— А, как же с представлением Позднякова? Он решил остаться на «Королёве»?

— Нет, Илья Никитович уже переплавал допустимую норму и ему крайне желательно поработать и пожить на берегу. Мы ему будем искать достойное место, по-отечески произнёс Безбородов.

— А кто будет на «Королёве»?

— Начальником экспедиции будет назначен начальник нашего штаба, Москалец, а на вашу должность главного инженера – Самойлов. Их вы прекрасно знаете, и думаю, поддержите эти назначения, – подытожил разговор Безбдродов.

Знал тогда это Поздняков или нет, но вид у него был смущённого таким поворотом дела человека. Мне сразу пришла мысль: всё уже окончательно решено, и пытаться изменить это решение никто не будет. Думаю, что вид у меня был не очень хороший. Мелькнула мысль уйти с флота. Но куда? Квартира в Ленинграде. Идти на НИП-9 в Красное Село? После семи лет службы на НИСах начинать службу снова –дело не перспективное.

— На «Комарова» я не пойду. На нём я служил почти пят 5 лет. Я буду уходить с флота. Мне нужно подумать. Разрешите идти? – обратился я к Безбородову.

Во мне теплилась малюсенькая надежда, что со мной начнут разговаривать и искать какой-то компромисс. Но мне разрешили идти и к вечеру сообщить окончательное решение.

Вот так я сделал крутой вираж. Вечером я подтвердил свой ответ. У меня уже было найдено решение. Я пошёл к Спирину и предложил ему себя для работы на строительстве новых НИСов в Ленинграде. Я знал от Балана, что в Ленинграде в 1974 г. по техническому заданию ГУКОСа начнётся разработка проектов новых ПИПов и ПКИПов. Спирин уже второй год командовал морским отделом в ГУКОСе. Ему понравилась идея иметь своё Военное представительство на предприятиях МСП на всех этапах создания их заказов. Об этом он переговорил с Кузнецовым, и он поддержал это предложение. В июле 1974 г. я уже трудился в ЦКБ «Балтсудопроект» и на судостроительном заводе им. Жданова.

Могу вам сказать с большим удовольствием:  Вираж мой был самым удачным во всей моей 37-летней службе.

— А плавать-то хотелось? – спросил капитан.

— Ещё как! Жена была рада, что теперь буду дома, с ребятами. Она понимала, что не по семейным делам я ушёл с флота. Она переживала и ещё там, в Одессе, спрашивала меня, не делаю ли я глупость. Пока вопрос с переводом меня в Ленинград не решился, во мне ещё иногда теплилась надежда: позовут. Попрощались мы без сожаления и слёз, – так иногда говорят.

На палубе правого борта послышались шаги. На крыле мостика появился капитан. Он был в плавках. В таком виде мы все стояли вахту. Как всегда, он излучал энергию надежд на лучшее.

— Прибыл на вахту, – звонко произнёс мастер. Готов продолжить вчерашний разговор. Сходите, искупайтесь и возвращайтесь на мостик. Вода в бассейне свежая. Экономить её нет смысла. Два дня осталось.

— Вот поставил точку в сегодняшних записях. Казалось мне, что вчера о многом поговорили, а точку поставил и понимаю, многого вам ещё не рассказал. Рассказывая вам, я и сам для себя делаю много открытий.

— Ну и хорошо! Валяйте, рассказывайте. 2 дня мы выдержим. Главное, вы по-серьёзному к этому относитесь. Это даёт надежду в будущем прочитать книгу про нас. Наша задача в период этого ничего неделания сделать всё для будущей книги, – воодушевлял меня капитан. Видимо, вид мой подсказал этот спич.

— Спасибо! Пойду, освежусь.

 

 

Последняя вахта.
Назначение в Военное представительство.
Последний парад.

 

03-04.11.1994 г. Камбейский залив. Якорная стоянка у острова Пирам. Изменений в погоде  никаких. Такая же жара, изнуряющая духота и мухи.

 

Конечно, пишу всё это уже в дневник 04.11. В ночь на 05.11 идём на «бичинг», что в переводе означает выброс судна на берег в период большой воды, вызванной приливом. Будет самый большой прилив. Они бывают 1 раз в месяц, и подъём воды достигает высоты 11,9 м.

Индийцы используют этот подарок природы и при наибольшем подъёме воды направляют судно с максимальной скоростью на затопленный берег. После отлива судно остаётся на берегу. К нему открыт доступ со всех сторон. Его обстраивают простенькими лесами, подвозят сварочные аппараты, подъезжают краны, грузовые транспортные средства и начинается, нет, не ремонт! Это разрушение судна. В конечном итоге остаются куски киля. Процесс этот долгий, но рабочая сила здесь очень дешёвая.

Для местного населения каждое судно – дар Всевышнего. Это работа, а значит, и средства к существованию. Отношение индусов к условиям жизни выражают их религии. Все они, видимо, надеются достичь нирваны[15] и там познать блаженство, а здесь, на Земле, остаётся безропотно и с благодарностью принимать то, чем жалует судьба, и надеяться на удачу.

03.11 вахту стоял с 08.00. Подменял меня второй помощник. Жара была невыносимая. Каждые полчаса ходил в бассейн. Что бы мы делали без него! На мостике никого нет. Ожидание довело всех до полного равнодушия и к погоде, и ко сну, и к еде. Пока только кофе, чай, и газированная вода ещё привлекают людей. Мои рассказы о нашем флоте, наверное, уже набили оскомину. Флота уже нет. Их морские судьбы с ним никогда не пересекутся. У моих слушателей другие проблемы. По возвращении многим из них надо снова искать работу. Я и сам не могу сказать, что будет с нашей фирмой.

И всё-таки я прочно связал себя с написанием воспоминаний о судьбах людей необычной профессии, их жизни и работе на уникальных научно-исследовательских судах космического флота, о тех, кто посвятил большую часть жизни созданию этих судов. Это направляющий вектор движения в будущее. Мои мысли все сосредоточены на воспоминаниях, форме их изложения и, конечно, достоверности. За этот переход задуманная мною книга в первый день рейса превратилось в ежедневную потребность вспоминать и писать, в обязанность перед теми, с кем я служил в космических войсках, с кем я участвовал в создании этих судов.

Вот я и хочу за оставшиеся эти 2 дня рассказать о тех, кто создавал плавучие командно-измерительные пункты. Поэтому буду писать во время этой вахты. Для начала сходил искупаться в бассейн. Там нет только мастера и шеф-повара. Вернулся на мостик. Никого. Радиоканал заполнен портовыми переговорами. Вентиляторы и сквозняки двигают воздух и для тела создают кажущуюся прохладу. Надо начинать.

Итак, я переведён в Военную приёмку (ВП) на заводе «Россия». Моя должность – заместитель старшего военпреда. Моё место (точнее, места) работы — ЦКБ «Балтсудопроект», «Невское проектно-конструкторское бюро» (НПКБ), «Балтийский судостроительный завод», «Ждановский судостроительный завод».

ЦКБ «Балтсудопроект» приступило к разработке двух проектов: 1929 («Селена-М») и 1914 («Зодиак»). Проект «Селена-М» предусматривал переоборудование 4 лесовозов проекта 596 в ПИПы – взамен 4-х устаревших проекта 1918 («Селена»)  – построенных в 1967 г. НИСы проекта «Селена-М» предназначались для 9-го ОМКИК. Защита проекта состоялась в январе 1974 г. Интенсивно шла разработка рабочих чертежей для Ждановского завода.

2 корабля проекта «Зодиак» предназначались для ОГЭ ТОФ – взамен 6 КИКов проектов 1128, 1129, 1130 («Cибирь», «Чукотка», «Чажма») построенных в 1959 – 1963 гг. для отработки ракетных и ракетно-космических комплексов (РК и РКК). Защита проекта должна состояться в 1976 г. Начало строительства – 1977 г. на Балтийском заводе.

НПКБ поручалась разработка проекта 1917М («Сириус-М») – модернизация НИСа «КВК». Защита проекта намечалась на начало 1975 г, а начало модернизации на Балтийском заводе – на вторую половину 1975 г.

Вот такое задание получил я от начальника морского отдела ГУКОС Спирина, представляясь ему по случаю назначения в ВП. Всё задание умещалось на 5 стандартных листах. Понимал я из записанного задания, дай Бог, 1/5 часть. С чего начинать, чтобы разобраться в этом, – я не знал, но масштаб работ говорил о том, что с кондачка здесь не возьмёшь.

Первые рекомендации и советы я получил в морском отделе. Виктор Иосифович Воробьёв (зам. начальника отдела), Валерий Васильевич Орлов, Георгий Эллиодорович Калашник, Александр Михайлович Антипов, Олег Маркович Бурдейный, Станислав Алексеевич Левчик щедро поделились своим опытом работы с промышленностью и военными представительствами ВМФ. Это они под руководством Василия Васильевича Быструшкина, первого начальника морского отдела, сумели подготовить все документы для решения Правительства по созданию ПИПов лунной программы. Их энергией и настойчивостью, огромным желанием создать морские измерительные пункты для обеспечения космических программ СССР, было выполнено в заданные сроки создание ПКИПов: «Космонавт Юрий Гагарин», «Академик Сергей Королёв», «Космонавт Владимир Комаров»; 4-х ПИПов: «Боровичи» «Кегостров», «Мрожовец» и «Невель». Теперь мне нужно было войти в их команду и стать в Ленинграде их надёжным полномочным представителем.

Виктор Иосифович наставлял меня в основах выполнения генеральной линии Заказчика.

— Требования Генерального Заказчика – это твоя конституция, Точное и качественное выполнение их – безоговорочно и непременно!

Тут Виктор Иосифович сделал паузу, появился восточный прищур, а голос приобрёл тональности прорицателя, и он продолжил:

— Любая конституция имеет поправки, и их надо знать. И помнить надо всегда, что «всё течёт, всё изменяется», следовательно, требуются новые поправки.

После этой фразы он посмотрел на меня очень внимательно, оценивая мою реакцию. Видимо, мой вид дал ему основание думать, что я понимаю. В этот момент он чем-то напомнил мне киноартиста Леонова в фильме «Полосатый рейс», когда он читал лекцию о львах. Я улыбнулся. Виктор Иосифович принял её за одобрение сказанного и решил, что для первой беседы сказано достаточно, и пора делать заключение.

— Так вот, как ты будешь выполнять, и дополнять «конституцию», так и будет оцениваться твоя и наша работа. И ещё, больше спрашивай и советуйся, но не надоедай. Когда много задаёшь вопросов начальству, оно начинает сомневаться в твоей компетентности либо подозревает тебя в желании проверить их знания. Если же ты мало задаёшь им вопросов, то наталкиваешь на мысль об их ненужности. Очень важен принцип равновесия! Понял?

Валерий Васильевич Орлов отнёсся к моему назначению положительно. Он ходил в 1970 – 1971 гг. на «КВК» с группой представителей заинтересованных организаций, с целью оценки пригодности выбранных точек работы ПКИПов при обеспечении полётов космических кораблей в соответствии с лунными программами УР500 – Л-1 и Н-1 – Л-3. Валерий Васильевич всегда смотрел в глаза собеседнику, когда разговор считал важным. Вот и теперь он делал это. Говорил он короткими, чёткими фразами. Если у него появлялось сомнение в понимании его, он повторял свою мысль и спрашивал:

— Теперь ясно?

Получив утвердительный ответ, он продолжал разговор.

— Ты, вот что, товарищ начальник, помни следующее: военпред, прежде всего, отвечает за точное и качественное выполнение требований заказчика. А чтобы добиться их выполнения, надо эти требования знать и чётко формулировать. Второе: Наладь связи с военными представительствами смежников, и особенно с приёмками ВМФ. И третий мой совет: по всем вопросам ищи решение с морским отделом Устинова из ЦНИИ КС-50 нашего института. Ты знаешь там почти всех. «Балтсудопроект» и «НПКБ» в наших заказах заинтересованы, и думаю, сложившиеся хорошие деловые отношения будут развиваться и дальше. Склонностей к порче взаимных отношений я за тобой не замечал. Желаю успеха и рассчитывай на нас.

Валерий Васильевич имел сочный голос, слова выговаривал чётко и соблюдал синтаксис. Человек, слушающий его, всегда включал всё внимание и воспринимал его речь как директивные указания руководства. Он всегда чётко формулировал задачу и скрупулёзно объяснял ответственность и возможные последствия недоработок. Никогда не путал дело и личные дела.

Георгий Эллиодорович Калашник, коренной одессит, а значит, знающий выходы из любой ситуации, напутствовал меня так:

— Ты представляешь Генерального Заказчика, и поэтому всегда будь им. Ты определяешь качество и объём выполненных плановых работ, за которые мы платим деньги. А кто платит, тот и заказывает музыку. Тут он сделал паузу, посмотрел на меня так, что я почувствовал, сейчас он скажет самое важное.

— Деньги решают многое, а их отсутствие – ещё больше! Помни это, когда подписываешь разрешение на оплату работ.

Породистый одессит, высокого роста, светлые вьющиеся волосы и голубые глаза. Голос драматического артиста. Говорит на хорошем русском с характерными элементами одесского говора. Во время строительства «КВК» на Балтийском заводе его приезд всегда был событием. Если он шёл по территории завода с группой, то шёл первым. Если спрашивали его мнение или совет, ответ представлялся плодом глубокого размышления и жизненного опыта, а произносимые слова – как драгоценные камешки, которым нет цены и износа. Потом, когда мы принимали НИСы проекта «Селена‑М», Георгий Эллиодорович показывал нам примеры рациональной плодотворной деятельности представителя Генерального Заказчика.

Александр Михайлович Антипов никаких основополагающих заповедей не излагал. Он напоминал в этой компании тренера по баскетболу в рослой мужской команде. Среднего роста, стройный, высокий лоб, умный взгляд, добрая улыбка постоянно присутствует при общении. Много не говорит, но чётко ставит задачу на данный момент и спокойно подсказывает, как надо делать, чтобы финал игры был в нашу пользу. Мы с ним ровесники, и он называл меня Олежек. Он мне сказал:

— Никогда не выходи с вопросом, если ты его не проработал и не знаешь, как его можно решить. Если чего-то не знаешь, не стесняйся спрашивать у тех, кто может ответить. Разработчики, конструкторы и производственники уважают тех, кто постоянно учится у них и проявляет эти знания с пользой. Всегда проявляй доброжелательность, это очень хорошо окупается. На рост не обращай внимания.

Олег Маркович Бурдейный – один из тех, кто ходил на первых наших судах. Он работал на теплоходе «Краснодар» во время полёта Ю.А. Гагарина. Его направлением в отделе была телеметрия. Он был полон энергии, и, казалось мне, для него нет преград. Он меня напутствовал так:

— Когда мы устанавливали на «Краснодаре» «Тралы», то нам казалось, что невероятно трудно будет заставить работать сухопутную аппаратуру в этих жутких судовых условиях. Опыта не было почти никакого, да и посоветоваться или спросить было не у кого. Но мы понимали, что это очень нужно. Очень хотели заставить её работать и работать надёжно. Получилось. У тебя есть понимание, есть желание. Очень хорошо, что будет, у кого спросить и получить квалифицированный ответ. Промышленники таких военпредов уважают. Главное не стесняйся спрашивать и советоваться до принятия решения.

Не работай так, как это говорится в одной военпредовской байке: военпред принял изделие, подписал все документы на соответствие его техническому заданию. Включили, а оно не работает. Снова проверили. Прибор соответствует документации и ТЗ. Включили. Снова не работает. Спрашивают военпреда, почему не работает. Он отвечает: «Главное, что он соответствует ТЗ и документации». Так вот, Олег, тёзка мой, прибор после приёмки военпредом должен работать!

Владимир Ильич Спирин беседовал со мной долго и обстоятельно. Расспросил о семье, о моих родителях. Когда я сказал, что мои родители живут в Москве, он попросил их телефон. Рассказал о себе и своей семье. Оказалось, что он в 1952 г. окончил Одесское артиллерийское училище, то самое, которое закончил мой отец. Потому я и родился в Одессе. В 1960 г. Владимир Ильич закончил Академию им. Дзержинского, и дальнейшая его служба уже была связана с Ракетными войсками и космосом. На морской отдел его назначили неожиданно. Планировалось развернуть большие работы:

– строительство новых ПИПов и ПКИПо, самолётных измерительных пунктов (СИПов);

– модернизация кораблей измерительного комплекса (КИК) ОГЭ-5 ТОФ;

– завершение испытаний «КВКа», «АСКа» и «КЮГа».

Большинство работ будет выполняться в Ленинграде под моим наблюдением. Он очень надеется на мою помощь. Если получится результат моей работы положительным, он будет докладывать руководству о необходимости открыть в Ленинграде морскую приёмку. Последнее очень меня обрадовало и подстегнуло желание работать.

Общение с морским отделом прошло для меня очень полезно. Я проникся ко всем доверием и уважением, почувствовал такое же отношение и ко мне. Это придало мне сил, энергии и желания делать работу старательно. C хорошим настроением я отправился в Ленинград.

Воспоминания так увлекли меня, что я не заметил, как на мостике появился капитан.

— Очень увлечённо пишете, а ведь вы на вахте, – с улыбкой произнёс он. Настроение у него было хорошее.

— Сегодня в 18.00 прощальный банкет. Шеф готовит красивый и вкусный стол. Нам пройти бы последний путь «Комарова» удачно, благополучно сойти на берег и долететь домой. Ну, оторвитесь от пера и бумаги. Прилетим в Питер, вот там и будете заканчивать.

Мастер ждал моей реакции на своё выступление. А я, всё ещё не переключившись, слушал его и думал о том возвращении в Ленинград. Надо же, так прийти и заговорить о предстоящем возвращении в Санкт-Петербург именно в тот момент, когда я вспоминал о том возвращении в Ленинград. Да! Уже названия город Ленинград нет! И нет тех предчувствий интересных дел! Нет надежд на исполнение желаемых удачи и успеха. Пока будущее без «Комарова» не просматривалось, а результаты этого перегона, в наше время – рыночных реформ, непредсказуемы. Правильно говорят в народе: «Самые глубокие мысли приходят, когда окажешься на мели».

— Банкет хорошо. Вам и открывать его. Только не давайте тост «второму». Превратит банкет в поминки. Грустное дело – делать банкет перед погребением.

— Да бросьте вы хандру нагонять. Довести полуживое судно через два океана безо всяких злоключений и приключений, разве это не повод отпраздновать? Хоть какие-то денежки поимеете. Сколько у нас в Неве потонувших судов в заводях ржавеет? – Мастер говорил напористо и убеждённо.

— Ладно. Согласен. Всё должно пройти торжественно и весело. Я готов.

— Кстати, время вашей вахты вышло. Идите, искупайтесь – и на обед. Я вахту принял, – весело закончил капитан.

У бассейна были начальник радиостанции, старший электромеханик и второй механик. Как уже установилось, все были абсолютно голые. Вода наполнила бассейн по самый край. Таким образом, сливали на палубу божьих коровок и всяких бабочек и мошек. Наслаждение от купания было божественным.

Обед прошёл быстро. В духоте и жаре долго сидеть было невыносимо. Подумал о банкете. Надо принести все свободные вентиляторы. Попросил об этом электрика.

В каюту пошёл коридором. Заглянул в сотую каюту. На переходе здесь жил доктор. Во времена космической службы каюта принадлежала заместителю по связи. Доктор оставил после себя следы, похожие на последствия панического бегства. Дверь в каюту 98 была открыта. В настоящее время здесь жил второй механик. У иллюминатора стоят ящики с цветами – наследие Лагодина. Надо отдать должное второму, в каюте чисто. В этой каюте я жил 3 рейса в 1969 – 1971 гг.

Напротив 98-й каюты – пост передающих устройств станции «Заря». В помещении на переборках висят cсоциалистические обязательства, фотография Комарова. На палубе – книги, фотографии членов экспедиции, которых я не знаю. Аппаратура в полуразрушенном состоянии. Грустная картина.

Иду в каюту. Нет никакого желания смотреть на этот развал. Каюта встретила меня лёгким сквозняком, урчанием вентиляторов и звуками музыки из приёмника. Мухи и божьи коровки летали и ползали в поисках жертв. Обед брал своё, адмиральский час требовал к себе внимания. Развернул вентиляторы так, чтобы обдувалась вся площадь кровати. Как тянутся эти последние дни! Никто так не умеет жить, как мы не умеем! Кто же это сказал? – думал я, укладываясь на койку.

«Голос Америки» рассказывал о запуске челнока «Атлантис». Слушаю без интереса. Сообщили об ожидаемой 4 ноября посадке «СоюзаТМ‑19» с экипажем основной экспедиции станции «Мир» – Маленченко, Мусабаева и немецкого космонавта Мербольда . Полёт «Мира» комментируется скромно, как о будничной процедуре русской космической деятельности. Что-то ещё сказали о предстоящем в следующем году полёте «Атлантиса» для стыковки со станцией «Мир». Это уже интересно. Потихоньку привлекают американцев к совместной работе по освоению космического пространства. Самим нам не потянуть эту программу. Вроде и тонем, но барахтаемся. Это улучшает настроение.

Не знаю, как засыпали адмиралы в этот час, но я отдавал концы и уходил от дневного причала без лоцмана и буксиров. Отходил плавно и без шума. Адмиралы, наверное, отходили ко сну в свой час, хлопотно – думал я и смотрел на удаляющийся причал. Отход судна – всегда показательная операция для командира. Адмирал уже не командует отходом, но внимательно наблюдает, ходит по рубке с борта на борт, выходит на крылья и всегда видит не то, что он бы делал на месте командира. Поэтому он ворчит, ворочается и иногда ругается.

А я поплыл. Очень надеюсь встретить Нептуна, ставшего мне другом. Надеюсь, но не верю. Попрощались мы с ним навсегда. Весь этот рейс он был самым надёжным и верным моим собеседником. Большинство людей озлобляются и лезут в драку оттого, что нет собеседника, который бы выслушал внимательно и хоть чуть-чуть постарался понять. А если бы дал нужный совет или оказал нужную помощь, то насколько бы в мире уменьшилось зла!

Вспоминаю приезд Спирина в Ленинград осенью 1974 г. На Ждановском судостроительном заводе уже стояли под переоборудование 4 лесовоза. ЦКБ «Балтсудопроект» заканчивало выпуск рабочих чертежей. Шли работы по демонтажу старого оборудования. Главный конструктор проекта Борис Павлович Ардашев, по результатам демонтажных работ, пришёл к выводу о состоянии отдельных конструкций судна, изоляции, кабельных трасс, некоторых устройств и механизмов – они подлежат замене. Это требовало дополнительных средств, времени и новых решений по финансированию и срокам работ.

В этом же ЦКБ Главный конструктор Соколов приступил к разработке технического проекта 1914 («Зодиак»). Корабли измерительного комплекса (КИК), предназначались для отработки ракетно-космических комплексов и должны были заменить устаревшие уже КИКи Океанской гидрографической экспедиции (ОГЭ-5) на ТОФе. Предполагалось построить 5 кораблей. Строить их должен был Балтийский завод.

В «Невском проектно-конструкторском бюро» Главный конструктор Ашик приступил к разработке технического проекта 1917М («Сириус-М») переоборудования НИСа «Космонавт Владимир Комаров». «КВК» должен стать по оснащённости и комфорту в один ряд с «КЮГом» и «АСК». Переоборудование поручалось Балтийскому заводу.

Объём работ по специальной технике был большой, а ещё были чисто судовые работы, контроль которых постановлениями Правительства, поручался Военным приёмкам ВМФ. Владимир Ильич предложил встретиться с руководителем приёмок ГУК ВМФ контр-адмиралом Иваном Ивановичем Питий.

В.И. Спирин знал, что оплата всех работ по созданию кораблей будет идти через ГУКОС, поэтому, контроль правильности расходования средств нужен серьёзный и чёткий. Эту задачу целесообразнее поручить военному представительству, подчинённого ГУКОСу. Вопросы создания специальной техники контролируют его же военные представительства, а вот контролировать размещение её на кораблях, монтаж комплексов и систем, ввод в строй, проведение всех видов испытаний, вплоть до государственных, и расходование средств  у морского отдела ГУКОСа было некому. Все работы по контролю создания кораблей в интересах Министерства обороны выполняли Военные представительства ВМФ. Создание в ГУКОСе Военного представительства по разработкам и строительству кораблей и судов космического флота могло вызвать отрицательную реакцию в ГУКе (Главное управление кораблестроения) ВМФ. Необходимо было мнение авторитетного представителя ВП ВМФ.

Иван Иванович принял нас в Управлении уполномоченного, в доме на улице Римского-Корсакова. Кабинет чем-то напоминал салон командира большого корабля. Встретил нас приветливо, выслушал внимательно. Говорил в основном Спирин. Он старался обосновать необходимость открытия Военного представительства ГУКОСа при ЦКБ «Балтсудопроект» и поручить ему контроль разработок всех проектов и строительство судов в отношении размещения на них специальных средств. Иван Иванович не перебивал. Иногда задавал уточняющие вопросы, а иногда на его лице появлялась добрая улыбка, как знак чего-то для него неожиданного. Владимир Ильич очень старался. Я почти не вступал в разговоры. У меня не было ни опыта, ни знаний о деятельности военных представительств. Когда Спирин изложил цель визита, адмирал спросил меня о предыдущем месте службы и, выслушав, сказал:

— Это хорошо, что вы привлекаете офицеров с хорошей практикой работы на технике, которую будет контролировать Представительство. Думаю, что приёмки ВМФ не смогут обеспечить качественным контролем в отношении специальных космических задач. Мы с вами участвовали в создании всех ваших плавучих измерительных пунктов, начиная с кораблей Камчатской флотилии и кончая «Космонавтом Юрием Гагариным». Ваши специалисты по спецтехнике командировались в ЦКБ и на заводы и принимали участие в приёмо-сдаточных работах. Тогда работы эти выполнялись в сравнительно короткие сроки, и создавать приёмку  просто было некогда. По-моему, с 1967 г. по 1972 г. было переоборудовано и построено 7 ваших НИСов. 6 здесь, в Ленинграде, и 1 в Николаеве.

Теперь, как я понял из вашего доклада, программа создания космических судов и кораблей долгосрочная. К тому же вам предстоят модернизация и ремонт уже существующих судов и кораблей. Я считаю, что вам нужна Военная приёмка в Минсудпроме. И вам необходимо через неё контролировать расходование средств. Если вы поручите контроль расходования средств кому-нибудь другому, ваша приёмка будет малоэффективна. С нашей стороны, мы готовы взять на себя технический контроль судостроительной части, а за всё остальное, в том числе расходование средств и корабль в целом, должна отвечать ваша приёмка.

Адмирал замолчал, посмотрел на нас и, улыбнувшись, добавил:

— У нас столько своих заказов, что утяжелять свою жизнь нам будет вредно. Корабли и суда для ГУКОСа должен контролировать и отвечать за них сам ГУКОС. Такую точку зрения я буду отстаивать в ГУКе и перед Главкомом.

Честно говоря, мы ожидали трудного разговора и мало рассчитывали не такой ответ. Получилось так, что препятствий в открытии Военного представительства со стороны ВМФ нет. Со стороны заводов и ЦКБ мы уже знали, возражений не будет. Мы посетили все организации Ленинграда, которые будут участвовать в создании космических судов и кораблей и нашли полную поддержку идеи создания Военного представительства по контролю разработки проектной документации и строительству кораблей и судов для ГУКОСа. По оценке Владимира Ильича, трудности будут в ГУКОСе и Главном управлении кадров МО.

Поблагодарив Ивана Ивановича за тёплый приём и полное понимание, мы, очень обнадёженные, отправились к месту моей дислокации ЦКБ «Балтсудопроект»  готовить нужные бумаги.

Мы трудились до конца рабочего дня, формулируя объёмы работ по проектированию и строительству. Перспективы приёмки мне казались просто блестящими, и карьера моя виделась очень даже хорошей. Владимир Ильич был уже опытным работником Центрального аппарата и к моим радужным перспективам отнёсся несколько скептически.

— Думаю, открытие этой приёмки вызовет интерес некоторых больших начальников. Военная приёмка – особая военная структура. Работать на стыке интересов Минобороны и промышленных министерств, военных не учат. Их готовят в процессе службы. Начальником ВП назначают самые верха из офицеров, прошедших службу в Военных представительствах или в заказывающих управлениях. У тебя, к сожалению, пока нет опыта работы в структурах ВП, но зато есть опыт работы на наших судах и с представителями промышленности. Ну, пока будем решать вопросы открытия, пройдёт достаточно времени. Трудись и служи так, чтобы быть первым претендентом.

Мои радужные надежды немножко омрачились. Но это было ненадолго. Я пришёл в приёмку сразу на должность заместителя старшего военпреда, что в среде военных представительств очень редко случается. Нужно было начинать работать с тем, что есть на этот момент.

В ЦКБ мне выделили небольшую комнатку, рядом с комнатой ВП  ВМФ. Пока я занимался всеми проектами и заводами один. Распоряжением начальника III-го Управления ГУКОС был выделен из ВП 1230 военпред М.C. Александров, специалист по аппаратуре СЕВ  (система единого времени). Михаил Степанович приходил в назначенные его начальником дни. Он имел опыт работы на наших судах ещё в 1967 г., при создании первых «Селен» и теперь его использовал. В работах судостроительных заводов и ЦКБ он никогда не участвовал так же, как и я. Хорошее знание Александровым руководящих документов ВП ГУКОСа помогало свести до минимума ошибочные решения. При необходимости я мог обратиться в Морской отдел и попросить прислать нужных военпредов с предприятий-разработчиков и изготовителей нашей аппаратуры.

Когда я был приглашён на первое совещание руководителей военных приёмок, подчинённых Районному инженеру полковнику Глебу Михайловичу Мельникову, меня представил он, как первопроходца нового, морского направления. Начальники приёмок очень скептически отнеслись к моим перспективам на этом пути.

— Тебе предстоит научиться грамотно использовать требования руководящих документов военного кораблестроения, гражданского судостроения и создания космической техники, – наставлял меня Глеб Михайлович.  По всем вопросам, которые вызывают сомнения в принимаемых решениях, обращайся прямо ко мне. Все вопросы по проектам решай с офицерами отдела Спирина. И ещё, доклады в Москву должны быть чёткими и точными. Если требуется их решение, то должны быть и твои предложения. Хорошо, когда предложения уже согласованы с представителями промышленности. Так, с первых дней, Глеб Михайлович учил меня постигать жизнь военного представителя. Всю мою службу в приёмке я чувствовал внимание к моей судьбе, к морским делам.

Телефонный звонок оборвал мои воспоминания. В трубке звучал голос капитана:

— Приглашаю вас к катеру. Будем отрабатывать посадку в катер и спуск его на воду. Попробуем запустить дизель. Пауза. Наверное, почувствовав, что его звонок мне пришёлся совсем не в масть, мастер стал искать выход из этой ситуации:

— Катер ни разу не запускали. Ваш любимый второй механик сделал дизелю профилактику. Нам даётся не более 10 мин на посадку и спуску его на воду. Жду вас у катера.

Что я ему желал в это время, написать, конечно, не могу. Идти не хотелось. Посмотрел на часы: время 16.00. Мучаясь, вышел на левый борт и побрёл к катеру. В сборе были все. Капитан попросил нас построиться в шеренгу, лицом к катеру. За спиной был бассейн. Вода его заполнила до краёв и текла по переборкам на палубу.

— Объясняю порядок посадки в катер. Нас 8 человек. Последним сажусь я. Бот спускает 2-й механик и по штормтрапу спускается к нам. Запускает двигатель старший механик. Электромеханик и второй механик отдают гаки. Делать надо всё быстро. Вещи приготовьте сегодня. Мы должны прийти к пирсу пока будет полная вода. Вещи приготовьте сегодня. Есть вопросы?

Неприятное чувство «А зачем это всё нужно?»— отключало от всякого желания что-нибудь делать. Мастер, видимо, уловил это состояние и звонким голосом дал команду:

— По двое подняться на катер и там выбрать себе место, где завтра будете сидеть. Присмотрите, куда будете ставить свои вещи.

Нехотя мы стали выполнять команду и постепенно стали понимать, что мастер делает правильно. Нужно сегодня отработать всё. В доказательство, катер спустить не смогли. Тали[16] не хотели двигаться. Кое-как расшевелили. Катер на воду стал, но двигатель не запускался.

Что сказал мастер стармеху и второму механику, я воспроизводить не стану, но мух и божьих коровок стало значительно меньше. Он предупредил их, – к бассейну не подходить, пока катер не будет в полной готовности. Остальные все отправились в бассейн. Это единственное место, где была надежда переждать жару.

— Прощальный банкет намечаем на 19.00. Виктор Иванович к этому времени всё приготовит и накроет столы. Посидим, скажем, хорошие слова людям. Как бы там ни было, а всё же доплыли и стоим 10 суток, слава Богу, без всяких ЧП. 54-е сутки сегодня закончатся! – поделился своими планами капитан, плавая.

Хандра покидала меня. Я чувствовал, что только присутствие этих людей и вода бассейна не дадут мне раскиснуть.

— Эх, пивка бы сейчас,– мечтательно произнёс мастер, отфыркиваясь.  Я своё всё употребил.

— У меня пара банок найдётся.

Мне не захотелось оставаться одному, и я принёс в жертву свои запасы. Мы голыми шли в каюту. Тела наши обсыхали очень быстро. У дверей каюты надели плавки и зашли. Инстинкт сработал.

— Чем-то вы озабочены! – сказал капитан, открывая банку «Туборга».

Не ожидая ответа, мастер стал утолять жажду. Он пил маленькими глотками. Глаза были закрыты. Благодать прохлады разливалась по телу сверху вниз. На огромных залысинах лба появились бусинки пота. Мастер медленно отвёл банку от губ, не открывая глаз, поставил её на свой круглый и прилично заметный живот и сказал:

— Жизнь состоит вот из таких маленьких скоротечных удовольствий и злющих мух. Они неожиданно приходят, но всегда уходят. А мы живём от прихода до ухода. Завтра у нас уход! Будем ждать прихода и чего-то новенького.

Мы сидели и молчали. Вентиляторы гнали горячий воздух. Это был единственный способ иметь хоть какое-то ощущение свежести.

— Завтра в Индии наступает Новый год, – сказал капитан. Наших индусов поздравить надо. Мы сделаем им новогодний подарок.

— Русский Дед Мороз в плавках по песчаному берегу тянет знаменитый «Шароход» в подарок индийским безработным! Ну, картина для нашего журнала «Огонёк». В 1971 г., кажется, корреспондент Май Начинкин опубликовал красивый снимок «КВК». Тогда он был нашей гордостью, теперь это просто «Шароход».

— Да ладно вам! Жизнь состоит из поступков, которые мы совершаем во времени и пространстве под неусыпным людским вниманием. Наша с вами задача состоит в том, чтобы этот надзор не превратился в преследование. Времена-то, у нас какие! Думаю, что ваше решение по судьбе «КВК» – правильное. Теперь нужно думать о следующих поступках. На мой взгляд, и моё понимание нынешнего времени, главная задача – выжить. КПСС нет. Генерального курса определить некому. КПРФ, отличается от КПСС последними буквами. Вместо СС теперь стоит РФ. По-моему, РФ расшифровывается – ренессанс филиппик, – примирительно сказал капитан

— Ренессанс, насколько я помню, означает возрождение, а филиппика мне что-то неизвестное.

— Фили́ппика, ударение на втором слоге и обозначает гневная обличительная речь, – отвечал капитан. Произошло слово от имени македонского царя Филиппа II. В его адрес их произносил греческий оратор Демосфен. А знаю об этом я, из собственной практики. Ещё на «Балтике», будучи старпомом, во время прохождения пролива Большой Бельт я гневно обличил второго помощника в несвоевременном определении пеленга на маяк. Лоцман, наверное, достаточно хорошо понимал наш многообразный язык и когда я утих, негромко сказал мне:

— Прекрасная фили́ппика!  Её бы записать!

— Я вынужден был после его ухода спуститься в библиотеку и в энциклопедии найти значение этого слова. Вот, до сих пор помню.

— Получается Коммунистическая партия ренессанса фили́ппик. Неплохая находка. На самом деле они только и занимаются фили́ппиками. Да и все другие российские партии занимаются тем же.

— Так вот, Олег Максимович, я верю в то, что дела вашей фирмы наладятся. Наука и бизнес в России пока только притираются. Для торговых дел «КВК» совершенно непригоден. Вам, как вы рассказывали, снова придётся делать крутой вираж. Как и в 1974 г. вам предстоит искать новую сферу деятельности. Кстати, чем вы занимались после того виража, я так и не услышал.

— Мне в этом году исполнилось 60 лет, и теперь я не в запасе, а в отставке. «КВК» был основой наших планов. Аэрокосмический экологический центр, который мы надеялись создать, был воплощён уже в технический проект, и итальянская судостроительная фирма бралась его выполнить. Идти в бизнес с нашим менталитетом государственного служащего СССР и в таком возрасте – дело малоперспективное. Что означает слово бизнес, я, честно говоря, толком не знаю. Что-то сделать и хорошо продать?  Так, кажется.

— Нет, нет! – воскликнул капитан.  Продать то, что у тебя есть, тому, кому нужно,  это ещё не бизнес. Мастер таинственно замолчал. Глаза искрились, а губы готовы были раскрыться в весёлую улыбку. Вдруг, лицо стало серьёзным:

— А вот продать то, чего у тебя нет, тому, кому это не нужно, – вот это и есть бизнес!

Мы оба рассмеялись. Настроение стало лучше.

— Это уже из одесских хохм, – сказал я. Такой бизнес я не потяну. А знаете, слово хохма на иврите означает мудрость. Не от глагола хохотать, как большинство думает. Не зря одесситы говорят: «Во всякой хохме есть доля хохмы, а остальное – либо правда, либо дурость».

— Ну, я Одессу знаю плохо. Как-то не получилось там пожить. Об Одессе и одесситах столько сказано, написано и показано, что можно туда и не ездить. Горжусь тем, что «шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил» Бернёс пел впервые в фильме «Два бойца» о блокадном Ленинграде.

— Вы спрашиваете, чем я занимался после ухода из СКИ ОМЭР АН СССР?  Отвечаю: я перешёл из системы эксплуатации космических судов в систему создания этих судов и кораблей. Командование ГУКОСа назначило меня своим представителем на предприятиях Минсудпрома. Все заказы Минобороны в отношении плавающих средств контролировали Военные представительства ВМФ. Позже я узнал, что ГУКОС единственная военная структура, взявшая на себя ответственность контролировать в Минсудпроме создание, заказанных кораблей и судов. Получилось даже так, что мы создали два корабля командно-измерительного комплекса (КИК) «Маршал Неделин» и «Маршал Крылов» и передали их в эксплуатацию ВМФ.

— А у ГУКОСа были свои суда и корабли?  Он имел береговые базы и ремонтные организации? Флот без этого не может существовать, – спросил капитан.

— Все НИСы были собственностью пароходств. ГУКОС брал в аренду сухогруз или танкер, затем их переоборудовал на заводах Минсудпрома, либо делал заказ на постройку. Построенные НИСы или корабли передавались ММФ или ВМФ соответственно. ГУКОС заключал с пароходствами договора об аренде НИСов. Он же – обеспечивал эксплуатацию и обслуживание специальных средств. Техническое обеспечение специальных средств КИКов: ремонт, снабжение их запасным имуществом и модернизацию специальных средств исполнял и планировал ГУКОС. Вся организация и порядок взаимодействия определялись правительственными постановлениями и ведомственными решениями. К концу семидесятых годов уже сложились достаточно эффективные структуры управления.

— Я думаю, что ваше космическое ведомство очень удачно решило условия эксплуатации космического флота. Самую тяжкую ношу взяли ММФ и ВМФ. И, наверное, это было правильное решение. Содержать флот – очень дорогое и сложное дело.

— Не так просто получилось такое решение. Министр морского флота Бакаев  считал – НИСы для космических программ никак не вписываются в производственный процесс ММФ. Хозяин этих судов Министерство обороны –ГУКОС. Все они должны быть в ВМФ!

Главком ВМФ Горшков, считал, что он имеет в составе ТОФа соединение космических кораблей под названием ТОГЭ и получает от них только головную боль. Задачи флота им не ставятся, боевую службу они не несут.

У ГУКОСа не было ни мест базирования, ни морских кадров, ни морской практики. И ещё: всё, что было связано с работами по освоению космического пространства, было государственной тайной. Мы заявляли о мирном использовании космоса, но всеми вопросами занимался Государственный комитет по оборонной технике при Совете Министров СССР под постоянным контролем ЦК КПСС. Академия наук и Институт космических исследований вели научные темы и выступали представителями СССР на международных форумах. Ведущая роль военных скрывалась. Только космонавты официально могли представлять военных. По этой причине космический флот не мог быть в составе ВМФ.

— Ну, и как же смогли решить этот вопрос?

— Правительство приняло в тех условиях, наверное, самое оптимальное решение. Постановлением от 10.06.1967 г. Минобороны было поручено переоборудовать, выделенные ему ММФ транспортные суда, на заводах Минсудпрома, и после этого, передать их пароходствам в собственность, заключив договора на аренду.

— Насколько я знаю, вы и занимались контролем качества постройки НИСов и кораблей ГУКОСа. Я правильно назвал организацию Минобороны?

—  Да, правильно. После постройки НИСа или переоборудования судна мы передавали или возвращали их в собственность пароходствам без спецтехники. В любом случае, договорами на аренду предусматривался демонтаж спецтехники, в случае прекращения аренды. Получалось так, что все заботы по эксплуатации судна брали на себя пароходства, вплоть до оплаты валютой, что предусматривалось арендным договором. Оплата членов экспедиции, соответственно, приравнивались к оплате членов экипажа. Например, начальник экспедиции получал, как капитан. Служащим ещё выплачивались все льготные коэффициенты. Здесь нам повезло

— В ВМФ, наверное, вы бы ничего не получали в валюте. Насколько я знаю, военным морякам валюту платили только во время официальных визитов и только за время пребывания в порту, – отметил капитан.

— Я не знаю, как в ВМФ, но за переход на КИКе «Маршал Неделин» из Ленинграда в Петропавловск-Камчатский, ни членам экипажа, ни сдаточной команде, ни представителям Государственной комиссии валюту не выплатили.

— Чтобы обеспечить полную скрытность, этим же Постановлением все наши суда зачислялись в состав научно-исследовательских судов Академии наук СССР, в отдел Дмитрия Ивановича Папанина. Все вопросы, связанные с заходами в иностранные порты, и проблемы с пребыванием НИСов за границей руководство ОМКИК должно было решать через И.Д. Папанина. Каждый офицер экспедиции имел липовый паспорт, который он сдавал капитану порта в обмен на паспорт моряка. 04.11.1970 г. Президиум Академии наук СССР распоряжением № 34-1466 объявил о создании Службы космических исследований Отдела морских экспедиционных работ (СКИ ОМЭР). У  Безбородова появилась гербовая печать, право переписки и счёт банке. Крыша в/ч 26179 стала юридическим лицом. Теперь была разработана и утверждена новая легенда, детализирующая всю деятельность флота и его командира. Связь с НИСми теперь можно было вести по открытым каналам, выходить на дипломатические службы и заключать договора на аренду без всяких грифов.

— Как я понимаю, ГУКОС постепенно создавал структуру полноправного владельца, – сделал вывод капитан.

— Согласен с вами. Теперь ГУКОС становился Заказчиком новых судов, которые на порядок были сложнее первых, и ему была необходима структура контроля расходования средств, качества разработок и создания космических НИСов. Начальник морского отдела Спирин не мог согласиться с тем, что его отдел, выполняя заказы на сотни миллионов рублей, не имеет своего Военного представительства. После визита в Ленинград он дал задание своим офицерам, подготовить документы в Генеральный штаб СА на открытие ВП на предприятиях Минсудпрома. Таким образом, я оказался пионером морской приёмки ГУКОСа.

— Есть предложение ещё по баночке – за пионеров в морском деле. Я считаю себя пионером в перегонах таких судов, и если у вас возникнет необходимость перегнать куда-нибудь ваши НИСы, я готов это сделать безо всяких предварительных условий, тем более что в Питере стоят 4 «Космонавта». Как я представляю, у них будущее «Комарова», – сказал капитан, будто это вопрос нескольких дней. Я уже заметил, что он, в первую очередь, искал своё место в будущих событиях и старался его закрепить за собой намертво.

Пришлось отметить пионеров. Мастер наслаждался прохладой пива и не хотел этот кайф укорачивать. Посмотрев на фотографию «Комарова» под стеклом на столе, он с интересом спросил:

— Вроде бы «Комаров», корпус тот же, а шаров уже нет. Антенны голые. Да и весь он стремительный. Что-то в нём от эсминца. Капитан встал, подошёл к столу, чтобы видеть фотографию нормально.

— А эта рядом, фотография корабля, тоже из космического флота? — не дожидаясь ответа, капитан продолжил:

— Тут у вас фотография модели тоже НИСа. Видно, что это всё самое-самое лучшее, что можно было сделать?

— Первая фотография «Комарова» после предполагаемой модернизации по проекту НПКБ. Такой вид он должен был приобрести к 1977 г. Этим проектом я и занимался на новом месте работы. Проект разработали, но до заводских работ так и не дошли. С деньгам стало хуже. Надо было строить новые НИСы.

Вторая фотография сделана с модели НИСа «Академик Николай Пилюгин». Проект НИСа «АНП» разработало ЦКБ «Балтсудопроект» в 1987 г. Главный Конструктор Ардашев. Закладка судна на стапеле Адмиралтейских верфей состоялась 12.04. 1988 г., а спуск на воду – 23.08. 1991 г. Достраивали его 3 года – так и не достроили. Союз распался, деньги партийные боссы растащили, Военно-космические силы оказались без средств. Оставалось смонтировать специальные комплексы. Готовность НИСа была 87 %. Знаю, что Адмиралтейские верфи уже получили разрешение на его продажу в счёт долгов Заказчика.

— Да, времена были лихие. Долго ещё историки будут искать правду, – огорчённо сказал капитан, помолчал и добавил:

— Если дадут возможность искать.

— Судя по современным стараниям историков и журналистов, они копают глубоко и по всем доступным местам, – ответил я.

— Да, если судить по передачам радиостанций «Свобода» и «Эхо Москвы», то светлого в нашем прошлом почти не было, а в будущем ожидают новых революций, – c иронией сказал капитан.

Мастер допил пиво, положил банку в мусорную корзинку и спросил меня:

— А сам-то очень сожалеешь о печальной судьбе вашего флота?  Вы же не только ходили на НИСах, но и участвовал в их создании. Вы родитель, теряющий своих детей.

— Лучшие годы в моей жизни – годы, связанные с существованием и деятельностью морского космического флота. Конечно, непросто пережить время его ликвидации. Я и мои коллеги по нашей фирме делали всё, что могли, для сохранения «Комарова». Но, увы и ах! Против лома нет приёма. Да! Пароходства балтийского тоже нет. И люди, с которыми работал, строили планы на будущее, хлеб и соль делили пополам, стали совершенно другими. Я бы сказал так: мы загнаны на территорию капиталистического рынка, оставшись, с социалистическим сознанием – всё повсюду продаётся, конкуренцией зовётся – кто найдёт или даром заберёт.

— Ну, и сам понимаешь, какие при этом рыночные отношения у нас? – продолжил капитан.  Люди в этой рыночной обстановке превратили в товар все ценности – и материальные, и моральные.

— А знаете, Владимир Львович, я тут, во время своей хвори, долго в больнице валялся, и получилось так, что большую часть времени я слушал радио и читал газеты. Как раз время развала СССР было. Конец 1990 г. и начало 1991 г. Дослушался и дочитался до того, что написал свои впечатления в стихах. Моим болеющим коллегам понравилось. Они настаивали послать в газету. Но этого я не сделал. Считал, что там много личного, а литературного ещё маловато. Тут, на «Комарове», я читал их коллективу моих слушателей, когда рассказывал про историю нашего флота. Они выслушали терпеливо и сказали, что так и было. Могу вам дать почитать.

— Хорошо! Если это в печатном виде, то возьму, когда после «бичинга» приедем в гостиницу. Думаю, что как раз будет самое время готовиться к встрече с Родиной.

— Оно посвящено подполковнику, впервые попавшему за границу на НИСе «КВК» во время перехода из Одессы в Санкт-Петербург в декабре 1989 г. Был заход в город-порт Роттердам. Он утром, впервые в своей жизни, ступил за границу СССР.

— Я думаю, что в нашем положении лучше чем-нибудь заниматься. Познакомиться с вашими мыслями о нашем времени, да ещё в стихах, очень интересно. Сам пробовал. Получалось не очень. Тогда ещё понял, что стихи придумать нельзя, их надо почувствовать. Вот, когда они вскипят в душе, тогда бери бумагу и пиши. Времени для этого не нашлось. Надо было в капитаны выходить, – сказал мастер с таким видом, что я подумал, капитан жалеет об отсутствии поэтического дара. Со стихами он бы смотрелся лучше. Как считал, я не знаю, но мне так думалось.

— Не претендую на кипение в душе, но прочувствовал всё это, когда решалась судьба «Комарова». Страна болела, и я хворал. Сердце первый рубец заработало. Рушилось моё коммунистическое представление о прожитом времени, о нашем «паровозе» и пути, по которому он летел вперёд. В молодости нам казалось, что героические годы прошли, – начал я рассуждать, понимая, что ухожу от темы, которую хотел озвучить, но надо было закончить мысль:

— Мы завидовали «Красным мстителям». Они революцию делали и нашу жизнь устраивали красиво и романтично. Гражданская война, белые и красные, бандиты и контрреволюционеры, интервенция и рождение Красной Армии, мудрость ЧК и преданность идее коммунизма – всё это, в героической ауре и для нас, будущих. Потом была война. Здесь уже наше поколение романтики видело меньше. Бомбёжки, оккупация, эвакуация, голод и похоронки на отцов и братьев, послевоенная разруха и затянувшееся ожидание райской жизни очень подорвали веру в светлое будущее. И всё-таки, мы думали, что нам досталось меньше романтичной борьбы за будущее!

— А ведь я так тоже думал, – воспользовался паузой капитан Чапаев, рассуждающий над картошкой о месте командира в бою, покорение полярных широт, Северный морской путь, перелёт в Америку через Северный полюс Чкалова, Байдукова и Белякова, эпопея челюскинцев – всё это для нас, молодых, было примером для подражания. Да! Это всё было...

Капитан замолчал. Прохладное пиво не спасало от жары. Его огромный бронзовый от загара лоб серебрился бусинками пота. Неожиданно он сказал:

— Чего-нибудь бы покрепче! Хорошие были годы! – с искренней грустью продолжил капитан.  Главное, мы были молодые. Знали, чего хотим и верили в то, что говорили и делали. За это не только можно, но и нужно выпить чего-то значимого.

— А может, обождём немного. Скоро Виктор Иванович нас к праздничному столу пригласит. Чёрт с ним, давайте по граммульке коньячка. Тут у меня подарочная маленькая бутылочка есть. Для самолёта берёг. Её и в расход.

На эту процедуру ушло очень мало времени. Мастер оживился. На него любое питие с хмелем действовало возбуждающе.

— Давайте ваши воспоминания. Я готов их почитать. Не готов я сейчас слушать. Хочу подготовиться к нашему прощальному банкету и немножечко отдохнуть. Капитан взял мои творения и ушёл.

Мысль капитана отдохнуть нейтрализовала все остальные переживания последнего дня на судне. Направив все вентиляторы на своё ложе, прилёг и не заметил, как погрузился в дремоту.

Сначала никак не мог затащить свою сумку в катер. Потом начал искать видеокамеру. Думал, что забыл в каюте, а оказалось, она висит на груди. Неожиданно катер стал делать круг по песку вокруг судна. Мы шли под булями. Виден был киль, и когда подошли к корме, винт ещё медленно вращался. Из корпуса тянулись струйки, как щупальца, в поиска вдруг пропавших волн.

— Ну, где вы там, Олег Максимович?

Картина сразу рассыпалась, замелькали блики, и вернулась реальность – шум вентиляторов и голос капитана:

— Нам пора двигаться вниз!

Я поднялся и вышел из спальни. Мастер стоял у стола, где лежали мои рукописи. Вид капитана был почти праздничный. Весь в белом, выбрит, сосредоточенное выражение лица с печатью знания будущего и независимости от прошлого.

Сколько же я находился в дрёме? – озадачился я, и посмотрел на часы. Всего-то каких-то 40 мин, а чего только не насмотрелся.

— Прочёл ваш труд! Насчёт поэзии судить не берусь, а события очень даже хорошо описаны. Читается легко. Похвально. Вернёмся в Питер, жене обязательно покажу. Она у меня в поэзии разбирается.

— Спасибо! Хотите, я вам почитаю ещё одно сочинение?

— Сюда кто-то идёт. Мастер посмотрел на вход. Там стоял старший механик:

— А мы уже готовы к торжествам. Удивляемся, где можно скрываться от жары, кроме как в бассейне, а вас там нет. Вот и послали меня на поиски. А чем же вы здесь занимаетесь?  Стихи читаете! – воскликнул он, увидев исписанные листы.  Ну, вы даёте!

— Чего мы даём! – сурово сказал капитан. Пытаемся понять наше время и оценить то, что происходит.

Мне показалось, капитан сам удивился высказанному. Прошедшему и происходящему сейчас мы оценок не давали. Но, видимо, он к каким-то оценкам пришёл.

— И к чему же вы пришли? – спросил старший механик.

— В стране процветает беспредел, и предела пока невидно! Получается так: одним всё, другим всё остальное. Правда сейчас состоит в том, что нам постоянно лгут.

Румянец от возбуждения пробился через крутой загар. Мастер, неожиданно для меня и тем более для стармеха, распалился так, что вызвал у нас удивление. Он заметил нашу реакцию, ухмыльнулся, как будто нас прощает, и сказал:

— В СССР мы жили все одинаково бедно, а теперь нас ещё и обокрали. Вот такие мыcли у меня после стихов господина директора.

— Уж очень мрачно, Владимир Львович. Вы уж за столом так пессимистически не тостуйте. Через 15 мин нам уже пора быть в столовой.

— А знаете, когда теряешь или отбирают, всегда кажется, что это несправедливо. В жизни так происходит часто из-за независящих от нас событий. Можно сказать, события в большинстве случаев готовят сами люди, не подозревая об этом. Мы виним власти, а избираем сами, и вождей выращиваем мы же, люди, – поддался я чувствам мастера.

— Самое интересное состоит в том, что всё происходящее с людьми сами люди и устраивают. Ведущая и направляющая сила непредсказуемых событий – зависть и жадность. На просторах Российской империи эти чувства соответствуют её размерам, – заметил мастер и продолжил:

— Нам пора идти. Думаю, говорить на эту тему не стоит. Поблагодарим оставшихся, а в их лицах – всех, кто обеспечил выполнение этого перехода. Со всем экипажем не удалось попрощаться, а жаль. Простимся с судном.

Мастер посмотрел на меня и стармеха, ожидая согласия. Наше молчание он принял за одобрение и, улыбаясь, сказал:

— Нас ждут с полными руками на этой встрече без галстуков. Давайте ваши запасы. Вам помочь или не мешать?

Две бутылки водки и столько же шампанского – были извлечены из холодильника и переданы мастеру и стармеху.

— Предлагаю надеть шорты. Так как встреча без галстуков, то можно выше пояса ничего не надевать, – завершил наши сборы старший механик.

В столовой команды был накрыт длинный, на 10 человек, стол. Четыре вентилятора и вентиляционная система гоняли горячий воздух по помещению. Все иллюминаторы были открыты. Мухи даже не пытались появиться в струях воздушных потоков. На тумбе, где в прошлом был телевизор, стоял портрет Комарова. Его принесли из салона капитана. На судно портрет был привезён из Звёздного городка и подарен экипажу при подъёме флага в 1967 г. Почему его не оставили в Санкт-Петербурге, сказать не могу. Когда его увидел, мне стало как-то даже нехорошо. Забрать с собой мы его не можем, а оставить так просто — показалось мне, предательством. Что-то надо придумать.

Стол был красиво сервирован. Различные цветные баночки, бутылочки с кетчупами и приправами выглядели, как букетики цветов. Середину его занимали холодные закуски и фрукты: апельсины, бананы и яблоки. Экзотику не заказывали. Жалели валюту. Виктор Иванович постарался на славу. Всё, что осталось на судне приличного из посуды, украшало белую скатерть. Бокалы и рюмки были разнокалиберные. От активного их применения расход был повышенный.

Расселись по четыре человека с каждой стороны. Все были обнажены до пояса. Только старший электромеханик обмотал шею, тонким синим шарфом. За столом, расположенным ближе к центру зала, разместились четверо индусов, охранников теперь уже их судна. Им тоже накрыли стол. Они с любопытством рассматривали нас. Главный индус мог немного говорить по-английски. Капитан и второй помощник знали язык неплохо. Наше общение выглядело парадом улыбок, движений рук со звуковым сопровождением, состоящим из восклицаний: А…, О…, Йес…, английских слов о'кей, вери гуд, и тому подобного.

Ни в СССР, ни в рыночной России пока на языковом поприще у россиян успехов нет. И мешает этому наш всем понятный матерный язык. В моей практике общения с иностранцами было много случаев, когда иноязычный собеседник, пытаясь что-то объяснить, начинал пользоваться матерным словарём. Мы всегда считали: в трудных ситуациях объясниться сможем.

Я принёс видеокамеру и мы, по очереди со стармехом, снимали ход нашего прощального ужина. Индусы очень старались выразить своё хорошее к нам отношение. Второй помощник Саша Шель сказал старшему индусу, что он уже «достал» экипаж своими контролирующими действиями. Старший не понимал слова достал, но, по-доброму улыбаясь, отвечал, что он очень будет стараться и дальше. Когда им сказали о том, что в Санкт-Петербурге будут показывать это фильм, они ответили аплодисментами.

Застолье, как и положено, открыл капитан. Он поблагодарил весь экипаж за проделанную работу, сожалея, что пришлось это высказать только перед шестью его представителями. Призвал всех встретиться за таким же столом уже на берегу. Вспоминал трудности, которые экипаж успешно преодолевал, имея таких командиров. Не забыл поблагодарить и руководство «Экоса» за сделанный правильный выбор исполнителя перегона судна. Всем сёстрам по серьгам.

Мне пришлось отвечать мастеру, и свой тост я предложил за то, чтобы всем повезло устроиться на работу. Его я закончил словами:

— Не поминайте лихом этот наш переход. Мне кажется, что НИС «Космонавт Владимир Комаров» будет светлым и тёплым воспоминанием об этих жестоких и трудных временах.

Ужин закончился в 21.00. Все направились к бассейну. Часа два, наверное, плескались в воде. Воздух  28°, вода  27°. И этот один градус разницы температур дарил нам ощутимую прохладу. Потом все разбрелись по каютам. Я зашёл к себе, сел в кресло за столом и невольно упёрся взглядом в карту мира, приклеенную к переборке. Путь КВК выделялся на ней красными точками, соединёнными чёрной линией. Каждая точка отмечала начало следующих суток и конец предыдущих. Таких точек  45. Красный кружок с лучиками – Солнце. Там, где оно нарисовано, был солнечный день. Таких дней отмечено 19. Тучи отображены простым карандашом, как тёмно-серые комочки вдоль линии пути. Направление ветров указывают зелёные стрелки, а волнение моря – синими синусоидами. Почти всё так же, как и в 1992 г. Только тогда путь приходил в Абу-Даби и возвращался в Санкт-Петербург.

Всю свою жизнь в космическом флоте «Комаров» ходил в водах Атлантического океана. За 22 года он совершил 31 рейс. С 1989 г. он начал вторую жизнь. Она длилась недолго, всего 4 года. За это время он выполнил всего 5 рейсов. И 2 из них были самыми долгими по пройденному пути. Он дважды пересёк незнакомый ему Индийский океан. Трижды он побывал в европейских портах. Цель всех рейсов, кроме последнего, – найти средства для переоборудования. Но, увы! Никто так не умеет жить, как не умеем мы.

За эти годы перестройки и реформ натворили такого, что теперь вся энергия уйдёт на поиски виновных. А народ в религию ударился, значит, готовится к долготерпению. Я, с партийным стажем 33 года, крестился в 1992 г. Крестик стал носить, в церковь иногда ходить. Пока не понял, сделал я это по призыву души или по воле событий. Когда вижу партийных боссов со свечкой в руках в церковных хоромах, то возникает вопрос: как могли они столько лет мучаться атеизмом, скрывая такую веру в Бога?

Завтра сотрётся последняя точка маршрута «Комарова». Он сам выбросится на берег, как это иногда делают киты. Их, по возможности, пытаются спасти, ищут причины, побудившие их это совершить. Российский флот массово выбросился на чужие берега, и спасать его никто не будет. Причины искать некому. Виновных нет. Во власти виновных не бывает.

Сюда же придут ещё десятки наших судов и кораблей. Их скелеты – шпангоуты долго будут лежать на песчаных берегах у маяка Аланг. Здесь будут и «Космонавт Юрий Гагарин», и «Академик Сергей Королёв», с закрашенными именами и c портами приписки банановых республик.

Настроение портилось. Жаль, что старик Нептун покинул наше судно навсегда. Он был очень хороший собеседник. Посмотрел в иллюминатор. А вдруг старик нарушит своё решение и появится в мутных водах Камбейского залива. Ведь может у него появится интерес к такому необычному процессу в России, как массовая ликвидация торгового и военного флота путём продажи на лом, передачи судов под флаги других стран или превращения их на месте стоянки в бесхозные свалки. За время своего существования больше всего развлечений и бед ему, Нептуну, приносили суда и корабли, а в двадцатом веке – самолёты, спутники и астронавты.

За бортом была ночь. На палубах безлюдно. Почудился какой-то металлический стук. Кто-то уронил на палубу тяжёлый предмет. Взял видеокамеру и пошёл посмотреть. Редкие палубные огни вырывали из мрака надстройки. Шары были невидимы, но в том месте, где они должны быть, отсутствовали звёзды. Если присмотреться, то контур шара можно почувствовать. В этом месте глаза улавливали границу между мраком и звёздным светом. Если звезда попадала на границу шара, то она подмигивала. Он, то закрывал, то прятал её. Под действием течения и ветра судно колебалось по курсу.

Перемигиваясь со звёздами, я стал искать Полярную звезду. Она находилась невысоко над горизонтом. Там наш дом, и там нас ждут. Получилось бы всё завтра. Иду на корму к бассейну. Вот и виновник металлического звука. Старший механик упражняется со штангой. Это у него не эпизод в поисках средств борьбы с рейсовой хандрой. Он занимался регулярно и поэтому молодо выглядит и имеет спортивную фигуру. Домой ему хочется прибыть в лучшем виде. Я снимаю его на камеру, а он с удовольствием мне позирует.

Из бассейна второй механик марлевым сачком выбирает из воды насекомых. Количество их огромно. Эту работу он делает, не требуя оплаты. Купались мы долго. Снимали по очереди друг друга. К полуночи температура воды стала выше, чем воздуха, и выход из воды был освежающим. У бассейна остались я и старший механик. Он уже закончил упражнения. Мы сидели на банке и говорили о делах, предстоящих по прилёту в Санкт-Петербург. Где-то в 00.00 часов разошлись. Стармех пошёл в дизельное отделение, а я в каюту. Завтра последняя вахта.

04.11.1994 г. Камбейский залив. Последнее утро на борту НИСа «Космонавт Владимир Комаров».

Проснулся в 07.00, сделал зарядку, искупался, позавтракал и в 08.00 прибыл на мостик сменить второго помощника. Удивительно, никаких симптомов усталости или плохого настроения. Александр Шель уже приготовил кофе и, подавая мне стакан, сказал:

— Второй помощник вахту сдал и желает послушать историю кораблей, звучные названия проектов которых прозвучали вчера, как «Зодиак» и «Титан». Только сегодня я могу удовлетворить своё любопытство. Насколько правильно я запомнил, это были «Маршал Неделин» и «Урал»?

— Запомнил ты, Саша, правильно. Попробую рассказать историю этих двух кораблей. Только нам надо бы узнать распорядок дня на сегодня. Мастер что-нибудь говорил об этом?

— Мастер назначил сбор всех здесь, на мостике, в 15.00. Лоцман, по сообщению агента, прибудет на судно в 19.30. Вот, кажется, и всё. Да, второй механик сказал, что воду в бассейне менять будут непрерывно. Воды много, а экономить бессмысленно.

— Ну и хорошо. Давай-ка в тенёчек, под сквознячок сядем на левом крыле и поговорим. Расскажу тебе историю, как чиновники угробили нужное для страны дело.

Ты знаешь, что с появлением межконтинентальных баллистических ракет (МБР) значительно увеличилась дальность полёта, и точки падения головных частей (ГЧ) переместились в акваторию Тихого океана. Для измерения точности попадания в цель были созданы в 1959 – 1963 гг. 6 кораблей измерительного комплекса (КИКа) и введены в состав ТОФ как ТОГЭ-4 и ТОГЭ-5.

Мощные ракеты открыли дорогу в космическое пространство. 04.10.1957 г. СССР вывел первый искусственный спутник Земли. Он был родоначальником космических аппаратов различного назначения, автоматических межпланетных станций, пилотируемых космических кораблей. Всё это было из области неизвестного. Чтобы научить летать в космосе ракеты, спутники, межпланетные станции и пилотируемые космические корабли, необходимо было иметь информацию о параметрах траектории полёта, о состоянии бортовых систем. Нужно было выдавать команды на борт объекта для управления его системами и приборами. Всё это надо было уметь делать на любых участках траектории полёта. Потребовались плавучие и самолётные измерительные и командно-измерительные пункты или сокращённо ПИПы, СИПы и ПКИПы. Вот и появились в Атлантическом океане в 1960 – 1962 гг. 4 первых ПИПа «Краснодар», «Ворошилов, «Долинск» и «Аксай». Это обычные суда ММФ, на которых в трюмах были скрытно установлены наземные телеметрические станции в автомобильных кунгах. Тебе понятно про телеметрию и кунги?

— За время перехода я поднаторел в этих вопросах. Телеметрия – это передача сигнальных параметров контролируемого объекта по радиоканалам, а кунг – домик, установленный на автомобиль.

— Правильно. Я позволю себе продолжить основную нашу тему. Космическое направление двигалось такими широченными шагами, что уже в средине шестидесятых специалисты начали практически решать задачу полёта человека на Луну. США пытались взять реванш за первый спутник и первого космонавта и объявили высадку человека на Луну – национальной задачей. Мы, Советский Союз, старались удержать своё первенство. Американцы это делали с шумной рекламой. Мы молча и скрытно, с расчётом на ошеломляющий эффект. Неожиданность всегда позволяет скрыть цену достигнутого успеха и его масштабы.

Для политической элиты СССР очень важно было демонстрировать преимущества нашего строя во всём. Но это было неосуществимо при том экономическом состоянии страны. Потрясающие успехи в космосе гнали такую коммунистическую волну, что за ней трудно было рассмотреть реальное состояние дел. А в дни противостояния это было очень важно. Таким путём демонстрировалась наша мощь, и скрывались неудачи. Так не допускался переход к силовым способам ликвидации того или иного лагеря.

— Наверное, это было правильное решение. Войны-то не допустили. Мир держался на чувстве страха. Мы боялись их, а они боялись нас. Жалко, что тогда обе стороны плохо, а может быть, даже совсем не понимали, что Космос один и Земля одна, и все люди на ней – земляне. В космос они должны были идти вместе. Как вы думаете, тогда могли бы американцы и мы лететь на Луну вместе, на одном корабле? – Так закончил Александр.

— Думаю, что тогда нет. Читал, что в разговорах между Эйзенхауэром и Хрущёвым затрагивалась такая тема, но она не получила должного внимания и больше никогда не возникала. Позже, когда президентом стал Кеннеди, который вместе со всей Америкой был потрясён полётом Юрия Гагарина, вопрос совместной деятельности США и СССР был предложен американцами для обсуждения. Предложение, в первую очередь, предполагало обмен информацией о достигнутых научных и технических результатов в мирном освоении космоса. Самым главным в предложениях американцев был вопросы возможности участия Академии наук СССР в американской программе высадки человека на Луну до 1970 г.

— Американцы предлагали нам лететь на Луну вместе с ними, я правильно понял? – удивлённо спросил Александр

— То, что я читал и слышал, – напрямую так вопрос не ставился. Если просто говорить, мы боялись их и не доверяли. Они были точно в таком же состоянии. У них же НАСА предназначалось для работ по мирному использованию космоса. У нас мирным космосом в научном плане, занималась Академия наук СССР.

— Так что, ничего не получилось из этих предложений? – Спросил Александр.

— Абсолютно ничего. Наши считали, что американцы ищут пути узнать наши достижения в создании мощных ракет и космических аппаратов, и поэтому о сотрудничестве не может быть и речи. Мы же у них украли секреты атомной бомбы и быстро догнали их, сделалав свою. Зачем давать им шанс узнать состояние наших ракетных и космических дел?

— Американцы действительно преследовали цель узнать наши достижения и контролировать ход работ в области ракетной техники и космических систем. Но ты же знаешь, что первое совместное дело в космосе совершилось в 1975 г., это совместный полёт «Союз» – «Аполлон». Я сделал паузу, чтобы вернуть разговор к НИСам:

— Александр, мы с тобой шли от вопроса, который ты задал, о кораблях «Маршал Неделин» и «Урал». Давай вернёмся к этой теме.

— В конце шестидесятых и в начале семидесятых в США и СССР появились ракеты, способные нести несколько головных частей, и при этом каждая головная часть имела систему самонаведения. Потом стали делать ракеты, у которых несколько головных частей имели ядерный заряд, а другие ГЧ были ложными целями, в том числе, были и надувные. Это позволяло ввести в заблуждение систему противоракетной обороны. Испытания на участке полёта ГЧ к цели мог обеспечить КИК, оснащённый измерительными средствами, умеющими одновременно работать, как минимум, по 50 целям и чётко определяющими, где истинные ГЧ, а где ложные.

Такие МБРы надо было испытать и принятия на вооружение, а потом периодически проверять в действии, для подтверждения высокой боеготовности и надёжности. Пусков МБР с этой целью планировалось ежегодно несколько десятков. Предполагалось, что обеспечение выполнения этих задач будет возложено на КИКи проекта 1914 «Зодиак».

— Все пуски должны быть в акваторию Тихого океана?  Вы же говорили, что пускали и на Камчатку?

— Да, пускали и на Камчатку. Необходимо было проверить работу систем управления полётом ГЧ, точность попадания и работу системы подрыва ядерного заряда при полёте ГЧ и при прохождении плотных слоёв атмосферы.. Эти испытания надёжнее и дешевле припусках по полигону Ключи на Камчатке. Испытания на предельную дальность и точность попадания никакими пересчётами и условностями не заменишь. Уже в 1969 г. морской отдел НИИ-4 МО провёл научные исследования по разработке требований к проекту многоцелевого корабельного измерительного комплекса, способного решать задачи в интересах различных видов Вооружённых сил СССР по испытаниям ГЧ МБР при полёте на максимальную дальность. Такой корабль – очень дорогое удовольствие для страны. Начальник отдела Устинов и сотрудники отдела Масюк, Балан, Дежников, Мазиев, Титаренко и другие обосновали состав средств корабля, которые решали следующие задачи:

– лётно-конструкторские испытания (ЛКИ) и учебные стрельбы (УС) в интересах РВСН (Ракетные войска стратегического назначения);

– ЛКИ и УС при пусках с подводных лодок (ПЛ) в интересах ВМФ;

– ЛКИ при запусках космических аппаратов различного назначения, космических пилотируемых кораблей, межпланетных автоматических станций в интересах ГУКОС;

– осуществление разведывательной деятельности в интересах Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской Армии;

– контроль космического пространства в интересах противовоздушной и противоракетной обороны.

— Вы мне такие вещи рассказываете, Олег Максимович, о которых я никогда ни от кого не слышал. Наверное, лет 10 назад вы бы никому такое не рассказали. Когда я случайно увидел на Неве у причалов Адмиралтейского и Балтийского заводов необычные корабли, в их внешнем виде было такое, что заставило мою память зафиксировать их. Только на «Комарове» в конце 1994 г., я вспомнил о них и пожелал раскрыть эту загадку. Бывает же так. Вроде бы не моё дело. Ну, видел. Ну, любопытное что-то. Не встречал больше никогда. А в памяти удержалось и вот снова интересует.

— Саша! Я и для себя делаю открытия. После выполнения НИР, представилась возможность, создать многоцелевой корабль-измеритель, который бы способствовал решению важнейших задач в интересах обороноспособности Страны и сохранении мира на Земле. А получилось всё не так.

Возникла проблема. Для исполнения задач испытаний ГЧ и контроля космического пространства нужен был радиолокатор с антенной фазированная решётка. Эти задачи решала РЛС «Атолл» разработки и изготовления предприятиями Минрадиопрома. Комплекс «Зефир А», разработки НИИПа МОМ обеспечивал испытания ГЧ с приёмопередатчиком. НИИП не разрабатывал РЛС т.к. такую продукцию создавал только Минрадиопром.

Если с ВМФ и РВСН удалось, в основном договориться о создании такого корабля, то ПВО и ГРУ изъявили желание иметь в своём распоряжении такие же корабли и прикладывали огромные усилия, на получение финансирования для их создания. После длительного обсуждения этой ситуации ЦК КПСС согласилось с предложениями ГУКОСа и РВСН, Минобщемаша и Минсудпрома, и 16.07.1974 г. было выпущено Постановление о создании 2-х КИКов проекта 1914, шифр «Зодиак». Генеральный заказчик ГУКОС. К сожалению в нём не было включено изделие «Атолл». Минрадиопром заблокировал этот пункт. А потом, через 2 года вышел аналогичный документ о создании КИКа проекта 1941, шифр «Титан». Генеральный заказчик ВМФ в интересах ПВО и ГРУ ГШ, где «Атолл» был. Теперь пишут и говорят, что в семидесятые годы страна жила на нефтедоллары. Продавали углеводородов много, и цены были очень выгодные. Может быть, на эти деньги рассчитывали построить второй аналогичный заказ, но за большую цену. Постановление было секретным, особой важности, и мотивация к принятию решения нам была неизвестна.

У меня сложилось такое представление о том времени, что деньги никто не считал. Высшим достоинством руководителя или начальника было умение выбить деньги и полностью их потратить. Знаю, что во время представления проекта на утверждение расходы на разработку и строительство всегда занижались, и это позволяло цену заказа включить в бюджет. Потом, в ходе постройки, затраты корректировалась в сторону увеличения. Строительство остановить никто не мог, так как решение о создании кораблей такого класса принималось ЦК КПСС и СМ СССР. Так что деньги всегда находили.

Как потом оказалось, состав аппаратуры обоих проектов был действительно однотипным, и отличался решаемыми задачами. К решаемым задачам кораблём проекта «Зодиак», при наличии РЛС, нужно было добавить приборы, обеспечивающие выделение разведываемой информации. В большей степени это касалось математического обеспечения вычислительного комплекса. Основное отличие проектов – атомная энергетическая установка на корабле проекта «Титан».

В процессе работы с проектантами «Атолла» из разговоров сложилось мнение, что приоритет проекта «Титана» поддерживал Андропов. Брежнев к мнению КГБ относился благосклонно. В этом случае получился одесский вариант: и ГУКОС правы и ПВО с ГРУ ГШ правы. И никто не подумал, что комплекс «Атолл» в количестве 2-х экземпляров промышленность Минрадиопрома изготовить не сможет в заданные сроки. Попытки ГУКОСа добиться изготовления и поставки радиолокатора «Атолл» хотя бы на КИК «Маршал Крылов» успеха не имели. Минрадиопром ссылаясь на недостаток производственных мощностей и отсутствие финансовых средств отказал.

— А я думаю, в СССР деньгами распоряжалась Партия хреново и сейчас продолжается тот же бардак. Бюджет теперь разворовывается чиновниками и бандитами, пролезшими в выборные органы власти, – надёжная и выгодная кормушка для большого и малого чисто русского бизнеса. Почти все суда БМП уведены под иностранные флаги или проданы за долги, а виновных нет. Мы работаем на иностранные фирмы и делаем им прибыль за, хоть какую-то, зарплату. Думаете, что разговоры с агентом в Кейптауне об устройстве на работу на их суда дают нам какую-то надежду? Я в это не верю! В Питере эту проблему решить трудно. Контор по устройству моряков много, но почти все они берут большие деньги, а надёжности никакой.

— Понимаешь, Саша, и в те времена были люди, которые умели считать деньги и знали, как надо было работать выгодно и народу, и власти. Сама система не позволяла это сделать. А международное напряжение, недоверие к соцлагерю породила идея всемирной революции. Она привела к полному непониманию наших целей в большинстве стран мира. Она превратила наше государство в потенциальную военную угрозу. Мир раскололся на противостоящие лагери. Военно-промышленный комплекс стал всепоедающим монстром. Всё делалось для военного превосходства. Желания военных были приоритетными. А как рассказывает история мира, военным рассуждения о законах развития экономики малоинтересны. Наши руководствовались лозунгом Великой Отечественной войны  «Всё для фронта, всё для победы!», а на остальное – что достанется, если останется.

Но ваш «Зодиак» должен был на военных работать! Чего же они своим-то подножки ставили, – удивился Александр.

Предполагаю, что нарождающийся вид Космических войск бурно врывался в сферы деятельности, определяющие эффективность существующих средств разведки и воздушной обороны.

— Ну, я далёк был от военных. Хочу сказать, что торговый и пассажирский флот мы строили здорово. Мы были ведущей морской державой, и нам всегда говорили, что торговый флот был одним из основных поставщиков валюты.

Саша замолчал, посмотрел на меня с какой-то обречённостью и сказал:

— Платили-то нам копейки всё равно. И, я думаю, у нас и сейчас не знают, как нам строить жизнь. Когда уходили в рейс, то мой приятель, тоже штурман, решивший заняться бизнесом, просился с нами. У него не осталось никакой надежды зарабатывать. Он так и сказал: «Сделаешь деньги, отнимут. Это сделает или государство, или бандиты. Пойдёшь искать справедливость, морду набьют и опять те же. Лучше идти в море. Там кормят. Если арестуют за пароходские долги где-нибудь, то хоть в газете напишут или по телику покажут».

— Давай вот что, ближе к теме. Я тоже все теперешние наши болячки с прошлым связываю. Может, это и правильно. Наверное, очень сложно для нас отрешиться от прошлого. Когда строились «Маршал Неделин» и «Маршал Крылов» на Адмиралтейском объединении и «Урал» на Балтийском заводе, уже были подписаны с США договора об ограничении испытаний ядерного оружия и ограничении стратегического вооружения ОСВ-1. Казалось бы, противостояние НАТО и Варшавского Договора идёт на убыль. Но всё дело в том, что веры в мирное сосуществование тогда, ни у кого не было. А тут ещё ввели войска в Афганистан под самый новый 1980 г.

Мы были убеждены, что СССР нужны универсальные корабли, способные обеспечить интересы всех видов Вооружённых сил и разведки. «Зодиак» и был таким кораблём, его и нужно строить. Руководство ГУКОСа, РВСН, Минсудпрома и Минобщемаша говорило об этом на самых высоких правительственных и партийных уровнях. Главком ВМФ, как говорили очень уважаемые люди, тоже не хотел занимать мощности судостроительной промышленности строительством «Титана», которому уже есть альтернатива, – строящийся на ЛАО корабль проекта «Зодиак», но согласие на строительство «Титана» дал. После принятия Конституции в 1977 г., в которой Партия провозглашалась «руководящей и направляющей силой» в известной статье № 6, никто не брался возражать против принятого ЦК КПСС решения. Шла перепалка между заказчиками этих двух проектов, а корабли строились. Уходили огромные деньги

Я почувствовал, слушатель уходит от меня. То, о чём я говорил, было правдой, но в эти сумбурные годы начала девяностых мы столько наслушались и начитались про прошлое, что острота восприятия у многих притупилась, а другим просто не нравились эти половодья с мусором и грязью. Надо вернуться к теме тех лет, связанной с созданием таких уникальных кораблей.

Я размышлял. Саша не нарушал молчания. Солнце лезло в зенит, тени сокращались, жара заполняла всё.

— Предлагаю пойти в бассейн, – выручил Саша.

Он осмотрел табло пожарной сигнализации. Никаких тревожных сигналов. Радиотелефон иногда озвучивался разговорами на английском. Звонок в дизельную остался без ответа.

— Можно двигаться на омовение,– сказал Саша.

У бассейна были все. Даже шеф-повар был тут. Мастер плескался прямо под шлангом, подающим свежую воду из носового танка.

— И жизнь хороша, и мы хороши! – солнечно улыбаясь, сказал нам мастер. Только за эту кейптаунскую воду можно мастера премировать бокалом шампанского!

Объятия воды были приятны. Казалось прохлада – самое ценное ощущение, незаменимое ничем. Некоторое время мы плескались, ныряли, фыркали, как дельфины, – совершенно отключились от обстановки доменного цеха во время разливки металла.

— Олег Максимович! А как же вахта? – вынырнув прямо передо мной, фыркая, спросил капитан.

— Вахта идёт, Владимир Львович, – ответил я, ныряя.  А мы плаваем, — дополнил, выныривая.

Постепенно ощущение прохлады сошло, на нет, и новое ощущение её готовил лёгкий ветерок, который заставил колыхаться флаг на кормовом флагштоке. И тут же обожгла мысль: а флаг же надо забрать с собой! На флотах есть традиционная церемонии подъёма и спуска флага. Они всегда торжественны. Спуск флага на ночь производился только при стоянке в порту. В этом случае экипаж выстраивался на палубе, и под звуки боцманских дудок, по команде командира, флаг и гюйс спускали. В море флаг никогда не спускался. В бою спуск флага обозначал сдачу в плен.

Всякое лезло в голову и омрачало настроение. Об этом говорить не хотелось. Отношение к флагу в это время, как мне кажется, наплевательское. Сотворили триколор, вернее, вернули флаг петровской России. Мы с большим трудом достали этот перед самым уходом. За время перехода он обтрепался и выгорел. Величие страны он никак не отражал. К петровскому флагу надо было бы и петровский гимн. Нет у нас слов гимна. Исполняют произведение Глинки не то «Славься», не то что-то торжественное. Разобраться трудно, да и на гимн музыка мало походит.

— Что будем с флагом делать?

— Снять его надо будет сегодня вечером, – ответил капитан.  Можете забрать на память.

Видимо, так придётся и поступить, подумал я. Нынче в России символы государства чтут только в Кремле и Думе. В народе чтут «зелень», а имеют «дерево». На нём символов нет, только виды памятных мест.

— Мы продолжим наш разговор? – спросил 2-й помощник,

— Я иду на мостик. Если вы идёте со мной, то я готов поговорить. Надо довести до конца этот разговор.

— Я тоже иду с вами, – заявил капитан. Не знаю, о чём вы там говорили, но сидеть в каюте  нет сил.

На мостике начали с приготовления кофе. Разместились на сквозняке в тени.

— Попробую проще и короче, – начал я.  Хочу рассказать о том, что для военных создавали сложную хорошую технику, но вопросы её использования по назначению в интересах различных видов войск из-за ведомственных амбиций решались неэффективно и очень мучительно. До сих пор не могу понять, зачем надо было строить КИК проекта «Титан».

В 1975 г. был закончен эскизный проект КИКа «Зодиак». В 1976 г. начат технический проект, а 24.08.1977 г. на стапеле Балтийского завода установлена закладная секция. Главный конструктор проекта Соколов и коллектив ЦКБ «Балтсудопроект» максимально выполнили требования ГУКОСа. В проекте были учтены интересы РВСН, ВМФ, предусматривались места для размещения разведывательного комплекса и мощного радиолокатора «Атолл». Шли переговоры о его поставке. Он был разработан на предприятиях Минрадиопрома. Переговоры о его поставке были тяжёлые. Казалось, вопрос поставки решится к началу достроечных работ у стенки. Главный конструктор М.А. Архаров активно участвовал в согласовании вопросов использования «Атолла» на заказе 1914 в интересах РВСН и ГУКОСа и сохранении возможностей использования его в интересах ГРУ ГШ и ПВО.

Герман Степанович Титов был председателем Государственной комиссии по приёмке эскизного и технического проектов КИКа «Зодиак». Он прекрасно знал возможности корабля, хорошо разбирался в задачах разведки. За его плечами уже была академия Генерального штаба. Он не раз ставил в тупик сторонников разведчика, но тогда противная сторона заявляла, что она не может обсуждать открыто поставленные вопросы, и оставляли его возражения или предложения без ответа. На активное сотрудничество заказчики «Титана» не шли.

Честно говоря, не всё я понимал и не всегда знал, как себя вести в такой компании. На одном из совещаний по вопросу очерёдности поставки комплекса «Атолл» я так рьяно защищал наши взгляды на это соперничество, что начальник ГУКа вице-адмирал Филонович сделал мне строгое замечание. Герман Степанович незаметно потянул меня за рукав, этим самым просигналив закончить выступление и сесть, что я и сделал. Он подождал, пока внимание переключится на очередного выступающего и сказал:

— Не горячись. Вопрос о строительстве разведчика уже решён на самом верху. Не надо дразнить гусей. Филонович будет Заказчиком, а все Военные приёмки в Минсудпроме его. Тебе с ними работать по нашим заказам, и очень долго. О ценах и выгодах говорить теперь никто не будет. Тенденция в армии такая – в каждом виде всё должно быть своё. Все Главкомы хотят быть маршалами. Главное, чтобы доклад этой комиссии в Москве не создал для нас трудностей.

— Титов занимался вашими кораблями и судами? – спросил капитан. Он же лётчик и космонавт!

— Вы знаете, космическому флоту повезло, что в создании НИСов и кораблей в период с 1974 г. по 1989 г. принимал участие Титов. Он ведь нашего поколения – тридцатых годов. Именно это поколение принимало у ветеранов Великой Отечественной, зачинателей ракетной и космической эры, эстафету первых пусков МБР, полётов первых ИСЗ и АМСов.

Его узнавали, когда он был в военном мундире и блистал наградами и погонами. Многие старались войти в контакт, взять у него автограф, пожать руку и, если обстановка позволяла, предложить выпить рюмку за советских космонавтов. Когда он приезжал в гражданском платье, и мы шли через весь вокзал, очень редко кто обращал на нас внимание. Однажды Герман Степанович попросил свозить его на рыбалку, но так, чтобы было поменьше народа и никаких пышных застолий. Ехали мы на базу отдыха ЛАО в Приморске. На одном из перекрёстков я нарушил правила движения, сделав поворот из неразрешённого ряда. Гаишник меня тут же остановил и стал нагнетать обстановку. Я ему говорю, что везу Германа Титова и волнуюсь. Ну, поэтому и совершил нарушение. Страж порядка посмотрел на меня с ухмылкой и сказал:

— Ну, вы даёте! Это, что-то новенькое. Где же ваш космонавт № 2? Ухмыляясь, он стал обходить машину на правую сторону. Он думал увидеть пассажира со звездой героя, а увидел мужчину, смотревшего в окно с приспущенным стеклом, в обычном пиджаке, ворот рубашки расстёгнут. Нашего разговора с работником ГАИ он не слышал. Просто ждал, когда закончится этот эпизод.

Лейтенант увидел Титова, остановился, посмотрел на меня, потом на Титова и улыбнулся. Герман Степанович улыбнулся ему. Видимо, улыбка напомнила лейтенанту ту известную всему миру фотографию разговора по телефону Германа Титова с Никитой Хрущёвым после полёта.

— Вот дела! А ведь точно Титов! Почти как на фотографии, только волос меньше стало. А улыбка та же. Книжка его есть у меня. Не соврали вы. Расскажу сегодня сыну. Давайте езжайте.

— Узнал он вас, Герман Степанович! Сказал, что книжка ваша есть у него. Первых всех помнят, включая Берегового – сказал я, садясь за руль.

Когда мы тронулись, Герман Степанович сказал:

— Если знаменитость, то можно нарушать. Так нас и портят. Я много раз попадал на своей «Волге» в дорожные передряги. И чаще всего прощали. Однажды так влип, что после того случая стал уважать правила. Больше про это «влип», ничего не говорил.

Как нынче говорят, встреча проходила без галстуков, он был душой компании. Рассказчик был великолепный, знал много анекдотов и не пропускал случая пошутить или рассказать анекдот.

— А по морским делам он был для нас незаменим. Перед ним открывались любые двери. У него была очень цепкая память. Хорошо помнил документы и решения, с которыми хоть раз сталкивался. Если он готовился к важной встрече, вызывал нас всех и просил изложить без эмоций суть проблем, которые нужно решить. Внимательно выслушав всех, получив ответы, он всегда очень чётко формулировал наши задачи. Суть дела он схватывал быстро, даже если и не был знаком с техническими или конструкторскими вопросами. В его задачу входили проблемы, решаемые на высоком уровне. Он хорошо представлял все эти переплетения руководящих нитей, знал, кто за какую дёргает, и умел найти ту, за которую надо дёрнуть ему.

Мне думается, что знания и опыта младшего и среднего звена у него было столько, сколько он успел познать до вступления в отряд космонавтов. Зато тайны служебной жизни высоких сфер он начал познавать рано. Воинские звания росли быстро, образование он получил самое высокое, а известность была беспредельная. Иногда казалось, он не представляет трудностей работы и жизни нашего уровня. Этот уровень пройден был быстро, но если к нему обращались с просьбой помочь, он никогда не отказывал и всегда доводил дело до положительного результата. Вот вам пример из моей жизни.

В 1975 г. с квартирными телефонами в Ленинграде, было сложно. В Пушкине, где я и ныне живу, совсем беспросветно. В один из приездов Германа Степановича выпала минутка, когда мы разговаривали на вольные темы, и я отважился спросить, не может ли он помочь решить мою телефонную проблему в Пушкине. Он посмотрел на меня так, как будто я нарушил правила игры и шельмую, и сказал: «И ты, Брут!  Улыбнулся и добавил:  Найди-ка мне телефон Зайкова, он хозяин города и, наверное, что-то ответит». Телефон я нашёл быстро у секретаря начальника ЦКБ «Балтсудопроект». Титов набрал номер, секретарь соединил и они, как старые друзья, обменивались новостями. В самом конце он попросил Зайкова помочь решить вопрос с телефоном. И сейчас помню, как он сказал:

— Есть у меня в Ленинграде нужный человек. Я с ним должен иметь связь в любое время, а у него дома, в Пушкине, нет телефона. Он ведёт наши заказы на Ждановском заводе и в ЦКБ «Балтсудопроект».

Зайков что-то ему говорит, Титов слушает, улыбается и отвечает:

— Да я и сам удивляюсь. Подполковник, фамилия одна чего стоит – Павленко – хохол! Там, где они прошли, делать уже нечего никому, – засмеялся, послушал и ответил:  Ну, конечно, мог написать письмо и попросить. Постеснялся. Хорошо, завтра он подойдёт в приёмную.

Они ещё немного поговорили о своих делах и распрощались. Мне нужно было позвонить секретарю и сообщить свои данные и адрес. На другой день в приёмной секретарь Зайкова вручил мне копию письма в центральный телефонный узел, где был указан срок установки телефона. Я получил телефон самый первый в районе, где живу.

— А о себе что-нибудь интересненькое рассказывал Титов? – спросил Александр.

— Да нет, о себе он не часто рассказывал. Как правило, все, так или иначе, хотели узнать, почему не он полетел первым.

— И что же он отвечал, интересно? – спросил капитан.

— Если суммировать все слышанные мной ответы, то он чаще всего говорил:

«Так распорядилась судьба. Никаких интриг или умыслов не было». Но моё мнение, – он всегда огорчался от этого вопроса. Однажды он сказал: «Игра была рискованная и честная, но прикуп пришёл не в масть».

— А на Луну он готовился лететь? – спросил Александр.

— Этот вопрос ему задавал Иван Семёнович Тёртычный, начальник базы отдыха ЛАО, во время рыбалки на Финском заливе. Герман Степанович ответил примерно так:

«Первым лететь не получалось, а снова быть вторым я не хотел. Ушёл на интересную работу лётчика-испытателя. Юра погиб в 1968 г. во время тренировочного полёта, и мне после этого запретили летать. Искал своё место в ЦПК (Центр подготовки космонавтов) почти 2 года. В 1970 г. ушёл в Академию Генерального штаба, а потом генерал Карась пригласил работать в Центр управления военными космическими объектами. Вот теперь и занимаюсь кораблями - измерителями, которые судостроители нам успешно делают для этого Центра.  Увлеклись мы Титовым, а от кораблей опять отошли.

— Про корабли интересно, а про Титова ещё больше, – сказал Саша. Что-нибудь ещё расскажите. Пишут про них много и всё хвалебно. Думаю, что у них, как и у нас, встречалось всё – и неудачи, и промашки, и к девочкам хотелось сбегать. Ну, наше каждодневное волнение моря жизни. То штиль, то зыбь, то шторм, а то и ураган.

— Эта тема огромная. У них тоже всякое бывало. У нас любое событие в основном переживаем мы сами и узкий круг близких людей, а у космонавтов переживало всё военное начальство, Правительство страны, ЦК КПСС и иногда вся cтрана. Ладно, вспомнил я одну историю, которую рассказал Герман Степанович, когда его спросили, почему он не полетел первым. Его рассказ был таким:

«Юра после полёта колесил по миру, а я и мой дублёр Андриян Николаев готовились ко второму в мире космическому полёту. По всем признакам я предполагался на второй полёт. Мы очень усердно трудились, но и переживали тоже: а вдруг случится какая-нибудь неприятность, особенно со здоровьем. Вроде всё шло нормально. Американцы никак не могли выйти на орбиту. Слетали у них на «Меркуриях» по траектории высоколетящей ракеты Шеппард и Гриссом. Полёт – всего около 15 мин. Они ему и название придумали суборбитальный. А мы готовились на сутки. Долго Королёв и Каманин спорили о длительности полёта. Я был на стороне Королёва, за сутки. Каманин сомневался и настаивал на трёхвитковом полёте. Хорошо, что Каманин был в отъезде вместе с Гагариным, и спорить было не с кем.

Мы тренировались с полной выкладкой. В один из дней накануне последней медицинской проверки, перед отлётом на космодром, мы играли в футбол. В одном из игровых столкновений я почувствовал: что-то произошло в правой ноге, в голеностопе. Боль была приличная при ходьбе. Врач осмотрел ногу и сказал: Потянул! Это тебе надо? Вот тебе и подарочек. А медики тогда были беспощадны. Малейшее отклонение – и снова я дублёр. Как я себя чувствовал? Не просто плохо, а очень плохо! Прошло несколько дней. Боль в ноге стала меньше, но сомнений больше. А вдруг там разрыв или трещина? Забракуют и отстранят! Врач просил принести рентгеновский снимок ноги на комиссию. Он пока никому не докладывал, а я ни с кем этот вопрос не обсуждал.

Ну, что тут говорить, волновался я или нет? Переживал так же, как и на Госкомиссии первого полёта. Рентгеновский снимок – самый важный пропуск. Он должен быть без всякой помарки. Как это сделать? Снять левую? – Поймут сразу! Иду на рентген. Рентгенолог – молодая симпатичная женщина, знающая нас хорошо. Вижу и чувствую: она мне симпатизирует. Посмотрел на её ноги. Красивые. Она заметила и, смутившись, улыбнулась. Эврика! Пусть она свою правую ногу снимет вместо моей! Пускаюсь в рассуждения о красоте и везении и перевожу разговор к своей просьбе. Она меня понимает, она наслышана о строгостях и возможных последствиях. Она знает, что я был дублёром Гагарина и готова пойти на риск. Так появился снимок моей ноги в рентгеновских лучах безо всяких отклонений от нормы. Я прошёл комиссию. Так я и не знаю, было у меня серьёзное повреждение или нет. Этой девушке я очень благодарен».

Так примерно Герман Степанович рассказывал эту историю.

— И ещё для понимания. Когда Юрий Алексеевич Гагарин, отдыхая в Крыму в санатории «Форос», совершил неудачный вынужденный прыжок с балкона первого этажа, с высоты около двух метров, он разбил надбровную кость над левым глазом. Это случилось 3 октября, а 17 октября открывался XXII съезд партии. Гагарин и Титов были делегатами съезда и должны сидеть в президиуме. По заключению врачей Гагарин к открытию съезда не будет готов принять в нём участие. Вот тут начальству пришлось пережить негодование самого Никиты Сергеевича. Оба они не были избраны в президиум. А это считалось высшей наградой.

А Герман Степанович во время визита в Румынии додумался сесть на мотоцикл из кортежа сопровождения и ехать какое-то время по горной дороге. Когда об этом доложили маршалу авиации Вершинину, – он очень расстроился, поступок расценил, как легкомыслие и поручил Каманину серьёзно поговорить с Титовым. Очередное воинского звания «подполковник» – задержали на полгода.

— Да, как случай может повернуть судьбу или не дать ей сойти с намеченного курса. Но c каждым прожитым днём таких случаев становится всё меньше. Наш с вами курс только один случай может изменить. – Заметил капитан

— Что-то весёлости в ваших словах я не слышу. Хотите сказать, что нас уже никто никуда отбирать не будет. Думаю, что человеку дано неоценимое качество жизнеспособности – это не знать своего будущего. Некоторые на этом зарабатывают хорошо – предсказывают, гороскопы по звёздам сочиняют. Так что будем предполагать, в перестройке будем стойки, а реформы переждём и как люди заживём. А теперь возвращаемся к «Зодиакам» и «Титанам». Времени у нас мало. Моя вахта идёт к финишу.

Генерал-полковник  Карась – начальник ГУКОСа, приезжал на завод и получил поддержку директора завода Шершнева. Специалисты I института ВМФ и Главного управления кораблестроения (ГУК) ВМФ с настороженностью отнеслись к предложениям ГРУ. Строительство такого корабля тормозило создание серии ракетных крейсеров, очень нужных флоту. Многие считали, что проект «Зодиак» уже в постройке и вполне обеспечит интересы ГРУ. Будет единый корабль.

В сентябре 1977 г. в Ленинград приехала комиссия из ответственных работников ЦК КПСС и заинтересованных министерств, для решения вопроса, на каком заводе строить разведчика. С подачи этой комиссии, заказ «Зодиак» был переведён на стапель Ленинградского Адмиралтейского объединения (ЛАО). Герман Степанович Титов, будучи членом этой комиссии, не смог противостоять такому решению.

А 10.11.1977 г. ГРУ и Минрадиопром организовали совещание у зам. Министра обороны Алексеева с участием Главкомов ВМФ Горшкова, ПВО Батицкого и начальника ГРУ Ивашутина, министра судостроения Егорова и министров, участвующих в создании комплектующих технических средств без представителей РВСН и ГУКОС. Совещание окончательно отказалось от создания единого корабля, и принимают решение выйти в ЦК КПСС и СМ СССР с предложением о строительстве корабля проекта 1941 «Титан» с атомной энергетической установкой на Балтийском заводе. Там строился ракетный крейсер проекта 1144 с АЭУ и заложена первая секция нашего корабля проекта 1914. Только этот завод мог строить корабли c АЭУ, а это значило, что и новый разведчик смогут строить только на Балтийском заводе.

После отъезда комиссии все работы на Балтийском заводе остановились. Шла возня по передаче документации с Балтийского завода на ЛАО. В ноябре перевезли закладные секции на ЛАО и торжественно их разместили на стапеле. Руководство ЛАО необходимо было время для подготовки производства, для перезаключения поставочных договоров по кораблю и специальной техники. На этом мы потеряли полтора года.

«Титан» заложили только в июне 1981 г. К этому времени «Маршал Неделин» уже стоял у достроечной стенки. Всё вооружение было однотипным, кроме комплексов «Атолл» и «Коралл», для которого на «Маршале» были предусмотрены площади и энергетика. «Маршал Неделин» был обречён остаться без радиолокационного комплекса «Атолл», и под его шаром навсегда разместится воздух. Все усилия ГУКОС, РВСН получить комплекс «Атолл» и укомплектовать «Зодиак» в соответствии с ТТЗ на корабль были нейтрализованы мифическими совершенно секретными задачами, которыми «Титан» способен укрепить нашу безопасность, раскрыв все тайны ракет и космического оружия США.

«Титан» был спущен на воду 17.05.1983 г. «Маршал Неделин» уже стоял у причала завода. На корабле проводились швартовные испытания. Ходовые испытания планировались на IV квартал. Вот в это время ты и видел эти корабли. Это была вторая половина 1983 г. Вот так, Саша.

И какова же судьба этих кораблей? – спросил Александр.

«Маршал Неделин» в конце 1983 г. совершил переход из Балтийска в Петропавловск-Камчатский. В 1990 г стал на плановый ремонт во Владивостоке. За этот период КИК обеспечил около 33 работ по РН и КО. Денег хватило на первый этап ремонтных работ. Начались реформы. Средств на ремонт у ТОФ не было. Сейчас корабль в нерабочем состоянии находится в бухте Улисс.[17]

30.12. 1989 г. ЛАО передало в ВМФ КИК «Маршал Крылов». Тоже без «Атолла». Пока он на плаву и ходит на работы по по КО и РН.

Корабль «Урал» был принят в состав ВМФ 06.01 1989 г. Акт о его приёмке утверждён в 1989 г. Переход из Ленинграда во Владивосток был единственным походом этого корабля. Место его базирования – залив Стрелок, бухта Абрек. Использовать его ни ГРУ, ни ВМФ, ни ПРО, ни ПВО не смогли. Проблемы с ядерной энергетической установкой – те же, что со всеми плавающими средствами имеющими их – радиационная безопасность

— Насколько я понимаю, их судьба такая же, как и всего космического флота. Его уже нет, – сказал капитан.

— Да! К сожалению, развал СССР быстро отправил за границу «Гагарина» и «Королёва». Украинцы долго мучались с ними. Предлагали нам в аренду. Черноморское пароходство разваливается и прилагает усилия покрыть долги продажей их на металлолом. «Комарова» в конце 1989 г. удалось увести в Ленинград. Это вы знаете. В Ленинграде оставалось в БМП 4 НИСа – «КВВ», «КПВ», «КГД» и «КВП», и на ЛАО достраивался НИС «Академик Николай Пилюгин».

Где сейчас «Комаров», – вы знаете. Пароходство, пока ещё существующее, готовится продать четыре космонавта на металлолом после прекращения аренды ВКС (Военно-космические силы, переименованный ГУКОС). «Пилюгина», по всей видимости, достраивать не будут. Наверное, продадут тоже на покрытие долгов ВКС заводу.

— Получается так, что этот флот в момент стал никому не нужен, а столько лет его делали, столько людей посвятили ему свои лучшие годы. Кто создавал, кто ходил в океаны. Оказалось, ЦУПы могут обходиться без космического флота. «Урал» не потребовались никому. Капитан cделал паузу и миротворчески продолжил:

— Может, ничего трагического. Просто наступил срок их умирания?

— Согласиться с последним не могу. Флот был нужен. В планах ВКС предусматривалось иметь в составе космического флота 4 ПИПа: «КВВ», «КПБ», «КГД», «КВП» и ПКИП «АНП» в Атлантическом океане. Таким образом, всего 5 единиц. Все остальные НИСы СКИ ОМЭР в 1989 г. были выведены из аренды и переданы в пароходства согласно условиям договора об аренде. На Тихом океане 6 КИКов были выведены из эксплуатации и из состава ТОФ к 1995 г и заменены КИКами «Маршал Неделин» и «Маршал Крылов».

Это сокращение объясняю следующим причинам:

новые НИС-ы были оснащены универсальными комплексами и средствами связи, способными решать широкий круг задач в таком составе;

космические объекты стали иметь отработанную высоконадёжную аппаратуру, системы, бортовые вычислительные комплексы, способные решать задачи управления при минимальном участии наземных пунктов;

в эксплуатацию начали вводиться космические ретрансляторы на стационарных орбитах, которые могли транслировать цифровые потоки, телефонные каналы с борта космического объекта на наземные пункты и с земли на борт КА практически с любого участка орбиты или трассы полёта;

пуски объектов осуществляются на отработанных и надёжных ракетных носителях, и необходимость постоянного присутствия НИСов в точке второго старта отпала;

значительно сократилось количество испытаний боевых ракет в связи с разрядкой международной обстановки и прекращения «холодной войны».

Но содержание 6 единиц флота требует больших денег. Их будут давать под очень серьёзные работы, а работ и денег всё меньше и меньше. «Мир», «Союзы», «Прогрессы», связные и навигационные спутники – вот и всё. Ни «Лун», ни «Марсов» и «Венер». Можно сказать – дальнего космоса нет! Послушаешь радио, посмотришь телевизор, почитаешь, газеты и журналы – получается печальная картина. Денег не хватает ни на поддержание, как говорят специалисты, орбитальной группировки, ни на станцию «Мир». Честно говоря, я не знаю, и не слышал, куда шагает, нет, двигается, наша космонавтика?

— Делать-то космическому флоту нечего! – огорчённо сказал капитан.  Мне кажется, этих 6 единиц тоже не будет!

— Честно говоря, я думаю, если Российское космическое агентство не возьмёт под своё крыло НИСы в Санкт-Петербурге и не поможет достроить «Пилюгина», то этим судам понадобится только перегонная команда. Может вам и подфартит сходить в рейс. Что будет на Тихом океане, сказать не берусь, но «Неделин» из ремонта живым не выйдет.

Получается так – пока власть и деньги были, что хотели, то творили. Много ль нужно и надолго, то до этого дела мало, лишь бы дело Правительство поддержало. Как с порядком и деньгами худо стало, то ненужным всё стало. А ведь лучшие учёные и политики космосом занимались, хотели к Марсу лететь, а куда жизнь людей катится, не смогли увидеть. Сколько людей и добра погубили, а ведь утверждали, что на промежуточную орбиту социалистический корабль вывели и после второго старта полетим в коммунизм, а оказалась, летали не по той орбите и стартовали к планете капитализма.  – продемонстрировал Александр Шель результаты наших бесед.

— Всё валить на учёных и чиновников, думаю, несправедливо. Ход истории предугадать, пока никто не мог. Отдельные события, говорят, предсказывали астрологи и ясновидящие. Но в мире происходит много совпадений. Формулировки предсказателей все носят абсолютно туманный характер, и под них можно подвести и личность и события, если этого очень хотеть. Почитайте прогнозы по космосу на 2001 г. Такая книга вышла 1970 г. в издательстве «Мир». Перевод с английского. Сейчас 1994 г.

До года свершения прогнозов осталось всего 7 лет. Прогноз и результаты очень отличаются. Прогнозы строились на базе успехов пятидесятых и шестидесятых годов. Именно тогда космонавтика делала потрясающие успехи. Если в начале ХХ века Циолковский, Годдард (США), Оберт (Германия) дали миру теорию возможности освоения космоса с помощью ракет, то во второй половине этого века пришли в космонавтику практики, воплотившие в реальность эту теорию. Это Вернер фон Браун (Германия) и Сергей Павлович Королёв.

Теоретики прогнозировали начало освоения космоса на конец века. Практики опровергли прогноз, прорвавшись в космос в конце пятидесятых и послав человека в начале шестидесятых на орбиту вокруг Земли. В 1969 г. совершили посадку корабля с двумя астронавтами на Луну. Учёные и конструкторы стали прогнозировать достижения космонавтики на конец века и на начало второго тысячелетия. Прогнозы эти делались на базе выдающихся, совершенно неожиданных успехов. Они были оптимистичны и предполагали иметь действующие обитаемые станции на Луне. К концу века человек осуществит полёты вокруг Венеры и Марса и, может быть, осуществит экспедицию на Марс. Поколение, открывшее дорогу в космос, очень хотело пройти по этой дороге как можно быстрее и дальше.

— И что же мы имеем на 1994 г? – спросил капитан, споласкивая стакан после кофе: Гадали на кофейной гуще? – он поболтал тёмную жижу в стакане и продолжил:  прогнозы их были омрачены развалом СССР. Его-то никто не прогнозировал. Коммунистический Голем[18], космический гигант, ракетно-ядерный монстр развалился за 4 месяца! Жизнь людей в обществе стимулируется социальными токами. Они питают энергией интеллект человека. Управлять этими токами люди пытаются с самого своего появления. Способностей и умения для этого всё время не хватает. Системы передачи социальных токов и величины их опережают возможности интеллекта обработать и выбрать оптимальный путь. Поэтому все прогнозы, как правило, не совпадают с ходом жизни.

— Владимир Львович, насчёт социальных токов судить не берусь. Мы создали орбитальную станцию «Мир», спутниковые связь и навигацию, доставили лунный грунт, получили фотографии планет: Меркурия, Венеры, Земли, Марса, Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна. Не долетели только до Плутона. Летает на орбите космический телескоп имени Хаббла. С помощью его учёные ищут край Bселённой.

Много ещё можно перечислять, но хочу сказать, от многого пришлось и отказаться. Если в начале космической эры были задачи прорваться в космос, и это могла решить одна могучая страна, то теперь стоят задачи изучать и осваивать космос. Их можно решать только всем миром, а мир к этому не готов. Мира нет на Земле. Вот и не совпадают прогнозы с реалиями. Учёные часто обманываются, думая, что их открытия объединят и мобилизуют прогрессивное человечество. Но это не так. Социальные токи, о которых говорил капитан, нейтрализуют романтику открытий и заставляют делать то, что можно использовать во благо текущей жизни. Поэтому и получаются часто, как говорят гадалки, пустые хлопоты. Великие умы предполагают, а источники соцтоков располагают.

— Всё что творится в мире, связано с социальными токами, я убеждён, – заявил капитан.  Может, с точки зрения учёных-социологов, такого понятия и нет, но, я думаю, всё, что произошло с человечеством за время его существования – дело рук и интеллекта каждого человека. Величина вклада зависела от мощности токов каждого. Социальный ток – это деятельность человека. Как складываются, или вычитаются токи, какой знак имеют поля этих токов, мы узнаём только по прошлому. Что будет в будущем, – можем только предполагать.

Капитан во время этой речи весь преобразился. Обнажённый, только плавки и банные сандалеты, он напоминал античного героя. Голубые глаза просто излучали уверенность, высокий лоб мыслителя серебрился капельками влаги, а тренированное тело борца слегка подыгрывало мышцами, как бы подчёркивая готовность защищать слабого и наказывать злодея. Замолчав, он внимательно посмотрел на нас, видимо, оценивал нашу реакцию. То, что мы его не перебивали, – возбуждало. Ему нравилось владеть вниманием слушателей. И всё-таки, как опытный руководитель он почувствовал, что наше внимание ослабевает. От социальных токов у нас, видимо, появились в глазах искорки из-за слабого контакта. Неожиданно он выключил сигнальные нейроны трибуна и стал капитаном судна, идущего сегодня в ночь на «бичинг». Посмотрев на часы, он сказал:

— Ну, мы, по-моему, полезли в такие дебри, которые пройти нам не под силу. Как ни крути, а люди хотят жить независимыми, свободными, сытыми и в хороших условиях, а это всё социальные условия. В нашей стране они для большинства очень хреновые. Им сейчас не до космических полётов и кораблей морского космического флота. И на Марс они не рвутся сажать яблони, так что пока будет, как оно есть! А как оно есть, я вчера в ваших стихах нашёл. Их бы напечатать надо.

Довольный собой и нами, мастер улыбался. Он стал ходить вдоль иллюминаторов. Это был маршрут вахтенных помощников и капитана во время хода судна. Второй помощник пошёл в штурманскую рубку, считая, что разговоры закончены.

Вахта моя подходила к концу. Передать её я должен был мастер. За время перехода мысль о книге, которую задумал, настолько въелась в клетки моего серого вещества, что всё происходящее вокруг старался связать с ней. О чём бы мы ни говорили, я всегда искал темы, которые могли пополнить мои записи в дневнике. И в этом, может быть, последнем разговоре на борту «Комарова», я продолжал искать материал для книги. Сегодня постараюсь посмотреть тексты первых дней. Там очень короткие записи. К концу плавания расписался, почувствовал вкус к прозе. Когда просматриваю дневник, много нахожу ошибок, нелепостей в содержании и безграмотности в построении фраз и текста. Из-за этого движение вперёд очень медленное. Мои размышления прерывает капитан:

— И всё-таки остался один вопрос, космический флот может возродиться?

— Могу только предположить, исходя из предыдущих наших рассуждений. Думаю, в будущем пуски мощных ракетных носителей перенесут в экваториальные районы океанов. Это будут либо плавучие старты, либо острова. Обслуживать старты и запуски смогут только суда космического флота. Ещё суда могут стать важным звеном в управлении космическими пилотируемыми полётами к планетам Солнечной системы. Мне представляется, что Марсианский корабль будет собираться на околоземной орбите и потребуется очень надёжная и непрерывная система управления сборкой и лётно-конструкторскими испытаниями. НИСы будут просто необходимы. В марсианском проекте примет участие большинство стран, и им будет это по плечу.

Могу предположить, что ПИПы и ПКИПы дальней космической связи будут размещаться в акватории океанов, где низкий уровень помех и безопасно радиоизлучение больших мощностей (500 – 1000 квт). Строительство на островах потребует значительных затрат и лишат комплекс дальней связи мобильности. Вот таковы перспективы, полагаю, реальные у космического флота.

Капитан был очень доволен ответом. Он подошёл к пульту громкоговорящей связи, взял микрофон, включив трансляцию, объявил:

— Всему личному составу экипажа «Космонавт Владимир Комаров» собраться на мостике в 15.00 на инструктаж. Он чётко выговаривал каждое слово. Он не сказал команда, а именно экипаж. Ему нравилось это слово. Совокупность личного состава, обслуживающего судно, самолёт, космический корабль. Называть командой эту совокупность он не любил. В слове «команда» больше смысла игрового, футбольного. И оставшихся с ним 7 человек, в том числе и меня, он считал экипажем.

— Всё, я иду на обед. Мне 15 мин хватит. В 12.00 я вас сменю.

Капитан и второй помощник покинули мостик. Вот тут я почувствовал, что устал. Я подошёл к выходу на крыло мостика. Солнце было почти в зените. Теней на крыле не было, и я не решился выходить в это пекло. Вода искрилась бликами. Ветра почти не было. Горячий воздух лениво сочился струйками сквозняка в двери. Влажное тело чувствовало прикосновение этих струек. В бассейн бы сейчас, – подумал я.  Как долго тянутся эти 15 мин! Пошёл посмотреть градусник. Там столбик залез за 40°. Даже мухи не летали. Они неподвижно сидели на переборках, затенённых различными конструкциями. Люди в этой жаре живут всю жизнь, а я бы не смог, но попробовать надо. Интересно бы и в Антарктиде побывать. Нет, уже поздно. Не успею, да и повода нет, – так я размышлял стоя в плавках и пляжных шлёпанцах на ногах, в тени.

— А вот и я! – представился капитан. Желаю вам приятного аппетита. Обед стоит того, чтобы его попробовать.

— Вахту сдал, – опустив руки по швам, громко сказал я.

— Вахту принял и начал нести! – громко ответил капитан. Мы оба расхохотались.

— Жду вас в 15.00. Разработка окончательной операции оставления российской территории состоится при участии всего экипажа. Вам поручается спустить Флаг России вместе со старшим механиком и в целости и сохранности доставить в Санкт-Петербург.

— Есть! – ответил я и направился прямо в бассейн.

Вода освежила меня. Обед прошёл быстро. Повалялся на койке под струями вентиляторов в полудрёме. В 14.30 вышел на корму. Так мы договорились со старшим механиком. Церемонии спуска флага не получилось, так как фалы были старые и состояли из сплошных узлов. Пришлось их просто обрезать. Сергей Николаевич резал, я его страховал, чтобы он не выпал за борт. Флаг был в самом неприглядном виде. Края его растрепались. Весь он выгорел. Три цвета дополнялись тёмными масляными пятнами. Это было единственное полотнище.

В 15.00 все были на мостике. Мастер выбрал себе место возле руля. Мы расположились дугой так, что капитан был в центре. Все пришли в шортах, рубашках и туфлях. Команды не было, но все почувствовали значимость этого сбора. Я смотрел на мастера и невольно стал думать о моём к нему отношении, и что я буду отвечать на вопрос: «А как капитан?» Об этом спросят мои товарищи. За эти 4 года нам пришлось работать и бороться за выживание при участии 7 представителей капитанского корпуса ММФ. Владимир Львович Градский был седьмым. Эту семёрку я не могу назвать великолепной и даже нормальной. Очень разные люди. Первый капитан представлял ЧМП. Он возглавлял одесский экипаж. Их миссия – перегнать «Комарова» из Одессы в Ленинград. Он эту миссию выполнил хорошо. Наше будущее его не интересовало. С «Комаровым» он познакомился только на перегоне.

Остальные 6 были из БМП. Второй капитан, с которым я познакомился Альфред Александрович Алисвяк. Он находился в резерве и с огромным желанием согласился быть капитаном на «Комарове». Работалось нам хорошо, понимали мы друг друга хорошо. Но судьба обошлась жестоко. Оказалось, что у него рак желудка, и через несколько месяцев он ушёл из жизни.

Третий капитан Г.И. Смеянов  воспринял наши планы как большую перспективу дальнейшей капитанской деятельности. Он активно участвовал в подготовке судна к ремонту и модернизации. Цель – создание аэрокосмического экологического центра была многообещающая. Он полагал, что финансовая сторона наших планов надёжная. Да и мы думали так же. На судно приезжали представители заинтересовавшихся организаций и иностранных фирм. В общем, обстановка вокруг «Комарова» была многообещающей. Но в стране происходили события, которые тащили её к развалу, и в наших делах появились провалы. Самое главное, нам всё труднее становилось платить зарплату. В средине 1991 г. капитан подал заявление об уходе. С ним ушла и часть команды.

В поисках возможности заработать деньги мы вышли на предложение мэрии города и эмиратской фирмы «Аль-Сакая групп» совершить рейс на «КВК» в Абу-Даби с промышленными товарами Ленинграда для выставки. Тут мы бросились искать капитана на этот рейс. В БМП предложили засидевшегося старшего помощника с корочками капитана по фамилии Матюхин. Первый капитан «КВК» носил такую же фамилию. Тем более, он ходил вторым помощником на НИСе «Невель» в 1970 г. И я подумал – это совпадение, обещающее удачу.

Мы его взяли на работу. До выхода в конце января 1992 г. всё шло нормально. Подготовка была очень сложная и трудная. Мы рассчитывали, если получится первый рейс, то, может быть, сумеем заработать деньги на коммерческой стезе. Но в рейсе вскоре выяснилось, что Вячеслав Константинович как судоводитель был нормальный, а капитан несостоятельный. Он как был вторым помощником, так им и остался. Даже старпомовского опыта у него было маловато. После рейса он ушёл и тоже увёл с собой часть команды.

В 1993 г. мы окончательно потеряли возможность получить средства из итальянской кредитной линии, в которую мы были включены Правительством России. Согласованный с итальянской судостроительной фирмой «ИНМА» контракт на переоборудование «КВК» подписан не будет. Коммерческая вакханалия в демократическом театре под названием Россия захватила и нас. В поисках заработка мы искали применение «КВК» в «шипинг бизнесе». Подвернулось предложение мэрии Санкт-Петербурга совершить визит «КВК» в Гамбург с целью получения гуманитарного груза. В то время Россия открыла двери и окна Европе, чтобы заполнить демократический вакуум, и потоки гуманитарного груза хлынули к нам, чтобы продемонстрировать западное изобилие.

Это был какой-то шанс заработать деньги, а капитана не было. Не помню, кто нам предложил, но в один из дней мая на борт «Комарова» поднялся высокий мужчина лет шестидесяти. Он выглядел как выходец из питерской интеллигенции. Голос был полон низких нот и говорил громче обычного. Представился как Рэм Романович Марковский, преподаватель питерской мореходки, имеющий действующий допуск на право плавания капитаном. Он готов сходить один рейс с нами в границах Европы. Честно говоря, для нас это было посланием Бога. И мы не ошиблись. Он был настоящим капитаном. Как капитан, достойно выполнил свой долг. Скажу больше, он оказался порядочным человеком.

Рейс наш в Гамбург был провальный. Груз мы не привезли, так как делегация мэрии не была готова к такой деятельности. В дополнение, договорённость мэрии с властями Гамбурга оказалась несостоятельной. Мэрия Гамбурга оплачивала нам только стоянку у причала, а остальные портовые сборы должны оплачивать мы. Сумма оказалась значительная – 35 056 марок. Таких денег у нас не было. Капитан договорился с немцами не устраивать скандала и попросил поискать выход. Немцы согласились на оплату долга топливом. Мы вернулись в Питер. Дома мы были наказаны таможней за неправомерную продажу 200 т дизельного топлива портовым властям Гамбурга в счёт наших долгов. Я толком и не познакомился с капитаном. По отзывам, которые я слышал, он был известным капитаном. Ушёл с этой работы из-за капитанского недуга, любви к русскому национальному продукту.

Осенью 1993 г. мы ввязались в популярный тогда автомобильный бизнес. В поисках заработка денег согласились с одной частной туристической фирмой сходить в Киль за автомобилями. Всех клиентов оформили научными сотрудниками. Так делали почти все научные суда. В этот рейс Марковский идти отказался. Опыт предыдущего рейса ничего хорошего не обещал. А мы решили ещё раз рискнуть. Капитаном предложил себя старший помощник С.И. Бобков. Марковский сказал мне, что моряк он толковый и давно созрел в капитаны. У нас выбора не было, и мы согласились. Поход наш закончился снова полным провалом. В Киле нам не открыли границу, потому что в числе наших «научных сотрудников» оказалось несколько человек, которых разыскивала немецкая полиция. И самое главное, немцы считали, что все наши «научные сотрудники» не моряки и не имеют права пользоваться паспортом моряка. Все они могут посещать Германию только по гостевой визе. Я и капитан отсидел сутки в немецкой тюрьме, пока не заплатили штраф. Нас попросили покинуть Киль.

О морских качествах говорить не буду. Мы вернулись. Но Бобкову было наплевать на всё. При подготовке к рейсу он всё пустил на самотёк. Продукты закупал у фирм, владельцем которых был он. Додумался купить для судна старую картофелечистку в столовой, принадлежащей ему. Никаких мер по разрядке напряжённости при стоянке в порту Киль он не предпринимал. Действиями команды не руководил. Неопрятный внешний вид его и бестактное поведение очень раздражало полицейских, что в какой-то мере повлияло на решение, принятое немецкой стороной. В Санкт-Петербург, после открытия границы, он бросил судно, самовольно сошёл на берег и больше не появлялся. Вид у него был не капитанский. Он больше походил на расплодившихся тогда дельцов, рвавших своё с любого дела и считавших, что тот, у кого много денежных знаков, может не обращать внимания на дорожные.

Пока Владимир Львович инструктировал экипаж, я вообразил стоящих в таком же полукруге всех капитанов «Комарова», приписанного уже к Ленинградскому порту. Да, четыре года революционных событий! Нет СССР, нет КПСС. Делёж собственности и «прихватизация».

— Олег Максимович! Вас я попрошу поработать на мостике во время снятия с якорей. Вот с этого прибора, – капитан указал на лаг – измеритель скорости. Вы будете озвучивать скорость течения.

Я не сразу среагировал на обращение капитана и он, заметив, что я его не понял, сказал:

— В своих воспоминаниях вы обязательно расскажите об ответственнейшем поручении вам – сообщать капитану скорость приливного течения в Камбейском заливе во время снятия «Комарова» с якорей, – сказал капитан, демонстрируя свои белые крепкие зубы.

— Есть! Понял вас!

Я удивился, как он уловил моё состояние. И тут же у меня сформировался итог моих воспоминаний. Последний мастер был самой яркой фигурой среди балтийских капитанов. У него было больше времени, чем у других. Нет, я не прав. У Матюхина было почти 7 месяцев, но он может занять место только перед Бобковым.

Градский действительно держал бразды правления экипажем уверенно. Вот сегодня закончим «бичинг» благополучно и подведём окончательно итог.

Капитан продолжал:

— Ещё раз напоминаю, вещи должны быть упакованы и погружены в катер до прибытия лоцмана, который прибудет на судно в 19.30. Будем сниматься, и переходить к маяку Аланг. Готовность 20 мин объявляю в 18.00. Второму механику пригласить старшего индуса Хаманашу и ещё раз отработать спуск катера. Эта работа будет поручена ему. Напоминаю: любая оплошность может привести к большим неприятностям. Обязанности всех я объявил. У меня всё. Можно отдыхать.

Разрешите мне, – подал голос второй механик. Я думаю, что надо внести ясность, как нам будут оплачивать совмещение специальностей? В валюте или в рублях уже дома?

Неожиданная тема застала всех врасплох. Старший механик изумлённо посмотрел на второго и сказал:

— Интересная тема. Было бы неплохо и в валюте, и в рублях!

— А кто тебе сказал, Вова, что за это должны платить при «бичинге»? – спросил капитан.

— Подруга жены говорила, что её муж «гидрографа» гнал сюда же и им платили, – ответил второй механик.

— Я тебе, Вова, анекдот расскажу, а ты делай вывод. Жена говорит мужу: «Вот, Наташкин муж купил ей колготки узорчатые и сеточку для волос, а ты всё забываешь». «Ладно, — говорит муж, тоже Вова, – завтра куплю». Назавтра приходит в магазин и спрашивает у продавщицы: «У вас есть узорчатые колготки с сеточкой для волос?» Продавщица отвечает: «А не хотите ли вы брюки с коробочкой для яиц?»

Все засмеялись, и даже второй. Больше на эту тему разговоров не было. А второму, уж в который раз, всё это как с гуся вода.

Разошлись все по своим делам. Я шёл по коридору левого борта и заглядывал в открытые двери лабораторий и кают. Зашёл в лабораторию № 25 – центральный пост управления всем комплексом. Скелеты разобранных стоек и пультов, концы оборванных проводов и бумаги, обрывки таблиц, плакатов по всей палубе. – Ну, прощай! – подумал я. В каюте тоже порядка не было: приёмник работал. «Свобода» передавала программу «Россия вчера, сегодня, завтра». Журналист Стреляный своим поминальным голосом читал письма граждан СССР Михаилу Ивановичу Калинину о своих бедах и мерзком поведении ответственных работников. По капельке отравы на наше сознание. Отработанная система. Они стараются убедить нас в том, что с таким мрачным прошлым на светлое будущее рассчитывать нечего.

Перестроил приёмник на музыку. Надо отдохнуть. Решил пойти в бассейн, а потом попробовать уснуть. Жара в самом разгаре, но по-другому ничего не будет!

Индусы что-то собирали в лабораториях и сносили в одно из помещений, которое как-то старались закрыть. Тоже, наверное, боятся воровства после «бичинга». Проблемы у нас одни – воруют!

Лоцман прибыл точно в 19.30. Мастер дал команду всем занять места по расписанию. Скорость течение – 7 узл. Стали вирать (поднимать) якоря. Мощи брашпиля[19] не хватает. Я каждую минуту громко называю величину скорости течения. Мастер повернул машинный телеграф на малый ход. Брашпиль тужится, но судно стоит на месте. Я всё время выкрикиваю цифры величины скорости течения: 5, 7; 6,2; 6,9; ... и так далее. Уже прошло более получаса, а мы ещё не продвинулись ни на сантиметр. Мне уже кажется, что моя информация никому не нужна. Лоцман бегает с одного крыла на другое, капитан у открытого иллюминатора следит за работой на баке. Я пропустил несколько отсчётов скорости, и тут же голос капитана: Доложите скорость течения, Олег Максимович! Значит, информация нужна, и я тут полезен.

Капитан переговорил с лоцманом и повернул рукоятку телеграфа на средний ход. Все почувствовали: судно стронулось. Мастер всё внимание сосредоточил на работе брашпиля и скорости течения. Они со старшим механиком выбирали нужное число оборотов машины.

Снимались мы около 2 часов. Как потом объяснил мне Саша Шель, надо было исключить возможность запутать якорные цепи. Из клюзов было выложено по 8 смычек на каждый якорь, а смычка – 25 м. Течение сильное, и перехлестнуть цепи в таких условиях вполне возможно. Но всё закончилось благополучно. В 23.00 стали на якорь напротив маяка Аланг. Скорость течения была около 1 узл и медленно падала к нулю. Огней на берегу было много. Некоторые вспыхивали периодически. Один из огней принадлежал маяку Аланг, но какой из них Аланг, – я так и не понял. Лоцман ушёл на катере к месту выброски судна. Капитан дал команду отнести вещи в катер и отдыхать до 02.30.

Все разошлись по каютам. Ночь была без Луны. Облачность редкая, и звёзды были разбросаны по небу большими кучами. Береговые огни змейкой занимали небольшой кусок темноты горизонта. Там было место, где стояло несколько десятков различных судов и кораблей. Но это были не их огни. Лампочки принадлежали различным постройкам корабельной свалки, скрытой темнотой.

Перестелил постель, повернул все вентиляторы на кровать, прошёлся по каюте, выискивая забытые вещи. Ничего не обнаружил. Разделся до трусов и лёг на койку. Пытаюсь уснуть. Шум вентиляторов и музыка в приёмнике не дают сосредоточиться на чём-то одном. Мысли прыгают то в Питер, то в Москву, а то просто возникнет такая чепуха: самогон на «Комарове» варили с момента швартовных испытаний на Балтийском заводе до прибытия в Камбейский залив. И за 27 лет никто не проговорился – при наличии на борту двух политработников и представителя КГБ.

В приёмнике сменилась музыка, и самогонный аппарат пропал. А что там, в Питере? Саше Пономаренко я обещал уступить должность директора «Экоса-Конверсии». Варганов (наш верховный), считает его современным экономистом, и предложил мне уступить ему место. Я сказал, когда вернусь из рейса, сразу напишу заявление. А почему всё-таки он меня отодвигает? Ладно! Зачем сейчас об этом! Надоел этот металлический рок. Дотянулся до ручки настройки приёмника. Покрутил на нашу станцию «Россия». Стихи читают. Вот народ! Душу ему тревожат либо стихи, либо песня. А в приёмнике слышу последние слова:

 

Так, над вашей игрой – крупною

Между трупами – и –

куклами!

Не ощупана, не куплена,

Полыхая и пляша, –

Шестикрылая, радушная,

Между мнимыми – ниц! –

Сущая,

Не задушенная вашими тушами,

Ду-ша!

 

Эти строчки я услышал. Диктор сказал в конце, что читали стихи Марины Цветаевой. Что-то в них было тревожное и пережитое мной. Я не мог объяснить, что именно, но эти слова разогнали видения. Я стал проваливаться в страну снов.

— Олег Максимович! – прорвался в мягкую тишину голос капитана. Пора вставать, лоцман прибыл! Последний парад наступает! Забирайте всё, и на мостик.

Когда я поднялся на мостик, все уже были на своих местах. Лот показывал: скорость течения ноль. Наступило время самой полной воды. Я остался без работы и по этой причине стал заниматься с видеокамерой.

Якорь пошёл хорошо. По докладу с бака: Якорь в клюзе! Мастер повернул ручку машинного телеграфа на «самый полный». Лоцман был около Саши Шеля, стоящего на руле, и давал команды, какой надо держать курс. Я стоял у открытого лобового иллюминатора, пытаясь, что-нибудь отснять. Впереди была всё та же цепочка из огней. Теперь эти огни набегали на нас. Скорость растёт и уже близка к 14 узлам. Справа появилась чёрная тень. Проходим очень близко. Можно рассмотреть военное судно. Свет палубных фонарей растворяет тьму и вырывает очертания судов, стоящих вдоль нашего курса.

Береговые огни тоже вступили в борьбу с мраком. Впереди вырисовывается корпус огромного танкера. Кажется, что мы идём прямо на него. Машина даёт максимум оборотов. Главный дизель напрягается так, что корпус начинает дрожать. Тень танкера всё ближе и ближе. Береговые огни из расплывчатых пятен превращаются в фонари и прожектора. Миновали корму танкера и идём на расстоянии 10 м вдоль его борта. Послышался шорох. Мы касаемся песчаного дна. Сила шума нарастает. Мгновение – и мы остановились.

По инерции мы прижались к лобовой переборке. Со столов соскользнуло всё, что было не закреплено. Погасло основное освещение, включилось аварийное. Светит оно тускло и грустно. Только голоса людей и плеск воды под бортом нарушали наступившую тишину.

— Всё! Теперь быстро в катер, отлив начался. Если задержимся, то со шмотками будем пешком по мокрому песку добираться до автобусов! – громко сказал капитан.

Бегом мы пустились к катеру. Индус уже стоял у пульта управления спуском катера. Мы быстро забрались в катер. Мастер всех пересчитал и дал команду на спуск. Это была самая ответственная операция. Отказов за прошлые времена было достаточно. Мы сидели и ждали, когда катер коснётся воды. Отлив шёл с нарастающей скоростью. Вот дно катера стало на воду. Не отдаётся носовой гак. Там радист и старший механик. Капитан включает на всю возможную громкость своё командное устройство и отточенными флотскими фразами доводит до радиста и стармеха суть их задачи. Катер качается на волнах, бьётся о борт судна. Гак отдали. Тьма сплошная внутри катера. Теперь запустить двигатель. Слава Богу, это получилось сразу. Шель на руле. Идём. Понятия не имеем, что творится за бортом. Вот послышались голоса. Уменьшили обороты. Двигатель замолчал. Начали подавать в люки вещи. Вышли сами. Катер лагом стоит у берега. Вода уже ушла от этого места. На берегу несколько десятков индусов, полуобнажённых, босых, занимаются швартовкой катера и выгрузкой наших вещей. Индусы радуются, обнимаются, громко о чём-то говорят и смеются. Вот мы и на берегу.

Вся видимая поверхность воды покрыта кусками и крошкой от изоляции. Обнажившийся песок принял «Комаров» в стадо ещё похожих на суда чудищ на фоне кладбища скелетов, уже обглоданных соплеменников, и праха, что от них остаётся. Нас ведут вглубь берега. Идём между штабелями судовых конструкций и различных деталей. Вышли к офисным постройкам. Здесь много техники: краны, трактора, спецмашины и другие средства. Нас всех пригласили в офис, предложили воду, кофе. Время 04.30. Пытаюсь что-нибудь снимать. На улице очень темно. В бледно-сером мареве редких фонарей чуть-чуть просматриваются пятна шаров «Комарова». Пришёл автобус. Самолёт уходит в 10.30. Агент говорит, что надо выезжать. Нас ещё ждёт таможня, и необходимо завершить оформление документов.

Вот и всё. Автобус везёт нас в Бхавнагар, в гостиницу «Аполло». Название гостиницы символично для «Комарова». Программа «Аполлон» была причиной создания его, а эпохальные результаты её лишили возможности выполнить ему своё предназначение в лунной гонке. Потом был город Дели, самолёт, Москва, самолёт, Санкт-Петербург.

Конец 4-го тома

Том 1, Том 2, Том 3, Том 4


[2] Сармак — деньги, одесский жаргон.

[3] МСД – метры, сантиметры, дециметры

[4] В 1994 г. все четыре «Селены-М» ещё не были переданы в РКА, а КВВ и КПБ – не были «разоружены». Разговоров о постановке КВП в Калининград также не могло ещё быть. - >Прим. В.Прощенко

[5] Точнее – ок. 382 кг. - >Прим. В.Прощенко

[6] Москва. Комсомольский проспект – адрес СКИ ОМЭР АН СССР

[7] Планширь (англ. planksheer) — деревянные или металлические перила поверх судового леерного ограждения или фальшборта (фальшборт — продолжение борта выше открытой верхней палубы). — Прим. ред.

[8] Бхавнагар, город и порт на С.-З. Индии, в штате Гуджарат, на полуострове Катхиявар, на берегу Камбейского залива Аравийского моря. 212,6 тыс. жителей (1968). Транспортный узел. Имеется текстильная  и пищевая промышленность, металлообработка, производство химических удобрений, ручное производство одежды, музыкальных инструментов. Б. основан в 1723. — Прим. ред.

[9] Санскрит — древний литературный язык.

[10] Имеется в виду национальный музыкальный инструмент народов Крайнего Севера — варган. — Прим. ред.

[11] Кабельтов (голл. kabeltouw)  единица длины. 1 кабельтов = 0.1 мили (морской). 1 миля = 1852 м. — Прим. ред.

[12] Репитер — прибор (цифровой или аналоговый), который используются в качестве повторителя информации о курсе (или скорости) судна. — Прим. ред.

[13] Лаг (голл. lod) — навигационный прибор для определения скорости судна и пройденного им расстояния относительно воды. — Прим. ред.

[14] НАВИМ — навигационное сообщение метеорологическое.

[15] Нирвана (санскрит – успокоение, угасание, умирание) – центральное понятие буддизма и джайнизма, означающее высшее состояние, цель человеческих стремлений. Погрузиться в нирвану – отдаться состоянию полного покоя, блаженной расслабленности. — Прим. ред.

[16] Таль — механическое устройство для спуска-подъёма груза. — Прим. ред.

[17] В 1994 г. «Маршал Неделин» стоял в бухте Золотой Рог, в бухте Улисс – с 1996 г. - Прим. В.Прощенко

[18] Голем [евр. Goilom] — в еврейских фольклорных преданиях оживляемый магическими средствами глиняный великан, который послушно исполняет порученную ему работу, но может выйти из-под контроля своего создателя и погубить его. Голем отождествляется с массой, которая больше не хочет быть орудием сильных и имущих. — Прим. ред.

[19] Брашпиль (голл. braadspil) – судовая лебёдка с двумя барабанами на горизонтальном валу для подъёма якоря или швартовки. – Прим. ред.